скачать книгу бесплатно
– Танюха, оставь парня! Надо же понимать, как водила, он отвечает за сохранность транспорта! – крикнул Ларри.
Он уже затолкал в машину последнюю тройку японцев и подпрыгивал перед открытой дверцей, нетерпеливо ожидая меня.
– Но он же замерзнет! – расстроилась я.
Бородатый богатырь Слава Муромец мне понравился, и я не хотела в следующий раз увидеть его симпатичную физиономию на медальоне могильного памятника.
– Не замерзнет! Живо в машину! – проорал Ларри.
Я не осмелилась его ослушаться и безропотно полезла в «газик». Самого Ларри пришлось еще немного подождать, он сбегал к «Икарусу» и сунул в окошко Славику флягу в кожаной оплетке.
– Теперь точно не замерзнет, – успокоил он меня, вернувшись в машину. – Триста пятьдесят граммов хорошего коньяка согреют его не хуже, чем костер инквизиции!
Костер инквизиции – это тоже была не та перспектива, в русло которой мне хотелось бы направить судьбу приятного парня, но я промолчала. Ларик придавил педаль газа, и машина с рыком прянула вперед.
– Погоди, какой коньяк! Он же за рулем! – всполошилась я, тщетно пытаясь разглядеть «Икарус» со Славиком в прыгающем зеркальце заднего вида.
– Так ведь раньше завтрашнего дня дорогу не расчистят, успеет протрезветь!
Озвучив это утешительное соображение, Ларик замолчал и сосредоточился на дороге.
Натужно рыча, «газик» полз вверх по серпантину, и бесчисленные снежинки бились о лобовое стекло, как белые мошки. Зябко кутаясь в плюшевую попону с окошка гордого крейсера «Икарус», я устало и потому отрешенно думала, каковы мои шансы выбраться из этой передряги живой и здоровой. Точно в ответ на поставленный вопрос, на крутом повороте машина пошла юзом, и скалистая пропасть оказалась так близко, что я сочла за лучшее возобновить прерванный некоторое время назад монолог кающейся грешницы. В этот страшный миг мне подумалось, что такой идиотки, как я, свет не видывал. То есть этот свет не видел, а тот, наоборот, увидит очень скоро!
– Стоять, Зорька! – голосом усталого скотника сквозь зубы процедил Ларик, выкручивая руль, чтобы удержать «газик» от падения в пропасть.
К счастью, ему это удалось. Машина выправилась и через несколько минут уже катилась по достаточно широкой и прямой дороге вниз, к морю. Я с облегчением вздохнула. Японцы на заднем сиденье завозились и неожиданно грянули вполне бодрую песенку. Слов мы с Ларри не поняли, но жизнерадостный мотив нам понравился, и на ритмичном припеве «хо-хо!» мы по собственному почину присоединили свои голоса к общему хо-хору.
Так, под звуки японской народной, мы въехали в сонный приморский поселок.
Маленькое здание автовокзала в окружении более высоких частных гостиниц смотрелось натуральным гротом. Его жемчужиной по праву мог считаться Гавриил Тверской-Хацумото, восседающий на верхней ступеньке крыльца в белом пластмассовом кресле. Чуть раскосые серые глаза азиата российского розлива не мигая смотрели на неоновую вывеску клуба игровых автоматов, расположенного на другой стороне улицы. Тело Гаврика в несколько слоев укрывали выгоревшие красные занавески. Издали он был очень похож на краснокочанную капусту и чуть меньше – на сидящего Будду в праздничном убранстве. Не хватало цветочной гирлянды на шее и воскуренных благовоний.
Я шевельнула носом и обнаружила, что воздух отчетливо пахнет кофе. Бодрящим ароматом тянуло из приоткрытой двери кафетерия.
– Гаврик, ты чего тут? – проходя мимо, спросила я переводчика.
Он не удостоил меня ответом и не отреагировал на приветствие Ларика.
– Хо, мужики, хо! – по-свойски поторопил полиглот Ларри измученных японцев. – Сейчас накатим кофейку с коньячком, и будет нам счастье!
В кафетерии было душно, тесно и шумно. Японская братия наливалась растворимым кофе из автомата и коньяком из бара, за стойкой которого устало ворочалась толстая чернобровая тетка с гусарскими усами. Меня встретили улыбками, вновь прибывших японцев возгласами, а Ларика аплодисментами.
