скачать книгу бесплатно
До размышляющего Бранда донеслись чуть слышные чьи-то мягкие шаги, ровно кралась дикая кошка, шагающая по скользкому полу, боящаяся спугнуть мышку.
– Ранд… Что за привычка, подкрадываться со спины?
Вздох притворного огорчения брата, спугнул все мечты Бранда. Ранд, нарочно громко шаркнув ногой, обутой в высоченные, до бедра, кожаные черные сапоги, зашел в кухню, и, не удостоив брата ответом, шлепнул Уну по широкому заду, что вызвало у нее легкий неодобрительный смешок. Один из его приглаженных красных волос упал прямиком в тесто.
«Самовлюбленный петух… Столько дел, столько забот, Киритайн погряз в тьме и гнусных обещаниях лжекоролей, предательствах родных и друзей, а этот тощий красавчик только и знает, что пить вино в изысканной позе, обсуждать складки Уны и осуждать каждого, кто оказался в мятом одеянии, чумазом белье, замызганных сапогах… Хотя, конечно же, он переживает за Красные Пустоши, конечно, переживает, как отец за своих родных детей… А я…я тоже хорош», – в свою очередь вздохнул Бранд, наблюдая, как Ранд, жуя лесной орех, самодовольно, покачивая узкими плечами, покидает кухню, подмигивая и так разозленной вконец Уне. «Такой живот отпустить мне непростительно… Когда-то я вызывал трепет даже у самого Медвежьего Короля… И это было буквально вчера. А сейчас меня шугаются лишь дворовые собаки.
А они шугаются всего на свете…»
Три брата, наконец, собрались все вместе за длинным столом в просторном обеденном зале с высокими резными колоннами, украшенными грубоватыми скульптурами существ с рожками, соблазнительных женщин с копытами и хвостами и даже некими бородатыми старцами с торчащими из пасти, клыками. Жар, веющий от натопленного камина, обогревал помещение до самого укромного уголка, поросшего паутиной, и братья, разгоряченные, кто от вкусного ужина, кто от долгой охоты на куропаток, а кто, просто употел в меховых бобровых тапках, яро принялись спорить.
Это была их излюбленная забава.
«Ни один прием пищи у нас еще не проходил в мирной семейной обстановке» – отметил Бранд, уничтожая последний кусок пирога с печенью. «Как бы я мечтал бросить все и махнуть на соседний материк… Земли Призраков не приняли бы меня… Ведь я не Ранд, да, точно не приняли бы… Северянин не выживет в таких пустынных, загадочных и, безусловно, зловещих местах. А уж я-то, – он хихикнул. – «Те, кто побывал в Красной Пустоши, возвращаются другими… Если и возвращаются… глупцы… Безрассудные смельчаки без мозгов… как много моих товарищей по мечу сгинуло там, пытаясь отыскать скрытую магическую тайну кровавых песков…! Но Ранд, коварный мой братец все предусмотрел! Такой разгильдяй, но Красные Пустоши обязаны ему многим. Жаль, что про него все забыли. Как и про всех нас…»
Шум неугомонных братьев не давал Бранду сосредоточиться на своих мыслях, возвращающихся к Ингрид. Он, сдвинув брови, хмуро покосился на брызгающего слюной, белокожего и бледнолицего Кати, размахивающего перед надменным лицом Ранда столовым ножом, а тот в свою очередь отпускал в ответ крепкие словечки. Глядел, но отнюдь не понимал причины их ссоры.
«Дурачье… словно воронье крикливо …Как надоело контролировать, наказывать, ужесточать и усиливать гнет, следить за порядком, прятаться и притворяться. Бросить бы все и махнуть подальше…
Туда, где солнце всходит два раза за день… Туда, где Ингрид танцует у костра… Туда, где место Ранда занял Алый Волк, Повелитель Крови».
