скачать книгу бесплатно
– Не понимает, – наконец сдался Олаи. – А жаль. Нападать он вроде не собирается, а это значит, что можно и договориться. Я бы хотел хоть одну ночь провести по-человечески.
– Ночуйте, – неожиданно сказал серокожий и, не торопясь, пошёл по тропе вниз. Из кустов появилось ещё с полдюжины охотников с копьями и, уже не глядя на незваных гостей, двинулись к деревне. Оставалось только идти за ними следом.
На площади между домов, больше похожих на шалаши или охотничьи балаганчики, четверо странников остановились и стали ждать решения своей судьбы. Раз чудики не убили незнакомцев и даже позволили войти в свою деревню, значит, возможно, здесь удастся получить помощь или, по крайней мере, узнать дорогу. Неизвестность мучила всех, куда легче идти, зная, что тебе предстоит и какую часть пути ты уже одолел.
Ещё четверо серокожих вышли из самого большого шалаша, молча остановились напротив путников. Дряблая морщинистая кожа изобличала в них стариков.
– Мы бы хотели переночевать здесь, – произнёс Олаи, уже понявший, что гость должен говорить первым.
– Ночуйте, – вновь последовал односложный ответ.
Странники понимали, что здесь командует купец, и потому Семир, подчиняясь знаку Олаи, опустился на землю и принялся развязывать мешок. Олаи шагнул ближе к старейшинам, что-то тихо спросил.
– Нет, – произнёс один из хозяев.
– Но хотя бы рассказать вы можете? – мягко настаивал торговец.
– Нет.
Квест тоже развязал мешок, достал чёрствую лепёшку и кусок окаменевшего сыра, протянул Семиру, чтобы тот разделил ужин на четверых. К разговору Орена с чудиками Квест больше не прислушивался. Ведь ясно, что помогать им серокожие не станут. Это они с виду люди, а так – чудики. Хорошо хоть, что безвредные. Хотя Шемдаль говорил, что безвредных чудиков не бывает.
Вернулся Олаи, кивнул на скудный провиант, сказал:
– Спрячь покуда. Нас обещали покормить.
Квест без возражений спрятал лепёшку и сыр. Это хорошо, если их покормят, а то запасов осталось всего ничего. Вот только можно ли тутошние харчи есть?
Через несколько минут им вынесли каменную миску с незнакомой рассыпчатой кашей и стопку блинов. Блины были синие, но пахло от них рапсовым маслом и горохом. Каждому досталось по два блина и по горстке каши. Хотелось бы ещё, но уж сколько дали. Серокожие телом мелки, вот и меряют по своей утробе.
– А с собой не дадут? – спросил Квест, облизывая пальцы.
– Не дают, – отозвался Олаи. – И продавать не хотят, и менять. Я хотел проводника нанять, так они ни в какую. Даже не рассказывают, что нас дальше ждёт. И в дома к себе не пускают. Вот тут на площади переночевать разрешили, но только одну ночь. Говорят, тут безопасно, даже золотая пыль не достанет… – Олаи усмехнулся. – Вот, теперь будем знать, что впереди какая-то золотая пыль притаилась. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
– Ладно, – сказал Семир. – Пустили переночевать – и то дело. Сегодня спим без охраны, пусть хозяева видят, что мы им доверяем. – Семир помолчал и добавил: – Если б они хотели нас задавить, так уже давно задавили бы.
Ночь прошла без каких-либо приключений, а утром путешественники ушли, провожаемые внимательными взглядами молчаливых жителей. Впереди лежали горы, а за ними или в самих горах – то неведомое, ради которого половина отряда уже сложила головы. Горы поднимались крутыми уступами, и к полудню путники сумели одолеть первый. С высоты была прекрасна видна вся холмистая долина, по которой они пробирались два дня. Деревня серокожих также была как на ладони: над домами нависало тяжёлое жёлтое облако, беспокойно клубилось, вздувалось смерчами, опасно поблёскивало зарницами. Потом что-то полыхнуло с чуть слышным треском, огонь заставил зажмуриться даже привыкшие к полуденному солнцу глаза. Вспышки следовали одна за другой, но приземистые хибарки стояли, словно их прикрывал невидимый зонт.
