Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды

скачать книгу бесплатно


В ноябре 1928 года он удостоился похвального отзыва вместе с будущим философом А.Д. Айером в Richards English Essay Prize, а в апреле 1929 года стал вторым в конкурсе по истории Rosebery[52 - В том году он заболел, и победителем стал Кон О’Нейл, впоследствии видный дипломат, а будущий глава либералов Джо Гримонд был пятым.].

В Рождество 1928 года Роберт Берли писал воспитателю Бёрджесса Фрэнку Доббсу: «В настоящее время он увлечен самыми разными идеями, и он находит весьма нездоровое удовольствие в игре слов и честертонских сравнениях, однако вполне вменяем и, по сути своей, сдержан, поэтому я не думаю, что это имеет большое значение. Прекрасно то, что у него своя голова на плечах. Приятно видеть человека начитанного, увлекающегося, которому есть что сказать о многих вещах – от Вермеера до Мередита. К тому же он живой, веселый и щедрый человек. Думаю, у него хороший характер… У него все должно быть хорошо»[53 - Роберт Бирли Фрэнку Доббсу, 14 декабря 1928 г., см.: Driberg, p. 11.].

После смерти Малколма семья продолжала жить в Уэст-Меоне, хотя она ненадолго переезжала в Олд-Барн – в Чиддинг-фолде – в начале итонской карьеры Бёрджесса. Каникулы он, как правило, проводил в Гэмпшире. Отклонение случилось лишь в апреле 1929 года, когда Бёрджесс, его брат и их мать отплыли из Саутгемптона через Танжер, сопровождая родственника, сахарозаводчика по имени Джон Беннетт Криспин Бёрджесс в Индонезию. Вернулись они спустя три недели, сделав остановку в Коломбо[54 - Списки пассажиров, родословная.].

Не вполне ясно, когда именно Бёрджесс осознал свои гомосексуальные склонности и каким был его сексуальный опыт в Итоне. Позднее он рассказал русским, что стал гомосексуалистом в Итоне, где это было обычным явлением и даже воспитатели нередко совращали мальчиков. В более позднем сценарии фильма «Влияние», написанном Горонви Рисом, его бьют за сексуальные домогательства к мальчику. Гомосексуальность, определенно, не была редкостью. О ней пишут в мемуарах многие старые итонцы. И представляется маловероятным, чтобы весьма привлекательный Бёрджесс остался незамеченным. Позднее он рассказал другу, что отпрыск аристократической семьи пивоваров Гиннесс был по уши влюблен в него. На двери маленькой комнаты младшего мальчика в доме Доббса была повешена табличка: «Гиннесс хорош для тебя»[55 - Leitch, p. 65.].

Иллюстрация Бёрджесса в «Миксд Грил», 4 июня 1930 г.

Однако рассказы современников предполагают, что если Бёрджесс и был гомосексуалистом, то в высшей степени осмотрительным. Дик Беддингтон, один из ближайших друзей Бёрджесса в Итоне, не заметил никаких признаков и лишь чувствовал, что это человек скрытный, тщательно хранивший в тайне отдельные аспекты своей личной жизни. Майкл Берри говорил Эндрю Бойлу, что считает Бёрджесса гомосексуалистом[56 - Майкл Берри Бойлу, 26 апреля 1977 г., Boyle Papers 9429/1G/143.], а Эван Джеймс предполагал, что, возможно, он испробовал этот опыт, «но, если бы он занимался этим регулярно, я бы, наверное, услышал»[57 - Эван Джеймс Бойлу, 4 июля 1977 г., Boyle Papers 9429/1G/143.].

Лорд Коули, относившийся к тому же дому, говорил: «Бёрджесс всегда казался вежливым малым, и я никогда не слышал ничего о его гомосексуальности»[58 - Лорд Коули автору, 12 октября 1998 г.]. Лорд Гастингс утверждал, что, «возможно, он был гомосексуалистом, но довольно много мальчиков имели мягкие гомосексуальные контакты (которые никогда не были оральными, к примеру) и впоследствии выросли совершенно нормальными людьми»[59 - Лорд Гастингс автору, 10 января 1999 г.].

Воспоминания современников о Бёрджессе очень разные. Многие говорят о его непопулярности, чувстве неполноценности, одиночестве. А другие вспоминают его добросердечность и теплоту. Диаметрально противоположные взгляды на Бёрджесса были характерной чертой всей его двойной жизни. Лорд Гастингс писал: «Трудно анализировать характер мальчика, если ты не принадлежишь к тому же дому, но мне представляется, что Гаю не хватало уверенности в себе. Он пытался понравиться всем, а это редко приводит к популярности»[60 - Лорд Гастингс автору, 9 февраля 1999 г.]. Майкл Легг считал его «легким человеком, совершенно лишенным застенчивости, и сильной личностью»[61 - Майкл Легге, письмо автору, 17 августа 2000 г.]. А Дэвид Филиппс, другой его сверстник, думал, что в Бёрджессе есть «немного от одиночки, немного от бунтаря. Его считали левым и «белой вороной» в части социальных и политических взглядов»[62 - Телефонный разговор Дэвида Филиппса с автором, 28 октября 1998 г.].

Уильяму Сеймуру, соседу семейства Бёрджесс в Уэст-Меоне, мальчик нравился. Он запомнился ему как яркий человек, остро интересующийся политикой[63 - Уильям Сеймур автору, 25 августа 2000 г.]. Другой соученик, Мак Джонсон, просто утверждал, что Бёрджесс был «добрым и дружелюбным к маленьким мальчикам»[64 - Марк Джонсон автору, 11 августа 2000 г.].

Эвелин тяжело пережила смерть мужа и в течение четырех лет жила в уединении, но в конце 1928 года она встретила отставного офицера Джона Бассета, и в июле следующего года они поженились в церкви Святого Мартина «что в полях» на Трафальгарской площади. Гай и Найджел узнали о предстоящем бракосочетании не от матери, а от воспитателя[65 - Тони Бёрджесс автору.].

