banner banner banner
Фарисей
Фарисей
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Фарисей

скачать книгу бесплатно


– Я, как вы догадываетесь, на вашей стороне. Степан Васильевич собирается уходить и хотел бы оставить НИИБЫТиМ в надежных руках. Кстати, там складывается мнение в вашу пользу.

– Софья Ивановна, – торжественно сказал Тропотун, – вы не представляете, как я ценю ваше хорошее отношение! Люди должны друг другу доверять. Мы…

В открытую дверь приемной, шумно дыша, ввалился квадратный Филаткин, и, с сожалением оборвав проникновенную фразу, Станислав Сергеич повернулся к нему.

– Вы, Станислав Сергеич, того… – густым баском сразу же начал Филаткин, упирая на «о», – всегда на шаг впереди!

Шутка, что ли?.. Подумал Тропотун. А может и лесть…

Заместитель главного инженера по бытовым приборам сел в кресло и оперся о широко расставленные ноги квадратными ладонями. Ладони были мозолистыми и задубевшими. Свойственную бывшему сельскому жителю страсть к земле он теперь вкладывал в садовый участок, превратив его в образцово-показательный сад-огород с пленочными теплицами и даже крошечным прудом для орошения.

– Если бы не ваше всем известное прямодушие, – серьезно отвечал Тропотун, бросив на Софью Ивановну заговорщицкий взгляд, – я бы, Никита Ефимович, заподозрил вас в лести.

– Я такой! – самодовольно подтвердил тот, хлопнув по коленям руками. Филаткин был крепок задним умом и осторожен. Почуяв запах жареного, на рожон не лез, а прикидывался тугодумом: своеобразная мимикрия, выработанная в крестьянской среде веками подневольного труда. В его годы и при его должности это порой смотрелось комично, но, как ни странно, приносило свои плоды и отводило от заместителя главного инженера высочайший начальственный гнев. Если человек туп – какой с него спрос?..

Появился стремительный Оршанский.

– Общий привет! – сказал, окидывая приемную быстрым взглядом. – А на моих уже половина…

Настроение Станислава Сергеича резко поднялось, как только он в очередной раз удивился несомненному сходству Оршанского и плакатного черепа.

– Что, Николай Григорьевич, – вставая и пожимая протянутую руку, произнес Тропотун, – точность – вежливость королей?

В приемную один за другим входили Пустовойтов, Шнайдер и Плотников.

Директор сидел во главе Т-образного огромного стола и, казалось, сросся с ним в единое целое, наподобие древнегреческого кентавра. Этот административный кентавр выглядел вполне монументально. Степан Васильевич Воевода был основателем и бессменным руководителем НИИБЫТиМа в течение вот уже пятнадцати лет. Крупные волевые черты его лица с возрастом несколько расплылись, большая голова с волнистыми, поседевшими волосами погрузилась в могучие плечи, а на брюки пришлось пристегнуть подтяжки, ибо пояс уже не справлялся с нагло выпиравшим животом. Пока сотрудники рассаживались, директор молча наблюдал за ними ироничными карими глазами под тяжелыми, как у Вия, веками.

– Сегодня мы проводим Малый художественный совет, товарищи, – произнес он, наконец, низким начальственным баритоном. – Вы прекрасно сознаете, что повсеместно начавшаяся перестройка непосредственно касается и нас. Именно в свете последних событий мы должны рассматривать выполнение заказа на мебель для международного молодежного лагеря «Сказочный бор» с точки зрения возросшего уровня требований. Через две недели на Большой художественный совет прибудет представитель заказчика. И поэтому чем откровеннее сегодня выскажется каждый из нас относительно мебельных образцов, тем лучше, так как останется время исправить выявленные в процессе нашего разговора недостатки. Ну, кто самый смелый?.. Николай Григорьевич… Прошу!

Перестройка это хорошо… Размышлял между тем Станислав Сергеич. Мне она весьма кстати. Какая разница, о чем говорить – можно и о перестройке… Лишь бы директор на пенсию ушел, а там… Человек я деловой и на его месте развернуться сумею!..

Внимая Николаю Григорьевичу вполуха, Тропотун снова и снова прокручивал историю с анонимкой. Если вначале дело сводилось к Оршанскому или его окружению, то разговор с Софьей Ивановной менял дело и несостоятельность подобного предположения становилась очевидной. Короче, копали под них обоих.

Ба! Воскликнул про себя Тропотун. Да ведь это Филаткин! Ему наплевать, против кого идти войной, лишь бы взобраться повыше… Хотя… он ведь сторонник Оршанского и надеется стать главным инженером, если тот пересядет в директорское кресло… Нет, не он!