«Дикари Земель Пустошей поклоняются Алому Волку – могущественнейшему темному божеству с двумя головами. Они приносят ему в дар собственную кровь, налитую в черепа шакалов, а одежду воина стирают в волчьей крови, веря в то, что она придаст сил и отваги молодому солдату. У них нет ни королей, ни вождей, ни мудрых старцев… какая-то иная сила помогает им..ведь сколько раз выходцы с Киритайна пытались подчинить себе дикарей – столько раз Омут Страха, что в Лучезарном Море окрашивался алой кровью горе-завоевателей.
Кровь – питает жизнь, так говорят жрецы Красных Пустошей… И ведь правду говорят, только жаль, что не теми губами.
Человек, не понимающий ценности крови, вскоре сам потеряет ее».
Что искала Ингрид в Красных Пустошах? Зачем ушла странствовать именно туда? Ведь она все потеряла…»
– Твоя стерва искала сильного самца, способного дать ей защиту, а не слабого на передок, кобеля, каким ты и являешься! Правда? Уна не даст соврать. – прилизанный Ранд, похотливо поманил кухарку пальцем, но та гордо вскинув волосами, скрылась за углом. Бранд стиснул зубы, сжимая кулаки под столом.
«Кровь питает жизнь… Моя кровь давно выпита этими двумя нетопырями». – Я сломаю тебе ребра, как тогда, помнишь, Ранд? Я растолстел, но не ослаб. – красноволосый худощавый братец, похожий своим узким, гладко выбритым лицом больше на шаловливого подростка, чем на мужчину, озабоченно щелкнул зубами, улыбаясь хитрой, лисьей улыбкой. Не зря его кличут Ранд, Багровый Петух.
– Этот мир прост, как орех, что только что проглотил Кати, – вызывающе бросил Ранд, закидывая ноги в высоких сапогах на стол. – Мне интересно, ох, как интересно наблюдать за ним, особенно за Севером, – язвительно добавил он, на что Бранд лишь тяжело вздохнул, покачивая головой. Но Ранд не успокаивался, ядовито улыбаясь.
– Бабы – народ простой, как и мужи. Ты имел кучу женщин из жалости, приводил в замок бездомных попрошаек, в надежде, что хоть как-то очистишь и изменишь этот мир к лучшему. Твое проклятье… Твой рок, о да… Киритайн – это мусорная куча, вперемешку со свиным дерьмом и грязной кровью проходимцев и убийц; женщина хочет спрятаться под надежное крыло защитника от этого ужаса, которое как-то скрасит ее тяжелую жизнь… Нет, не отворачивайся, Бранд, я всегда говорю правду, мерзкую, противную, но правду, ведь! Да? Ха-ха, ну ты и тупица, какой ты у нас тупица! Твоя ненаглядная Ингрид ждала тебя в твоих покоях каждую ночь, я видел, как дрожали ее руки, ресницы, все тело, когда ты в очередной раз приводил свою новоприобритенную жалкую пассию, нуждающуюся в «покрове»! Сколько таких несчастных ты «покрыл»? Хах, какая забавная история! Демоны обретают чувства, смертные разбивают их ледяные сердца! Я сейчас обделаюсь от смеха, вот гляди!
И она ушла. Правильно сделала, чертовка; лучше бы еще вдобавок перерезала тебе горло во сне. Больно бы было, помучался пару дней, но может быть стал бы умнее? Стерва стервой, но она подарила тебе жизнь… Смертные умеют делиться жизнью. Отдавать ее во имя чего-то… А что можешь ты, Бранд? Ты отсиживаешь булки на одном месте уже месяц и не собираешься выйти на воздух… посмотреть, что намечается… что грядет… и каков будет итог… Кати недоволен, шибко недоволен тем, что происходит, и он меня даже пугает своим хмурым взглядом! – он кивнул на Кати, и тот кисло осклабился звериным оскалом, наливая себе вина со специями.
– Я не буду оправдываться, Ранд… Ты предельно честен, как всегда, хоть я и хочу выпустить погулять твои кишки, – неуверенно парировал Бранд, опуская взор.