Новый муж Эвелин, Джон Бассет, был на семь лет ее старше. Он вышел в отставку в звании подполковника в 1920-х годах. Пара разделяла увлечение скачками, которое, если говорить о Джоне, включало игру на тотализаторе. На вопрос, чем занимается его новый отчим, Гай Бёрджесс, как правило, серьезно отвечал: «Боюсь, он профессиональный игрок». На самом деле Бассет был не просто игроком. Он сделал хорошую военную карьеру. В составе Королевского Беркширского полка служил в Восточной Африке, в Судане, где управлял провинцией Абиссиния, а во время бурской войны работал вместе с Лоуренсом Аравийским. За участие в Первой мировой войне он получил орден Почетного легиона, орден Британской империи и орден «За заслуги», что, безусловно, затмевает орден Нила 4-го класса, полученный Малколмом.

Бёрджесс вернулся в Итон в сентябре 1929 года – это был его последний год обучения – он стал одним из шести мальчиков, выбранных для произнесения речей 5 октября. Он предпочел отрывок из «Истории мистера Полли» Г. Уэллса, на что в издании «Итон колледж кроникл» появился следующий отзыв: «Он хорошо обозначил кульминацию, но плохая дикция не позволяла хорошо его слышать»[66 - Eton College Chronicle, 10 October 1929.].

Бёрджесс всегда много читал, но теперь его чтение стало в высшей степени политизированным. Можно отметить произведения Артура Моррисона «Дыра в стене» и «Хроники гнусных улиц», а также Александра Патерсона «За мостом», где показаны условия жизни в лондонском Ист-Энде. На формирование политических взглядов Бёрджесса повлияло стремление его учителя истории – Роберта Берли – к социальной справедливости. Визит представителя профсоюза докеров школу и его рассказ о неравенстве между богатыми и бедными укрепил растущий интерес юноши к радикальной политике[67 - Driberg, p. 12.].

Он вступил в политическое общество, которое встречалось по средам в библиотеке, где выступал Хиллэр Бэлок с рассказом об упадке парламентаризма в Центральной Европе, Г.К. Честертон с речью о демократии и Пол Гор-Бут, говоривший о русском большевизме[68 - Гор-Бут позже служил с Бёрджессом в Вашингтоне, но подозрения в шпионаже не помешали ему стать заместителем министра иностранных дел, 1965–1969.]. В июле 1929 года Бёрджесс был выбран в комитет, секретарем которого стал его друг Дик Беддингтон. Представляется очевидным, что некое происшествие в мае 1930 года привело к решению об «исключении мистер Бёрджесса из комитета» и его просьба о восстановлении была отвергнута. Все это предполагает какие-то разногласия. Впоследствии Бёрджесс утверждал, что избрание лейбористского правительства в 1929 году «произвело впечатление» на него, и он высказался «в пользу социализма в разговоре с сыном американского миллионера» Роберта Гранта[69 - Eton Archives, SCH/SOC/Pol/1.].

Он проявлял большую активность в недавно возрожденном дискуссионном обществе, которое собиралось по понедельникам. 3 октября 1929 года оно обсуждало, хороша или плоха английская система общеобразовательных средних школ, а 10 октября оно решало, можно ли считать Россию страной будущего. 25 октября, когда полицейские отряды по охране общественного порядка разгоняли толпы на Уолл-стрит, Бёрджесс участвовал в дискуссии, «нужны ли радикальные перемены в Итоне, учитывая подъем социализма». Предложение было внесено Дэвидом Хедли, и Бёрджесс его активно поддержал, хотя в итоге они остались в меньшинстве: 38 против 50.

Согласно Дику Беддингтону, светловолосый Дэвид Хедли – имевший рост 6 футов – был блестящим студентом. Он и Бёрджесс, безусловно, «составляли самую интересную пару в Итоне того времени»[70 - Интервью с Диком Беддингтоном, 27 ноября 1998 г.]. Хедли был футболистом, компанейским, веселым, симпатичным парнем, чемпионом игры в пристенок, обладателем многочисленных наград, редактором «Итон колледж кроникл», отличным гребцом. Предположительно, он был сексуальным партнером Бёрджесса.

К январю 1930 года Бёрджесс стал вторым – после Хедли – в шестом классе, войдя в десятку лучших учеников. В том же месяце Бёрджесс выиграл стипендию по истории в Тринити-колледже, Кембридж, а Хедли – по классической литературе в Королевском колледже, Кембридж.

По рассказу самого Бёрджесса, когда он встретился с экзаменаторами впоследствии, они сказали, что никогда раньше не давали открытую стипендию человеку, который знает так мало, как он. Очевидно, решение было принято в его пользу на основании одной исключительно многообещающей работы, касающейся Французской революции, в которой он высказал энергичное неодобрение Каслри[71 - Driberg, p. 15.].

Бёрджесс завоевал большинство итонских наград. Он был награжден цветами дома, был одним из лучших футболистов и лучшим пловцом. Также он был членом кооптированной Библиотеки (из старших учеников) в своем доме, где даже один черный шар исключал вступление. Это предполагает, что он был не таким уж непопулярным, хотя, относясь к шестому классу, мог быть капитаном дома[72 - Интервью с Кристофером Хантли, 24 августа 2000 г.].

Тем не менее один знак отличия ему никак не давался. Он не был членом элитного клуба «Поп», куда входило от двадцати четырех до двадцати восьми мальчиков. У них имелись определенные привилегии: они могли носить цветные жилеты, зонтики и бить палкой тех, кто в клуб не входил. Между сентябрем 1929 и маем 1930 года кандидатура Бёрджесса выдвигалась несколько раз. Его поручителями, среди прочих, были Дэвид Хедли и Майкл Берри. Его неудача могла объясняться вполне обычной причиной: в его доме уже было два члена клуба «Поп» – президент Роберт Грант – виртуоз ракетки, и Тони Берлейн, в течение трех лет защищавший за Итон калитку (в крикете)[73 - Грант уехал в Гарвард и выиграл в 1937 г. чемпионат по теннису среди любителей; Берлин стал журналистом «Дейли экспресс» и писателем и был убит в 1941 г.]. Бёрджесс был умен, но «Поп» отдавал предпочтения спортивным, а не академическим достижениям и аристократам, а не детям военных офицеров.