Станислав Сергеич пристально вгляделся в Филаткина, который уже начал докладывать – и обмер. Что-то непонятное происходило над спинкой пустого стула, который стоял напротив него, через стол. Сначала воздух над верхней перекладиной стула заструился, как бывает над нагретой землей, потом взвихрился маленьким вихрем, который загустел и превратился в подобие воздушного киселя. И вот в прозрачном этом киселе образовалась гнусная рожа упыря, а затем сконденсировался и весь упырь. Отвратное создание восседало на спинке, перекрестив на груди лапки, а длинный его хвост небрежно перевешивался через спинку, символизируя полное пренебрежение к присутственному месту.

Неужто сплю? Промелькнуло в уме Тропотуна, и он тотчас ощутил в груди смертную тоску. Оторвав взгляд от нечисти, осторожно оглядел весь кабинет. Филаткин продолжал нудить свое, остальные откровенно скучали, даже не пытаясь изображать интерес. Сплю и вижу сон… Сказал он неуверенно и ущипнул себя под столом за бедро. Настоящая сильная боль заставила его слегка дернуться. Но этого ведь быть не может!.. Возмутился он, словно кого-то упрекая. Спокойно, Станислав, спокойно… Просто ты сходишь с ума!.. Он заставил себя посмотреть на Оршанского – вдруг и тот заметил нечто необычное? Николай Григорьевич с брезгливой миной вертел в пальцах шариковую ручку, изредка поглядывая в сторону упыря, как на пустое место.

У Станислава Сергеича возникло странное ощущение, будто одновременно он смотрит по телевизору две программы, наложенные одна на другую.

Слово получил Шнайдер и принялся разглагольствовать о задачах НИИБЫТиМа, о мебели для «Сказочного бора», которая является серьезной проверкой для возглавляемого им отдела, и пр. и пр.

Забывший на мгновение про нежить, Тропотун усмехнулся – Лев Соломонович аккуратно обходил острые углы, не желая портить отношений ни с кем.

– Станислав Сергеич? – неожиданно обратился к нему Воевода, решивший, по-видимому, подвести итоги.

И Тропотун встал, собираясь с мыслями. Упырь тотчас шустро спрыгнул со стула и нырнул под стол. Станислав Сергеич кашлянул и начал говорить:

– Хочу заострить ваше внимание… – и тут из горла его вдруг вырвался дискант упыря, который весьма сварливо сообщил, – что мы с вами, дорогие товарищи, сегодня воду в ступе толкли вместо дела! Сидят ученые мужи – и болтологией занимаются. – Бедный Станислав Сергеич покрылся от ужаса холодным потом. Изо всех сил он сжимал зубы – не тут-то было!.. Рот сам собою открывался, и из глотки неслась скороговорка неунимавшегося упыря: – Всяк о себе радеет – и никто о деле. И ради чего?.. Да чтобы теплое местечко застолбить и карьерку под видом правдоборца обеспечить!.. – тут он запнулся и умолк.

Мертвая тишина установилась в кабинете.

Обессиленный неравной борьбой, Станислав Сергеич соляным столбом застыл в перекрестье взглядов ошарашенных коллег, каждый из которых, к тому же, принял обличения на свой счет.

Тяжелое молчание прервал директор.

– У вас на сегодня все? – с холодной иронией поинтересовался он.

Тропотун тоскливо махнул рукой и сел, старательно избегая глядеть на стену, по которой, нагло задрав хвост, маршировал упырь.

– Таким образом, товарищи, каждый из нас должен еще лучше трудиться на своем рабочем месте, – подвел черту Воевода, нарочито игнорируя своего зама. – И хотя разговор сегодня получился откровенный и даже нелицеприятный… – он сделал многозначительную паузу, – это пойдет нам на пользу! Пора снять пресловутые розовые очки и открыто назвать вещи своими именами. Хороший пример нам продемонстрировал сегодня товарищ Тропотун.

Вывернулся-таки!.. Почему-то злобно подумал Станислав Сергеич и осторожно поднял глаза на стену. Темная полировка дерева, которым были обшиты стены кабинета, матово поблескивала – на уровне примерно человеческого роста из стены высовывался длинный голый хвост. Станислав Сергеич прерывисто, со всхлипом вздохнул, одновременно мигнув, – хвост пропал. Полированная древесина буднично отражала мизансцену Малого художественного совета.

– Благодарю вас всех, – сказал Воевода, вставая.