«Я жалок… Я всего лишь червяк, пылинка, летящая туда, куда занесет ее переменчивый ветер. Я стал почти человеком. Слабым и бесхарактерным. Спасибо тебе, Ингрид. И… Прости, прости меня, я заслуживаю смерти и ужасных предсмертных пыток, которые мне никогда не светят. Я жажду испытать их от тебя и никого боле… никого боле».
Кати вдруг хрипло засмеялся, и, утирая губы салфеткой, молча вышел из-за стола, не произнося за обед ни слова. Братья проводили его взглядом и переглянулись. Губы Ранда подернула кошачья ухмылка и, переглянувшись с бледнолицым братом Кати, он выпалил:
– Раннвейг Ингольд уже здесь?
В Киритайне наконец-то станет весело. Самое время выйти из тьмы, поглазеть на готовящийся спектакль. Ты с нами, Бранд?
Снова братья берутся за свое. Бранд на секунду прикрыл глаза. Каждый раз, когда он закрывал их, ему виделась его жуткая смерть от кинжала рыжеволосой девы, вонзающей его прямо в шею. «Что может быть слаще и приятнее?»
– Это твоих рук дел, Кати? – недовольно осведомился Бранд, будто хотел пожурить его, как отец бранит провинившегося сына. В синих, как глубь бушующего и неспокойного океана, глазах Кати вдруг вспыхнул озорной огонек. Зрачки его были продолговатые и узкие, как у змеи.
Обнажив белоснежные зубы, он тихо прошептал:
– Она отлично сыграет свою роль неудачницы…
Глава 9. Первый враг
«Страх – самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх – страх неведомого».
Говард Ф. Лавкрафт
Дружелюбно распрощавшись с обитателями приюта, которых мне по человечески стало жалко, я неспешно седлала Черныша и складывала в дорожный мешок некоторую провизию, коей меня снабдила толстая хозяйка. Я старалась растянуть время на как можно более долгий срок, еле-еле укладывая фляжки с водой и черный хлеб с тмином в мешок. Мне все же хотелось обнаружить старого рыцаря у себя за спиной, пьяного, воняющего перегаром и овечьим дерьмом, неважно какого, лишь бы хоть чья-то милостивая душа проявила ко мне внимание и заботу. Чувство одиночества и ненужности стало глодать меня все сильнее с каждой минутой.
Я не знаю, почему мне захотелось отдать рыцарю все свои деньги. Дурацкий поступок? Хм… Это вообще было абсолютной неожиданностью даже для меня. Может быть, они ему нужнее? Вряд ли меня сейчас интересует какое-то там золото, когда у тебя ничего не осталось… когда ты вообще сомневаешься, жив ты или мертв?
Никогда чужак не станет своим в своре диких собак, сколько бы добычи он не бросил к ногам вожака.
Рассвет только зачинался, но мне почему-то казалось, что чем раньше начнется мое путешествие, тем скорее я закончу свою миссию, какой бы нелепой она не была. Мне правда казалось, что, я в какой-то компьютерной игре, где нужно было пробежать определенный участок на время и скорее сдать квест, чтобы получить награду… Пусть это и самая горькая ложь, но я надялась, что мое путешествие окончится очень скоро и благополучно, ведь такие люди, как тот старик-рыцарь не могут жить в злобной и черной стране…? Ведь так?
Ну-ну… Самообман и внушение – всегда были твоим коньком.
Теперь у меня нет денег, но есть капля гордости, ворох тайн и бездонная бочка страха, давящая тяжелой глыбой на мои плечи.
Главное – не задавать себе вопрос «а зачем я все это делаю?»