Это совершенно не удивило другого сверстника Бёрджесса – Питера Кальвокоресси: «Я не считаю странным тот факт, что он так и не попал в «Поп»: первоклассный игрок, исключительно хороший парень – он не был ни тем ни другим»[74 - Питер Кальвокоресси автору, 4 декабря 1998 г.]. Позже Берри признал: «Когда дошло дело до приема Бёрджесса, я, к своему удивлению, обнаружил, что он совершенно не популярен. Людям он не нравился»[75 - Leitch, p. 80.].

Несмотря на отсутствие членства в клубе «Поп», последние дни Гая Бёрджесса в Итоне были полны славы. Он играл заметную роль на школьном праздновании 4 июня, которое почтил присутствием король, пожаловавший офицерскому тренировочному корпусу новые цвета. Утром Гай Бёрджесс, одетый в бриджи и черные чулки, прочитал «Хорошие вещи» Саутвелла. В «Итон колледж кроникл» было отмечено: «Только два из прозаических отрывков пострадали, оттого что их читали слишком тихо. В случае с Бёрджессом проблема была в плохой дикции. Каталог «хороших вещей» – сложная идея для передачи. Он, однако, хорошо передал минорную тональность отрывка»[76 - Eton College Chronicle, 6 June 1930.]. Он сыграл сэра Кристофера Хаттона в «Критике» Шеридана, а несколько его шаржей попали в «Миксд Грил», журнал, изданный для этого дня. Вечером он греб на «Монархе», главной лодке процессии, в которой участвовали такие школьные знаменитости, как Хедли, Макгилликади и Грант.

Месяцем позже его карьера в Итоне была завершена. По результатам финальных экзаменов он получил именную стипендию Гладстона, а также написанный Джоном Морли двухтомник, посвященный жизни Гладстона и подписанный членом его семьи. Также он получил Geoffrey Gunther Memorial Prize за дизайн. В целом его школьная карьера была успешной. Роберт Берли позднее сказал Эндрю Бойлу, что Бёрджесс обладает даром смотреть в корень вопроса и в его работах нередко встречаются проницательные мысли. Все годы обучения в Итоне прошли без изъянов. Талантливый и вежливый, грамотно излагающий свои мысли, он избегал неприятностей. Никаких намеков на проступки или недостатки в характере. Член общества эссеистов, причем хороший. Он имел природную склонность к истории и хорошо зарекомендовал себя в Итоне[77 - Интервью Роберта Бирли с Бойлом, 18 апреля 1977 г., CUP 3841.].

Отношение Бёрджесса к школе было сложным. Стивен Рансимен, старый итонец, учивший его в Кембридже, впоследствии утверждал: «Он получил удовольствие в Итоне, хотя не любил его. И смеялся над ним»[78 - Интервью с сэром Стивеном Рансименом, 2 августа 1998 г.]. Тем не менее Бёрджесс сформировался как личность именно в Итоне. Там же он приобрел необходимые контакты. К школе он сохранил прочную эмоциональную привязанность. Позднее он заявил, что, хотя не одобрял «образовательную систему, частью которой является Итон», будучи старым итонцем, он сохранил «любовь к Итону как к месту и восхищение его либеральными методами». Он продолжал носить галстук старого итонца – и хвастался, что является одним из немногих старых итонцев, носивших галстук всю жизнь, – и нередко приезжал в школу, чтобы повидаться с Доббсом и Берли или посетить службу. Он вспоминал, как проводил летние выходные в ялике, пришвартованной у Лаксморз-Гарден[79 - Driberg, p. 14.].

Шарж Гая Бёрджесса в итонском журнале «Мотли», 10 июля 1931 г.

Глава 4. Студент Кембриджа

После месячного посещения родственников в Канаде вместе с матерью и Найджелом Гай Бёрджесс в начале октября 1930 года отправился в Кембридж – в Тринити-колледж – и получил комнату в доме 14 в Нью-Корт, недалеко от Грейт-Корт. Тринити-колледж, основанный Генрихом VIII в 1546 году, был самым величественным, богатым и обширным из кембриджских колледжей. Бёрджессу в это время было девятнадцать с половиной лет, иными словами, он был немного старше других студентов. К тому же он, несомненно, выглядел искушенным и эффектным. Кембридж был идеальным местом для него. Здесь он мог войти в определенные круги и, получив от матери щедрое содержание, насладиться интеллектуальными стимулами и сексуальной свободой. Он был богаче, чем многие его соученики.

Первым делом он стал членом эксклюзивного клуба «Питт», расположенного на Джисус-Лейн. Это был сущий рай для аристократов и отпрысков привилегированных семейств. Он там обедал каждый день с бутылочкой «Либфраумильх» 1921 года[80 - Driberg, p. 17.]. Он общался с некоторыми итонцами, однако, если верить Майклу Визи, тоже учившемуся и в Итоне, и в Кембридже, «хотя он пытался быть на дружеской ноге со старыми итонцами… они им не интересовались. Мои друзья считали его кичливым и ненадежным засранцем[81 - Письмо от Майкла Визи автору, 25 августа 2000 г.]. И наоборот: Майкл Грант, изучавший классическую литературу, описывал Бёрджесса как «популярного, особенно среди тех, кто был с ним в школе (я не был), главным образом, потому, что он был дружелюбным и веселым»[82 - Письмо от Майкла Гранта автору, 21 апреля 1999 г.].