Подчиненные тотчас последовали его примеру и в подавленном молчании двинулись к выходу.

– Станислав Сергеич, будьте любезны, задержитесь! – вдогонку произнес директор. – И вы тоже, Николай Григорьевич!

И они послушно вернулись к столу.

Заложив за спину руки, Воевода прошелся по кабинету. Станислав Сергеич настороженно наблюдал за ним. В его голове возникло некое подобие мыслительного смерча, вращение которого он никак не мог остановить. И одновременно отчетливо виделись такие мелочи, как потемневшая от пота под мышками клетчатая рубашка Воеводы или же его налезавший на брюки живот.

– Давайте-ка выпьем кофе! – предложил, наконец, Степан Васильевич, останавливаясь возле селектора, и попросил Софью Ивановну соорудить три чашечки черного кофе.

Тропотун машинально отметил, что Степан Васильевич не соизволил даже поинтересоваться, хотят ли они кофе, – и правильно! – от директорского кофе не отказываются…

– Познавательный вышел совет… – произнес Воевода не то серьезно, не то с иронией и сел за стол между Станиславом Сергеичем и Николаем Григорьевичем. – Сколько ни живу на свете, не устаю удивляться разнообразию проявлений человеческой натуры… – он в задумчивости пожевал губами.

Это камешек в мой огород! Подумал Тропотун и приготовился к обороне.

Однако директор не стал переходить на личности.

– Правы были древние, – продолжал он свои размышления вслух, – управлять людьми – высшее из искусств!.. А из собственного опыта добавлю: главное – определить человеку место, которого он заслуживает.

– Принцип Питера? – не удержался Тропотун.

– Именно, Станислав Сергеич, – ответствовал тот, и в карих его глазах зажглось любопытство естествоиспытателя, разглядывающего невиданного зверя. – Да вы курите, Николай Григорьевич, курите… – обратился он к Оршанскому и даже пепельницу пододвинул.

– Спасибо, – буркнул тот и облегченно задымил бело-мориной, зажав ее никотиновыми зубами заядлого курильщика.

Вошла Софья Ивановна с лакированным черным подносом. Пока она, наклонившись к столу, расставляла чашки. Воевода откровенно и с удовольствием любовался крутым изгибом бедер своей нестареющей фаворитки.

– Благодарю, – нежно мрукнул он.

Она улыбнулась краешками губ и, горделиво держа голову, направилась к двери.

Директор, проводив ее взглядом, принялся расхаживать по кабинету.

– Берите, пейте, остынет… – несколько рассеянно пригласил он, но тут же повернулся к Тропотуну: – Кстати, а когда у вас отпуск?

– В сентябре… – настороженно сообщил тот.

– Может быть, раньше возьмете? Сегодня на совете вы так побледнели – я даже испугался.

– Правда, – подтвердил Оршанский, – я тоже обратил внимание! И голос совсем изменился…

– Я попросил вас остаться, товарищи, – бесцеремонно прервал Воевода, – в связи с юбилеем НИИБЫТиМа. Хотелось бы отпраздновать с размахом, оригинально – однако без излишеств! Давайте подумаем над этим вопросом сообща…

Тропотун озадачен

Софья Ивановна бросила насмешливый взгляд на вежливые спины коллег-конкурентов и вернулась к разбору документов, которые она готовила Воеводе на подпись. Покинув директорскую приемную, Тропотун и Оршанский на несколько минут задержались в коридоре, чтобы решить дело с юбилейной комиссией, а затем разбежались в разные стороны. Державшийся все это время молодцом, Станислав Сергеич как-то сразу обмяк и скис.

Вероятно, я действительно переутомился!.. Все-таки «Сказочный бор» и близкий уход Воеводы на пенсию худо-бедно давят на психику. Пока ясно одно: эта образина вынырнула из моего подсознания потому, что… потому что… Тут Станиславу Сергеичу настолько отчетливо вспомнилась гадкая рожа упыря, что его аж повело от отвращения.

Он уже подходил к своей собственной приемной, как вдруг застыл посреди коридора и звучно хлопнул себя в лоб. Болван! Прошептал Станислав Сергеич с чувством. Какой же я болван!.. И негромко облегченно рассмеялся. Ибо перед внутренним его взором внезапно появилась из кладовых памяти яркая обложка книжонки с устрашающим названием «Ночь Вампира». Эту бульварную книжонку с работы принесла Регина, и, привлеченный красавицей на обложке, он взялся читать ее, якобы ради тренинга в английском языке.