– Да ладно вам, мужики! – засмущался наш героический водитель.
Я взяла два кофе, сунула одну чашку Ларри и ощутила, что его рука слегка дрожит.
– Бедненький, да ты устал как черт! – я погладила старого друга по вспотевшим вихрам и признательно чмокнула его в щеку. – Спасибо тебе, Ларик, огромное! Что бы с нами было, если бы не ты!
– Да ладно тебе! – повторил он. – Ты лучше думай, как дальше быть. Что будешь делать?
Мы присели в уголке, чтобы не мешать японской тусовке, разворачивающейся с повышением градуса. Усатая буфетчица ловко откупоривала и выставляла на стойку бутылки.
– Что дальше? – я посмотрела на своих подопечных, а потом заглянула в чашку, проверяя, кофе в ней или что покрепче.
Было полное ощущение, будто у меня двоится, троится и четверится в глазах, потому что самураи походили один на другого, как близнецы. Впечатление усиливалось оттого, что не все они сбросили красные занавесочные плащи.
– Чокнуться можно! – пробормотала я. – Как же я их различать-то буду? Они же как дыни на фруктовом лотке, восемь одинаковых желтых физиономий!
– Одинаковых не восемь, а всего семь, – поправил меня Ларри. – Если ты не заметила, среди японцев есть один одноглазый.
– Жаль, что среди них нет еще одноухого, однорукого, одноногого и однозубого, – шизоидно хихикнула я. – Это сильно облегчило бы процесс идентификации!
Ларик внимательно посмотрел на меня, сбегал к стойке бара и принес пластиковый стаканчик уже не с кофе, а с другой темной жидкостью. Не разобравшись, я залпом выпила полстакана коньяка и задохнулась. Предупредительный Ларик обмахнул меня подносиком и дал конфетку, которой я послушно закусила.
Хрустя засахарившейся карамелькой, я вновь рассматривала своих японцев и прикидывала, как они воспримут сообщение о том, что мы задержимся в этой дыре как минимум на сутки. Будут в претензии к департаменту, организовавшему им сюрпризное путешествие в духе экстремального туризма, или смиренно примут это небольшое, в общем-то, испытание?
Японцы не выглядели угнетенными, видимо, пребывали в эйфории по поводу чудесного спасения из снежного плена. Тетка буфетчица, проявляя традиционное южное гостеприимство, вдобавок к коньяку выставила большое блюдо бутербродов и включила для развлечения интуристов телевизор.
– Мы будем измерять тебя в попугаях! – с выраженным вологодским оканьем и великой медлительностью сказал с экрана Слоненок, по одному взгляду на огромную голову которого можно было диагностировать синдром Дауна.
Радостный визг психопатической мультяшной мартышки слился с телефонным звонком. Я машинально достала мобильник и приложила его к уху.
– Ну, и где вы запропастились?! – сердито рявкнул Сема Кочерыжкин.
Судя по тону, он оклемался и вместе с похвальной любознательностью вновь обрел своеобычный командный голос.
– Свят, свят, свят! Не запропастились, Бог миловал! – я размашисто перекрестилась пустым стаканчиком. – Все живы, все целы, но перевал заснежило окончательно, поэтому мы осели в Джубге. Может, завтра погода улучшится, и нам удастся добраться хотя бы до Туапсе.
– Гаврила с тобой?
– Как сказать? Скорее нет, чем да, – вздохнула я, взглянув сквозь стекло на Тверского– Хацумото, восседающего на крыльце с самым отсутствующим видом.
– Иванова! – голос Сэма построжал. – Ты не расслабляйся! Помни, что на тебе восемь японцев!
– Очень эротично! – ехидно вставила хмельная и веселая Тяпа.
– Ты за них отвечаешь! – запугивал меня Сэм. – Делай, что хочешь, но чтобы японцы были не просто целы и невредимы, но довольны и счастливы!
Я отлепила трубку от уха, прижала ее к своему часто бьющемуся сердцу и громко крикнула буфетчице:
– Девушка, еще бутылку коньяка и бутербродов!
Японцы при виде угощения радостно загомонили.
– Ты слышишь? – спросила я Сэма. – Сейчас они довольны и счастливы.