– Я раньше всё думал, что это за рекой пыхает по ночам, будто салют пускают, – сказал Квест, – а это, оказывается, золотая пыль шумит.
– Если это и есть золотая пыль, – проговорил Юстин Баз, – то нам лучше поскорей уносить ноги.
Не сговариваясь, странники прибавили шаг. Часа через два они отыскали ущелье, рассекавшее хребет. Ущелье было завалено камнями, кое-где торчали железные кусты, мёртвые, давно проржавевшие, мелкая речка с трудом пробиралась меж валунов. Сперва ущелье не понравилось Квесту, но края расщелины были не слишком круты, в любую минуту можно было уйти из низины, и Квест ненадолго успокоился. Ненадолго, потому что через час их нагнала золотая пыль.
Мутная мгла встала позади, заклубилась, тихо потрескивая. Воздух пропитался злым едким запахом, словно в кожевенной мастерской, где в дубильных чанах кипит зелёная кислота. Потом жёлтая тьма встала стеной и покатила вверх по ущелью.
Путники уже не шли, а бежали изо всех сил, но летучее золото надвигалось, не замечая людских усилий. Ещё минута, и… вряд ли кому удастся выжить, оказавшись внутри.
Юркий Орен Олиа, бежавший впереди всех, резко остановился, скинул мешок, толкнул его ногой набегавшему Квесту:
– Возьми!
Квест, понимая, что сейчас не время спорить, схватил мешок свободной рукой и лишь затем крикнул:
– Ты же не сумеешь!
– Сумею!.. – зло пропел купец, вздымая двумя руками посох мага, который тащил всё это время. – Только вы мотайте от греха подальше, а то мало ли что…
Стена пыли и огня лезла вверх. Она казалась живой, разгневанной тем, что из деревни ей пришлось уйти ни с чем, и теперь она стремилась наверстать своё. Мельком Квест подумал, что не надо было идти по низине, но потом сообразил, что облако столь огромно, что ползёт не разбирая ни провалов, ни крутизны, и на обрыве, где можно лишь с трудом ползти, оно уже давно настигло бы беглецов.
Сзади жутко затрещало, мир осветился голубым светом, и бегущий Квест понял, что Олаи сумел-таки управиться с волшебным посохом и теперь одно колдовство пожирает другое. Внизу уже не трещало, а выло, земля сотрясалась в корчах, чуть в стороне по склону неслышно прошёл камнепад, а голубое волшебное пламя всё сияло, и вой сменился свистом, и всё завершилось такой вспышкой, что если бы Квест поглядывал за спину хотя бы вполглаза, то, несомненно, ослеп бы в ту же секунду. К счастью, назад никто не смотрел, люди обернулись, лишь когда обожжённый взор начал с трудом различать тусклый солнечный свет.
Внизу что-то горело, клубился дым, и следа не было опасного золотого облака.
– Ну даёт, купец! – восхищённо воскликнул Квест. – Да он колдует почище Шемдаля, покойника!
Его никто не поддержал. Семир и Юстин молча смотрели в черноту оплавленного ущелья.
– Он что? – непонимающе спросил Квест. – Он там что?.. У него же посох, волшебный…
– Вот именно, – тихо произнёс Семир. – Оживить посох умеют многие, а вот управлять им, чтобы он тебя не сжёг, это может только маг.
Семир наклонился, поднял котомку купца, выпавшую у Квеста из рук, и, ничего больше не говоря, двинулся в сторону перевала. Квест и Юстин пошли за ним следом, и больше до самого вечера они не говорили о случившемся, словно терять товарищей стало для них обыденным делом.
