скачать книгу бесплатно
– Гриша, вставай! Там из штаба дивизии тебя спрашивают! – рявкнул он прямо в ухо спящему мужчине. Но тот, заворчав, только перевернулся на другой бок.
– Гриша! Да вставай, кому говорю! – повысил мужчина голос, но это было абсолютно бесполезно. Спящий все так же продолжал спать и громко храпеть. Тогда, разглядев на полу возле кровати ковш с водой, красавец поднял его и решительно плеснул в лицо спящему на кровати.
Это подействовало. Голый подскочил с пронзительным воплем, но, разглядев, кто это сделал, несколько поутих.
– Мишка! Твою мать… – Краем замурзанной простыни он вытер лицо, – …какого?..
– Там из штаба дивизии пришли… С утра трындят – где Котовский, вынь и положь Котовского. Что я им скажу?
– Ладно. Ох, черт! Голова трещит! – Котовский схватился за голову с мучительной гримасой.
– Что это за свинарник? – Мишка презрительно поморщился. – Что ты здесь устроил? Тебе обязательно надо все превращать в хлев?
– А, заткнись! – буркнул Котовский. – И без тебя голова раскалывается. Хорошо так вчера посидели… с девочкой.
– С девочкой? Какой еще девочкой? Где она?
– Ушла, наверное. А который час?
С этой мыслью Котовский потянулся к тумбочке с перевернутой лампой, сбросил пустую кобуру на пол, принялся шарить по тумбочке. Лицо его при этом менялось с такой выразительностью, что Мишка не выдержал:
– Ты что, в цирке? Что ты клоуна из себя корчишь?
Вдруг Котовский резко сел на кровати, подогнув ноги по-турецки, и захохотал, как сумасшедший. У Мишки вытянулось лицо.
– Ты с ума сошел? – ласково, как принято разговаривать с маленькими детьми, спросил он.
– Ох, Мишаня, ты не поверишь! И я бы не поверил, если бы кто рассказал! Грабанула она меня, шмара эта, с большими сиськами! Вот как есть грабанула! – продолжил хохотать Котовский.
– Эта девка тебя ограбила? – У Мишки распахнулись глаза.
– Не поверишь – часы забрала, и наган, и кошелек еще с червонцами сверху был! Даже одеколон вытащила из тумбочки! Ох, умора!
– Что тут смешного, ты ненормальный? – прикрикнул на него Мишка. – Какая-то сука тебя ограбила, а ты ржешь?
– А что мне, плакать, что ли? Ох, умора! А девка была горячая. Бедра такие… А грудь… Нет, ну надо же! – и, хлопнув себя по ляжкам, он снова расхохотался.
– А стол кто перевернул? – На лице Мишки появилось странное выражение.
– Так мы и перевернули! Девка была крупная… Я на столе пытался ее.. А стол и перевернулся…
– Ты больной, – вздохнул Мишка, – денег хоть немного было?
– Да вроде прилично! Вчера только перевод за ранение получил, на три месяца здесь пособие положено. Так что крупная была сумма.
– Надо найти шалаву, – сказал Мишка, – я скажу кому следует – суку быстро отыщут, и к ногтю!
– Вот еще чего, – Котовский вдруг стал серьезным, – буду я счеты сводить с бабой! Бабе мстить – не мужское это дело. Ну ее. Грабанула – и ладно. От меня не убудет. А к ногтю – зачем ногти-то пачкать?
– Где ты ее подцепил, хоть скажи?
– Да в борделе на Ланжероновской! Веселое такое заведение. Занавески в цветочек. Классная была девка, с широкой костью. Мне такие нравятся. Мы на Дерибасовской еще кутили. Потом я сюда ее привез. Странно, да?
– Что странного?
– Я каждый день новую девку сюда вожу, а только эта шалава меня грабанула. Деревенская какая-то. Явно не знала, кто я такой.
– Значит, нужно найти и как следует объяснить, чтоб больше неповадно было!