В Тринити было несколько преподавателей-историков: Дж. Р.М. Батлер, опубликовавший «Историю Англии 1815–1918», впоследствии ставший профессором истории, кафедра которого учреждена королем, Джордж Китсон Кларк, а также Аутрам Евеннет, эксперт по вопросам контрреформации. И наконец, следует отметить преподобного Фредерика Симпсона, в 1911 году избранного членом научного общества Тринити и оставшегося таковым до самой смерти в 1974 году в возрасте девяноста лет. Симпсон был признанным автором двух томов из предположительно четырехтомного труда, посвященного жизни Наполеона. Он стал близким другом Бёрджесса.

Это был высокий темноволосый сутулый человек с угловатым лицом. Он всегда ходил в матерчатой кепке и свисающем сером шарфе. В юности он ходил по Английскому каналу на собственной одноместной яхте, а позже, став настоятелем собора, подверг сомнению божественность Иисуса. Он не был женат и часто посещал университетский бассейн, где студенты плавали обнаженными.

Стивен Рансимен, также бывший учителем Бёрджесса, находил своего студента «очень умным мальчиком». «Интересный ум, но крайне недисциплинированный. Такие иногда появляются в Итоне. Юный революционер. …В те дни он был довольно компанейским, правда немного неопрятным. Мне часто приходилось отсылать его, чтобы парень вычистил грязь из-под ногтей»[83 - Интервью с сэром Стивеном Рансименом, 2 августа 1998 г.].

Бёрджесс продолжал интересоваться историей и литературой. В конце первого семестра он был избран в историческое общество Тринити, в которое входило всего двадцать пять самых многообещающих студентов и выпускников. Бёрджесс регулярно посещал этот клуб. Среди прочих членов был Ким Филби, который годом раньше прибыл из Вестминстерской школы, где был стипендиатом. Членство в клубе оказало большое влияние на формирование политических взглядом Бёрджесса.

Вместе с Бёрджессом был избран Джим Лис, бывший шахтер из Ноттингема, выигравший профсоюзную стипендию в Тринити. Этот человек стал его другом на всю жизнь и оказывал на него радикализирующее влияние. Лис окончил школу в четырнадцать лет и был членом маленькой группы бывших шахтеров, которых поддерживал Фонд благосостояния шахтеров – Miners’ Welfare Fund. Этот лысоватый юноша в очках принадлежал к независимой Лейбористской партии. Позднее Бёрджесс признал, что Лис «многому научил его и растревожил совесть». Лис убеждал Бёрджесса: «Ты станешь первым, потому что твоя энергия еще не истощена жизнью, из-за классовых предрассудков экзаменаторов, и потому что ты сюда легко попал и не боишься. Я буду работать вдесятеро больше тебя, но стану только вторым».

Бёрджесс принял это, считая, что Лис знает больше. «Он был заинтересован в истине, а я – в блеске. Я сочинял эпиграммы, а он получал правильные ответы»[84 - Driberg, p. 18.]. Лис оказался прав. В первый же год Бёрджесс получил высший балл на экзамене – единственный из тринадцати историков Тринити.

Жервез Маркхэм, секретарь шекспировского общества Тринити, которое собиралось раз в две недели, чтобы прочитать очередную шекспировскую пьесу, позже писал о Бёрджессе: «Он был толстым, грубым и неопрятным. Мне приходят в голову определения «женоподобный» и «сластолюбец». Я только что посмотрел в словаре значения этих слов и убедился, что они характеризуют его в полной мере[85 - Возможно, лучше всего его описать как имеющего характеристики обоих полов и одержимого наслаждениями.]. Думаю, он презирал тех из нас, кто играл в традиционные игры и увлекался спортом. Я не могу связать его ни с одним видом физической деятельности на свежем воздухе. Перед моим мысленным взором он предстает сидящим в избыточно роскошной комнате, где пахнет ладаном (или это марихуана?)… Я помню бронзовую фигуру Будды, у которой, благодаря его манипуляциям, дым пошел из пупка. По его мнению, это было смешно, по-моему – отвратительно. Я не припомню, чтобы когда-то разговаривал с ним о политике, но помню, что он проявлял склонность к студентам, симпатизировавшим коммунистам. Но я не могу представить его себе имеющим «высокие идеалы» или трудящимся на благо человечества. Мне кажется, что он – эгоист до мозга костей, пекущийся исключительно о своих сомнительных удовольствиях»[86 - Письмо Жервеза Маркхэма автору, 2 октября 1998 г.].

Любовником Бёрджесса в первый год его пребывания в Кембридже был Джек Хантер, американец, который уже год изучал английский в Тринити. Его отцом был голливудский режиссер Т. Хейес Хантер, хотя сам Джек всегда утверждал, что является незаконным сыном Дугласа Фэрбэнкса[87 - Хантер стал сценаристом. Впоследствии он женился, осел в Кембридже и дожил до почтенного возраста 104 лет. «Гай всегда говорил, что он его лучший друг в Кембридже. Приятнейший человек». Питер Поллок автору, 17 ноября 1998 г.].

Преподаватель рисования в Итонском колледже Эрик Пауэлл предложил Бёрджессу, покидавшему Итон, отказаться от зарядки, сказав: «Если ты продолжишь делать зарядку сейчас, придется делать это всегда». Этот совет молодой человек принял, сделав исключение только для плавания. Но он продолжал интересоваться искусством и на неделе гребных гонок 1931 года в Кембридже нарисовал декорации для спектакля любительского драматического клуба Дэди Райлендса «Обращение капитана Брассбаунда» – по пьесе Бернарда Шоу. В нем играли Майкл Редгрейв, тогда президент ADC (Amateur Dramatic Club – любительский драматический клуб), и будущий телеведущий Артур Маршалл. Редгрейв вспоминал, что это были «очень хорошие декорации. Бёрджесс был одной из ярких звезд университетской сцены, судя по слухам способный приложить руки ко всему»[88 - Michael Redgrave, In My Mind’s Eye, Coronet edition, 1984, p. 90.].

