скачать книгу бесплатно
Что же касается Балджера, то я никогда не делал вид, что устанавливаю для него какие-то правила. У него вошло в привычку засыпать только тогда, когда он был убежден, что никакая опасность мне не угрожает, и даже тогда я склонен верить, что он, как встревоженная мать над своим ребенком, никогда не закрывал оба глаза сразу.
Хотя к рассвету мой Иван совершенно протрезвел, он все же взялся запрягать лошадей с такой неохотой, что мне пришлось несколько раз упрекнуть его, прежде чем мы покинули трактирный двор. Он был подобен злобному, но трусливому животному, которое трепещет перед сильным и твердым взглядом, но не упустит возможности броситься на вас, если вы повернётесь к нему спиной.
Я не только обратил внимание Балджера на действия этого человека и предупредил его, чтобы он был очень осторожен, но также принял меры предосторожности и проверил заряд пары испанских пистолетов, которые я носил за поясом.
Едва мы выехали на дорогу, как низкий рык Балджера вывел меня из задумчивости; и за этим рыком последовал такой тревожный вой моего четвероногого брата, что, когда он поднял на меня свои говорящие глаза, я поспешно перевел взгляд с одной стороны дороги на другую. Вероломный Иван намеренно попытался опрокинуть тарантас и избавиться от навязанной ему задачи перевозить нас дальше по дороге.
– Негодяй! – воскликнул я, вскакивая и кладя руку ему на плечо. – Я прекрасно понимаю, что у тебя на уме, но предупреждаю тебя самым серьезным образом: если ты еще раз попытаешься опрокинуть свою повозку, я убью тебя на месте.
Вместо ответа он с молниеносной быстротой нанес мне удар наотмашь своим хлыстом.
Удар пришёлся мне в правый висок и я упал на дно повозки, как кусок свинца.
На мгновение удар лишил меня сознания, но затем я увидел, что трусливый злодей развернулся и взмахнул тяжелым хлыстом, намереваясь сразить меня вторым, более уверенным ударом.
Несчастный глупец! Он напрасно рассчитывал обойтись без своего хозяина, потому что в следующее мгновение Балджер с яростным воплем прыгнул ему на горло, как камень из катапульты, и глубоко вонзил зубы в плоть противника.
Иван взревел от боли и попытался стряхнуть с себя этого неожиданного противника, но тщетно. К этому времени я уже полностью осознал, в какой страшной опасности оказались мы с Балджером, потому что Иван выронил хлыст и потянулся за ножом в ножнах.
Но он так и не вытащил его, потому что я метким выстрелом из моего пистолета попал ему в предплечье. Я не хотел лишать его жизни, а только ранить.
Шок и боль настолько парализовали его, что он упал почти в обмороке, а затем полностью выпал из повозки, волоча за собой Балджера. Лошади встали на дыбы. В ушах моих раздался шум, похожий на рев разъяренных вод, а затем свет жизни совсем погас в моих глазах и я лишился чувств.
Мне показалось, что я лежу на спине на дне повозки, свесив голову набок, но это, конечно, были только минуты. Меня разбудило ощущение покалывания в левой щеке, и когда я медленно пришел в себя, то обнаружил, что это от гравия, летящего из под передних колес повозки, потому что лошади неслись во весь опор, а на козлах сидел мой верный Балджер, держа поводья в зубах. И когда я сел и прижал руку к своей бедной больной голове, вся правда обрушилась на меня:
В тот момент, когда Иван упал на землю, Балджер отпустил его горло и, прежде чем тот успел прийти в себя, вскочил на место кучера и, схватив поводья зубами, туго натянул их и положил таким образом конец поднятию на дыбы и падению испуганных животных. Он пустил их вскачь, оставив разъяренного Ивана размахивать ножом и извергать проклятия на мою и Балджера головы, когда увидел, что его лошади и повозка исчезли вдали. Но тут до моих ушей донесся безумный крик, и я мельком увидел с полдюжины крестьян, которые, обнаружив этот, как им показалось, пустой тарантас, приближавшийся все ближе и ближе, бросили свою работу и помчались его перехватывать.
Судите об их изумлении, дорогие друзья, когда их взоры упали на спокойного и умелого возницу, который крепко держался в седле и часто повторял обратные взмахи головы, призывая своих лошадей нести своего любимого хозяина всё дальше и дальше от коварного возницы.