– Постарайся, чтобы так было и впредь, – не смягчился он. – Звони, если что. Мы уже домой едем.
– Хорошо вам! – искренне позавидовала я и спрятала мобильник в сумочку.
Добрый Ларик сунул в мою освободившуюся руку стакан, я безропотно вылакала коньяк и озабоченно оглядела компанию японцев. После второго дринка их вроде бы стало гораздо больше, чем восемь. Двадцать восемь? Или тридцать восемь?
– Тридцать восемь попугаев! – удивительно своевременно ответил на мой невысказанный вопрос мультипликационный Удав.
– Самураев! – поправила я и дурашливо захихикала.
Для успокоения разгулявшихся нервов Ларик принес мне еще один стаканчик, и финальная часть русско-японской попойки по большей части прошла мимо меня.
Глава 5
– Яшка, глянь, что это за чучело? – Ромка подтолкнул приятеля локтем и подбородком указал на кафешку на другой стороне дороги.
– А я почем знаю? – огрызнулся Яков.
Парни только что вышли из игрового клуба, где Яшка совершенно опустошил свой бумажник, а потом еще и вывернул карманы в пользу однорукого бандита. Больше всего на свете ему хотелось вернуться в клуб и доказать наглой иллюминированой жестянке, кто из них венец природы, используя в качестве веских аргументов топор и молоток. К сожалению, за глухой стальной дверью игрового заведения стоял на страже здоровья алчных роботов двухметровый верзила, похожий на клон Шварценеггера, созданный по образу и подобию Арнольда еще до того, как его облагородила большая политика.
– Не наш чувак, приезжий. – Ромка продолжал рассматривать мужика, задремавшего в кресле на ступеньках кафешки. – Похоже, не бедный. Гляди, на нем ботинки «Камелот» и куртка «Колумбия» на натуральном меху.
– Дурень! – фыркнул сердитый Яков. – Торчит там, как снеговик!
– Пьяный, – уверенно сказал Ромка. – Не вдрызг пьяный, но около того – в лоскуты.
Разнообразных видов и подвидов пьяных он за свои неполных семнадцать навидался, так как происходил из семьи потомственных алкоголиков.
– Стой здесь! – Яков остро огляделся и решительно пошел вниз с крыльца. – Свистнешь, если кто появится!
– Лады.
Ромке не надо было объяснять, с какой целью Яков направился к пьяному дурню в «Колумбии» и «Камелотах». Обобрать нетрезвого отдыхающего, вывернуть карманы задремавшего пляжника, стащить с веревки на балконе гостиничного номера приглянувшуюся одежку – таких подвигов за приятелями числилось немало. В летний сезон недостатка в деньгах у парней не было, но зимой в поселке почти не случалось приезжих, за счет которых можно было поживиться.
– Вот так его! – одобрительно бормотал Ромка, пока Яков, присев на корточки рядом с креслом, в котором посапывал пьяный, быстро и ловко инспектировал карманы хваленой куртки.
– Есть? – коротко спросил Ромка приятеля, когда тот вернулся.
– Почти шесть сотен! – ухмыльнулся Яков. – Может, были и еще, я не всюду посмотрел, в этой чертовой куртке миллион карманов… Ладно, пока хватит!
Он небрежно сунул деньги в задний карман джинсов и громко постучал в бронированную дверь игрового клуба.
Шести сотен хватило всего на полтора часа.
– Надо же, как не везет! – расстроенно вздыхал Яков, под тяжелым взглядом арнольдоподобного охранника покидая игровой зал.
– Столько бабок спустили зазря! Лучше бы мы их пропили! – ворчал Ромка. – Как этот!
Он указал на пьяного в «Колумбии», который по-прежнему сидел в кресле на крылечке, даже позу не изменил.
– Вот кому хорошо! – позавидовал Яков.
В этот момент в качестве живого ответа на классический вопрос «Кому на Руси жить хорошо?» из дверей кафешки повалили другие нетрезвые люди, судя по виду – сплошь нерусские.
– Интуристы? – Яков оживился и посмотрел на приятеля, с намеком заломив бровь.
– Ага, – Ромка облизнулся.
– Интуристы – это хорошо! – мечтательно сказал Яков и энергично потер озябшие ладони. – Помнишь того швейцарца, с которого мы летом часы сняли?
