скачать книгу бесплатно
– Но зато больше ответственности, работа с людьми и с наличными деньгами.
К своим 16-ти я не имел профессиональных контактов ни с живыми людьми, ни, тем более, с живыми деньгами. Но люди не представлялись мне такими же монстрами, как три тонны металла с почти древнегреческим олимпийским именем ДиП.
***
– Что ж мне с вами делать, с продавцами-то? – задумчиво протянула директор магазина «Молоко» на проспекте Кирова, – Ладно, будете продавать на улице яйца, кисломолочку и чай. А там посмотрим.
Это был вызов. И мы с Серёгой его приняли. На каждую позицию товара был придуман рекламный текст в стихах. Выглядело это приблизительно так:
Байховый чай!
Поскорей налетай!!
Последняя пачка!
Доставай заначку!!!
Или вот, еще:
Болеешь?
Здоровье поправить легко!
Покупай кефир, ряженку,
Молоко!
Спешащие на работу граждане дрогнули, улыбнулись и выстроились в довольно длинную очередь к нашему лотку.
– Чего дают-то? – спрашивали крайние передних. И когда узнавали, что байховый чай, плевались от досады. Плевались, но продолжали стоять – срабатывал инстинкт советского покупателя – либо сегодня байховый, либо завтра никакого.
***
– Вы до обеда продали ящик чая?! – удивлялась директор магазина, – Вот этой дряни целый ящик?!!
Мы с Серёгой скромно улыбались и молчали.
– Вот вам три рубля премии. Лично от меня. Еще ящик продать сможете? Он там, в подвале уже год стоит.
К концу рабочего дня мы продали и тот ящик, и получили еще трёшку. Итого, три рубля чистой прибыли каждому. За день работы! Таких денег мы с Серёгой в руках не держали никогда.
***
Магазин «Молоко» и дальше не уставал удивлять нас с Серёгой финансовыми перспективами – подтащил продавщице к прилавку несколько ящиков кефира – рубль, убрал пустые бидоны из-под сметаны в подсобку – ещё рубль. При этом грузчики в магазине были и получали зарплату.
А записка на баклаге со сметаной: «Валя! Сметану не разбавляй, я её уже разбавила»?
Баян?* В нашем магазине этот баян играл для покупателей каждый день. Но все были довольны: покупатели внезапно выброшенными в продажу курями, которые почему-то всегда имели легкий синеватый оттенок, продавцы – покупателями за то, что покупатели есть даже тогда, когда покупать почти нечего. И те и другие называли советскую полупотрошёную курицу СИНЯЯ ПТИЦА. Первые за удачу её обретения, вторые за всё остальное.
Денежный разврат в магазине «Молоко» длился недолго – нас с Серёгой перевели в рыбный магазин на углу Кирова и Горького.
Взвешивать мы умели. С деревянными счётами было сложней. Поэтому под счёты мы положили клочок плотной коричневой обёрточной бумаги с таблицей цен.
Обёрточная бумага… Теперь её можно встретить лишь в "Икее" на упаковочных столах у выхода. Такая упаковка сегодня считается экологически чистой и стильной. А в СССР в эту "стильную" бумагу паковали всё. В кондитерской – конфеты, в рыбном – рыбу, в магазине одежды – костюмы и платья. Перевязывали свёртки с покупками суровой бумажной верёвкой. Сплошной винтаж.
Вот на таком клочке жуткой упаковочной бумаги мы с Серёгой и написали шариковой ручкой, сколько стоил каждый грамм сельди пряного посола, свежемороженого минтая, хека, мойвы и кильки.
До сих пор помню цену килограмма свежемороженой кильки – 12 копеек. Рыба была в длинных брикетах. Мы ломали их о край чугунной ванны, которая стояла у кафельной стены. А когда никто не смотрел в нашу сторону, ломали ногами. Хрусть! И пополам.
Отдел напротив украшала надпись СОКИ-ВОДЫ. Воды в отделе я не видел никогда, а соки были. Томатный, яблочный и березовый. Первые два – в конусах, берёзовый – в трёхлитровых банках. Но покупателей манили не они.
В этом же отделе торговали ликероводочной продукцией. Коньяк стоил 25 рублей и томился на полке годами, увеличивая свою выдержку, оставаясь неизменным в цене.
Однажды одна из коньячных бутылок не выдержала долгого пути к потребителю и прямо в витрине лопнула от времени ровно по донышку. Продавщица среагировала мгновенно и лихо перевернула бутылку горлышком вниз.
–
*Баян (интернет сленг) – старая шутка.
– За десятку возьмёшь? – деловито спросила она у мужика, который горящими глазами смотрел на «Пшеничную». Мужик, молча, протянул продавщице деньги и вышел из магазина, держа бутылку перед собой, как букет цветов.