Они переночевали, сидя на каменном карнизе в десяти шагах от пропасти, в которой до утра ворочалось что-то безвидное. Квест хотел запустить в чудика камнем, но Семир не велел, и ночь они провели под аккомпанемент глухой возни и медленных вздохов, доносящихся снизу. Утром трое выживших странников преодолели перевал, и там тоже все было спокойно, если не считать летающих ящериц, кидавшихся на людей с верхушки утёса. Семир подшиб первого хищника в воздухе и добил мечом, а потом уже Юстин сбивал из пращи медленно летящих зверюг, а Квест с Семиром били тех, кто падал поблизости. Ящеры шипели и плевались липкой слюной, а Квест подумал, что глупые драконы, должно быть, тоже не живые, иначе зачем им сидеть тут на ледяных вершинах, где нечего есть и нечем заняться, разве что караулить странников, зачем-то бредущих к неведомому.
За день Семир, Юстин и Квест спустились так низко, что им стали попадаться кусты и можно было, наломав веток, разжечь костёр. Путники допоздна сидели вокруг огня, молчали. Квесту казалось, что все думают ту же противную мысль, что с самого утра мучила Квеста: а что, если они вообще никуда не дойдут, а так и сгинут на пути к неведомому? Ведь возвращаются из Запретных земель единицы, так почему именно им должно повезти больше других? Ещё два дня назад Квест полагал, что вот перевалят они через хребет, а там и пути конец. Однако перевал позади, незнакомого кругом – сколько угодно, а неведомого – не видать. И чтобы отогнать гадкую мысль, Квест спросил:
– А как же мы втроём будем загадывать желания за семерых?
– Не знаю, – ответил Юстин Баз. – Я вообще не знаю, чего у этого неведомого нужно требовать. Чтобы в городском собрании цеховой голос громче звучал? Это надо не чуда ждать, а как следует добиваться. Умом, силой, деньгами…
– Правильно, – произнёс Семир и добавил неожиданно: – Я тоже ничего не стану просить.
– Как это? – изумился Квест. – А морские бароны как же? Горцы, опять же, покою не дают.
– С врагами, – раздельно произнёс Семир, – человек должен справляться сам. И все свои дела исполнять должен сам. А то сначала неведомое Тепель для нас штурмовать будет, потом горные кланы придавит, а мы тем временем жиром покроемся и мхом порастём.
– Зачем же ты пошёл? – прошептал Квест.
– Затем и пошёл, чтобы душа не замшела.
– Не понимаю, – признался Квест. – Я вон столько всего придумал. Засухи чтобы не было… Это же от человека не зависит. А то ещё мор начнётся, думаете, сладко будет?
– Мор это всех касается, – поправил Юстин. – Такое нельзя загадывать.
– Тогда на скотину падёж, – не сдавался Квест. – Да мало ли что ещё можно придумать, чтобы не для всех, а в то же время всем лучше стало…
– Счастливый ты, – вздохнул Семир. – Тебе просто. Потому, должно, тебя и смерть не берёт. Когда Шемдаль меня в поход звать стал, я ему сказал, что думаю о таких просьбах, а он ответил, что тоже не знает, что просить. А всё-таки пошёл с нами и погиб, не отступив.
– А Вислоух? Этот бы с места не двинулся, если бы не знал зачем.
– Да, Вислоух-то знал… – протянул Юстин Баз, и, вскинувшись, предположил: – А вдруг он и не пропал вовсе, а на самом деле отыскал неведомое? А мы не знали, чего просить, и потому прошли мимо?
Квеста аж ожгло этими словами. Он-то уже начал мечтать, что неведомое ожидает их в долине, недаром эта сторона, если смотреть с высоты, не серая с жёлтым, а как бы слегка голубоватая. А теперь оказывается, что всё зря, обмануло предание, они прошли мимо цели, не заметив, и только хитрый Тур Вислоух сумел ухватить удачу за хвост.
– Нет, – возразил Семир. – Ещё никто из дошедших не возвращался раньше чем через три недели. Так что нам ещё идти и идти.
И опять никто не предложил сдаться и повернуть к дому.
