Страсти старухи Кефировой. Повесть

скачать книгу бесплатно


А что дальше было, расскажу потом, когда отдохну.

Гл. 5. Страсти в курятнике

Где твой рожок, пастух?

Играет солнце на свежих листьях

Крапивы… Жгучая радость утра.

Подойдя к двери невысокого курятника, егерь остановился и показал мне на задвижку.

– Никаноровна, закрывать тебя или нет? Мы, конечно, ведро тебе поставим, но вдруг ты захочешь ночью пройтись до уборной? Вон она, рядом с хлевом. Пять шагов. Собаки на цепи, цепь сюда не достает. Ходи по огороду смело! Можешь и горохом полакомиться, нынче его много. Он у нас сладкий. Гоша уже пробовал, мы его видали.

Зинаида все-таки обращалась ко мне на «вы».

– Вы, Никаноровна, можете в любой момент вернуться в дом. Только стукните нам в окно спальни – мы откроем.

Я туго соображаю, поэтому часто у меня получается большая театральная пауза. Они думают, что я уже расхотела лезть в курятник, потому и медлю. А я думаю, хорошо это или плохо, что меня могут запереть снаружи на задвижку. Ведь я только сейчас осознала, что изнутри запоров нет. Не петух же будет запираться на ночь. А как же я? У меня не будет даже возможности накинуть крюк на железную петлю! Я остаюсь беззащитная перед проникновением любого маньяка. Нет, надо что-то придумать. Какой там огород, какой там сортир. Дайте мне ведро, петуха я не стесняюсь, как и он меня – гадит небось направо и налево. И заприте меня не просто на задвижку, а и на замок! Ключом!

Егерь снова поскреб щетинистый подбородок.

– Нет, Никаноровна, на замок не сможем, все-таки ты живой человек, нам совесть не позволит. Да и на задвижку не надо. А кого ты боишься-то? Если к курям залезет хорь, или лиса прокрадется, то они подкопают, замком их не отпугнешь. А человек сюда не сунется: охота ради двух-трех яиц лезть на рожон? ведь я пристрелю, если кто полезет. Ружье мое всегда в изголовье у кровати.

Боже мой! Какой опасности подвергается мой геолог! А я еще стих выдумала: вот бы пальнуть ему в задницу! Как в воду глядела!

– Хорошо, – говорю, – и на задвижку не запирайте. Я уже чувствую, что буду ходить ночью по огороду и бегать в сортир. Только не стреляйте. Я ведь могу и в хламье ходить, которое с собой привезла. Вылитый мужик. Можете принять за вора.

Наконец-то егерь открыл скрипучую дверь курятника, и мы шагнули внутрь. Внутри было довольно просторно. Запахи я эти знаю, мне они не страшны. Вот он, дух деревни! Штук двенадцать белых кур спокойно дремали на насесте. В самом углу на насесте сидел кто-то большой, как индюк, рыжий, с красным гребнем. В жизни я не видала таких огромных петухов.

– А где же ваш Петя? у вас же был такой белый петушок…

– Петю задрал хорь, сволочь. Вот купили Ирода. Ирод задерет любого хоря, потому и терпим. Просто зверь, а не петух. Приходится держать на кольце.

Ирод уже не дремал. Он беспокойно двигал своей петушиной башкой с трясущимся гребнем, то вытягивая длинную шею, то убирая ее, как трансформер. Он уже похрипывал и часто дышал. И вдруг он взлетел с насеста, хлопнув огромными крыльями, и чуть не сбил меня с ног. Хорошо, что одна нога у него была обвязана толстой веревкой, настоящим канатом, и двухметровый канат этот железным кольцом на конце был накинут на ржавый крюк в стене, рядом с насестом. Ироду чуть-чуть не хватило каната, чтобы приземлиться на меня. Егерь выхватил удочку из моих ослабевших рук и долбанул ею Ирода по спине.

– Тварь! Божия… Сиди смирно, гад, пошел на насест! Я те задам! И он еще раз долбанул захрипевшего Ирода по жирной бочине, да подкинул его сапогом на насест.

Я молчала в потрясении. Моя удочка! Как она пригодилась! Вот ее судьба! Или сломать спину Ироду, или сломаться напополам! Егерь присмотрелся, что он держит в руках.