Когда крестьяне схватили животных и остановили их, я, шатаясь, поднялся на ноги и обнял моего дорогого Балджера. Тот был более чем доволен тем, что сделал, и с жалобным стоном лизнул мой ушибленный лоб.
– Святой Николай, спаси нас! – воскликнул один из крестьян, благочестиво осеняя себя крестным знамением. – Видит Бог, даже если я проживу достаточно долго, чтобы наполнить колодец великанов камнями, я никогда больше не увижу ничего подобного.
– Колодец великанов, колодец великанов! – пробормотал я себе под нос, следуя за одним из крестьян к его жилищу, стоявшему чуть поодаль от дороги, поскольку весьма нуждался в отдыхе после только что пережитого ужаса. Удар хлыстом потряс мой мозг, и я был достаточно опытен в медицине, чтобы понимать, что такая рана требует немедленного внимания. К счастью, под одной из крестьянских крыш нашлась одна из тех ветхих старух, возможно, она была ведьмой, у которых есть рецепты на все случаи жизни и которые знают каждую траву для любой болезни. Осмотрев порез, оставленный хлыстом, она пробормотала:
– Она не так широка, как овраг, и не так глубока, как колодец великанов, но все же достаточно плоха, мой маленький господин.
«Опять они про колодец великанов, – подумал я, укладываясь на самую лучшую постель, какую только можно было себе представить на тот момент. – Интересно, где он может быть, этот гигантский колодец, и насколько он глубок? И кто пьет воду, которую из него черпают?»
Глава IV
Моя рана заживает. – Юлиания рассказывает о колодце великанов. – Я решаю посетить его. – Подготовка к восхождению в горы. – Что случилось с Юлианией и со мной. – Размышление, а затем действие. – Как я ухитрился продолжить восхождение без проводника
Прошел день или около того, прежде чем я начал уверено держаться на ногах, и тем временем я делал необычные усилия, чтобы успокоить свой разум, но, несмотря на все мои усилия, каждое упоминание о гигантском колодце вызывало во мне странный трепет, и я вдруг начинал ходить взад и вперед, повторяя снова и снова слова: «Колодец великанов! Колодец великанов!»
Балджер был сильно встревожен и сидел, глядя на меня с самым растерянным видом. Я думаю, он подозревал, что жестокий удар хлыстом повредил моему рассудку, потому что временами он издавал низкий жалобный скулёж. И в тот момент, когда я обратил на него внимание и стал больше походить на самого себя, он начал играть вокруг меня в самом диком восторге. Тем временем я велел крестьянам гнать лошадей Ивана обратно к посёлку Ильича, пока они не встретят этого негодяя и не доставят его сюда, то теперь у меня не было никакой возможности продолжать свой путь на север, если только я не отправлюсь, как многие мои знаменитые предшественники, пешком. Однако у них были более длинные ноги, чем у меня, и они не были нагружены столь тяжелой головой, которая была бы пропорциональна их размеру, а также мозгом, который почти никогда не спал, по крайней мере крепко. Мне слишком не терпелось добраться до врат в мир внутри мира, чтобы потащиться пешком по пыльной дороге. Мне нужны были лошади и еще одна повозка или хотя бы крестьянская телега. Я должен был следовать дальше. Теперь моя голова совсем зажила, и жар спал.
– Послушай, маленький господин, – прошептала Юлиания, так звали старуху, которая заботилась обо мне, – Ты явно не тот, кем кажешься. Я никогда раньше не видела таких, как ты. Если бы ты захотел, я думаю, ты сказал бы мне, как высоко небо, как густы горы и как глубок колодец великанов.
Я улыбнулся, а потом сказал:
– Ты когда-нибудь пила из колодца великанов, Юлиания?
В ответ на это она покачала головой и ухмыльнулась.
– Послушай, маленький господин, – прошептала она, подойдя ко мне вплотную и подняв один из своих длинных костлявых пальцев. – Ты не обманешь меня, ты же знаешь, что у колодца великанов нет дна.
– Нет дна? – повторил я, задыхаясь. Вдруг у меня в голове пронеслись таинственные слова Дона Фума, – «народ подскажет тебе!» – Нет дна, Юлиания?
– Нет, если только твои глаза не лучше моих, маленький господин, – пробормотала она, медленно кивая головой.
– Послушай, Юлиания, – воскликнул я, – где же этот бездонный колодец? Ты проведешь меня к нему; я должен увидеть его. Ну же, давай начнём прямо сейчас. Я хорошо заплачу тебе за твои труды.