Тем летом Бёрджесс впервые встретил Энтони Бланта, который окончил Тринити-колледж годом раньше с высшими баллами и был магистрантом. Они встретились на удивление поздно, тем более учитывая, что вращались в одних и тех же кругах. Их познакомил или Майкл Редгрейв, который редактировал студенческий журнал «Венчур» с Блантом, или Дэди Райлендс[89 - Джек Хьюит утверждает, что Бёрджесс впервые встретил Бланта, когда сдавал экзамен на стипендию, и его набросок Энтони сделан именно тогда. Впрочем, это представляется маловероятным. Интервью Хьюита, 5 марта 1984 г.].

«Тогда он мне не понравился, потому что он сразу начал говорить нескромные вещи о личной жизни людей, совершенно мне неизвестных, – вспоминал Блант. – Но когда я лучше узнал его, то не мог не восхититься живостью его ума и широтой интересов. Не было не одной темы, по которой ему нечего было сказать, и, хотя его идеи не всегда подтверждались доказательствами или были тщательно продуманными, в них было что-то, стимулирующее мышление, заставляющее ум его собеседника работать в новом направлении»[90 - British Library, Blunt Manuscript, ADD Ms 88902/1 handwritten addition, p. 14.].

Во многих отношениях Бёрджесс был противоположностью Бланта – скандальный, болтливый, нескромный, склонный к бунтарству, – но вместе с тем у них было много общих интересов. «Мне многое дали беседы с Гаем, – позже писал Блант. – Я часто ходил на выставки с ним и не знал других людей, с которыми мне было бы так интересно смотреть на картины или строения…»[91 - ADD MS 88902/1, p. 15.]

Их притягивал друг к другу и гомосексуализм, к которому оба испытывали склонность, однако неизвестно, были ли они любовниками. Питер Поллок и Джек Хьюит, которые спали и с Бёрджессом, и с Блантом, утверждали, что любовная связь между ними была невозможна, поскольку оба предпочитали «женскую» роль в половом акте. Однако брат Бланта Уилфрид говорил другу, что Энтони совратил именно Бёрджесс. Это же подтверждает Эндрю Бойл[92 - Christopher Mayhew, A War of Words, Tauris, 1988, p. 6, ‘Blunt “was Burgess’s lover”’, Observer, 13 January 1980.].

Бёрджесс, не скрывавший своих сексуальных предпочтений, часто играл роль сводника или отца-исповедника для своих друзей, сексуально освобождая их или лично (переспав с ними), или представив другим партнерам. Бланта он, определенно, познакомил с радостями агрессивного гомосексуализма. Энтони был очарован ярким, веселым, раскованным молодым человеком, который со знанием дела мог беседовать на самые разные темы. Джеффри, познакомившийся с Блантом при посредстве кембриджских геев, считал, что Бёрджесс освободил Бланта. По его мнению, «Гай олицетворял все то, что Энтони держал глубоко внутри себя»[93 - Интервью с Джеффри Райтом 9 февраля 2003 г.].

Роберт Берли, посетивший Бёрджесса тем летом, был шокирован, обнаружив собрание порнографических и марксистских трактатов на книжных полках его комнаты. Его бывший ученик явно изменился[94 - В Тринити ходили слухи, что Гай обладает коллекцией плеток и использует их в садомазохистских оргиях. Leitch, p. 93.].

После летних каникул Бёрджесс вернулся в Кембридж на второй год обучения. Этот период оказался в высшей степени политизированным ситуацией в мире. Безработица достигла 3 миллионов, произошел мятеж моряков в Инвергордоне, Великобритания была вынуждена отказаться от золотого стандарта, и Рамсей Макдональд сформировал многопартийное коалиционное национальное правительство. В то же самое время возрастала политическая нестабильность на континенте, особенно в Германии. Кембридж не был изолирован от всех этих событий, и его реакция выразилась как в открытой, так и в тайной деятельности. Летом 1931 года было сформировано социалистическое общество Кембриджского университета. Его организатором стал Гарри Дауэс, еще один бывший шахтер. Общество стало средоточием левого радикализма в университете, там было много коммунистов.

Важной фигурой был Дэвид Хейден Гест, сын политика-лейбориста. Он поступил в Тринити годом раньше Бёрджесса для изучения философии и математической логики у Людвига Витгенштайна. После двух семестров он перевелся в Университет Геттингена, привлеченный продвинутым преподаванием в нем философии. Там он стал свидетелем зарождения нацистского насилия и пришел к выводу, что только коммунизм может противостоять Гитлеру. По возвращении в Кембридж – после двухнедельного одиночного заключения в германской тюрьме за участие в коммунистической демонстрации – он вошел в холл колледжа с эмблемой серпа и молота в руке. Гест, в комнате которого почти не было мебели, зато на самом видном месте висел портрет Ленина, стал первым секретарем университетского отделения коммунистической партии, куда входили два преподавателя – Морис Добб и Рай Паскаль, а также Джим Лис[95 - Среди первых членов был Ричард Кларк, впоследствии чиновник Уайтхолла и отец политика Чарльза Кларка. По словам Чарльза Кларка, его отец часто ходил на футбол с Бёрджессом и Маклином. Интервью с Чарльзом Кларком, 27 февраля 2015 г.].

Добб был сыном богатого землевладельца из Глостершира. Он заинтересовался марксизмом во время обучения в школе Чартерхаус и в 1922 году вступил в коммунистическую партию. Он несколько раз бывал в СССР и часто выступал в Кембридже с речами о достижениях советского общества. У него была квартира в небольшом доме на Честертон-Лейн. Две другие квартиры в этом же доме занимали Рой Паскаль и Хью Сайкс Дэвис – оба марксисты. Поэтому их дом стал называться «Красный дом»[96 - Если верить H.S. Ferns, Reading from Left to Right, University of Toronto Press, 1983, p. 222, Паскалю было предложено стать советским агентом-вербовщиком, но он отказался.].