Кстати…
Когда-то в детстве на день рождения мама подарила мне сто рублей. В то время это было более чем достаточно обычному девятилетнему ребенку. Грезя о сникерсах, я направилась к ларьку, но на обочине тротуара меня встретил попрошайка в теплом зимнем пальто и меховой шапке в летнюю жару. Он что-то бурчал себе под нос и раскачивался взад-вперед, потрясая кружкой для сбора пожертвований. Конечно, мое сердце, жаждущее в таком возрасте лишь гору сладостей, так растрогалось, что я сунула ему сторублевую бумажку, и, не глядя в глаза, пулей помчалась домой. У меня горели щеки, уши, казалось, полыхали даже кончики волос.
Но отчего-то я стала так хорошо себя чувствовать, что с особенно зверским аппетитом принялась поглощать конфеты, купленные мне мамой к празднику. Ущемленной я себя уж точно не ощущала.
Вечером я снова вспомнила разодетого бомжа и понадеялась, что он купит себе легкую панамку или летние модные шортики, но через пару дней, опять встретила его на той же «паперти», но уже в другом рваном полушубке. «Вот глупый. Зачем летом покупать себе на милостыню еще одну шубу?! Старый дурак!» – разозлилась тогда я.
Конечно, сейчас, я никогда не посмеюсь над нищим, что бы он там ни придумывал, чтобы получить горсть монеток.
Я сама в не самом лучшем положении. И от мехового полушубка точно не отказалась бы, учитывая конечную точку прибытия.
За плетеным забором прокричал хилый общипанный петух, заставив меня вздрогнуть и чуть не упасть в сырое сено.
День начинался неплохо. Вздохнув, я в сотый раз окинула таверну нежным взглядом, вспоминая вкуснейший ужин и жесткую, но теплую постель. Закинув мешок за плечо, и ведя Черныша за поводья, я вышла за ворота гостиницы, утопая по лодыжки в сочной, мокрой грязи, вперемешку со свиным дерьмом, хлюпающей при каждом шаге.
– Стой, чужестранка!
Улыбаясь про себя, я старалась как можно непринужденнее обернуться, не выказывая желания. Значит, я дождалась. Мне жутко и непреодолимо хотелось ласковых слов или объятий; я просто не могла сейчас идти без поддержки, без поднятия морального духа… Самой чертовски трудно генерировать позитивный настрой, учитывая мой нудный, склонный к извечным депрессиям, характер.
Как, должно быть, людям было тяжело со мной там… в той жизни… настоящей.
Старый рыцарь в одной серой, измятой рубахе, похожей на ночнушку, чуть прикрывающей голые, острые колени, махал мне рукой, дымя при этом из длинной трубки. Позади него в дверях промелькнул силуэт хозяйки, с огромным подносом чугунков завтраков. Старик помолчал какое-то время, любуясь прохладным утром и натягивая рубаху пониже, показывая, что вот он на самом деле приличный человек, просто в спешке выбежал попрощаться. Я глядела на него во все глаза, ожидая совета или прощальных слов, или проклятий, да чего угодно, лишь бы не уходить молча, как незваный гость!
– Твоя щедрость вознаградится в свое время. Молодость – штука странная, но иногда полезная. Был бы я молод – не сидел бы в вонючей таверне, а тратил бы время на блуждание по лесам в поисках смысла, приключений, еще более лучшего вина или рецепта пирога с почками.
И в свои шестьдесят лет я так не понял двух вещей, которые так и мечтал наделить особым драгоценным смыслом: а стоит ли игра свеч?
Ну, ты понимаешь, дитя, да? Когда я собирался совершить зло или добро, я всегда задавался вопросом – а стоит ли игра свеч? И никогда не мог ответить с полной уверенностью. Плевал я на ответ и шел наперекор всему, что могло меня остановить. Да… я был очень вспыльчив, что и погубило мою жизнь.
А я потом оплакивал друзей, мать и собственноручно убитую любовь… Да… не удивляйся. Люди в Киритайне способны на все.
Ты хотела совета? Я же вижу по твоим глазам, что ты одинока, как волк, потерявший стаю. Ты хочешь поддержки, но я тебе ее не дам. Не нуждаешься ты в ней, поверь старику!