– Нет, нет, маленький господин, не так быстро, – ответила она. – Это место находится далеко в горах. Дорога туда крутая и неровная, тропинки узкие и извилистые, один неверный шаг может означать мгновенную смерть, если бы не будет сильной руки, чтобы спасти тебя. Откажитесь от своей безумной мысли, когда-либо попасть туда, разве что на крепких плечах какого-нибудь горца.
– Ах, добрая женщина, – был мой ответ, – ты только что сказала, что я не тот, за кого себя выдаю, и ты сказала правду. Знай же, что ты видишь перед собой всемирно известного путешественника Вильгельма Генриха Себастьяна фон Трампа, обычно называемого «маленьким бароном», который хоть и невысок ростом и слаб телом, но главное, что есть во мне, – это железо. Вот тебе, Юлиана, золото, (я выдал ей царскую монетку), а теперь веди меня к колодцу великанов.
– Тише, тише, маленький барон, – прошептала старая крестьянка, когда ее сморщенная рука ощутила золото. – Я ещё не всё тебе рассказала. Среди всех, кто живёт в округе, нет, как мне кажется, ни одного живого существа, кроме меня, кто знает, где находится колодец великанов. Спроси их, и они скажут: «Это там, в горах, далеко-далеко, под сводом небес». Вот и всё, что они смогут сказать. Но я, мой маленький господин, и только я знаю, где он находится, и та самая трава, которая исцелила твою больную голову и спасла тебя от верной смерти, охладив твою кровь, была сорвана мной с края того самого колодца!
Эти слова вызвали во мне трепет радости, ибо теперь я почувствовал, что нахожусь на верном пути, что слова величайшего мастера среди всех мастеров, Дона Фума, сбылись.
«Люди сами тебе подскажут!»
Да, люди мне подсказали, ибо теперь у меня не осталось ни малейшей тени сомнения в том, что я нашел врата в мир внутри мира! И Юлиания должна будет стать моим гидом в этом походе. Она знала, как пробраться по узкому проходу, свернув в сторону от нависающих скал, одно прикосновение к которым могло бы вызвать камнепад, найти ступени, высеченные природой в скалах, и безопасно продолжить свой путь через расселины и ущелья, вход в которые мог быть невидим для обычных глаз. Однако для того, чтобы суеверные крестьяне сохранили дружеские отношения со мной, я дал им понять, что собираюсь отправиться в горы в поисках диковинок для своего кабинета, и попросил их снабдить меня веревками и снаряжением, а также двумя крепкими мужиками, которые понесут их для меня, пообещав щедрую плату за услуги.
Они поспешили снабдить меня всем необходимым, и на рассвете мы отправились по горной тропе. Юлиания, чтобы не казаться одной из нас, вышла вперед еще при свете луны, сказав своим соседям, что она хочет собрать некоторые травы до того, как солнечные лучи коснутся их и высушат целебную росу, покрывавшую их листья.
Все шло хорошо, пока солнце не поднялось высоко над нашими головами. Вдруг я услышал пронзительный женский крик, то была Юлиания. Примерно через минуту загадка была раскрыта. Старая ведьма стремительно спускалась с горы, ее тонкие седые волосы развевались на ветру. Руки у нее были связаны за спиной, и двое молодых людей с березовыми розгами били ее при каждом удобном случае.
– Поворачивайте назад! Назад, братья! – кричали они двум моим носильщикам. – Этот маленький колдун договорился со старой ведьмой. Они идут к колодцу великанов. Они освободят злых духов. Мы все будем околдованы. Скорее! Скорее! Бросайте груз, который вы несете, и следуйте за нами.
Двое моих носильщиков не стали дожидаться второго предложения и, побросав поклажу на землю, исчезли, как молния. Еще в течение некоторого времени я слышал крики бедной Юлиании, когда эти молодые негодяи били старуху своими березовыми розгами.
Ну, дорогие читатели, и что вы на это скажете? В каком я оказался положении? Один на один с Балджером в этой дикой и мрачной горной местности, где черные скалы нависали над нашими головами, как хмурые великаны и людоеды, с карликовыми соснами вместо волос, с клочьями белого мха вместо глаз, с огромными зияющими трещинами вместо ртов и узловатыми и искривленными корнями вместо ужасных пальцев, словно готовые в любой момент протянуть руку к моему бедному хрупкому телу.
