скачать книгу бесплатно
– Кто принес? – с подозрением спросила я, не спеша соглашаться непонятно на что.
«Где-то ведь собака точно порылась, неладно что-то с этим интересным заказиком», – поддержала меня интуиция.
– Заказик принесла Машенька, – ответил Бронич и заозирался, искательно шаря взглядом почему-то на уровне пола.
«Тоже собачку потерял?» – озадачился мой внутренний голос.
Предположение было резонным: в нашем рекламном агентстве нет ни одной Машеньки. Если не считать сказочную подружку медведя, их парный портрет висит над столом нашего офис-менеджера Рады – матери трехлетнего сына и вынужденной поклонницы популярных мультиков.
Однако странно было бы назвать собаку Машенькой, это же человеческое имя…
Хотя Гуссейн – тоже человеческое…
Но какой интересный заказик могла принести нам собачка Машенька?! Даже моих талантов не хватит, чтобы сделать медийный продукт из погрызенной косточки!
– А где Машенька? – так и не найдя искомое, спросил Бронич Раду.
– Пошла с документами в кадры, – ответила та.
– Ну, вернется – познакомитесь. – Шеф строго посмотрел на меня и даже сосискообразным пальчиком погрозил: – Девочку не обижать!
– А она у нас кто? – уточнила я.
– У нас – пока стажер, а у папы, директора банка «Интенсив», – единственная и любимая дочка.
– О-о-о, наконец-то! – всплеснул руками наш режиссер Станислав.
Причиной его радости был не факт счастливого отцовства банкира, а перспектива получения долгожданного и желанного доступа к рекламному бюджету «Интенсива». Тамошний директор по маркетингу – совершенно непробиваемый тип, его безрезультатно штурмовали все наши продажники поочередно, и вот, стало быть, хитроумный Бронич обошел неприступного маркетолога с фланга…
– Что за заказ? – Я сдалась и подставила шею под новое ярмо.
– Новый развлекательный объектик, тебе понравится, – пообещал шеф, улыбнувшись так приятно, что я окончательно утвердилась в мысли, что будет тот еще геморрой.
Размер проблемы прояснился уже после планерки, когда к моему рабочему столу небесным видением приплыла тюнингованная красавица. У нее были пухлые силиконовые губы, фарфоровое кукольное личико, идеальные брови и такие гладкие блестящие волосы, словно их сделали из золотой проволоки.
– Инна? Я Маша.
Красавица непринужденно присела на край моего стола, и я пожалела, что на нем нет чернильницы. Удачно опрокинув ее, я навсегда избавила бы Машеньку от некультурной привычки совмещать свое седалище с чужими столешницами.
– Дядьмиша сказал, это ты будешь делать заказ Сенси-парка, – продолжила краса- вица.
– Дядь Миша? – укоризненным эхом повторил Степа из своего угла за фикусом. – Девушка, в нашей компании принято называть директора по имени-отчеству или шефом…
– А в нашей компании он Дядьмиша, – даже не обернувшись на голос, отбрила Степу Машенька. – Короче, вот тебе телефон их маркетолога, он все расскажет, а мне некогда, у меня через двадцать минут педикюр.
Она бросила мне картонку визитки, отлепила свое бедро от стола и пошла к двери, смешно поскрипывая на свежевымытом ламинате кожаными кедами.
Наша уборщица Клава задумчиво взвесила в руке швабру, но от пролетарского протеста удержалась и по пижонским белым брючкам мокрой тряпкой не прошлась. Только сказала уже в закрывшуюся за нахальной девицей дверь:
– Ишь, какая цаца!
– Это не цаца, это цеце, – со знанием дела сказал наш видеоинженер Андрюха, выглянув из своей затемненной каморки. – Мелкая, кусучая и жутко вредная! У меня такая бывшая была, тоже кра-а-а-а…
– Красавица? – подсказал Стас.
– Нет, кровососка! Чую, осложнит она нам бренное существование, – напророчил Эндрю и снова канул во тьму.