Хочешь информации о том, что творится на Севере? Что ж… Только, если это и правда тебе так интересно, ибо говорить о тамошниз делах и бепорядках мне надобности, да и желания нету.
Так вот мой вердикт – игра, что ведется там, не стоит свеч, как по мне. Но я стар, и это сугубо мое старческое ленивое мнение. Всегда задавайся этим вопросом перед важными решениями… – рыцарь усмехнулся, заметив мой взбудораженный и заинтересованный взгляд. Я, наверное, производила впечатление трехлетнего малыша, который в таком возрасте впитывает слова родителей, как губка, обретая при этом несколько дурашливое, отсутствущее вырадение лица. – И что же второе? – нетерпеливо спросила я. – А второе… – старик чуть помедлил, обращая взор к безоблачному небу, по которому низко носились верещащие ласточки, громко охнул, опираясь на перила, и мрачно произнес:
– Этим миром правят демоны. Если хочешь справедливости в нем – отринь страх. Когда ты потеряешь страх смерти – приобретешь над ними власть. Если, конечно, они имеют слабые места. Я не сумел обнаружить их слабости… А когда получишь свою силу, то никогда не выпускай эту могущественную стихию из рук… Демонам скучно, дорогуша, как же им скучно, вот они и развлекаются, посылая на Киритайн войны, супостатов, лжекоролей… Но даже они поджимают хвосты, приметив спокойную, уверенную в себе силу. А она невозможна, деточка, без презрения к смерти, уж поверь мне. А что до меня – то я не достиг обретения этой силы. Увы, я так и остался старым трусом… Такова моя судьба, видимо.
– Вы видели демонов? – тут вырвалось у меня. Я не смогла себя сдерживать. Все становилось гораздо интереснее. Старик либо сошел с ума, либо, правда, слишком много знал. – Как их распознать?
Рыцарь как-то отрешенно и с опаской поглядел на меня, будто в пустоте бездны увидел зияющую черноту или чудовище.
– Их трое, – старик отвечал только на последний вопрос. – И встретить их можно, где угодно, когда угодно. Обычно они очень красноречивы и колки на словцо. А иногда молчат так громко, что кровь стынет в венах, переставая совершать свой привычный ход… Их обаяние может и покорить, и убить…
В зависимости от наличия страха у тебя внутри. Кто знает, может следующая их игрушка окажется невинным путников на вороном коне с вечно открытым удивленным ртом… У демонов тоже есть слабые стороны… определенно есть, я уверен… Но мне, старому дураку, не удалось их обнаружить… Береги себя, милая… Свидимся может еще…
– Спасибо… – я была неудовлетворенна ответами, но устраивать допрос человеку с похмельем было бы некрасиво. Демоны, страх… больше напоминает фильм ужасов. Мне придется верить ему…? И скольким людям мне еще придется поверить, прежде чем напороться на предательский нож? Дурные, дурные мысли, пошли прочь!
Добродушно погрозив мне пальцем, рыцарь скрылся в дверях таверны, чуть покачиваясь на нетвердых бледных ногах, больше похожих на две лыжные палки.
Благодаря рассказу принца Агвареса и моему живому воображению, я пришла к выводу, что мне стоит поторопиться, если я не хочу попасться на глаза пограничным стражникам Дола Тысячи Лезвий. Нужно держаться востока, и тогда, через пару-тройку дней я выйду к подножью Одинокого Замка Трех Братьев, которые, якобы, никогда не покидали его пределов… Если конечно найду способ переправиться через Дэдхолл… Три брата – и есть три демона? Какая-то чушь…!
Но с другой стороны… Есть и другой обходной путь?