Но разве я сдался? Разве я поспешил вниз по склону горы? Разве храбрость покинула меня? Нет! Иначе я не был бы достоин имени, которое носил. Всё, что я сделал, – это бросился во весь рост на ложе из мха, позвал Балджера и закрыл глаза на внешний мир.
Я слышал, что великие люди порой ложатся спать в полдень, чтобы предаться размышлениям, я и сам частенько проделывал такое. И что же вы думаете? Через четверть часа, наблюдая за солнцем на склоне горы, – я решил проблему. Теперь передо мной стояли две задачи: найти кого-то, кто показал бы мне путь в гору, и, так как я не мог нести снаряжение, мне предстояло найти кого-то, кто мог бы это сделать вместо меня. Внезапно я заметил скот, пасущийся у подножия горы, и, более того, этот скот носил на своих шеях очень своеобразное ярмо.
– А для чего эти хомуты? – спросил я себя, потому что сделаны они были совсем не так, как те, что я когда-либо видел, и состояли из прочного деревянного ошейника, снизу которого между передними лапами зверя выступал прямой кусок дерева, вооруженный железным шипом, направленным в землю. Наверху к рогам животного кожаным ремнем было привязано ярмо. Поэтому до тех пор, пока зверь держал свою голову естественно или даже опускал ее, чтобы пастись, ярмо было вытянуто вперед, и крюк был оторван от земли, но в тот самый момент, когда животное поднимало голову, крючок сразу же опускался в землю, и оно не могло сделать ни шагу вперед. Дорогие читатели, вы можете знать, а можете и не знать, что когда парнокопытное животное начинает подниматься по крутому склону, в отличие от непаркопытного, оно поднимает голову вверх, а не опускает ее, и поэтому мне сразу пришло в голову, что цель этого ярма – не дать скоту подняться по склону горы и заблудиться.
Но зачем им карабкаться по горным склонам? Просто потому, что там росла какая-нибудь трава, которая была для них деликатесом. И зная, на какой риск пойдут животные и какую усталость они перенесут, чтобы добраться до любимого пастбища, мне сразу пришло в голову, что если бы я дал им возможность добраться до этой своей любимой пищи, они были бы очень рады подвезти меня по дороге. Сказано – сделано. Я тотчас же вернулся назад, к месту где паслись животные; и мне не потребовалось много времени, чтобы освободить их от удерживающих приспособлений. Больше ничего не мешало им подниматься на холм.
Они были очень рады своему внезапному освобождению от ненавистного ярма, которое позволяло им лишь издалека видеть их желанные пастбища. Я снова двинулся в гору, неторопливо следуя за своими новыми друзьями.
Добравшись до того места, где крестьяне побросали снаряжение на землю, я взвалил его на спину самого спокойного животного из всех и вскоре снова отправился в путь
Глава V
Путь наверх через каменоломни демонов. – Как животные шли по следу, и как мы наконец подошли к краю колодца великанов. – Террасы благополучно пройдены. – Начало спуска в сам колодец. – Все трудности преодолены. – Мы подходим к краю воронки Полифема
Как правило, люди с чрезмерно большими головами от природы физически не сильно развиты, но это был не мой случай. У меня были очень крепкие ноги, и я без труда поспевал за своими новыми четвероногими друзьями. Они, к моей радости, совсем скоро убедили меня, что уже бывали здесь раньше. Они ни на мгновение не останавливались ни на одной развилке и все время продолжали двигаться вперед, часто проходя по таким участкам, где не было никакой видимой тропы, но вскоре мы с неизменной точностью снова наталкивались на неё. Лишь однажды они остановились, чтобы утолить жажду в горном ручье, и мы с Балджером последовали их примеру.
Было совершенно понятно, что они следуют к конкретному пастбищу и не хотят довольствоваться никакими другими; поэтому я позволил им идти своим путем, который следовал все выше, выше и выше. Я чувствовал, что мне необходимо следовать за ними.
Вскоре характер горного склона совсем изменился. Ущелья становились всё уже, и временами нависающие скалы почти полностью закрывали нам солнечный свет. Мы вступали в область особой первозданности и фантастического величия.
Я часто читал о том, что путешественники называли «каменоломнями демонов» на Северном Урале, но до сих пор не имел ни малейшего представления, что означает это выражение.