2 ноября на собрании в комнатах Джорджа Китсона Кларка Бёрджесс был избран в комитет исторического общества Тринити-колледжа и услышал выступление Добба, тогда преподавателя экономики из Пемброк-колледжа, на тему: «Коммунизм: политическая и историческая теория». Бёрджесс постепенно все больше интересовался марксистскими теориями, которые оформлялись в дискуссиях с современниками, такими как Лис, утверждавший, что компромисс с властями не работает и левые должны стать более радикальными. Большое влияние на него оказало прочтение труда Ленина «Государство и революция», полученного от Дэвида Геста. Двухтомник Симпсона о Наполеоне теперь сменил фундаментальный труд Карла Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта и классовая борьба во Франции».

Бёрджесс впоследствии утверждал, что его интерес к коммунизму имел «интеллектуальную и теоретическую, а не эмоциональную основу». Как один из предметов для сдачи экзамена по истории он изучал «теорию современного государства. Что такое государство – вопрос, в котором общее изучение истории тесно соприкасается с реальной жизнью». И Бёрджесс был уверен, что ему во многом поможет марксизм. 30 мая 1932 года это убеждение подверглось проверке. Он сдавал первую часть экзамена (Tripos) – работы по общеевропейской истории, английской конституционной и экономической истории. Спустя три недели были обнародованы результаты. Бёрджесс оказался среди пятнадцати лучших по университету[97 - Driberg, p. 18.].

У него возникла тесная дружба с преподавателем Стивеном Рансименом, холостяком и старым итонцем, бывшим на восемь лет старше Бёрджесса. Его комнаты в Нэвил-Корт были известны французскими гризайлевыми обоями 1820-х годов с изображениями Купидона и Психеи, изысканными безделушками и «зеленым попугайчиком по имени Бенедикт, которого он шлепал карандашом за плохое поведение»[98 - Obituary, The Times, 2 November 2000.]. У обоих мужчин было много общего: они разделяли интерес к литературе, истории и сплетням. Бёрджесс и Рансимен встречались практически каждый день с осени 1932 до 1934 года и почти наверняка были любовниками[99 - Рабочие дневники Рансимена, предположительно от Minoo Dinshaw.].

Рансимена волновали личные проблемы Бёрджесса и его поведение. Он вспоминал, как друзья студента старались умерить его пьянство. Он считал, что Бёрджессу не хватает уверенности в себе и «алкоголь дает ему силу вести себя плохо»[100 - Интервью со Стивеном Рансименом, 2 августа 1998 г.]. Впоследствии он утверждал, что спас Бёрджесса от исключения, а тот в благодарность подарил ему два маленьких черно-золотистых подсвечника эпохи Регентства, сделанные из эбонита и золоченой бронзы[101 - Письмо Десмонда Сьюарда автору, 23 августа 2013 г.].

В летние каникулы 1932 года Ранисмен пригласил Бёрджесса на шотландский остров Эгг, которым владела его семья. По мнению хозяина, Бёрджесс оказался «живым и приятным гостем»[102 - Интервью со Стивеном Рансименом, 2 августа 1998 г.]. Среди гостей также были: преподаватель католической истории Аутрам Евеннет с супругой; великолепная Анна Барнс (без мужа Джорджа) и другие студенты, по большей части гомосексуалисты. Они проводили каникулы загорая, читая и исследуя остров. Среди них был Джеффри Райт, член престижного клуба «Футлайт», которому Бёрджесс не понравился.

«Он был грязный человек – очень умный, проницательный, но агрессивный и грубый. Он никогда не упускал своего. …Он был лишен комплексов и, я уверен, не испытывал никакого неудобства из-за своей гомосексуальности. Он любил острые ощущения, ему нравилось находиться на грани… Любопытная, сказочная фигура»[103 - Интервью с Джеффри Райтом 9 февраля 2003 г. Впоследствии Райт стал писать музыкальные пьесы.].

В октябре Бёрджесс начал третий учебный год в Кембридже. Теперь он жил в М2 – больших комнатах на Грейт-Корт. Теперь он был обладателем награды колледжа за успехи в истории и стипендии графа Дерби, присуждаемой студенту колледжа, наиболее отличившемуся в экзаменах по истории.

Месяцем позже Бёрджесс стал членом общества апостолов, спонсируемого Энтони Блантом[104 - Тема – «Должен ли Блант стать рептилией?». Большинство, в том числе Бёрджесс, решили, что нет.]. Это общество – одно из самых известных тайных обществ в мире – было основано в 1820 году, как своего рода дискуссионный клуб, который привлекал самые яркие умы Кембриджа. Правда, большинство его членов учились только в двух колледжах – Королевском и Тринити. Высшая точка развития общества пришлась на начало XII столетия, когда среди его членов были философы Джордж Эдвард Мур и Бертран Рассел и математик Годври Харолд Харди, но впоследствии оно тоже считалось клубом суперинтеллектуалов, допускавшим в свои ряды только несколько членов в год.

Апостолы, как и многие подобные общества, имели свои ритуалы и собственный язык, что помогало им сохранить чувство исключительности. Потенциальные члены – их называли «эмбрионами» (зародышами) – сначала отбирались апостолом, а потом, если кандидатура получала одобрение, за нее поручался член общества – «отец». Первое собрание для нового члена было его «рождением». Он должен был дать клятву и после принятия в члены общества обращаться к другим апостолам – «брат».

Общество собиралась по субботам или в Тринити, или в Королевском колледже. Члены общества по очереди читали очерк по какому-либо философскому вопросу, утвержденному неделей раньше. После того как оратор заканчивал чтение, начиналась дискуссия. По завершении интеллектуальной прелюдии подавались сардины на тостах – известные как «киты». Общество также устраивали ежегодные обеды в Лондоне, на которые собирались апостолы и ангелы – члены общества, получившие крылья и покинувшие Кембридж.

В тот период, когда в Кембридже учился Бёрджесс, среди апостолов, многие из которых были гомосексуалистами, находились королевский профессор истории Д.М. Тревельян, писатель Э.М. Форстер, литературный критик Десмонд Маккарти, личный секретарь Черчилля и близкий друг Руперта Брука Эдвард Марш, экономист Джон Мейнард Кейнс, философ Людвиг Витгенштайн.