Солнечное утро сменилось мелким моросящим дождиком, противно барабанящим по лицу и закрывающим мне весь обзор. Исчезли все поселения, рыбацкие деревушки и покосившиеся таверны, насквозь пропащие солью и морем. Впереди вырастали молодые стройные ели, ароматные пихты и сосны, еще совсем зеленые, хрупкие, но уже прочные и вросшие корнями в низенькую травку, перемежающуюся со мхом и влажными почвами. Мне не хотелось седлать коня, ноги так и просили движения; иногда я припускалась бегом, отпуская поводья, и смирный Черныш недовольно трусил за мной, высоко поднимая копытца, показывая, вот смотри, как я из-за тебя напрягаюсь; а ведь могли бы просто шагать по тропе, неудержимая ты вертихвостка!
Я и раньше любила разговаривать сама с собой, заводить незримых друзей, представлять себя в облике чужого тела, но беседовать с лошадью мне еще не приходилось. Причем конь был явно умнее и опытнее меня, что делало нашу беседу совсем уж непродуктивной.
Мы брели по еле различимой, узкой, ныряющей в заросли, тропе, уводящей нас все дальше в гущу молодого, еще не пугающего своей дремучей атмосферой, леса. Дождь усиливался, но уже не раздражал: ветра не было, а капли теплыми струйками стекали по лицу и волосам. А ведь здесь никто не носит зонтиков… Или надевают шлемы? А как же ржавчина? Или тяжелый вес… А быть может, никто даже не задумывается о спасении от дождя, настолько это привычное явление здесь, как, например, подоить корову или ущипнуть незнакомку за пузо?
Я и, правда, чужестранка. Где бы я ни жила – всегда ею останусь.
…Но с другой стороны… Зачем мне Дэдхолл и Замок Трех Братьев? Туда вроде бы направляется принц Агварес, некрасиво будет с моей стороны показать ему свои неудачи и пустой кошелек… Хотя… он единственный, кто любит меня в этом неведомом мире и желает добра. Да только стыдно мне перед его величием и добротой ко мне. Я не заслуживаю этого. Я вообще ничего о себе не знаю, будто меня объяла амнезия.
Черныш испуганно мотнул головой в сторону: тропу перебежал огромный серый заяц, откормленный, жирный, будто питался одними куропатками… Или что там едят зайцы? Они же вроде охотятся на дичь? Что-то не припомню…
На мгновение я подумала о том, что здорово было бы обладать скрытыми талантами или способностями. Уметь летать, например. Или телепортироваться. Хлоп – и ты в Торвальде! Хлоп – и ты ускользаешь от меча Эрики в жаркий и далекий Айдар в объятия принца…!
В небе прошумела стая вопящих воробьев, мокрых и взлохмаченных от дождя. Эта безмятежная природа расслабляет, так и манит прилечь под толстыми лапами ели, пожевать малину, пустить коня и послать все к черту. Как можно думать об обманах, притворстве, коварных лжецах и недостойных королевах, когда тебя окружает такая чистая, свежая от дождя, нетронутая красота дикого леса, неподчиненного руке человека? Невозможно, просто невозможно оставаться равнодушной к этой чудесной природе молодого леса. Видимо, мне всегда этого не хватало в моей повседневности… о которой лучше не думать… иначе я опять впаду в меланхолию…
– Очень просто, – внезапно убедила я коня. – Это не я иду на Север, складывать голову Королеве и ее сыновьям; не по своей воле мокну я под дождем, доказывая силу и стойкость тем, кто в меня слепо верит. Это все ты… Ты – глупенький вороной конь, уверенно шагающий по неизвестной мне дороге, ведешь меня на верную погибель, приправленную предсмертными пытками, если поверить рассказам принца, – несмотря на мои авторитетные заявления, Черныш продолжал семенить на длинных мускулистых ногах, иногда награждая меня суровым, укоризненным взглядом из-под полуопущенных ресниц.