Нарисуйте себе мысленно обычный вид разрухи и опустошения вокруг каменоломни, созданной человеческими руками, затем представьте себе, что каждый обломок представляет собой блок, а каждый блок – массу; увеличьте в четыре раза размер каждой плиты, столба и фронтона, а затем направьте могучий поток через это место, перекатывайте, извивайтесь и поднимайте все в диком беспорядке, нагромождая скалы друг на друга, пока эти дикие воды не приостроят фантастические порталы к храмам, еще более фантастическим, и сводчатые ущелья с каменными крышами, которые, кажется, подвешены так небрежно, что дыхание или звук шагов могут обрушить их с ужасным грохотом. И может быть тогда, дорогие друзья, вам удастся получить слабое представление о величии той сцены, которая предстала передо мной.
Знал ли скот, который теперь так смело вел нас с Балджером вверх по склону горы, где найти вход в эту дикую глушь? И самое важное, знали ли эти животные, как найти обратный выход из этих темных лабиринтов стен и парапетов, с этих улиц и площадей, грубо вымощенных, как будто нетерпеливыми демоническими руками,?
Дорогие друзья, человек всегда был слишком недоверчив к своим четвероногим собратьям. Но у них есть многое, что они могли бы нам рассказать, если бы у них была такая возможность. Я часто доверял им, когда это казалось совершенно безрассудным, и ни разу у меня не было повода раскаяться в этом.
Итак, мы с Балджером со спокойным сердцам последовали прямо за нашими молчаливыми проводниками. Хотя, я должен признаться, мои ноги уже начинали чувствовать ужасное напряжение, которому я их подвергал, но я решил идти вперед, по крайней мере до тех пор, пока мы не пройдем через каменоломню демонов. А затем я планировал остановить мое маленькое стадо, и провести остаток дня и ночи в заслуженном отдыхе.
Но как только я очутился в каменоломне, вся усталость исчезла, и зачарованный глубокой тишиной, ужасным величием, таинственными огнями и тенями этого места, я почувствовал новый прилив сил. Наконец мы миновали этот город безмолвия и мрака и снова оказались в ярком сиянии полуденного солнца.
Внезапно мое небольшое стадо, игриво вскидывая головы, пустилось в бега, но мы с Балджером припустили за ним по пятам. Это была бешеная гонка, но, дорогие друзья, когда она закончилась, я снял свою меховую шапку и с диким криком радости подбросил ее высоко в воздух, а Балджер разразился громким лаем. Животные паслись прямо передо мной, и с легким ветерком я почувствовал запах трав Юлиании, которыми она лечила мою больную голову. Да, мы стояли почти на самом краю гигантского колодца.
Не смотря на восторг, я чувствовал себя слишком усталым, чтобы сделать еще хоть один шаг вперед, слишком усталым, чтобы даже поесть, хотя у меня был при себе запас сушеных фруктов, а также я заметил, что в гнездах диких птиц было много яиц. Освободив животных от снаряжения, я лег на землю и вскоре крепко заснул, а мой верный Балджер свернулся калачиком у моей груди.
Утром моего маленького стада нигде не было видно, но я не беспокоился об этом, так как знал, что старуха Юлиания будет послана за ними, как только их хватятся. После обильного завтрака, состоявшего из полудюжины жареных яиц и сушеных фруктов с ягодами, мы с Балджером подошли к краю гигантского колодца или, скорее, к краю обширных скальных террас, ведущих к нему. Каждая из этих террас была от тридцати до пятидесяти футов в высоту.
Прежде чем я пойду дальше, я должен напомнить вам, что я эксперт и в морском деле, и у моряков нет таких узлов и петель, которые были бы мне неизвестны. Это не должно вас удивлять, дорогие друзья, если принять во внимание тысячи миль, которые я прошёл по воде.
Напоминаю я вам это потому, что я не хочу, чтобы вы не доверяли мне, когда я продолжу описывать наш спуск в колодец великанов, так как вы, конечно же, будете задавать себе вопрос, как мне удалось справиться с этой задачей в одиночку?!