Романчик открывался приездом четы молодоженов в готический замок, принадлежавший их дальней родственнице, которая пригласила их провести там свой медовый месяц. И вот наступила первая брачная ночь…

Станислав Сергеич уже почти весело поднимался по лестнице, как-то сразу успокоившись.

Именно здесь и зарыта собака!.. Говорил себе Тропотун, заходя в приемную. Особого впечатления эта бульварная книжонка на меня не произвела, однако в ней было что-то, повлиявшее на мое подсознание.

Станислав Сергеич небрежно бросил на стол бумаги и удобно расселся в своем вращающемся кресле, вытянув ноги и положив руки на подлокотники. После лихорадочных усилий понять, что же с ним происходит, он, наконец, позволил себе расслабиться. Главное – нащупал источник всей этой чертовщины… Медленно размышлял он. Теперь стоит перекрыть кран – и игра воображения окончена! Игра воображения… хм-хм… Сквозь задернутые портьеры проникал свет, придавая воздуху оттенок разбавленного чая. Тропотун лениво закурил и, как бы со стороны, наблюдал за потоком своих мыслей. Ему казалось, что из глубин его мозга прорастают причудливые растения, увешанные коробочками-мыслями. Крак!.. Коробочка лопнула – и мысль развернулась в сознании, облекшись словами. Крак – и возникло перед глазами желчное лицо Оршанского. Крак – и всплыла история с анонимками, которую надо еще распутать. Крак! Крак!..

Взревевший наподобие сирены звонок на обеденный перерыв прервал его приятное состояние. Он поморщился и в который раз подумал, что непременно нужно заменить этот рев на что-то более приемлемое. А по коридорам НИИБЫТиМа уже топотала громадная людская многоножка. В какой-то миг шум достиг своего апогея и пошел на убыль. Тогда Станислав Сергеич пружинисто вскочил, быстро и бесшумно пересек кабинет и заглянул в приемную – никого. Плотно прикрыв дверь, вернулся к столу и, присев на край, подтянул поближе телефонный аппарат.

– Да?.. Слушаю вас!.. – уверенный женский голос проявил нетерпение.

– Это я… – интимно прошептал он.

– Вижу! – на том конце провода рассмеялись. – То есть слышу!

– Что если ваш покорный слуга навестит вас, скажем, около пяти?..

– Не возражаю. Стремлюсь к слиянью душ, сплетенью тел…

– Н-ну… приятно слышать! Кстати, откуда это «сплетенье тел»?

– «О человечество, как жалок твой удел! ? Беспомощной любви бесплодная попытка. ? Достичь слиянья душ в сплетенье наших тел…»

– Хмм… весьма откровенно, весьма… Однако в точку. И кто этот умник?

– Сюлли Прюдом. Между прочим, я выскочила на твой звонок из ванной, с меня уже натекла целая лужа и, вообще, привет!

– Привет… – машинально сказал он в насмешливо запикавшую трубку. Перед глазами возникла небольшая Верина прихожая с крохотным столиком, на котором стоит серый телефон. Стройная обнаженная женщина с дерзко торчащими грудями держит телефонную трубку и чему-то смеется. Ч-черт! Ругнулся Станислав Сергеич, провел по лицу ладонью, стряхивая соблазнительное виденье, и водрузил трубку на рычаг.

Потом он отдернул тяжелую портьеру и выглянул в окно: солнечный диск съежился на небосводе под натиском фиолетовых клубящихся туч. Так вот вы как!.. Многозначительно сказал он и достал из стенного шкафа свой дипломат и черный японский зонт..

В запыленных витринах Дома моделей грустно обвисли последние изыски местной моды. По зеленеющим газонам бульвара носились пацаны с палками-шпагами, живя бурной жизнью героев Александра Дюма-отца. Когда я осилил «Трех мушкетеров»? Задался вопросом Станислав Сергеич. Кажется, в третьем классе. Нет, в четвертом. Точно, в четвертом, потому что я как раз влюбился в Наташеньку Березовскую…

Детская память – странная штука. Больше тридцати лет прошло, а он отчетливо видел светловолосую кудрявую девочку с косичками, в которые были вплетены белые ленточки. Она была отличница и звеньевая их звездочки. В ее присутствии Стасик робел и потел от чувств. В нее был тоже влюблен Мишка Петренко, упрямый хорошист с розовыми упругими щеками. И тогда начитавшийся Дюма Стасик изобрел сложную интригу в духе Арамиса, чтобы уничтожить соперника. Он «случайно» проболтался второгоднику Барину, что Мишка обозвал его индюком. Мишке здорово досталось на орехи, а Стасик при этом испытал ни с чем не сравнимое ощущение собственного умственного превосходства, которое запомнил на всю жизнь.