Карточку мне Машенька оставила интересную – не бумажную, а пластиковую. Гибкий плотный прямоугольник имел интенсивный красный цвет, а при покачивании радужно искрился. На праздничном кумаче богатым золотом затейливым шрифтом с финтифлюшками было вытиснено ФИО маркетолога: «Татьяна Ивановна Андреева».
– Итак, она звалась Татьяна, – пробормотала я, опасливо набирая нужный номер.
Непонятно ведь, чего ждать от человека, который свое простое русское имя и банальную контактную информацию преподносит столь пышно, пафосно и, скажем прямо, безвкусно.
Похоже, карточка была с намеком: Татьяна Ивановна оказалась личностью загадочной. Я позвонила ей трижды с перерывами на кофе и поход в туалет, но она упорно не брала трубку.
– Я к вам пишу, чего же боле? – пробормотала я, обдумывая вариант связаться с Ивановой по электронной почте.
Это могло быть долго, а мне не стоило затягивать – Бронич за полчаса уже трижды выдвигался из своего кабинета, чтобы вопросительно посемафорить в мою сторону бровями. Может, конечно, он начал практиковать мимическую гимнастику по типу фейслифтинга, но более вероятно, что шеф чрезвычайно заинтересован в успешном старте нового сотрудника – банкирской дочки Машеньки. Тогда он любую проволочку приравняет к саботажу и не замедлит покарать меня рублем. А мне оно надо?
– Так думал молодой повеса, несясь в пыли на почтовых, – продолжила я цитировать Пушкина, забивая в поисковик указанный на карточке адрес, чтобы понять, где конкретно находится этот Сенси-парк и не проще ли мне будет туда поехать.
О! Бинго!
Мне повезло: оказалось, что загадочную Татьяну Ивановну нужно искать совсем рядом с моим домом, буквально по соседству!
Это открытие меня воодушевило. Иметь заказчика в такой близости – редкий и ценный подарок судьбы. Под предлогом рабочих визитов к клиенту я смогу пораньше возвращаться домой!
Я сообщила Броничу, что в порыве трудового энтузиазма немедленно отбываю для предметного разговора с клиентом, умолчав о том, что место нашей встречи топографически совпадает с ареалом обитания моей семьи.
Зачем шефу эта лишняя информация? Она ничего ему не даст, кроме огорчительных сомнений в моем трудолюбии, а от таких безрадостных переживаний рукой подать до грешных мыслей о лишении кое-кого квартальной премии…
Уже через час я высадилась из троллейбуса на остановке у нашего дома и в очередной раз подивилась причудам градостроителей. Не пойму, как здание с адресом «Графская, восемь» может стоять бок о бок с домом по улице Кожевников, сто сорок пять? Где графья, а где пролетарии-кожевники?! В социальном плане они разнесены бесконечно далеко, а на карте города соседствуют!
При этом сразу после восьмого дома по Графской идет четырнадцатый, а номеров с девятого по тринадцатый включительно вообще не существует. Они вроде напрочь потерянных поколений в аристократическом роду…
Легко сориентировавшись на хорошо знакомой местности, я направилась к нужному мне восьмому дому на Графской по задворкам – так было короче.
Проходя мимо собственного дома, я подавила естественный порыв сбегать к родному очагу на второй завтрак, и на этом моя сила воли иссякла. Искушению заскочить на лопуховую поляну я воспротивиться не смогла.
На самом деле меня со вчерашнего вечера не отпускала мысль, что мы с Денисом впопыхах недостаточно основательно прочесали заросли, и мертвая голова так и лежит там, вся такая загадочная и зловещая, как каменное идолище с острова Пасхи, только с нормальными ушами.
Сегодня мне некуда было спешить – точное время встречи с клиентом не оговаривалось, и я решила обследовать травяные джунгли более основательно.