Я сойду с ума, если не поговорю с кем-то, кроме зверя. «Пей вино, милая Раннвейг, кто знает, что будет завтра, бла-бла-бла…»
Ни вина. Ни денег. Никакой заботы о завтрашнем дне. Будь у меня бутылка – я осушила бы всю, всю! Слышишь, Агварес?! Вопреки твоим заветам и предупреждениям! Вопреки судьбе, коей руководит сам черт, я напьюсь до смерти и буду сидеть под сосной и выкрикивать проклятия в адрес тебя, паразита, что присосался к моей груди, душе и заднице! Да! Именно ЗАДНИЦЕ! Чертов Крис, будь повергнут во тьму твой ненавистный мне облик! Теперь я не стесняюсь ругаться вслух! Пусть меня услышит каждый стражник Дола, поклоняющийся убийце медвежат! Бедные маленькие мишки! Каким надо быть извергом, чтобы есть таких крохотных малышей?!
«А как же Андрей?» – я похолодела от мысли о нем. – «Как он без меня? Без поддержки, без одного моего присутствия, дающего опору и уверенность в том, что ты, слабый котенок, но хоть кому-то нужен. Один на один. Глаза в глаза с этой ведьмой он погибнет в чарующем, но убивающем море ее черных глаз… Как я бы хотела очутиться с ним рядом… Хоть на пару минут… на пару минут…»
Остановившись посреди лесной опушки, холмиком возвышающейся между колышущимися на легком ветру, елочками, я поняла, что задыхаюсь от нахлынувшего гнева.
На себя и весь мир. Запах хвои, терпких цветов, лошадиного пота – все это поднимало во мне некий воинственный настрой, хотя как аромат цветов может подвигнуть на решительные действия? Если только романтичную женскую натуру, к коей я нисколько себя не отношу…
Ветер продолжал играть в моих влажных волосах, ероша гриву коня, будто заигрывая, дразня, приглашая меня наконец-то начать игру, а не продолжать вести политику неуверенной, забитой продавщицы из книжного магазина, забывшей, что такое чувства, эмоции и умение ясно выражать свои мысли понятным языком. Ветер… только этот неудерживый и непостоянный ветер, игривый, навязчивый, чуть нагловатый делает всю тяжелую работу возможного собеседника, не нашедшего вдохновляющих слов на поднятие боевого духа.
Черныш вдруг поднялся на дыбы, громко заржав, и капли дождя, вперемешку с животным потом, заскользили по его бугристому, мышечному крупу, отливающему блестящим черным серебром гладкой шерсти. Опомнившись, я огляделась вокруг, неожиданно выпустив поводья из руки. Ведь мы в лесу. А лес – не уютный домик с камином и теплым ужином, как я бы не хотела этого…
Странное, должно быть, мы производили впечатление: мокрая, как мышь, девушка, застывшая с разинутым ртом и гримасой скорченного злобного гнома, грозящая в небо сжатым кулаком и кричащая в пустоту серых туч громкие слова; свирепый, гигантский конь, словно телохранитель, сверкающий пламенным взглядом по сторонам, походящий больше на посланника ада, чем на послушную смирную лошадку. И кое-кто еще…
Враги, окружающие нас со всех сторон. Опушка стала нашей смертельной ловушкой.
Около десятка желтых, горящих, голодных глаз, жадно пожирающих нас холодным лютым взглядом, уставились на нас с одной целью: разорвать в клочья, вкусить замерзающую от дождя кровь и оставить тела на долгое гниение в столь чудесном хвойном лесу, источающем умиротворяющие терпкие ароматы…
Ароматы смерти?
В любой экстремальной ситуации я не сохраняю чувство юмора, увы. В этот миг я четко осознала, что сейчас мы станем плотным откормленным обедом для серых хозяев этих мест. Отчего-то я больше не боялась умирать. Моя первая смерть была скорее внезапной, чем болезненной. Но сказать, что это было приятно – было бы абсолютной ложью. Мы были окружены кольцом врагов, первых врагов здесь у меня, которые явно не хотели идти на компромиссные переговоры. Я вооружена до зубов, но на мою трясущуюся от страха душу никто так и не одел защитный доспех.