* * *
Так они и шли ещё полтора дня, стараясь спрятаться и отсидеться, ежели была такая возможность, и хватаясь за оружие, когда другого выхода не оставалось. Шли, понимая, что теперь у них нет никакой магической защиты, а значит, живы они только благодаря счастливой случайности. Полтора дня счастливая случайность берегла их.
А потом путь им загородили давно знакомые железные кусты. Только на этот раз они были не ржавыми, а мрачно лоснились чернёным металлом и щедро разбрасывали кругом мелкие стальные семена. Квест, сунувшийся было вперёд, немедленно пострадал: крошечная металлическая стрелка просадила ему щёку. Семир смазал рану пахучей мазью и сказал, что Квест ещё легко отделался: попади такая штука в грудь, то и грудь пробила бы навылет.
Несколько часов они искали проход в смертоносной чащобе и к вечеру убедились, что прохода нет. Долина казалась с высоты голубой из-за сплошных зарослей. Лишь в одном месте, где горы позабыли несколько одиноких скал, полоса стреляющих кустов сужалась до полусотни шагов. Тут и решено было прорываться.
Прежде всего Семир, потратив несколько метательных дисков из своего арсенала, установил, что потревоженный куст выпускает в воздух целую тучу колючек, а потом не может убивать по меньшей мере минуту. Этого времени должно было хватить, чтобы преодолеть опасное место. Оставалось лишь придумать, как растревожить все кусты разом.
Семир и Юстин что-то обсуждали, Юстин горячился и размахивал руками, Семир говорил медленно и лишь иногда указывал кровельщику что-то ускользнувшее от его взгляда. Квест тоже рассматривал дорогу, прикидывая, куда бы он пошёл, если бы не эти кусты. Пожалуй, мимо этого склона, там, в глубине расщелины, что-то светлеет. Первый раз он видит здесь не серое, не блёклое и грязное, а совсем светлое, как снег. Может быть, это очередная ловушка или чудик, но очень не хочется в это верить. Боль в щеке отступила, лишь кровь настойчиво тукала в ране.
Спутники всё никак не могли договориться, и Квест снова начал думать. Трудное это занятие, но тому, кто думает всю жизнь, оно в привычку. Правда, раньше Квест думал о простых и понятных вещах, а с тех пор, как стал странником, ему приходится решать такие вопросы, что и мудрец не вдруг ответит.
Семир и Юстин Баз не знают, что загадать! Это что же выходит? Ему одному придётся желать за всех? Значит, надо просить что-то небывалое, что сразу окупит мученическую кончину Лида Алвиса, таинственную смерть Тура Вислоуха, гибель чернобородого Шемдаля и отчаянное самопожертвование Орена Олаи. И оправдает надежды всех, кто знает: семеро странников ушли в Запретные земли и, значит, надо ждать счастливых перемен.
– Смотри, – позвал Семир, – вон та расщелина, где белеет что-то. Мы сейчас уходим вперёд, а тебя оставляем с вещами. Когда я махну рукой, ты бежишь прямиком туда. Всё наше снаряжение будет у тебя, так что постарайся добежать. А мы с Юстином постараемся кустики попортить. Понял? Когда я махну рукой – вскакиваешь и бежишь вон туда. Только быстро. Задержишься или раньше выскочишь – пропадёшь.
– Я понял, – сказал Квест.
Семир и Юстин, пригнувшись, побежали в разные стороны, словно хотели обойти расщелину с боков. Хотя попытка эта с первой минуты была обречена на неуспех. Там, куда направился мастер, склон был столь крут, что даже железные кусты не могли там укорениться. Со стороны Семира дорога казалась пологой, но зато там сплошной непроходимой стеной чернели готовые к бою заросли. Семир подполз сколь мог близко, укрылся за угловатым неокатанным обломком, вслепую швырнул оттуда несколько обломков, не то просто для очистки совести, не то приучая руку к серьёзному делу. Юстин тем временем споро пополз по обрыву, цепляясь за невидимые снизу выступы и выбоинки в камне. Казалось, мастеровой просто прилип к гладкому камню и ползёт словно муха или улитка.