Ограниченная с одной стороны стеной дома, а с другой – тропинкой, лопуховая поляна исторически создавалась как клумба и до сих пор сохраняла форму прямоугольника. Я мысленно разбила его на квадраты и, шагнув в зеленые волны в нижнем левом углу, поплыла по травяному морю зигзагообразно. Потревоженные лопухи недовольно шуршали и протестующе похрустывали.
Рука нашлась точно в центре поляны – в квадрате Б-2.
Она лежала ладонью вниз, подогнув пальцы так, что кисть образовала подобие круглого шатра, под куполом которого притаился маленький желтый цветочек. Это смотрелось бы лирично, не будь рука стопроцентно мертвой, в чем я была абсолютно уверена, потому что никакого тела к ней не прилагалось.
Ниже локтя рука заканчивалась.
Была ли она оторвана или аккуратно отрезана, я не могла увидеть – выше того места, где она была отделена от остального тела, морщились складки ткани, собранной на резинку. То есть эта рука была не голой, ее укрывало облагороженное подобие старомодного бухгалтерского нарукавника: из красно-черной блестящей ткани, с резинкой сверху и кружевной манжетой снизу. На манжете блестела пуговка из желтого металла с красным камнем – на мой взгляд, слишком крупным, чтобы быть настоящим рубином. А на среднем пальце топорщился массивный перстень – тоже с камнем и совсем уж огромным, размером с крупного жука. Темно-синий, в густой лопуховой тени он казался почти черным.
– Эй, ты что там делаешь? – спросил женский голос, в котором любопытство смешалось с брезгливостью.
Я повернула голову, чтобы увидеть, кто это интересуется, и едва не застонала. На тропинке, с которой я сошла, стояла, нетерпеливо притоптывая ножкой, банкирская дочка Машенька. В своих белоснежных кедах она подобралась ко мне бесшумно, как настоящее дивное видение. К сожалению, не мимолетное.
И что ее сюда принесло? Собиралась же на педикюр!
– Кофе у вас в офисе, конечно, гадкий, но не настолько же, чтобы бежать по нужде в лопухи! – не получив ответа от меня, Машенька озвучила свою собственную версию происходящего.
Мне захотелось выругаться.
Наглая девица оскорбила меня дважды: предположением, будто я могу отправлять естественные надобности на улице, и низкой оценкой качества нашего основного офисного топлива.
Да, я сидела на корточках, и о том, чем я занята, Машенька могла судить в меру собственной испорченности. Но ничего такого я не делала! И в офисе мы пьем вполне приличный натуральный кофе! Просто не всем его даем. Очевидно, наглая практикантка моим коллегам не понравилась, и ей никто не сказал, что электрический чайник и банка с растворимой бурдой стоят на виду исключительно с целью отбить желание подольше задержаться в нашем офисе у случайных людей. Кому надо, тем варит правильный напиток кофемашина, спрятанная в нише за занавеской.
– Слушай, иди ты… Куда шла, – предложила я Машеньке.
– В Сенси-парк, как вроде и ты, – подсказала та. – Дядьмиша послал меня следом за тобой. Сказал – на полевую практику. У тебя ж опыта больше…
– Что у меня больше?! – Я коршуном взвилась из лопухов и, уже крюча когти для ближнего боя, сообразила, что наглая девица меня просто провоцирует.
Ах, так? Ладно, будет тебе сейчас полевая практика.
– Хочешь знать, что я тут делаю? Иди сюда. – Я чуть посторонилась, открывая вид на свою шокирующую находку.
С тропинки ее все равно было не разглядеть, но Машенька уже полезла в лопухи. Надо же, не побоялась зазеленить свои белые тапочки!
Я ощутила нечто вроде уважения к девице, которая идет на принцип, не щадя дорогой обуви… Хотя Машенька все же старалась не наступать на самые пышные травяные кочки, из-за чего шла ко мне не по прямой, а зигзагами. В какой-то момент она оказалась от меня даже дальше, чем в момент старта на тропинке, забурившись в не исследованный мной квадрат В-3. И тут я услышала:
– Ой! А… А-а-а-а-а…
А дальше был визг. Дикий, оглушительный, вонзившийся мне в левое ухо стальным шампуром и вылетевший из правого с одномоментным выносом мозга.