В нашем отделе ажиотажа не было. Нам с Серёгой хватало расторопности не создавать давку у прилавка – взвесил, сверился с таблицей под счетами, написал на клочке бумаги цену, вручил покупателю. Пока тот оплачивал покупку в кассе, мы обслуживали следующего.
Да, да, да, во многих советских магазинах нужно было отстоять две очереди – сначала к продавцу, а затем в кассу. Никто не возмущался, хотя книга жалоб и предложений висела на гвоздике на самом видном месте.
Но когда выбрасывался дефицит…
Помнишь мойву горячего копчения в картонных коробочках? В конце месяца она была всегда. Надо ж было магазину делать на чём-то план реализации. Никогда бы не подумал, что советские люди так любили мойву. А они любили.
– Пацаны! По две коробки в руки! Не больше!! – кричала кассир через весь торговый зал.
Покупатели были отлично знакомы с этим правилом и, получив свои две коробочки, через бока которых уже сочилось масло, тут же снова вставали в хвост длинной очереди.
Мы с Серёгой старались быть вежливыми, но быстроты движений это не прибавляло и нам грубили. Мы краснели, нервничали, ошибались, нам грубили ещё больше. С тех пор копченую мойву в коробочках я недолюбливаю.
***
В конце учебного года меня спросили, в каком магазине я хотел бы отработать летнюю трудовую четверть? И я попросился в магазин самообслуживания. Серёга остался в рыбном:
– Ты не понимаешь! Весовой товар – это живые деньги! – повторял он слова нашей наставницы тёть Зои.
Ежедневно тёть Зоя принимала товар у директора магазина и дотошно взвешивала каждую коробку. Надписи «брутто» и «нетто» на упаковке продавщицу не интересовали:
– Усушка-утряска, а мне потом из своего кармана плати? – вечно приговаривала она и манипулировала гирьками, как жонглер в манеже:
– Смотрите и учитесь, мальчишки. Вот, это брутто, – и продавщица демонстрировала нам кассу в центре зала, – а это нетто, – и выдвигала из-под прилавка ящик с мятыми рублями. Рубли пахли рыбой и криминалом.
***
– В этой подсобке стоят электронные весы, – сказала мне заведующая магазином самообслуживания, – Кладёшь товар на чашку, цена высвечивается здесь. Переписываешь цену на бумажку, вкладываешь её в пакет. Всё.
Эта подсобка была волшебной пещерой Алладина! Грильяж, сервелат, венгерская ветчина и ЗЕФИР В ШОКОЛАДЕ!
– Стой, стой, стой! Ты куда так режешь?! – возмутилась умудрённая жизненным опытом фасовщица, – Ветчину, а венгерскую особенно, нужно резать так, – и румяная женщина в белом халате лихо взмахнула ножом. Кусок ветчины распался на две части – в одной было практически одно сало, в другой – розовое мясо со слезой, – Понял?
Я утвердительно кивнул и спросил, можно ли попробовать кусочек? Оказалось можно. И не только ветчину, но и грильяж, и сыр, и даже зефир! Было ещё мыло. Оно так не по-советски пахло свежим зелёным яблоком, что его хотелось попробовать тоже.
В торговый зал это изобилие попадало редко, либо не попадало совсем. Когда я выходил из подсобки с уже оплаченным кульком дефицита и нёс его домой, чувствовал себя настоящим кормильцем семьи.
В девятом классе экзаменов в конце года не было и всё свободное время я проводил либо в подсобке магазина, либо разучивая аккорды песен «Машины Времени». Про учёбу было забыто.
***
В середине 80-х по талонам стало всё. От безысходности я стал навещать магазины, где меня ещё помнили. Никогда не забуду штабели голландского сыра под потолок склада и пустые полки в том же магазине.
***
В классе я был единственным счастливым обладателем кинокамеры «Кварц». Точнее, хозяйкой камеры была моя мама, а я брал камеру погонять. «Кварц» снимал на пленку «Супер 8» и приводился в рабочее состояние обычной пружиной. То есть, заводилась камера, как игрушечная машинка. Только машинка проехала десять метров и остановилась, а камера сняла десять метров плёнки и они проехали через 30 лет.
Только благодаря этой камере и моей маме ты сейчас можешь видеть меня и моего закадычного дружка Серёгу Незнамова. Такими мы были летом 1984-го:
http://www.youtube.com/watch?v=8Qx1Pc2d_CQ (http://www.youtube.com/watch?v=8Qx1Pc2d_CQ)
Мама, спасибо!