«Конечно, – вспомнил Квест, – ведь Юстин кровельщик. Он умеет». Но неужто Семир, когда выбирал мастера, знал, что в дороге понадобится верхолаз. Ведь он, глядишь, этак и на ту сторону перелезет. Лишь бы там, за выступом, не оказалось железных кустов, чтоб их там всех ржа съела, чтоб там ручей оказался или обрыв ещё круче, где только по верёвке сползёшь…»
Юстин Баз выполз на уступ. Он что-то делал там, вжавшись в камень, не поднимая головы, а потом вниз, в самую гущу лоснящихся металлических стволов, полетел дымящийся свёрток, за ним второй и третий. Ахнули взрывы, хрупкие ветки разметало во все стороны, шипы-семена взвились в небо сплошным облаком. Дальнейшее происходило как в недобром сне. Скала, только что незыблемо вздымавшаяся к хмурому небу, качнулась и медленно, как подрубленное дерево, завалилась набок. Беззащитной фигурки человека не было видно за дымом, пылью и чёрной тучей распарывающих воздух шипов.
– Юстин! – крикнул Квест.
Где-то по левую руку поднялся скрытый валуном Семир. Ещё три пакета полетели в расщелину, пробивая путь простаку Квесту. Семир взмахнул рукой, не то подавая сигнал Квесту, не то собираясь прыгать вниз, этого Квест понять не успел, потому что из-под лопнувшей земли полезли шестипалые руки, сгребли Семира, захлопотали, превращая живого человека в кусок истерзанной плоти.
Квест приподнялся на колени.
«Один! – мелькнула растерянная мысль. – Один остался. Даже если там в глубине светлеет неведомое – зачем оно, если дошёл я один? Что можно потребовать, о чём потом не придётся жалеть?»
Грохнул запоздалый взрыв, разнёсший в мелкий щебень залитые кровью подземные руки.
И в эту совершенно неподходящую минуту Квест разрешил мучившую его загадку.
«Как всё просто! – радостно подумал он. – Я пожелаю, чтобы следующий отряд дошёл к цели, все семь человек. Пусть даже никто не узнает, что это произошло из-за меня».
Потом он вскочил и неловко побежал к расщелине, которую указывал Семир. Обогнул выступ, мешавший видеть. Там, не скрытые больше рухнувшей скалой, громоздились железные кривулины. Их оставалось немного, но вполне достаточно для открыто бегущего человека. Кусты разом дёрнулись, выбрасывая в воздух шипы. Десятки игл пронзили тело, но ещё целое мгновение Квесту казалось, что он спешит к неведомому, которое ждёт его.
Мёд жизни
Хоть не пил он, а только хотел.
Л.Кэрролл
Мёд жизни сладок и горек одновременно, в нём собраны ароматы всех цветов, морозный свет горных вершин и тьма морских провалов. Он холоден и горяч, в нём сошлись все противоположности…
Гоэн – седобородый рыцарь Опавшего Листа обвёл взглядом слушателей. Никто не шевелился, все молча и торжественно внимали с детства знакомым словам. Слова были как песня, как причащение перед битвой.
