скачать книгу бесплатно
Однажды у Емельянова было дело, о котором он до сих пор не хотел вспоминать. Некий высокопоставленный чиновник, глава одного из райкомов партии, был найден в своей квартире мертвым. Домработница обнаружила его лежащим в спальне на ковре возле кровати. В квартире партийный деятель был один – все его семейство отправилось на отдых в Крым.
Шухер был страшный! Естественно, подключили и уголовный розыск. Когда эксперт сказал, что в горле покойного застряли рвотные массы, Емельянов сразу заподозрил неладное. Но едва он попытался заикнуться, что в смерти этой что-то нечисто, начальство подняло страшный шум, ведь с самого верха было велено писать, что заслуженный большевик умер от сердечного приступа, так как не щадил здоровья и сил на тяжелой ответственной работе, так сказать. Пожертвовал жизнью ради советского дела.
Емельянов помнил, как повыходили газеты с огромными, почти во всю полосу некрологами – и это еще до результатов вскрытия! Это уже потом эксперт провел вскрытие и сказал, что партиец умер от передозировки нембутала. И, судя по состоянию печени и прочих внутренних органов, он принимал этот препарат в огромных количествах и не один год.
Проведя полный обыск квартиры партийного покойника, Емельянов обнаружил в стене тайник, где хранился почти годовой запас этого препарата в порошкообразной форме…
Но едва он заикнулся о том, что ответственный и всеми уважаемый большевик был наркоманом со стажем и умер от передозировки барбитурата, как ему пригрозили самым серьезным образом: сказали, что вышвырнут с работы и отдадут под суд. В общем, рисковать было глупо. Поэтому так и осталось в деле, что председатель райкома партии умер от сердечного приступа. И с тех пор у Емельянова просто снимало крышу, когда в деле появлялись подобные препараты. И в этом случае неприятностей, похоже, тоже было не избежать.
Покойная работала на Одесской киностудии – значит, там, среди киношников, были открытые каналы по продаже наркотических средств! Вполне вероятно, что сидеть на какой-то гадости там было то ли делом привычки, то ли делом престижа. А значит, Емельянову предстояло разворошить осиное гнездо. Тем более, если выяснится, что препарат женщине дали насильно.
Когда он только подумал об этом, эксперт словно прочитал его мысли.
– Кстати, – произнес он задумчиво, – под правой лопаткой у покойной есть очень интересная точка… И, похоже, она одна такая на теле. Хотя подтвердить это может только вскрытие.
– Чем интересная? – вздохнул Емельянов, уже зная, что не услышит ничего хорошего.
– Да тут как будто след от инъекции. И этот укол ей, похоже, сделали насильно. Смотри, шприц вошел под углом, поэтому на ранке выступило несколько капелек крови. А это означает, что препарат ей могли ввести, когда она сопротивлялась. Если взяли большое количество порошка, развели водой и залили в шприц, а потом вкололи полный шприц под лопатку, то смерть могла наступить в течение 10 минут или даже раньше…
Константин снова вздохнул. Похоже, убийство. Впрочем, это было понятно с самого начала. Предсмертной записки не было. А зачем тянуться за снотворным после праздничного ужина с шампанским? Неужели она собиралась лечь спать, даже не убрав посуду со стола? Ответ Емельянову был ясен: передозировка, не самоубийство, а самое настоящее убийство! Господи, вздохнул он третий раз, ну и возни теперь будет!
Он приступил к осмотру квартиры. И уже почти сразу же в тумбочке возле кровати нашел кое-что интересное – пачку писем. Емельянов позвал одного из сотрудников и попросил их прочитать, а сам принялся осматривать комнату покойной.
Осмотр длился недолго, и когда закончился, опер нахмурился: ничего! Вот просто ничего. У покойной было мало вещей. Обычная одежда невысокого качества – не импорт, не от фарцовщиков, все то, что продают в советских магазинах. Не было и дорогой иностранной косметики, все только советского производства. Денег – сущие гроши, он насчитал 9 рублей 28 копеек. Никакой иностранной валюты. Много хороших книг, потрепанных – видно, что покойная любила читать. А вот драгоценностей почти не было. Только серебряные цепочка с кулоном, серьги с агатом и пара колец. Из золота – тоненькая золотая цепочка, сережки с жемчугом и одно тоненькое колечко с какой-то стекляшкой, явно не драгоценным камнем. А еще – Емельянов обратил на это внимание – в квартире не было найдено никаких мужских вещей. Если у покойницы и был любовник, то он не жил с ней вместе, в этой квартире. Думая об этом факте, опер поинтересовался у эксперта:
– Слушай, а она случайно не была девственницей?
– Нет, конечно, – ответил тот сразу. – Нет, но, судя по первичному беглому осмотру, полового контакта перед смертью у нее не было.