Знайте же, что это была лишь самая малая из моих неприятностей, ибо, как скажет вам любой моряк, вам нужно только воспользоваться так называемым «дурацким узлом», к одному концу которого вы привязываете простую веревку, а как только вы достигнете дна, резкий рывок за веревку развязывает дурацкий узел, и ваша снасть падает вниз вслед за вами. Мой метод состоял в том, чтобы опустить вниз сначала Балджера, а затем спуститься самому вслед за ним. Так мы шли от парапета к парапету, пока наконец не оказались на самом краю огромного колодца, на существование которого так таинственно намекал Дон Фум в своей рукописи. Устье его было, вероятно, футов пятьдесят в ширину, и, приглядевшись, я увидел, что с одной стороны есть скальный выступ. Насколько я мог судить, он был примерно в семидесяти пяти футах внизу и чтобы добраться до него потребовался бы каждый фут моей веревки. Я уверен, что вы не обрадуетесь, когда я скажу вам, что прижал Балджера к своей груди и нежно поцеловал его, прежде чем спустить его вниз. Он ответил на мои ласки и своим радостным визгом дал мне понять, что полностью доверяет своему маленькому хозяину.
Через несколько мгновений я присоединился к нему на этом узком скальном выступе, под нами теперь была тьма. Но вы думаете я колебался? Нет! Я знал, что мои глаза скоро привыкнут к полумраку, и еще я знал, что если мои глаза подведут, то зоркий взор Балджера всегда готов будет мне помочь.
Теперь я подготовился с особой осторожностью, потому что на этот раз, действительно, опускал своего четвероногого друга в своего рода неизвестность.
Вскоре он скрылся из виду, и сердце мое замерло. Но, послушайте! Его резвый, громкий лай отчетливо доносится до меня, а это значило, что он приземлился на безопасную площадку или выступ. В следующее мгновение мои ноги обхватили веревку, и я начал бесшумно скользить вниз, в тихие глубины, а радостный лай пса звенел у меня в ушах.
Снова и снова я спускал вниз своего мудрого и бдительного друга вперед себя, пока наконец, подняв голову вверх, я не увидел ничего от могущественного внешнего мира, кроме яркого серебряного пятнышка, похожего на крошечный лучик света, пробивающийся сквозь крошечное отверстие в занавеске в моей комнате.
Но подождите, неужели мы достигли дна колодца великанов? С каждым новым спуском я понимал, что стены больше не такие отвесные, спуск становился настолько плавным, что мне едва ли уже нужна веревка, чтобы продолжить его. Зажигая одну из своих маленьких свечей, я осторожно пробираюсь вдоль края и через полчаса вновь оказываюсь на месте старта. И тогда впервые выражение, использованное Доном Фумом в рукописи, и до сих пор остававшиеся для меня загадкой, встало перед моими глазами, словно написанное огненным пером на этих черных стенах в тысячах футов под внешним миром, который я покинул несколько часов назад. Эти была воронка Полифема! Да, в этом не могло быть никакого сомнения: я достиг дна колодца великанов. Я стоял на краю воронки Полифема!
Спуск в воронку Полифема.
Глава VI
Мое отчаяние, когда я обнаружил, что воронка слишком мала для моего тела. – Луч надежды для меня. – Полный отчет о том, как мне удалось пройти через воронку. – Мой проход через нее. – Своевременная помощь Балджера. – Мраморная дорога и некоторые любопытные вещи, касающиеся входа в мир внутри мира
Каменистые края воронки Полифема были отполированы, по-видимому, так же хорошо, как и у любой другой жестяной воронки, которую я когда-либо видел, висящей на кухне замка Трамп, так что, крепко привязав себя и взяв Балджера на руки, мы двинулись вниз по склону.
До дна пути оставалось около ста футов. И прежде чем продолжать спуск к самой вершине этого гигантского конуса, я зажёг свечу и огляделся.
Дорогие друзья, в этот момент меня охватили дрожь и ужас, потому что взглянув на трубу воронки, я сразу понял, что она слишком мала, чтобы я смог пролезть через нее. В голове у меня промелькнула мучительная мысль, что я совершил ужасную ошибку – что принял за колодец великанов какую-то огромную яму, что в безумной и беспричинной спешке я разрушил жизнь Балджера и свою собственную, что я никогда не достигну чудесного мира внутри мира.
Или, подумал я, может быть, мастер Дон Фум сам допустил ошибку, утверждая, что труба воронки Полифема достаточно велика, чтобы пропустить человеческое тело?
В этом почти безумном состоянии я подошел к самому устью воронки и, опустившись в нее, позволил своему телу погрузиться так далеко, насколько это было возможно.
Плечи мои не проходили, и после тщательного осмотра я был вынужден прийти к мучительному выводу, что мой верный Балджер и я прошли вместе нашу последнюю милю.