– Бархатные шмели собирают сладкий оброк с садов и гречишных полей Резума. Лесные пчёлы гудят в чащах непроходимого Думора. Хищные осы копят росистую свежесть ковылей Нагейи, острую и летучую, как они сами, – при этих словах Зеннах – Свистящий рыцарь молча сверкнул чёрным глазом и приподнял бровь, изогнутую, как сабля. – Ледяные шершни вьюгой облетают торосы безжизненного Норда в поисках снежного цветка. Мириады их истаивают в пути, но последний приносит каплю ледяного нектара. Так рождается мёд жизни. Медленно созревает он, и никто не осмеливается приблизиться, боясь нарушить великое чародейство…
– Фартор! – слово это, не сказанное никем, прозвучало резко и грубо, прервав рассказчика. Оно словно пригнуло к земле засохшие деревья, песок перестал сыпаться с выщербленных скал, а сидящие рыцари сдвинулись теснее, ища друг в друге поддержки. Тяжеловесный Хум – рыцарь Соли прижался доспехом из задубевшей кожи к сверкающему плечу Турона, и рыцарь Ледяного Меча не заметил прикосновения своего извечного противника. Зентар – юный рыцарь Первой Травы тревожно оглянулся, но спесивый Бург – рыцарь Стен сдержал насмешку и сделал вид, что ничего не заметил. Недвижим и безучастен остался лишь рыцарь Солнечного Луча. Этот витязь был окружён глубокой тайной: никто не ведал, откуда он пришёл, где живет, по праву ли носит свой девиз. Знали лишь его имя – Виктан. Рыцарь Солнечного Луча являлся и исчезал беспричинно, ни один человек не мог предугадать его поступков, не знал пределов его силы. Но то, что сегодня и он был здесь, внушало уверенность. И медлительный Гоэн продолжил рассказ, словно не принесло только что ветром имя врага.
– Мёд жизни содержит все качества, известные и неведомые. Свойства соединяются в нём, не гася друг друга. И произойти это может лишь в местности, лишённой качеств. Только отсюда мёд жизни не получает ни единой своей частицы. Это Блёклый Край, инертный и пустой. Он скучен, но всё же жизнь зависит от него, поскольку здесь стоит чаша, в которой зреет наш мёд. Раз в год, в день весеннего равноденствия, чаша переполняется и мёд проливается на землю. Суть жизни возвращается миру. Небо наливается синевой, леса наполняются живностью, люди – силой. Дружба укрепляется радостью, вражда – благородством. Жизнь оплодотворяет саму себя, и лишь Блёклый Край ничего не получает от праздника бытия. Здесь всегда пасмурно, но никогда не идёт дождь. Бесплодная равнина тянется на много недель пути, на ней не растёт трава и никто не живёт…
– Фар-р-ртор-р!.. – продребезжало среди камней.
– …и никто не живёт, – упрямо повторил сказитель, – ибо даже единый испачканный взгляд может извратить чудесные свойства чистого мёда. Рассказывают, что испробовавший мёда постигает смысл бытия и видит суть вещей. Тайное становится отрытым для него, а в простом он видит неведомые другим бездны. Но за все прошедшие века ни один мудрец не посягнул на общее сокровище.
– Ф-ф-фартор!.. – прошипело за спиной, словно плеснули водой на раскалённую жаровню.
– Единая капля, текущая на землю из каменной чаши, возвращает силу и здоровье немощному и может, как говорят, оживить мёртвого. И всё же созревший мёд свободно разливается по свету, поскольку ни один человек не осмелился продлить свои дни за счёт всеобщей жизни.
– Фар-тор!!! – набатом ударило отовсюду разом, так что нельзя было не обратить внимания на этот гром, остаться безучастным и сделать вид, будто ничего не происходит.
Гоэн вскочил, меч его, не кованый, а выращенный лесными харраками, прочертил над головами огненный круг.
– Ты можешь не трудиться, повторяя без конца своё имя! – крикнул Гоэн. – Я хорошо слышу. Я не знаю, кто ты и каков из себя, но клянусь, что кем бы ты ни был, через день тебя здесь не будет. Мне даже жаль тебя – ты затеял бессмысленное дело и сам знаешь это. Неужели ты надеешься победить все силы вселенной разом? – Гоэн опустил меч. – Молчишь? Ты правильно сделал, что умолк. У тебя ещё есть время до завтрашнего утра. Но берегись, если утром мы увидим, что путь к чаше закрыт.
Ответа не было. Старый воин оглядел сереющие окрестности, а затем на правах старшего распорядился:
– Рыцари леса разводят костёр, горожане готовят ужин. Остальные выделяют добровольцев – быть ночной стражей.
