скачать книгу бесплатно
– Это не выход!
Да, не выход! Но есть ли у вас, господа премудрые и говорливые, есть ли у вас ответ истинного, а не призрачного спасения, когда не слова помогут обрести мир чувств, а надёжная символика станет твёрдым камнем, а не шатким! Где и как скопить волю правильных решений, искромсанных прежде смертью крови на дыхании ада?
Что? нет достойного ответа?!
Совсем нет?
Ну?
Тогда не выказывайте свою глупость, не подсовывайте своих язв, пусть и осиянных благодатью всемогущественного света, а может и не света вовсе, а самою тьмой, от коей одни напасти да тревоги? Все, все живут не от своих желаний и условий, а от тех, которые предложены с момента рождения и потому всякие формы осуждений, пусть и нужных по виду, не прольют долю верности на дух, если уже изначала бытия в Книге Судьбы записано, кому и как определять меру смерти и меру жизни!
И записано не нашей (человеческою) волею, а Волею Создателя, с Которым тягаться бесцельно и бесполезно. Им всё стои?т и Им всё движется непрестанно! И к Нему же всё возвращается! Конечно, каждому творению из рода человеческих хочется для себя особенных и добротных благ, но коли там для него ничего не надумано, выискивать и ждать здесь – дело пустое и весьма бесплодное!
Судьба любая предстоит в воле Могущественного Бога. Он же Творец! и Ему, следовательно, распоряжаться всеми достоинствами или недостатками людскими. Мудрость приходит тоже от Него и приходит таинственным образом. Попробуй-ка, осиль её неизменные преимущества! Для этого предложена – жизнь и смерть! и вечность! Там и наша человеческая мудрость себя проявит правильно.
Ой, ли?!
Предложит что ль?
Обязательно! Потому что мудрость расходует свои запасы совершенно по другим критериям, нежели смерть. Но мудрость может поймать только тот, кому она необходима, жизненно необходима. А кто лишь сетует на боль и бранит судьбу, у того мудрость не уживается.
Генка не бранит и судьбу уже… Слова обречены войной… Кровь смыла всё самое лучшее, а без крови душа чернеет при сводке безрадостного движения. Нет, кровушка-то есть, но она у него уже прогорклая. Из такой не сотворишь объём живительной влаги.
– Пора в мир иной…
Уже? Так скоро? Может и пора…
Не нам рассуждать о времени о событиях случающихся с нами… Мы лишь находимся во власти всего этого! Но вот встретит ли Тот мир тебя, Генка, не отчуждённостью и воспалением, а соизволенным достоинством и почётной доблестью любви?!
А зачем голову ломать? Пусть встретит то, что встретит… Решил, так решил… А решения не обсуждаются на земле верным чутьём… Они уже закодированы небом возмездия, когда первый Адам и первая Ева пророчили всему человечеству ад.
Спасибо что ль?!
За что?
А ни за что! Просто так.
Ох, и не охота говорить такую суть. Не охота, а говорится почему-то! И не просто говорится, а как-то истекает изнутри, словно жаждет запечатлеть нечто особенное и полезное. Так и запечатлевает и пользу приносит! Что? Что же, что теперь делать мужику не на закате дня, а на рассвете утра? И утро будет орущим и мрачным… И будет оно стягивать петлю на шее весьма болезненно…
Ох… И тяжко ж…
Эй…
Никого…
Совсем что ли никого?
Ничего себе…
Кто-нибудь, отзовись!
Не отзывается…
Совсем никто… Никто!
Ну, хотя бы кто-нибудь…
Но и кто-нибудь замер где-нибудь…
Эй…
Дайте мгновению чутьё…
Нет…
Не дают…
Тишина зловещая…
Тишина принудительная…
Тишина адская… И такая не щадящая, а ядовитая какая-то…
Не отравиться б…
Даже махонький вздох в эту минуту бы мог…
Но не может и…
Уже?
Ага… Вершится приговор судьбы…
Люди-и-и…
Нет людей!
А кто же есть?
Хоть кто-то откликнись на последний призыв Генки! Ведь решился, решился на поступок! Решился завершить свою земную идею в этот не благостный миг, который так же стих и увял, словно и не было никогда, словно и не звенел над ним так вольготно и так радостно, словно не зазывал на свободу и равенство! Помоги же ему теперь!
Но нет!
Не слышит!
Не помогает!
Не отзывается, отмалчивается, а кто-то, кто-то по-звериному лает над ухом и так противно, так скверно… И ещё запах… Этот запах смерти… О, какой же он отвратительный, дышать не даёт, думать не даёт, мысли заглатывает, слизывает с ума жадно…
Миновать?
Не минуешь…
Куда, куда все подевались?