Неудивительно, что Бёрджесс стал одним из них. Многие его друзья, такие как Джулиан Белл, любовник Энтони Бланта, и Дэди Райлендс из Королевского колледжа, уже были членами общества. Тем не менее прием был очевидным признанием его высоких интеллектуальных достижений. Бёрджесс стал активным членом общества, посещал практически все собрания, иногда принимал их у себя и в конце концов, в июне 1933 года, стал секретарем общества.

Апостолы привлекали его своей любовью к новым идеям и интересной беседе и давали ему возможность устанавливать связи – этим ресурсом он пользовался до конца жизни. Многие авторы полагали, что именно апостолы политизировали Бёрджесса и Бланта, но изучение их протоколов показало, что в начале 1930-х годов они были просто обществом, исследующим абстрактные идеи. Правда и то, что из тридцати одного апостола, избранного между 1927 и 1939 годами, пятнадцать были коммунистами или марксистами, но большинство из них были членами общества в более позднее время, после Бёрджесса. Скорее не апостолы политизировали Бёрджесса, а наоборот. Он и Блант помогли коммунистам проникнуть в важное университетское общество. Виктор Ротшильд писал Кейнсу: «Мы без конца на собраниях говорим о коммунизме, а это очень скучно»[105 - Материалы Кейнса. Королевский колледж, без даты, но, судя по контексту, январь 1934 г. Первое марксистское поколение апостолов – Деннис Проктор, Алистер Уотсон, Хью Сайкс-Дэвис, Ричард Льюэлин-Дэвис.].

Ротшильд был принят в общество в то же время, что и Бёрджесс, и тоже при поддержке Энтони Бланта. Он приехал в Тринити из Хэрроу в 1929 году для изучения естественных наук, но переключился на степень без отличия в английском и французском языках и биологии, по которым получил высшие баллы. Красивый интеллигентный человек, талантливый спортсмен – он играл в крикет за Нортгемптоншир и Кембридж, великолепный джазовый пианист и наследник банковской империи Ротшильдов, Виктор был очень богат.

Он был яркой фигурой – водил «бугатти», собирал картины, английское серебро и редкие книги – и щедрым другом. В 1933 году он «ссудил» Бланту 100 фунтов на покупку картины «Элеазар» и «Ревекка у колодца» Никола Пуссена на Джермин-стрит. Но и у него были свои скелеты в шкафу[106 - Картина была продана за 192 500 фунтов в 1983 г.]. Осенью 1931 года он, направляясь из Кембриджа в Лондон, сбил велосипедиста и попал под суд за убийство. Его защищал Сент-Джон Хатчинсон, на дочери которого он потом женился[107 - Некоторые авторы полагают, что этот скандал, который был замят, сделал его уязвимым для шантажа.].

Апостолы считали себя особенными и держались обособленно. Среди добродетелей апостолов были следующие: сексуальная и эмоциональная честность, правдивость, красота и дружба, и они считались выше традиционной сексуальной морали и ортодоксии. Многие апостолы также входили в группу Блумсбери – собрание писателей, философов, экономистов и художников, как правило левых, пацифистов, любителей искусства и друг друга. Группа находилась под влиянием философа и апостола Джорджа Эдварда Мура, который верил, что «приязненные личные отношения и размышления о красоте – самый хороший психологический настрой». Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что апостолы оказались открытыми коммунистическому влиянию.

Судя по темам, которые Бёрджесс выбирал для своих выступлений, к весне 1933 года он вплотную заинтересовался марксизмом. Его темы в течение семестра включали: «Мне или нам?», «Является искусство чем-то большим, чем просто ремесло?» и «Абсолютна ли реальность?». А 28 января он дал глубокий марксистский анализ темы «Является ли прошлое указателем?». Ясно, что марксизм медленно, но верно укоренялся в университете.

3 марта в «Письме из Кембриджа», опубликованном в журнале «Спектейтор», отмечено, что «политика и религия, недавно обычные статисты в драме дебатов, неожиданно снова вошли в моду; доктор Бухман и Карл Маркс греются в теплом свете прожекторов интереса, от которых они так решительно оттолкнули Пруста и Пикассо… большая часть пустой болтовни исчезла…»[108 - Spectator, 3 March 1933.] Двумя месяцами позже тот же корреспондент отметил, что социалистическое общество движется влево и коммунистическое мировоззрение стало составной частью студенческого мнения[109 - Ibid., 5 May 1933.].

В ходе 1932 года социалистическое общество Кембриджского университета (CUSS) существенно выросло и присоединилось к Коммунистической партии Великобритании (CPGB). В нем было только двадцать пять членов, и оно имело самые сильные позиции в Тринити-колледже. Среди его членов был Ким Филби, выполнявший функции казначея, философ Морис Корнфорт, работавший секретарем городского отделения коммунистической партии, и Гест – секретарь университета.

Другой организацией, в которую проникли коммунисты, было историческое общество Тринити, где 8 мая Филби (но не Бёрджесс) услышал речь Джона Стрэчи «Коммунизм и фашизм: историческая альтернатива», впоследствии вошедшую в его книгу «Угроза фашизма». Виктор Кирнан, учившийся на курс позже Бёрджесса, был настроен «сделать общество марксистской дискуссионной площадкой с акцентом на экономическую трактовку истории». В итоге оно стало такой же плодородной почвой для коммунистических идей, как общество апостолов[110 - Фернс цитирует John Costello, Mask of Treachery, Collins, 1988, p. 249.].

На третьем курсе Бёрджесс продолжал упорно учиться, но уже появились признаки того, что его политическая деятельность мешает академической успеваемости. Том Дриберг в авторизованной биографии Бёрджесса впоследствии написал, что Гай снова получил высшие баллы в части II экзамена Tripos, хотя болезнь помешала ему завершить работы. Болезнь была все та же, мучившая его с шестнадцатилетнего возраста, – бессонница, нередко усугублявшаяся сильнейшими головными болями[111 - Driberg, pp. 15–16.].