– Нет, – Котовский покривился от головной боли, – и не вздумай даже! Хотя…
– Что? – Мишка подошел ближе, сразу уловив изменившиеся нотки в тоне своего друга и командира.
– Я вот что думаю… А знаешь, чей это бордель?
– Ну? – Мишка слушал с интересом.
– Майорчика. Ну, правой руки Японца покойного, царствие ему небесное! Мейера Зайдера. Он как в Одессу вернулся тайком, так сразу бордели стал крышевать. И этот давно уже его. Он, наверное, не знает, что я в городе.
– Не говори глупости! – сухо сказал Мишка. – Вся Одесса знает, что после ранения Котовский отдыхает на вилле на Французском бульваре, которую ему большевики выделили! Так что не может Зайдер управляться с борделями и такого важного не знать!
– Да, – Котовский задумался, – слушай… Я тут подумал. Девка эта – хороший повод, чтоб не ее к ногтю, а Зайдера. Не нравится он мне.
– Это тебе зачем? – Мишка нахмурился. – Ты тут пересидишь еще месяцок и уедешь, а Одессе здесь жить.
– С каких это пор ты, Мишка Няга, одесситом заделался? Ты всегда был ушлый цыган без роду без племени! Помнишь, где я тебя подобрал?
– Помнить-то я помню. Я все помню, – мрачно сказал Мишка Няга, правая рука и самый верный адъютант Котовского, – только вот Одессу я всегда любил и буду любить. Не лезь ты в их дела!
– С чего ты про этих биндюжников печешься? – нахмурился Котовский. – Злые языки мне давно несут, что ты закорешился кое с кем с Молдаванки.
– Пусть несут, – хмыкнул Мишка, – а Молдаванку я люблю! Она на мой родной городок похожа.
– Какой твой родной городок? – подозрительно спросил Котовский.
– Тебе это зачем? Было – и сплыло, что о том думать, – пожал плечами Мишка, – много всего было. Погулял на своем веку. Людей грабил. Много было. А теперь – теперь в другую жизнь. Ты лучше посмотри, что еще она у тебя грабанула!
Котовский сполз с постели и принялся одеваться. Затем подошел к тумбочке и учинил тщательный досмотр.
– Эй, глянь-ка! Это что такое? – удивленно воскликнул он, сбросил на пол лежащую на боку лампу и позвал Мишку рукой.
Няга подошел ближе. На полированной поверхности тумбочки лежали какие-то крупные кристаллы белесоватого цвета.
– Похоже на соль, – сказал Мишка и взял один кристаллик. Лизнул. – Не соленое.
– Кокаин это прессованный, – мрачно произнес Котовский, – девка с собой принесла. Я вспомнил. Подпольным образом его таким делают. Надо кристаллик растереть – и все.
– На соль очень похоже, – повторил Мишка.
– А ведь действительно, на соль, – и, подбросив кристаллик на ладони, Котовский задумчиво уставился на него.
* * *
Длинный черный автомобиль затормозил возле ярко освещенного подвала на Ланжероновской. В этот поздний час ночи (на часах возле Думы было десять минут второго) улица была совершенно пустынна. Даже подгулявшие прохожие давно попрятались по домам.
Из открытых дверей автомобиля показались кирзовые сапоги, затем – волосатые руки с наганом. Ствол нагана упирался в темноту. Наконец появились два высоченных лба – под два метра ростом, в фирменной одежде одесских бандитов: черная кожанка, под ней яркая косоворотка навыпуск. Оглядев страшными глазами окрестности улицы и потыкав для острастки наганами в темноту, лбы заняли дежурство у дверей подвала. А из автомобиля, кряхтя и тяжело дыша, вывалился маленький Туча, еще больше увеличившийся в объеме. Эти бандиты были его личной охраной.
Туча выглядел как настоящий франт. Полы длинного черного пальто щегольски подметали тротуар, и он поддерживал их тростью с позолоченным набалдашником. Мягкая фетровая шляпа вызывала в памяти Монмартр. А сквозь раскрытые полы пальто, под пиджаком, на массивной груди Тучи пламенел ярко-алый галстук. Туалет довершали лакированные штиблеты. Для полного завершения шика не хватало только гвоздики в петлице пальто.