Несколько секунд я стояла, слегка покачиваясь, безмозглым контуженым зомби. Потом мой мозг, очевидно, втянулся обратно, и я поняла, что только что потеряла бережно хранимое тридцать лет звание чемпионки двора по истошному визгу. Парой мгновений позже сожаление по этому поводу вытеснило любопытство: это что же должна увидеть гламурная девица, чтобы так орать? Поддельное колечко «Тиффани» в своем ларце с украшениями?
Мгновением позже в открытом окне над головой самозабвенно визжащей девицы качнулась башня накладных волос, остро блеснул металлом край алюминиевого тазика, и на Машеньку обрушился водопад, для которого не стала препятствием невысокая виноградная шпалера.
– Ишь, разоралась! – в наступившей тишине удовлетворенно молвила баба Тося. – Тут тебе не программа «Голос»!
Голос Машенька, похоже, и впрямь потеряла. Она тыкала трясущимся пальчиком в заросли и повторяла:
– Там… там… там…
Хотя, возможно, это она выбивала дробь зубами: баба Тося наверняка окатила ее холодной водой. И хорошо еще, если чистой, а не из-под выполосканного белья.
Я присмотрелась, не повисла ли у Машеньки на плече какая-нибудь тряпочка из гардероба пожилой и негламурной дамы… Впрочем, Машенька и сама уже выглядела не гламурной цыпочкой, а просто-напросто мокрой курицей.
«А что у нее «там-там-там», тебе не интересно?» – поддел меня внутренний голос.
Вообще-то я уже догадывалась, что там: однорукое безголовое тело. Но баба Тося со своего наблюдательного поста на подоконнике предположила иное:
– Что, снова дохлая собака?! То-то, я слышала, кто-то там шебуршал – это, видно, она помирала…
– Собака?!
Я вспомнила о пропавшем Гусе и похолодела.
Ой-ой, только бы это был не он…
И это действительно оказался не он.
Вообще не собака.
Но и не безголовый однорукий труп.
Хотя да – труп, но вполне комплектный, со всеми руками-ногами и головой.
– А это еще кто? Знать его не знаю! – перевесившись через подоконник и кое-как рассмотрев покойника, от лица которого я специально отвела лопуховый зонт, сказала баба Тося так, словно под ее окном разрешалось лежать только знакомым жмурикам. – Ничего не понимаю!
– Не понимаю, – эхом повторила я.
Моя хваленая фантазия пасовала, не в силах увязать воедино целый труп и отдельно взятые руку и голову.
На ум приходили (и тут же пинками выбрасывались вон) разрозненные слова: «Франкенштейн», «зомби», «запчасти»… Но какие запчасти? Голову я не очень хорошо запомнила, но та рука в шелках и рубинах подходила к этому целому телу в лопухах не лучше, чем деталь от «Роллс-Ройса» «Ладе-Калине»!
– На бомжа вроде не похож, лицо не испитое, – комментировала меж тем баба Тося. – И не грязный, и одет обычно…
– Кроссовки «Рибок» из новой летней коллекции, – нормальным голосом сказала вдруг Машенька.
Очнулась, болезная…
– Да? Значит, точно не бомж, – кивнула баба Тося.
– Так.
Я вспомнила, за что парни из следственной группы всегда ругают граждан, оказавшихся в такой же ситуации, как мы сейчас.
– Машенька, отомри и ступай обратно на тропинку, желательно по своим же собственным следам.
– Я кто тебе, Чингачгук? – огрызнулась девица.
А я-то к ней ласково, Машенькой назвала! У-у-у, стерва…
Хотя в чем-то она права: где те следы, под распрямившимися лопухами уже не увидишь.
– Тогда просто выйди из клумбы кратчайшим путем, по прямой!