Нам ничего не оставалось делать, как лечь и умереть.
Лечь и умереть? Никогда! Спускаясь в колодец великанов, я заметил, что одна из его сторон была очень похожа на стену, выложенную каменными блоками. С Балджером, привязанным к моей спине, я рассчитывал подняться наверх, пока силы не покинут меня. А еще я надеялся, что старуха Юлиания ещё вернется собирать свои травы, и, возможно, мне удастся позвать ее.
В отчаянии я вздохнул и сжал кулаки, и в этот момент одна из моих ладоней коснулась чего-то холодного и скользкого, похожего на жир. Взяв немного этого вещества, я задумчиво потер его между большим и указательным пальцами, и тогда луч надежды прорвался сквозь ужасный мрак, который так безжалостно окутывал меня. Это был графит – сомнений быть не могло. Вероятно, он просочился сквозь трещину или щель в воронке Полифема. Я подумал, что если натереть им внутреннюю часть воронки, а также хорошеньки измазать им себя, то, может быть, мне все-таки удастся проскользнуть в мир внутри мира!
Во всяком случае, я твердо решил двигаться внутрь, несмотря ни на что.
Чтобы основательно собраться с мыслями и затем уже шаг за шагом двигаться в том безупречном порядке, который так характерен для всех моих чудесных подвигов, я сел и, обняв милого Балджера, добрых полчаса беседовал сам с собой.
План был готов! И чтобы доказать вам, дорогие друзья, насколько осторожен был Балджер, чтобы не прервать ход моих мыслей, я должен рассказать вам, что даже когда небольшая крыса высунулась из расщелины в скале, пока я сидел в размышлениях, и как я мог видеть при свете моей крошечной восковой свечи, она имела наглость сначала понюхать хвост Балджера, а затем игриво укусить его, даже и тогда мой верный спутник ни на волос не сдвинулся с места.
– Раз разум приказал, теперь пусть руки делают! – воскликнул я, вскакивая и начиная снимать с себя верхнюю одежду. Сделав это, я вскарабкался на край воронки и начал собирать куски графита, которые положил рядом с отверстием трубы. Следующее, что нужно было сделать, – это спустить Балджера через трубу, перед тем, как начну спускаться я сам. С этой целью из своей одежды я сделал некое подобие сумки для пса, и начал спускать его вниз.
Через шестьдесят пять или семьдесят футов он ударился о дно и своим громким лаем дал мне понять, что с ним всё в порядке, и что теперь я могу спуститься сам. Услышав его голос, я несколько раз резко дернул за веревку. Он сразу понял, что я имею в виду, и через мгновение не только сам вылез из импровизированной сумки, но и освободил мою одежду, чтобы я смог вытащить веревку.
Мой следующий шаг состоял в том, чтобы найти способ утяжелить себя на время спуска, так как я был уверен, что никак не смогу проскользнуть через трубу, если только что-то не будет тянуть меня вниз.
Отрезав около десяти футов веревки, я привязал один ее конец к большому, длинному куску скалы весом около ста фунтов. Его я положил рядом с устьем трубы. Теперь предстояло самое трудное – подвести плечи к груди и крепко привязать их в этом положении. Это, как я рассчитывал, уменьшит мое тело в ширину, по крайней мере, на добрых два дюйма.
Эти два дюйма, приобретенные или, скорее, потерянные таким образом, могли бы позволить мне проскользнуть через трубу воронки Полифема и достичь огромного подземного хода, ведущего в мир внутри мира. Накинув петлю на грудь, как раз под ключицами, я подтянул плечи к груди так туго, как только мог, и жестко зафиксировал их; затем, привязав другой конец веревки к краю воронки, я начал оборачиваться ей, как это часто делают домохозяйки с колбасой, чтобы она не лопнула. Закончив с этим, я принялся кататься по черному графиту, пока полностью не вымазался им.
Теперь, прежде чем бросаться в устье воронки, оставалось сделать еще только одно, а именно, привязать к ногам груз. Это была нелегкая задача, так как я был обвит веревкой и руки мои были привязаны к телу, но с помощью скользящих узлов я, наконец, справился и с этой задачей. Я сел, сунул ноги в трубу и глубоко вздохнул, потому что чувствовал себя так, словно на меня надели смирительную рубашку.