Строго говоря, Бёрджесс получил не высшие баллы, а aegrotat – диплом, выдаваемый студентам, не сдавшим выпускные экзамены по болезни. Неясно, была ли эта болезнь настоящим нервным срывом. К примеру, его друг Горонви Рис позже утверждал, что все это было притворство, поскольку Бёрджесс попросту ничего не делал. Майкл Грант, тоже студент Тринити-колледжа, писал: «Гай считал, что ничего не должен делать, кроме как трудиться по четырнадцать часов в сутки непосредственно перед экзаменами и пить много крепкого кофе. На этом он и сломался»[112 - Carter, pp. 102–103.]. Другой студент Тринити, лорд Терлоу, заявил, что Бёрджесс перед экзаменом принял амфетамины и в самый разгар работы ему стало плохо. Еще один студент писал, что это был бензедрин, но его незаконченные работы все равно были первоклассными[113 - Интервью лорда Терлоу 21 января 1999, с. 87. В 1942 г. Бёрджесс признался: «И все равно я понимаю экзаменационные страхи. Обычно у меня был нервный срыв перед экзаменами. Обычно. Но бывало и хуже. Спроси А, кто меня выхаживал». Guy Burgess to Peter Pollock, postmarked London, 20 June 1942, Pollock Letters.].

Вскоре после окончания экзаменов на вечеринке, устроенной Эриком Дунканноном (позже граф Бессборо), Бёрджесс заметил симпатичного молодого человека с эмблемой Бруклендса на булавке для галстука. Микки Берн писал книгу о гоночном треке, и эти двое сразу ощутили тягу друг к другу. Их роднила любовь к машинам и восхищение А.Э. Хаусманом. В ту же ночь они стали любовниками. Берн был на полтора года моложе Бёрджесса. Он после года обучения бросил Оксфорд. Он вспоминал, что «Бёрджесс не делал тайны из того, что является гомосексуалистом и марксистом… У него были голубые глаза и густые волнистые волосы. Он отлично плавал и выглядел угрожающе здоровым. Его наружность иногда называли «мальчишеской». В нем действительно была некая задиристость и притворная невинность, как будто он только что позвонил в дверь какой-то важной персоне и сбежал. …Он был влюблен в марксизм, точнее, в марксистскую трактовку истории. …«История» заняла место Бога (а Бертран Рассел надеялся, что это сделает математика)»[114 - Michael Burn, Turned Towards the Sun: An Autobiography, Michael Russell, 2003, p. 55.].

Их связь продолжалась все лето, а потом с перерывами еще несколько лет. Берн иногда приезжал на выходные к Бёрджессу в Кембридж, и они вместе подглядывали, как А.Э. Хаусман читает, сидя в кресле в саду колледжа. Бёрджесс познакомил любовника с Ф.А. Симпсоном и по секрету сообщил ему, что тот влюблен в Руперта Брука[115 - Ibid., p. 59.]. Молодые люди проводили время в Гранчестере, купались в реке Кам, ходили в гости к Э.М. Форстеру, где Берн допустил бестактность, спросив, согласен ли он, что Сомерсет Моэм – величайший английский романист. Бёрджесс познакомил Берна со своей матерью Эвелин, и как-то вечером они совершили романтическую прогулку в Оксфорд на спортивном автомобиле Бёрджесса, чтобы посмотреть в драматическом обществе Оксфордского университета (OUDS) поставленный Максом Рейнхардтом спектакль «Сон в летнюю ночь», в живописных декорациях оленьего парка колледжа Магдалины[116 - Ibid., p. 65.].

В то лето Бёрджесс провел каникулы с Энтони Блантом, Виктором Ротшильдом, Анной Барнс и Дэди Райлендсом. Ротшильд отвез их на своем «бугатти» в Монте-Карло, где они провели время с Сомерсетом Моэмом на его вилле Мореск[117 - Анна Барнс была несчастлива в браке и влюбилась в Дэди Райлендса. Собрание писем Райлендса и Барнс, хранящееся в Королевском колледже, дает яркое представление о каникулах в Южной Франции и дружбе Анны с Бёрджессом. Там же есть рассказы о посещениях сомнительных ночных клубов и «беспокойных поездках на машине с Гаем, который постоянно приходил в восторг от старых домов и молодых людей и бросал руль, чтобы как следует их рассмотреть». Анна Барнс Дэди Райлендсу, 20 июля 1933 г. King’s College Archives, GHWR 3/23/1.].

С юга Франции Блант отправился в Британскую школу в Риме, где его школьный товарищ Эллис Уотерхаус стал библиотекарем и работал над диссертацией «История и теории живописи в Италии и Франции в 1400–1700 гг.». Тем же летом к ним присоединился Бёрджесс.

Рисунок, сюжет которого, вероятно, подсказал короткий рассказ Сомерсета Моэма «Дождь»

Во время этих каникул Бёрджесс сумел политизировать Бланта. Трое молодых людей ходили в музеи и бары, совершали длительные прогулки по городу, и Уотерхаус заметил, что Бёрджесс приобрел доминирующее влияние на Бланта. Он использовал доводы относительно важности государства для поддержки искусства, чтобы сформировать у Бланта марксистское мировоззрение. Юные марксисты были готовы расширять свой кругозор и укреплять влияние[118 - Modin, pp. 70–71.].

Глава 5. Выпускник Кембриджа

Несмотря на aegrotat (справку о болезни), осенью 1933 года Бёрджесс вернулся в Тринити-колледж как аспирант. Он готовил диссертацию по интеллектуальным предпосылкам пуританской революции и немного репетиторствовал, что у него неплохо получалось. Один из его учеников, лорд Талбот де Малахайд, Мило Талбот, позже не скрывал, что только благодаря помощи Бёрджесса сумел подняться от 2:2 по экономике до высших баллов по истории и затем сдать экзамен в министерстве иностранных дел[119 - Driberg, p. 16.]