– С чего ты взял, что он был швейцарец? – заспорил с ним приятель. – Он по-немецки говорил: «Гутен таг»!
– Гутен морген, гутен таг! Бьем по морде, бьем и так! – развеселившийся Яков снова потер ладони, легко сбежал со ступенек, проводил ласковым взглядом группу пьяных интуристов и оглянулся на Ромку:
– Давай живее, посмотрим, где они квартируют!
Метель вновь усилилась так, что в десяти метрах впереди ничего не было видно, но крепко поддатые иностранцы, спотыкаясь и падая, протоптали в снегу широкую тропу. Ромка и Яшка, перемигнувшись, пошли за ними.
Хмельная компания интуристов нестройным хороводом тянулась по извилистому проулку. Одну за другой зарубежные гости миновали три более или менее приличные гостиницы на главной поселковой улице и с прогрессирующим замедлением темпа поползли на вершину холма, тотально облысевшего в результате массовой застройки. Ветер здесь был гораздо сильнее, чем внизу. Он пугающе завывал, драчливо бросался снежками и норовил коварно столкнуть тщедушного Ромку с протоптанной дорожки.
– Куда их понесло, придурков?! – не выдержал он.
Группа иностранных придурков безропотно влеклась сквозь метель к невидимой за пургой вершине.
– В «Маму Родную», куда ж еще! – ответил на вопрос дружка более сообразительный Яшка.
Мини-гостиницу Бори Шульца «Либер Муттер» местные жители называли на свой манер – не по-немецки, а исключительно по-нашему: «Мама Родная». И непременно с той самой сокрушенной интонацией, которая традиционно соответствует развернутой фразе: «Ой, мамочка моя родная!» и органично сочетается с тугим обхватом головы руками, дрожащими от безрадостного волнения. Заведение господина Шульца ценилось поселковыми аборигенами весьма невысоко и доброй славой в народе не пользовалось. Как, впрочем, и сам Борис Абрамович Шульц, ФИО которого в местном фольклоре было нарицательным и синонимичным таким широко известным именам, как Гобсек, Скупой Рыцарь и Кощей Бессмертный.
– В «Маму Родную» – это плохо, – огорчился Ромка. – У Шульца стены, как в Кремле! Каменные и зубчатые!
– Да нет же, кремлевские стены у него только с трех сторон, – со знанием дела возразил Яшка. – Сзади, где участок Васьки Ласточкина, Боря только сеточку проволочную поставил. У Ласточкина-то долгостой уже третий год тянется, а дом никак выше фундамента не поднимется, потому что хозяин через две недели на третью в запой уходит и на участке своем почти не появляется. Шульц, зараза жадная, это дело просек и метр за метром потихоньку переставляет свою сеточку на чужую территорию. Скоро оттяпает половину Васькиной земли!
– Плохо Ваське, – посочувствовал Ромка.
– Зато нам хорошо, – заметил Яшка. – С Васькиного участка мы запросто заберемся к Шульцу во двор, а потом без проблем оттуда отступим.
Пронзительная трель штопором ввинтилась в ухо и выдернула мое сознание из тихого омута пьяной дремы.
– Какого черта? – вяло удивилась я, обнаружив в своих ладошках, сложенных корабликом и удобно помещенных под щеку, мобильный телефон.
Аппарат звонил безудержно и весело, как школьный колокольчик на Первое сентября. Не сразу попав подрагивающим пальцем в нужную кнопочку, я включила телефон, положила его на подушку и придавила сверху ухом.
– Татьяна, почему не докладываешь, как у вас дела? – с ходу накинулся на меня Семен Кочерыжкин.
– Чудесно, – пробормотала я.
– Что значит – чудесно? Ты накормила японцев?
Я поднесла к сонно сощуренным глазам левое запястье и сняла показания циферблата: без трех минут полночь. Самое время спросить, накормила ли я японцев! Как будто они младенцы, а я нерадивая мамаша, способная пропустить очередной сеанс кормления грудью! Мне захотелось сказать сверхзаботливому Семе много разных нехороших слов, но было лень ворочать языком, и я пробормотала коротко и кротко:
– Они накормлены.
– А что у вас с ночлегом? – продолжал волноваться Кочерыжкин.
