скачать книгу бесплатно
Я сорвала все розы с единственного хилого куста, который попался мне по пути, и выбросила их, одну за другой, в бушующее море.
7
Тем вечером Джонни рассказал мне о девушке Гата в Нью-Йорке. Ее звали Ракель. Джонни даже видел ее. Хотя он живет в Нью-Йорке, как и Гат, но в центре города, с Кэрри и Эдом. А Гат живет в верхней части города, вместе с матерью. Ракель занималась современным танцем и всегда одевалась в черное.
Брат Миррен Тафт рассказал мне о том, что девушка послала Гату коробку домашних брауни. Либерти и Бонни нашептали, что Гат хранит ее фотографии в телефоне.
Сам он вообще о ней не упоминал, однако не встречался со мной глазами.
В ту ночь я много плакала, кусала пальцы и пила вино, которое украла из кладовой Клермонта. Я яростно крутилась в небе, скандаля и сталкивая звезды с их оплотов, чувствуя головокружение и тошноту.
Я ударила кулаком в стену душевой, смывая стыд и злость ледяной водой. Затем я дрожала в кровати, как брошенная собака, казалось, с меня сейчас слезет кожа.
На следующее утро, и все последующие дни, я вела себя нормально. Высоко подняв свой квадратный подбородок.
Мы плавали на лодках и жгли костры. Я выиграла в теннисном турнире.
Мы приготовили не один бак мороженого и загорали на маленьком пляже.
Как-то вечером наша четверка решила устроить там пикник. Тушеные мидии, картофель и кукуруза. Всю еду приготовила прислуга. Я даже не знала их имен.
Джонни и Миррен принесли еду прямо на металлических противнях. Мы расселись вокруг пламени нашего костра, масло капало на песок. Затем Гат сделал для всех десерт из зефира с крекерами. Насаживая зефир на палочку, я смотрела на его руки, освещенные пламенем. Теперь на тех местах, где мы когда-то писали наши имена, он записывал названия книг, которые хотел прочесть.
В ту ночь у него на левой кисти красовалось: «Бытие и», а на правой: «ничто».
Я тоже написала на руках цитаты, которые мне запомнились. На левой: «Живи», а на правой: «настоящим».
– Хотите узнать, о чем я думаю? – спросил Гат.
– Да, – ответила я.
– Нет, – сказал Джонни.
– Я думаю, как можно называть вашего дедушку хозяином острова? Не юридически, а взаправду.
– Пожалуйста, только не начинай снова о трудностях жизни пилигримов, – простонал Джонни.
– Нет. Я спрашиваю, как мы можем говорить, что земля принадлежит кому-то? – Гат обвел рукой пляж, океан, небо.
Миррен пожала плечами:
– Люди всегда торговали землей.
– Может, лучше поговорим о сексе или об убийствах? – спросил мой кузен.
Гат не слушал его.
– А может, земля вообще не должна принадлежать людям. Или права собственности должны быть ограничены. – Он наклонился вперед. – Когда я ездил зимой волонтером в Индию, мы строили там туалеты. Потому что в этой конкретной деревне их просто не было.
– Да все в курсе, что ты ездил в Индию, – перебил Джонни. – Уже все уши прожужжал.
Это я и люблю в Гате: он такой энтузиаст, ему так искренне интересен мир, что он не может представить, как это другим могут наскучить его рассуждения. Даже когда ему говорят об этом в лоб. Но ему не нравится и с легкостью уступать. Он хочет заставить нас задуматься о серьезном – даже когда нам неохота.
Гат ткнул палкой в угли.
– Я просто к тому, что это важная тема. Не у всех есть собственные острова. Некоторые люди здесь работают. Другие трудятся на заводах. Есть и безработные. А кто-то голодает.
– Замолчи, надоело! – воскликнула Миррен.
– Заткнись наконец! – сказал Джонни.
– Здесь, на Бичвуде, мы смотрим на человечество сквозь розовые очки, – проговорил Гат. – Но не думаю, что вы это осознаете.
– Заткнись, – вставила я. – Тогда я дам тебе еще шоколадку.
И Гат замолчал. С перекошенным лицом. Он резко встал и со всей силы запустил камнем. Затем он стянул толстовку, сбросил кроссовки и зашел в море в джинсах.
Разозлился.
Я любовалась игрой его мышц в лунном свете, и вот он нырнул, взметнув фонтан брызг. Гат плыл, а я думала: не поплыву сейчас за ним, и Ракель победит! Не последую за ним, он уйдет навсегда. От «Лжецов», с острова, от нашей семьи, от меня.
Я скинула свитер и зашла вслед за Гатом в море прямо в платье. Бросилась в воду и подплыла к месту, где он лежал на спине. Его волосы были откинуты с лица, открывая тонкий шрам, рассекающий одну бровь.
Я потянулась за его рукой.
– Гат.
Он вздрогнул и встал по пояс в воде.
– Прости, – прошептала я.
– Я ни разу не затыкал тебя, Кади, – сказал он. – Никогда.
– Знаю.
Парень ничего не ответил.
– Пожалуйста, не затыкайся, – сказала я.
И вдруг заметила, как он пожирает глазами мое тело в мокром платье.
– Я слишком много говорю. И всему придаю социально-политический характер.