В словах Гоэна не было обиды или унижения. Все знали, что в Блёклом Краю не у всякого загорится огонь и уж тем более не просто накормить воинов там, где пища лишена вкуса. Поэтому гордый Бург распустил ремни на мешке и начал доставать провизию, а сам Гоэн и рыцарь Шш, бывший не человеком даже, а покрытым замшелой корой лесным духом, отправились за валежником.
– Кто согласен караулить ночью? – спросил Хум. – Я думаю – достаточно троих.
Тотчас поднял руку Зентар. Юный рыцарь Травы не представлял, как можно улечься спать накануне первой в своей жизни битвы. Вторым стал Бестолайн – рыцарь Бездны. Лучшего сторожа нельзя было и пожелать. Жизнь под землёй лишила Бестолайна глаз, но обострила слух, так что в самые тёмные ночи рыцарь Бездны чувствовал себя уверенней всего. Об этом воине легенд ходило, пожалуй, ещё больше, чем о Виктане, а знали о нём ещё меньше. Нельзя было даже с уверенностью сказать – человек скрывается под чернёным панцирем или одно из мрачных подземных существ, принявшее людские законы и получившее имя рыцаря. Но сегодня его тайна не тревожила – главное, что он был вместе со всеми. Третьим караульщиком вызвался Виктан.
В Блёклом Краю не бывает закатов, просто привычный сумрак сгустился сильнее и стала ночь. Огонь костра не рассеивал её, не помогал видеть. Те из рыцарей, кто мог и хотел есть, придвинулись к котлу. Двое рыцарей, опрометчиво давшие обет поститься до самой победы, отвернулись, чтобы не смущать себя видом яств, поскольку припасы Бурга были вкусны даже здесь. Шш задумчиво ковырял сучком в зубах. Людская пища была ему не по вкусу, и вообще он мог не есть месяцами. Недвижим остался и Бестолайн. Забрало его шлема, сплошного, без прорезей для глаз, никогда не поднималось и, кажется, было приварено к нащечникам. Зато Виктан вовсе снял шлем, так что все могли рассмотреть его, хотя и не принято было глазеть на рыцарей. Не было во внешности неведомого воина ничего сверхъестественного. Был он далеко не мальчишкой, но и старческая дряхлость ещё много лет обещала обходить его стороной. Твёрдый подбородок, прямой взгляд серых глаз, худое лицо, словно выточенное из плотного дерева, лишь возле глаз чуть заметно лучатся морщинки, видно, в юности Солнечный рыцарь любил смеяться. Проседь, осветлившая тёмные волосы, говорит не о возрасте, а о пережитых бедах. Ел он немного и молча, как и все остальные воины.
Вскоре лагерь замер в ожидании тусклого утра. Рыцари умели засыпать быстро и безбоязненно, полагаясь на бдительность часовых.
Виктан сидел у костра, напротив смутно вырисовывалась фигура Зентара. Бестолайн расположился в стороне, его видно не было.
Как всегда, в ночи рыцаря Солнечного Луча одолевали мучительные мысли. Днём, особенно при ясном небе, мир был прост и понятен. Было зло, которое следует побеждать, и добро, ждущее помощи. Ночью всё сливалось в темноте, словно истекая одно из другого, границы пропадали и пропадала уверенность. В темноте Виктана мучили видения – нелепые и невозможные: мелкий дождь, множество людей и бесконечные разговоры ни о чем. Ничего подобного не бывало в жизни благородного Виктана, но всё же он не мог бы утверждать, что это было не с ним. Молва приписывала рыцарю Солнечного Луча способность неожиданно исчезать и появляться, а порой он застывал и часами стоял как во сне, безвольно опустив руки. И не то беда, что другие не знали, куда временами пропадает Виктан, но этого не знал и сам рыцарь. Хотя он привык, что во всякую минуту может осознать себя в незнакомом месте, где от него потребуются его мощь, мужество и разум. Так что не это тревожило его. Пугало собственное беспамятство.