– Никаноровна! А ведь это удочка! а я думал, тросточка твоя! Дубинку-то я у порога оставил, забыл, что без нее к Ироду лучше не заходить.

И он стал с любопытством осматривать мою удочку, уцелевшую в бою с Иродом.

– А зачем она тебе?

И тогда мой внутренний голос подсказал мне единственно правильный ответ.

– Да нашла на дороге. Сошла с автобуса, а она возле остановки и лежит. Кто-то забыл, уезжая. Не пропадать же добру.

– А ты разве с автобуса сошла? Вроде он сегодня прошел не останавливаясь, никто не сходил.

Во дает, сквозь лес видит за пятьсот метров, кто сходит с автобуса. Надо врать дальше.

– А я сошла на предыдущей остановке, перепутала деревни. Вот там удочка и валялась. Пришлось бы мне три километра чапать по шоссе – хорошо, красная машина подхватила.

Зинаида подала голос.

– А там только старуха Мокеиха живет. Надо ей вернуть удочку. Сама она не ловит, а внуки к ней приезжали. Побросали вещи, растяпы. Видать, напихала им солений-варений, сто узлов.

Ну, еще чего не хватало, мою удочку отдавать Мокеихе. Я осмелела и буркнула:

– Нет уж, не отдам теперь. Что с возу упало, то пропало. Буду учиться рыбу ловить.

Егерь засмеялся:

– Молодец, Никаноровна. Правильно рассуждаешь. В сельской местности такой закон: если видишь, что плохо лежит у других, положи это хорошо у себя!

Он ловко метнул одеяла на копну сена в дальнем углу, а Зинаида бросила туда подушку. А я рюкзак с петардами. В самый угол, в сено я вонзила свою удочку. Пусть стоит в изголовье, как ружье у егеря. Егерь вздохнул и как-то грустно сказал:

– Ну, отдыхай тут, Никаноровна. Располагайся. Если что, мы рядом. А Зинаида извиняющимся голосом добавила:

– Если что, возвращайтесь в дом… Спокойной вам ночи…

Хорошо, хорошо, ступайте уже. Я определилась: ночую здесь!

– И вам спокойной ночи. Не волнуйтесь за меня.

Заскрипела дверь курятника, и послышались удаляющиеся шаги Юрия и Зинаиды. Потом хлопнула дверь избы. До нее метров десять.

Я залезла на копну и уселась, обмотавшись одеялом. Все это было так волнующе, так романтично! Душистый запах свежего сена перебивал куриные ароматы. А давно я не кувыркалась в сене, со времен молодости! Вспомнилось детство, когда мы прятались на сеновале от бабушки и там хрустели то горохом, то морковкой. Нет, гороха я не хочу. В рюкзаке у меня лежит кусок копченой колбасы, если проголодаюсь – достану и буду блаженствовать. Надеюсь, петух не ринется отнимать у меня колбасу.

А петух и не собирался засыпать. Он злился. Обиженные за него куры тоже изредка квохтали. Похоже, этот петух не уважал егеря и заточил на него клюв. Если отвяжется, или канат перетрется, я буду первой жертвой Ирода, а егерь —второй. А геолог – третьей, если он уже затаился на огороде, высмотрев меня или свежие яйца в глубине курятника.

Не убить ли мне этого Ирода, пока он не напал на меня во сне? И свалить на хоря? Удочкой я вряд ли его убью, даже если долбану по шее. Вон у двери торчат воткнутые в землю вилы. Пожалуй, вооруженная вилами, я еще могу напасть на Ирода. Главное, чтоб он не орал. А он заорет. Или я заору, не справившись с окровавленным разъяренным Иродом. И тут прибегут егерь с женой и поймут настоящую цель моего проникновения в курятник… И куда я пойду ночью? Вот они, леденящие сцены, наконец-то. А то я уж думала, что их не будет.

Вытянув свои усталые руки, ноги и остальное, я наконец нашла удобную позу на сене. Спать не хотелось, хотя и совершенно стемнело. Точнее сказать, ужасно стемнело, нависла черная ночь. И я валялась в курятнике там, где на сто верст вокруг во всей тайге под слабо мерцающими звездами было только несколько человек, в основном дряхлых аборигенов. Цой знал про космоса черные дыры…