– Мне нравится, когда ты рассуждаешь, – сказала я, и это была правда: когда я переставала вникать, мне ужасно нравилось.
– Просто все вызывает у меня… – Он сделал паузу. – Наш мир – дрянное место, вот так.
– Да.
– Может, мне стоит… – Гат взял меня за руки и повернул их ладонями вниз, чтобы прочитать слова на тыльной стороне, – …«жить настоящим» и не заниматься постоянной агитацией.
Мои руки лежали в его холодных мокрых ладонях.
Я задрожала. Раньше мы без конца держались за руки, но Гат не касался меня все лето.
– Хорошо, что ты так смотришь на мир, – сказала я ему.
Он отпустил меня и снова лег на воду.
– Джонни хочет, чтобы я умолк. И тебе с Миррен я надоел.
Я смотрела на его профиль. Моего Гата из детства больше не было. От этого юноши веяло страстью и жаждой деятельности, интеллектом и крепким кофе. Все это читалось в зрачках его карих глаз, в его гладкой коже, в чуть пухлой нижней губе. Он весь кипел энергией.
– Сейчас я открою тебе один секрет, – прошептала я.
– Какой?
Я потянулась и снова коснулась его руки. Он не отнял ее.
– Когда мы говорим «заткнись, Гат», мы вовсе не это имеем в виду.
– Нет?
– Мы хотим сказать, что любим тебя. Ты напоминаешь нам о том, что мы эгоистичные свиньи. А ты от нас отличаешься.
Гат опустил глаза. Улыбнулся.
– Может, это ты хочешь сказать, Кади?
– Да, – согласилась я. Мои пальцы бесстыдно скользили по его вытянутой в воде руке.
– Они и вправду пошли купаться! – Закатав штанины, Джонни зашел в воду по щиколотку. – Это же Северный Ледовитый океан! У меня пальцы в ледышки превратятся.
– Не трусь, ты сразу привыкнешь! – крикнул в ответ Гат.
– Серьезно?
– Маменькин сынок! – дразнил его Гат. – Будь мужчиной и быстро лезь в воду!
Джонни рассмеялся и кинулся вперед. Миррен за ним.
И этот миг был… совершенен.
Ночное небо, нависающее над нами. Гул океана. Крики чаек.
8
В ту ночь мне не спалось.
В полночь я услышала, как меня зовет Гат.
Я выглянула в окно. Он лежал на спине на деревянной тропинке, ведущей в Уиндемир. Вокруг него развалились ретриверы, вся пятерка: Бош, Грендель, Поппи, Принц Филипп и Фатима. Их хвосты тихонько стучали о землю.
В свете луны они отливали голубым.
– Спускайся, – позвал он.
Я решилась.
Свет у мамочки был выключен. Весь остров был погружен во тьму. Мы были одни, не считая собак.
– Подвинься, – скомандовала я. Тропинка была узкой. Когда я легла рядом, моя голая рука коснулась рукава его темно-зеленой охотничьей куртки.
Мы смотрели в небо. Как много звезд! Казалось, галактику охватило празднование; люди улеглись спать, и началась грандиозная отвязная вечеринка.
Я была рада, что Гат не стал умничать и разглагольствовать о созвездиях или уговаривать меня загадать желание. Но я не понимала, что означает его молчание.
– Можно взять тебя за руку? – спросил Гат.
Я молча вложила свою руку ему в ладонь.
– Сейчас Вселенная кажется такой огромной! – сказал он. – Мне нужен кто-то рядом.
– Я рядом.
Большим пальцем он погладил мою ладошку в серединке. Там вдруг соединились все мои жизненные токи, трепещущие при каждом движении его пальцев, прикосновении его кожи.
– Не уверен, что я хороший человек, – сказал он через какое-то время.
– Я тоже в себе не уверена, – ответила я. – Но буду стараться изо всех сил.
– Да. – Гат замолчал на мгновение. – Ты веришь в Бога?
– Отчасти. – Я пыталась задуматься об этом всерьез. Знала, что Гата не устроит шутливый ответ. – Когда случается что-то плохое, я молюсь или представляю, что кто-то наблюдает за мной, слышит меня. Например, в первые несколько дней после папиного отъезда я думала о Боге. Для спокойствия. Но уже давно просто плыву по течению. И пожалуй, в этом нет даже отголоска духовности.
– А я больше не верю, – признался Гат. – После поездки в Индию. Из-за ужасающей нищеты. Не могу представить, чтобы Бог позволил такое. Когда я вернулся домой, то начал замечать нищих и на улицах Нью-Йорка. Люди страдают и умирают от голода в одной из самых богатых стран мира. Просто… непохоже, что кто-то оттуда присматривает за ними. А значит, и за мной никто не присматривает.
– Это не значит, что ты плохой человек.
– Вот мама верит в Бога. Она выросла в буддистской религии, но теперь ходит в методистскую церковь. Кажется, она мной не очень довольна. – Гат редко говорил о своей матери.
– Ты не можешь верить только потому, что она тебе велела.
– Нет. Вопрос вот в чем: как быть хорошим человеком, если ты больше не веришь.
Мы смотрели в небо. Собаки зашли в дом через свою маленькую дверцу.
– Ты замерзла, – сказал Гат. – Давай-ка я дам тебе куртку.