Нет под рукой интернета? Я тебе так расскажу: люди в кадре одеты добротно, но не броско. Преобладающие цвета: серый, коричневый, синий и чёрный. Я в своих разноцветных чешских кроссовках выгляжу в кадре, как попугай, чем очень горжусь, но со стороны может показаться, что я сильно волнуюсь, стоя за прилавком на улице в самом центре Саратова. Так и есть – волнуюсь сильно. Но сейчас о кроссовках.
Кроссовок тогда в магазине было не купить, а мне очень хотелось адидасы, а достали чешские, на которых вообще никакого лейбла не было и я расстроился. А потом понял – все вокруг в адидасах, а я такой, в своих чешских кроссовках один и расстраиваться перестал.
Мама купила кроссовки с переплатой, за 80 рублей. Это была большая часть маминой зарплаты.
И вот, стою я на саратовском Арбате в модных кроссовках, мимо меня спешат люди в сером, спешат и не улыбаются. Советские люди вообще редко улыбались – поводов было мало.
В 2014-м одна итальянская старушка на греческом курорте, тщательно вспоминая английские слова, спросила меня:
– Вы откуда? Из России?! Странно…
– Чего же в этом странного? – удивился в свою очередь я.
– Вы много улыбаетесь. Русские обычно такие, – и тут итальянская бабушка изобразила лицом среднестатистического русского, и я его тут же узнал. Как не узнать эту хмурость и озабоченность сразу всеми проблемами? Нельзя не узнать.
***
В июне 1985-го и мне и закадычному моему дружку Серёге выдали вот такое удостоверение.
На первые заработанные деньги я купил цветомузыку «Электроника». За 250 рублей!
А у Серёги на мойве случилась недостача. Очень большая.
ТЕЛЕГРАФИСТ
– Учить мы вас будем на телеграфистов-эстистов.
– Эстетично учить будете?
– Шутка, курсант? Ну-ну. В стройбате хорошую шутку ценят. Тебе сейчас повестку организовать или весны дождёшься? Я так и думал.
Телеграфист-эстист, курсанты, это не шутки. Это нужная военная профессия!
И я стал телеграфистом. Ну, и эстистом заодно.
– Эстист? Была у нас в части одна вольнонаёмная эстисточка… – начальник хозотдела Главсредволговодстроя мечтательно вздохнул и сунул бумажку с моим предписанием себе в карман, – Понедельник, среда, пятница, говоришь? Учись, сынок. И не вздумай прогуливать, я проверю.
Начальником в нашем отделе был майор в отставке и за глаза мы звали его Сапог. Два слесаря-сантехника, два электрика, полтора плотника, считая меня за половину, и маляр-штукатур подчинялись Сапогу, как македонская фаланга – мгновенно и без вопросов. Но не в этот раз.
– Он, значит, будет три раза в неделю на два часа раньше с работы уходить, а работать за него я буду?! – задал вопрос маляр-штукатур из-за спин электриков. Электрики были после вчерашнего и взгляд Сапога застрял в них, как пуля в кевларе.
– Не перетрудишься. Особенно ты. Дырку на третьем замазал?
– Уже иду.
– Вот и иди.
Сапог развернулся на месте, как танк через левое плечо и ушел по коридору. Не оборачиваясь.
– А эстист, это как? – штукатур в часы досуга разгадывал кроссворды в «Огоньке» и ответы записывал в толстую общую тетрадь. Слова «эстист» в тетради штукатура не было.
– СТ-2м, так телеграфный аппарат называется, – как по писанному ответил я.
– Вряд ли пригодится, – сам себе сказал штукатур и зашёл в малярку.
– Записывать пошёл, – заржали электрики и тоже пошли. Опохмеляться.
А меня ждали заготовки для швабр и врезной замок на пятом этаже. Электрикам со мной было скучно.
***
Учиться на телеграфиста мне понравилось. Телеграфный аппарат был очень похож на печатную машинку, только ещё лучше – с его помощью можно было переписываться с удаленным адресатом.
Нас учили набирать тексты вслепую, десятью пальцами: группы букв, цифр, связанные и не очень тексты, а иногда и полную абракадабру. Но ошибаться было нельзя, особенно в абракадабре.
– Не вникай в то, что набираешь. Не ищи смысла в тексте. Твоя задача в точности передать порядок знаков, – учили наставники. И мы не вникали. Тридцать лет с тех пор прошло, а руки до сих пор помнят.
***
Первые полгода в армии телеграфный аппарат я не видел даже издалека – было очень некогда.
Когда я отчаялся вырваться из замкнутого круга нарядов в караул, дневальным по роте и нарядов в столовую, меня неожиданно допустили к боевому дежурству. Счастью своему я не верил – отдельная комната, топчан, собственный шкаф… Пещера Алладина не шла ни в какое сравнение с моей сказкой.