Никого нет…никого…никого…
Но ведь кругом тысячи…миллионы…бессчётное множество, столько всего и всех… Но, нет, не спасут, не помогут, не подадут минутной передышки, потому что петля уже давит на горло существенным образом. Петля вычерчивает прямую… Или кривую?
Увы…
Гаснет миг…
Га-аснет!
А сознание в опале всех чувств!
Непростое решение
На потоке грядущего сентябрьского дня его звали Геннадием Александровичем… Мужик готовился уйти из этого мира в мир иной, как говорится. Такое непростое решение он обмыл волею целой жизни (ему исполнилось лишь 37 лет), но жизни, которая погасила все параметры чувственной многоликости оскудевших мыслей и желаний.
Высоцкий пел во время своё: «…С меня при цифре 37 в момент слетает хмель, вот и сейчас, как холодом подуло, под эту цифру Пушкин заказал себе дуэль, и Маяковский тоже лёг виском на дуло…» Вот и у Генки всё утеряло ценность жития, и ценность всякого пробуждения на всякой рождённой мысли. Утеряло окончательно и бесповоротно! Ждать больше нечего! Истощились усилия. И остался лишь один путь, пусть и неприятный, но дожить-то его тоже необходимо. И доживёт…
День, как день. Светлый, в солнечной душе захмелевшего вечера, ведь приближалась смерть, порог явной непредсказуемости и тайного испытания. А смерть иных ощущений не преподносит, кроме метаний о смысле, есть ли он там или там ничего быть не может?! Мечется, мечется безудержный ум по просторам неземным, да и там не находит своего желаемого успокоения. Только усиливается страх обречённого в конец чувства.
Небесная синь разлита в огненных лучах душевных наименований при сложном водовороте многоликих событий, кои множатся и множатся и множатся постоянно. Бог сложил множественные образы на всяком дыхании и сложил для определённой цели.
Дышит утреннее Солнце, дышит Луна на приливах ночи и воздыхают все Звёздные силы, они тоже одушевлённые на цвете словом Жизни! И одушевлены не просто так, ради пустой забавы. В них заложена воля разума человеческой устремлённости! Именно поэтому, когда смотришь в величественность любого небо, то душа тоскует, потому что она божественным светом сложена! И печаль её в том, что осталось там, на пороге недоступности.
Итак, знаменательность оформившихся суток размылась волею скучающего мрака, но омылась весьма реально, достаточно загадочно и, ой, как же страшно. Реально в связи с закономерностью, всем приходится умирать! Загадочно, потому что неизвестна Образность Творца, а страшна, потому что вливаться в образ творческого восприятия весьма несвойственно человеку, которого отторгла сама жизнь.
Генке уже 37. Генке всего 37. Мало, чтобы умереть? Или много, чтобы жить на страстях изломанного сознания и болезненного тела? О! такую долю успеха или позора – определит идея Вечности. А ныне, ныне не это обстоятельство кричит о своём впечатлении! Но кричит громко! Услышь его! Услышь же…
Эй, слово! Укрепи могущество боли и страха в душе погибающего мужика, рождённого для всеобщего счастья, а возросшего для личной борьбы и покрывшегося смертным достатком! Да-да, несомненно, борьба всем определена и внесена в идею жизнелюбия, но ведь есть и всеобщие принадлежности радости, а не одной печали.
Где же доля этого всеобщего равенства? Почему спит на жажде исковерканного безволия? Или не спит? Почему порог мук и страданий разлит перед ним так явственно и так обречённо?! Или он проклят временем земли? Или…
Кто, кто же ответит на восставший вопрос непознанного времени, тяготеющего над человеком, желавшего радости счастья, а вкусившего волю тьмы, вкусившего для чего-то?! Может, ответишь ты, Время, или тоже нет ответа?
Эй, смелые и непринуждённые, ответьте…
Не отвечают…
Почему молчите?
Нет и вы, вы тоже не в силах подать желанное успокоение и торжество, тогда и не в праве осуждать злодеяние, которое бьётся возле вас или проходит мимо… Или помогите, или отступите и помолитесь тихо. Но не судите, не ваша воля!
Двадцать четыре часа Генка готовился к событию, которое полностью осквернило и парализовало вспотевший и вскипевший мозг. Пребывал в ясном помышлении малые миги, но именно на них и складывались дела последних и завершающих шагов странствия на чужбине. Именно на чужбине, хотя эту огромную планету и принято считать собственностью души.
Но Земля, предложенная нам в пользование – это всеобъемлющая доля любых страстей и болезней, смертей и разврата, а на таких условиях она уже не Родина, не Отечество, она чужая, незнакомая Земля! Отечество наше, человеческое, не здесь, оно там – у Бога.
Или сомнение сеется?
Коли Бог именуется Творцом, то Он вне Земли, так как сама земная непригодность есть часть сотворческого плана… А раз так, то и нам жить с Ним вне всего нынешнего… И Бога надо понимать не как что-то человеческое, а как Необъятное совладение Слова живого!