Туча был роскошен и вальяжен. Двигался медленно, с невероятным достоинством. Два головореза сжались при его появлении и услужливо распахнули дверь подвала. В воздух вырвалась волна запаха затхлого помещения и гвалт визгливых женских голосов.
Внутри дым стоял столбом. В эту ночь в заведении гуляли матросы, и теплая вонь подвала обволакивала всех присутствующих сизым дымом. Какая-то полуголая девица бросилась было к Туче, на ходу виляя голым дебелым бедром. Но тот, сдвинув к переносице брови, еле слышно бросил небрежное:
– Вон!..
И один из головорезов отпихнул девицу в сторону:
– Куда лезешь, шкура!
Девица не обиделась. Подобное обращение было привычным. Ничуть не смутившись, она растворилась в толпе.
Туча важно прошествовал через забитый зал. Головорезы старательно расчищали перед ним дорогу.
И наконец он оказался в небольшой комнатушке, ход в которую вел через соседний коридор.
Комнатушка, освещенная ярким газовым фонарем, была без окон и представляла собой нечто вроде рабочего кабинета. За письменным столом в центре, обложившись конторскими книгами, сидел Мейер Зайдер и что-то старательно считал, громыхая костяными счетами и водя пальцем по замусоленным страницам толстого гроссбуха. На стуле рядом спал толстый черный кот. При виде Тучи Зайдер привстал и с ходу выпалил: – Деньги за норму! Завтра принесу.
Спихнув со стула кота (тот спрыгнул с обиженным мяуканьем, зло покосившись на Тучу), посетитель подвинул стул к Зайдеру и уселся с таким важным видом, что Мейер замолчал.
– За шо мне твои деньги? – веско сказал Туча. – Этой ночью ты должен тикать из города.
– С чего это? – нахмурился Зайдер.
– А за то! Ноги в руки – и вперед, если не хочешь за цугундера себе кишки попортить.
– Ты за шо говоришь? – повысил голос Мейер.
– Услугу тебе делаю! Гешефт, как своему швицеру, – хмыкнул Туча. – Завтра прикроют твой бордель. Есть такая вот малява от красных. Донесли на хвосте. А тебе надо тикать из города. Бо уши оборвут.
– Кто? – Зайдер страшно побледнел, и по его лицу судорогами промелькнули болезненные тени. – ведь всего пару месяцев, как до Одессы вернулся. Я за все делал правильно, как ты велел. Кто?
– Ты знаешь, – веско сказал Туча, и Мейер отвел глаза в сторону. – Я ему ничего не сделал, – тоскливо произнес он.
– Речь не за то, – хмыкнул Туча. – Серьезные люди хотят свою наводку в Одессе. А ты попадешь под раздачу. Я к тебе как к другу пришел. Иначе…
– Я ценю, правда, – поспешил согласиться Мейер. – Куда мне идти?
– Мир за всегда большой, – ответил Туча, – перекантуешься до малости за лето, а дальше будем посмотреть. Не до ушей же за вечно здесь придет шухер! Шо-то решится в городе.
Зайдер тяжело вздохнул.
– А правду говорят, что его деваха твоя громанула? – вдруг хохотнул Туча. – Защипала, шо твоего гуся?
– Правду, – мрачно сказал Мейер, – я ее вышвырнул отсюда, шкуру. Морда деревенская, курица из навоза вылезла. И шо это село прется в Одессу? Сидело бы в своем навозе! А теперь из-за твари этой навозной мне гембель за голову! Из-за нее?
– Нет, не из-за нее, – веско сказал Туча, – из-за Цыгана. Ты знаешь.