Кафе-ротонда с поэтическим названием «Подснежник» пряталось в ухоженном небольшом сквере и именовалось в просторечии «поганкой», вероятно, из-за высокого фундамента, облицованного бледным гранитом. Станислав Сергеич резво взбежал на второй этаж по спиральной лестнице, обвивавшей здание снаружи наподобие удава.

Войдя в зал, он изобразил рассеянность, однако быстрый его взор мгновенно подметил двух женщин из отдела рекламы и Кисину. Дамы оживленно общались, и Тропотун решил подсесть к ним, чтобы быть поближе к народу, а также послушать непринужденную бабью болтовню, из которой зачастую можно извлечь что-нибудь полезное. На поднос его поочередно перекочевали бульон с яйцом, тефтели без гарнира, салат из свежих огурчиков и кусок ржаного хлеба. Прикинув количество килокалорий, Станислав Сергеич добавил персиковый сок; в стакане плавала оса, он поморщился и заменил его на другой, без осы.

– Не помешаю? – весело спросил он, подходя к их столику.

– Что вы, Станислав Сергеич! Очень рады! Присаживайтесь! – загалдели польщенные его вниманием женщины.

– Вы так мало едите, Станислав Сергеич, – жеманно произнесла пышная дама из отдела рекламы. – Для моего Петруши это было бы закуской!

– Держу форму, – доверительно пояснил Тропотун.

– Твой Петруша уже кубический, – сострила Кисина, стрельнув ореховыми глазами в Станислава Сергеича.

– Вовсе не кубический, – обиделась пышная дама, – просто в теле…

– Вы о питании по доктору Брэгу знаете? – поспешно вмешался Станислав Сергеич. – Он считал, что нужно употреблять в пищу малообработанные, то есть практически сырые продукты. Мяса не есть. И – разгрузочные дни.

– Ой, я вчера такое видела! – ни к селу ни к городу воскликнула темноволосая женщина с длинным скучным носом и поправила очки. – «Волга» врезалась в столб, капот в гармошку, а шофер на дорогу вывалился и голова вся в крови! Не поверите, меня трясет до сих пор!..

– Что-то не заметно. – Тотчас поставила ее на место Кисина, которую Станислав Сергеич про себя почему-то прозвал не иначе как «мадам Кисина». Она изящно подперла подбородок ручкой и томно обратилась к Тропотуну: – Вы себе не представляете, Станислав Сергеич, как я завидую мужчинам! Ведь вы гораздо свободнее нас, женщин, во всех смыслах!

– Да неужто вы феминистка, Ольга Леонидовна? – усмехнулся он.

– Нисколько! Но в семейных узах разочаровалась, – она кокетливо поправила взбитые золотистые волосы, вероятию, крашеные.

– Это вы зря! – уверенно возразил Тропотун. – Я, к примеру, не делю домашнюю работу на мужскую и женскую. Вот курник сочинил в воскресенье. Вы настоящий русский курник пробовали? Нет?! Объеденье! Кулинарная поэзия…

– Рецепт… – простонала донельзя заинтригованная пышечка.

– Берете куриное мясо без костей, – вдохновенно стал расписывать Станислав Сергеич, – вареные белые грибы, зелень петрушки, отваренный рис и яйца…

– Завтра же испеку! – с энтузиазмом воскликнула супруга кубического Петруши.

– И я! – пискнула любительница кровавых драм.

Мадам Кисина состроила пренебрежительную мину, давая понять, что стоит выше гастрономических радостей.

– Милые мои сотрудницы, – галантно произнес Станислав Сергеич, поставив на столик опустевший стакан из-под персикового сока, – у меня есть к вам просьба. – Он обвел их серьезным взглядом: – Приближается юбилей института – надо бы самодеятельность организовать. Я, Ольга Леонидовна, наслышан, что вы хорошо поете, – выступите на юбилейном вечере?

Сказав, тут же прикусил язык, потому что вспомнил: юбилейным вечером будет заниматься Шнайдер, с которым мадам Кисина «в разводе»!

– Отчего же не выступить?.. – грудным воркующим голосом отозвалась Ольга Леонидовна. – Спою жестокий романс. Например… – И, неотрывно глядя на Станислава Сергеича, она запела, негромко и проникновенно: – «Взгляд твоих черных очей в сердце моем пробуди-ил…»