Однако, один из волков, определенно, вожак, огромный, больше остальных, пушистый, преимущественно белого окраса, с широкой грудной клеткой, сбившей не одного оленя, был настроен более чем воинственно. Он «улыбался» свирепой ухмылкой, обнажая длиннющие, толстые клыки, морщась от наступающего гнева и нетерпеливо переступая с одной когтистой лапы на другую, то пятясь, то внезапно приближаясь, вздымая комья сырой земли. Его собратья жадно глядели на наши испуганные фигуры, жавшиеся друг к другу, но первыми не нападали, ожидая сигнала вожака, развлекая себя глухим пугающим рычанием. Я немного разбиралась в волчьей психологии их документальных фильмов по Бибиси и понимала, что все они – повторюшки, следующие только действиям и приказам вожака.
Сломить их лидера уже означало маленькую победу. Но волки чуяли наш страх, и явно раздражались, чувствую мою тревогу.
Всего лишь тревогу. Однако страх мой внезапно куда-то улетучился.
Я не боялась их, нет, совсем не боялась, напротив, была счастлива как тысяча слонов на долгожданном водопое в иссушенном крае, что вот, наконец-то, меня постигли приключения! Я дождалась! Как долго я сидела в коконе собственных разочарований, предубеждений, запертая в мире книг. А теперь… теперь… я сама будто персонаж книги, пишущий свой сценарий самостоятельно. Хах… надолго ли я смогу задержаться в этом сценарии?
Черныш совсем взбесился, поднимаясь на дыбы и выворачивая шею дугой, яростно копая землю. Но он не готовился к побегу, о нет! Я мельком взглянула на его морду, по которой текла пена и устрашилась взгляду, полному некоей человеческой сущности, разума, или же я просто ошалела от упавшей на нас опасности.
Белый вожак, глядя мне прямо в глаза, крадучись, медленно и тихо подошел к нам ближе, сторонясь беснующегося коня и не прекращая угрожающий рык. Я глупо и неуместно улыбнулась ему в ответ и вынула кривую саблю из ножен, крепко сжимая рукоять, интуитивно понимая, что я должна вспороть ему шею или отрубить голову, накинься он на меня прямо сейчас. Дрожь пронизала все мое тело, подползая к кистям рук, но встряхнув тяжелой саблей, я уняла ее, и облизнув пересохшие от затрудненного дыхания, губы, направила острие лезвия прямо на волка. Мне было плевать на остальных членов стаи, которые тем временем сжимали кольцо-ловушку, отделяя нас от спасения.
«Они разорвут Черныша, который прикрывает мне спину, а пока они будут пожирать его плоть, я снесу их серые морды… Только бы не сглупить, не промахнуться… не испугаться… Страх – это самый ужасный порок, вызывающий прочие беды. Страх – это опора и фундамент кривой дорожки, ведущей лишь к смерти… Его нужно отринуть – тогда обретешь силу.»
Я достаточно гибла последние дни.
Пожелтевшие зубы вожака звонко щелкнули в трех метрах от моей коленки. Его глаза, умные, расчетливые, такие хитрые не сводили взора с моего возбужденного лица.
«Спокойно, Раннвейг… Ты Раннвейг, карающая длань принца Агвареса, спасительница айдар….как бы глупо это ни звучало, но быть живой лучше, чем гнить в земле… если только выживу… вот только выживу и…» – клыки вожака вновь захлопнулись в паре метров от моего бедра, и я моментально развернулась вбок, заставляя хищника следовать за мной. – «Только выживу и….отыщу вина и чьи-нибудь объятия… мужчины, женщины, неважно… Хороший песик, хороший!! Если только выживу!!!»
Худой облезлый волк, явно переживший не одну зиму, позади меня, цапнул коня за ногу, но тут же был награжден щедрым и мощным ударом копыта в бок, оглушившим серого. Он трусливо отполз назад, поскуливая и огрызаясь на обидчика.
«Так его, так его!» – ликовала я, подманивая белого вожака, отпрыгивая в сторону, каждый раз, как он пытался ухватить меня за ногу или бок.