Наклонившись, я окликнул Балджера. Он ответил радостным визгом, который придал мне уверенности и новых сил. Теперь наступил главный момент, который должен был закончится грандиозным успехом или сокрушительной неудачей. Неудача! О, до чего же это страшное слово! И все же как часто человеческие уста произносят его! Быстро опустив свой импровизированный утяжелитель вниз, я соскользнул с края отверстия и, выпрямившись, проскользнул в трубу. Остановился ли я, как пробка, или всё же двигаюсь? Да, двигаюсь, вниз, вниз, осторожно, медленно, бесшумно я скользил через воронку Полифема. Какое мне было дело до того, что из-за этого веса веревка врезалась мне в лодыжки? Я двигался, я приближался все ближе и ближе к Балджеру, чей радостный лай я слышал время от времени, чем ближе я становился к вратам мира внутри мира!
Но горе мне! Я внезапно останавливаюсь, и, несмотря на все мои усилия продолжить спуск, извиваясь и поворачиваясь, тело отказывается опускаться даже хотя бы на дюйм. Я застрял!
– Ах, Балджер, Балджер, – простонал я, – мой верный друг, если бы ты только мог дотянуться до меня. Всего один рывок мог бы спасти твоего верного друга!
Охватываемый диким отчаянием, я постарался расслабиться и успокоить себя на сколько мог в своем положении, и через мгновение или около того я обнаружил причину своей столь внезапной остановки. Я застрял в той части трубы, которая имела что-то наподобие резьбы и мне пришла в голову мысль, что если бы мне только удалось придать вращательное движение своему телу, то я бы с каждым поворотом опускался бы все ниже и ниже к концу трубы.
Я чувствовал, что костяшки моих рук и кончики пальцев были покрыты синяками и рваными ранами от этой тяжелой работы, но какое мне было дело до этой острой боли, которая пронизывала мои руки от кистей к запястьям и от запястий к локтям! Это было все равно, что медленно вкручивать винт в длинную гайку, только резьба в этом случае была на гайке, а пазы в винте, и этот винт был моим бедным, ушибленным, маленьким телом!
Внезапно, по раскачиванию груза, я понял, что он освободился из трубы. Он безжалостно тянул меня за нежные лодыжки, но я больше уже не мог пошевелиться, силы мои были на исходе. Я был уже на грани обморока, когда услышал громкий лай Балджера, а в следующее мгновение я почувствовал сильный рывок. Я застонал от боли, но этот рывок спас меня! Это Балджер, подпрыгнув и, схватив зубами веревку, вытащил своего маленького хозяина из плена воронки Полифема!
Все мы свалились в одну кучу: Балджер, я и камень, который служил мне утяжелителем. Последствия могли быть очень серьезными для меня, если бы мое падение не пришлось на груду моей одежды, помещенную прямо под отверстием. И, дорогие друзья, что бы вы не говорили, вы не сможете заставить меня поверить в то, что мой четвероногий брат не положил туда эту одежду сознательно. Вещи ведь не были свалены в кучу как попало, а лежали друг на друге специально, чтобы смягчить мое падение.
Освободившись от веревок, я зажег одну из своих восковых свечей, и поспешил сбросить с себя нижнее белье, покрытое черным графитом. Переодевшись, я внимательно осмотрел пол. Он был выложен из огромных блоков мрамора разных цветов, отполированных почти так же гладко, как будто рука человека сделала это и тогда я понял, что нахожусь на той самой мраморной дороге, ведущей к городам подземного мира, о которой упоминал Дон Фум в своей рукописи. Я вспомнил также, что он говорил о великолепных природных мозаиках, огромных фантастических фигурах на стенах этих высоких коридоров, составленных из разноцветных блоков и фрагментов, которые тысячи лет назад были уложены один на другой как будто по какому-то замыслу, а не просто дикой прихотью природных сил. После нескольких часов отдыха, в течение которых я пытался подлечить свои разбитые руки и ушибленные пальцы, мы с Балджером снова поднялись и отправились в путь по этой широкой, великолепной мраморной дороге. Сложно передать, но нас окружала не чернильная тьма обычной пещеры, через которую нас вела извилистая дорога, о нет, это было далеко не так. Мрак был смягчен слабым сиянием, которое постоянно сопровождало нас по пути, словно заблудившийся луч сумерек. Как бы то ни было, Балджер, как я заметил, прекрасно видит; поэтому, привязав кусок веревки к его ошейнику, я послал его вперед, убежденный, что более надежного проводника мне сейчас не найти.