– Я знаю, – Зайдер кивнул, – я сам на его похоронах был. Я до сих пор понять не могу, почему вместо Цыгана этот швицер паскудный вылез, что твой чирей на заднице! Мишка… Как там его…
– Мишка Няга, – подсказал Туча, – он правая рука Котовского. Они не разлей вода. Как ты в свое время был с Японцем.
– Подожди! – Зайдер вдруг рухнул на стул. – Ты хочешь сказать, что он завтра сюда придет? Этот Мишка Няга?
– Он, – кивнул Туча, – потому я и здесь.
Зайдер вскочил из-за стола и быстро заметался по комнате, собирая какие-то вещи. Открыл в стене сейф. Бросил прямо в руки Тучи увесистый кожаный мешок.
– Вот твои деньги. Я по-честному играю.
– Знаю, – Туча поднялся с места, – потому за тобой и пришел. Идем. Вывезем тебя через балку, пойдешь по дороге на Киев. Там пересидеть можно будет, есть одно село. Как поутихнет все, вернешься в Одессу. Но раньше не смей, если не хочешь повторить судьбу Японца. Я сообщу.
На следующий день к подвалу на Ланжероновской подъехали две телеги, доверху груженные красноармейцами с винтовками наперевес. Часть из них окружила вход, а часть ворвалась внутрь.
Было два часа дня, и заведение было закрыто. Общий зал был безжизненным и темным. Сквозь закрытые ставни сочился серый, угрюмый свет. Стулья были поставлены на столы. В зале еще не убирали, и на темном от грязи полу валялись осколки разбитой посуды, пустые бутылки из-под шампанского, ленты бумажного серпантина и раскрашенные ватные шарики. Красноармейцы прошлись по комнатам и согнали в зал сонных девиц.
Нечесаные, заспанные, в грязных ночных сорочках, со следами расплывшегося грима на распухших лицах, девицы выглядели трогательно и жалко. Они зевали во весь рот и испуганно жались друг к другу, как стадо перепуганных овец.
– Где начальство? – рявкнул рослый красноармеец в папахе. Кто-то из девиц дрожащей рукой указал в коридор.
Красноармейцы расступились, и в зале появился Мишка Няга в сопровождении еще одной группы солдат. В черной кожанке и кирзовых сапогах, с пулеметной лентой через всю грудь, он выглядел невероятно внушительно.
– Вот что, тетки, – сказал Мишка веселым и звонким голосом, – притон ваш зловредный принято решение закрыть. А вас в 24 часа вышвырнуть вон из города как источник распространения заразы и разных венерических болезней. Мы, конечно, могли вас и в тюрьму запереть. Но никому неохота возиться с вами, венеричками. А потому собрать свои манатки, узлы и всякий там мусор, и вон из города! Увижу шваль какую на улице, не пощажу! Пошли по своим деревням, и сидеть там в навозе, не высовываясь! И учтите, тетки, я сегодня добрый! А мог бы и к стенке поставить! Так что ноги в руки, собрали манатки и пошли вон!
Красноармейцы подталкивали штыками перепуганных девиц, которые быстро разбежались по своим комнатам собирать вещи и бежать прочь от этой страшной облавы. По слухам они знали, как большевики расправляются с притонами, и прекрасно понимали, что им таки повезло.
Оставив солдат в коридоре, Мишка вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. В кабинете за столом восседал Туча.
– Борзый мальчиша, да? – Туча недобро усмехнулся при его появлении.
– Здравствуй, – Няга помялся на пороге, – я не хочу войны. Я пришел, как ты сказал.
– Да, за так, – кивнул Туча, – и намотай за шкуру, сопляк, если я позволил тебе разогнать в моем городе один бордель, это не значит, шо ты будешь как Цыган.
– Сход заместь Цыгана поставил меня.
– Сход – это теперь я, – веско бросил Туча, – я поставил – я и выкишнуть могу в любое время!
– Чего ты собачишься? – примирительно сказал Мишка. – Я ж за все так, как ты велел. Девиц ни одну не тронул. Бордель тот взял, шо ты позволил. Ты ж знаешь за власть в городе.