Итак, приближавшийся рассвет нового везения или невезения пробудил историю чёрной слезы. Генка не спал в эту ночь. Он то и дело закрывал и открывал свои большие глаза, которые прежде были синими озёрами, а сейчас и поблёкли от неправильного жития и из озёр стали мелкой лужицей, такой безжизненной и выцветшей. Потирал руками эту невзрачную лужицу до боли и подумал на прихлынувшем волнении:
– Обнять бы Светку…
О! он любил её на чувстве дикой страсти и ревности, но сам, сам разбил волю добытого чуда, и теперь вот лежит на смятой кровати один с тяжёлым дыханием не утвердившейся житухи, которая, ко всему прочему, ржёт над ним озверело и дико.
Счёт искусно отмерял мгновения.
Час…
Минута…
Секунда…
Есть ли что ещё? Есть, но умом не постигнуть, не уловить, не выведать. Время текло, бежало, прыгало, вся правда где-то растерялась на закате не умершего, но умирающего века. Печать пьянства вскружила не одну голову, она опалила все чувства больного тела и больного ума. Пить начал там, пить по-настоящему… А потом, потом лишь укрепилась жажда. Азы были на возрасте, их семена посеяны, когда домашний очаг осыпал его свет мраком, а друзья лишь усиливали волю растущих чувств.
Постепенность и ритмичная основа неблагоприятной воли расстелила ковёр плодоносного расцвета хаоса и мальчик, опоенный войною и кровью, окончательно испёкся в пьяном дыму и угаре. Все эти нестройные мыслишки как-то осиротело и убого просверлили изломанный ум.
– Пить не буду, – твёрдо решил он. И неспешно, словно старый измученный дед, встал на затёкшие ноги. Осколок после ранения снова зашевелился. Боль мгновенно сдавила опалённые виски. Опять вспомнился тот день афганской войны…
Жарилось солнце на знойном песке. Невыносимая духота испепеляла основу мозгов. Плюс шестьдесят… Попробуй, высвети мудрую веру раскалённого чувства, когда клокочет и дыбится кровяная завеса смерти на чёрном дыхании ада…
Не высвечивается…
Выпили спирту… И в атаку… Повсюду вой снарядов и крики, стоны умирающих бойцов. Нет, не отчаяние бурлило посреди хаоса невнятного и чудовищного бессмыслия, а преодоление чего-то ужасного и необъяснимого. Вырваться бы… Не могли…
– Командир, что делать?! Приказывай… – Вопли рассыпались под райские мелодии блаженной весны! Но и блаженность чужеродная и сама весна отчего-то скалилась злостно и яростно, словно её щекотали костлявые руки Ада.
А что делать? Идти к своему долгу службы, она поставила тебя, человек, на боль и теперь испей её дух с надрывом своего, только своего ощущения, ради которого ты получил титул воина, а не варвара. Рвутся образы звуков насильственно и омертвляют волю молодости, смывая цвет любви и мира с сердца, покрытого мраком клокочущей бездны. И спирт не берёт, глотаешь в трезвости бездарное пробуждение хаоса и издыхаешь тоже трезвым.
Огонь… Шум… Брань… Вокруг – царственная смерть. Она лобзает души убитых солдат, убитых ни за что… Подвиг ради пустоты… Но это, действительно, подвиг, который достоин награды… Награды – жить! А приходится умирать… Умирать в такой солнечный, синий день под пение ликующих птиц…
Откуда ты, птица, взялась, откуда прилетела и для какой радости? Не радость здесь, а боль… Дай крылья, чтоб взмыть под облака вместе с тобой и воспарить в вышину вдохновенного простора, где нет смятения и тревог, где посеяна слава любви!
Атака… Вой… Мат… Проклятия… Ужас… Мины… Река крови… Хочешь нырнуть в эту реку и проплыть хотя бы несколько метров?! Не охота? А и им тоже не охота, а надо… Кто-то сказал, что надо, парни, а парни такие молодые…
Захмелела плоть…
– Надо выпить…
Время бежит и бежит неизвестно куда, но торопится, будто бы хочет догнать утерянное и непризнанное ещё, оно не подвластно никому, если только не переменит Бог его возможности. Нет, ныне не переменит… Не наступил черёд совладения по вечному движению… Не наступил пока. Дух измученного Генки мечется туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда… Он натягивает спортивные штаны, идёт на кухню.
В горле сухость. Жжёт сердце. Глаза ищут пойло… Вчера было, оставалось немного. Или отец спрятал? Уже трясёт… Руки интуитивно схватили стакан. Пусто. В бутылке – только капли, не спасут… Слюна горчит, а душа мается и рвёт кожу. Открыл стол, и там нет. Только продукты, но от них тошнит.