– То есть ее не изнасиловали?
– Нет, – уверенно ответил эксперт.
Емельянов нахмурился. Нищенское имущество мертвой женщины никак не вязалось с дорогим снотворным препаратом. Откуда она брала деньги, чтобы покупать нембутал? Ведь стоил он не пять копеек!
Может, ей покупал этот препарат тайный любовник, следов которого в квартире не было? Но тогда почему он не дарил ей дорогие подарки? Все в этой комнате свидетельствовало о том, что женщина жила не просто не богато – она испытывала материальную нужду. Откуда тут взяться таким дорогостоящим привычкам, как глушить свой мозг элитным снотворным?
Мысли Емельянова отвлек сотрудник, появившийся на пороге.
– Тут одна из соседок говорит, что знает, с кем пировала покойница. Вроде как последней ее перед смертью видела, – горячо произнес он. Видно было, что лейтенантик очень старается доказать, что он – настоящий опер.
Емельянов двинулся на унылую коммунальную кухню – в точности такую же, как и все коммунальные кухни. Он уже знал, что его тут ожидает: чад, гарь, закопченный потолок, множество стоящих один на другом столов и шкафов, почти на каждом – груда посуды, как чистой, так и грязной…. Только один стол был почти девственно чист. Емельянов сразу понял, что это стол покойной.
Посреди кухни его уже ждала соседка – толстая тетка лет шестидесяти, по внешнему виду похожая на торговку. И действительно, как он позже выяснил, она торговала на Привозе уже неизвестно сколько лет.
– Кирочка хорошая была девочка, вежливая… – начала она визгливо сразу же, без предисловий. – Никому плохого слова не сказала! Я ее с самого детства знала, тут она и выросла. И родители ее тут жили, пока были живы. А потом похоронила их обоих в один год, бедняжечка. И осталась одна-одинешенька на свете! – Соседка причитала, и Емельянов пока не прерывал этот поток – ему надо было послушать. – Только вот в жизни ей не повезло, – продолжала она на той же ноте. – Замуж так и не вышла, бедняжечка! Но никого из мужиков домой не водила, – тут ее тон изменился, став назидательно-строгим.
– Когда вы видели Киру Вайсман в последний раз? – поднял на нее глаза Емельянов.
– Так вчера с четырех дня она все по кухне бегала, готовила. Гостей ждала.
– Откуда вы узнали, что должны быть гости?
– Так она сама мне и сказала: мол, на ужин моя самая дорогая подружка придет! Возвращение отпраздновать.
– Какое возвращение? – не понял опер.
– Три дня назад Кирочка вернулась из Москвы. Она туда в командировку ездила, по работе.
– И долго отсутствовала?
– Больше недели, точно. Дней восемь или десять даже ее не видела.
– Куда именно она ездила, не знаете?
– Не знаю, голубчик! – искренне вздохнула соседка. – Стала бы она мне рассказывать такие подробности! Я ведь тетка простая, все на Привозе торгую. А Кирочка, она из мира кино! Общалась все со звездами. Не стала бы она со мной откровенничать.
– Значит, в гости к ней должна была прийти подруга?
– Да, и пришла. Я потом ее видела.
– Одна или с кем-то?
– Одна. Подружка вроде не замужем, как и сама Кира. И да – подруга ее курит, а Кира табачного дыма не выносит, поэтому подруга курила тут, на лестнице. Несколько раз я ее видела.
– Во сколько подруга ушла, знаете?
– Да часов около девяти вечера. – Соседка задумалась. – Точно в девять. Еще по радиоточке сказали. Кирочка провожать ее пошла, а потом вернулась одна.
– А в этот вечер, после девяти, к ней никто больше не приходил?
– Так откуда ж мне знать, голубчик? – снова искренне удивилась соседка. – Я в десять часов к себе пошла спать и заснула как убитая! Но вроде тихо у нее было. Думается мне, что не приходил к ней никто.
– Но точно вы этого не знаете?
– Конечно не знаю. Откуда, голубчик?
– А подругу вы часто у Киры видели?
– Да, она часто приходила.
– Имя знаете? Фамилию, где работает?
– Вроде Вероника… Или Валерия… Да, Валерия, точно, Лера. Так Кирочка мне ее и представила: это моя подруга Лера. А фамилию не знаю, и где работает тоже. Откуда?
– Кто еще кроме подруги приходил?
– Ну, пару раз видела ее коллег. Кира говорила, что это коллеги по цеху приходили, и мужчины, и женщины. Еще у нее какой-то дальний родственник был, но он из Одессы вроде уехал. Ну а подруга часто приходила.
– А мужчины, ухажеры? – настаивал Емельянов. – Встречалась она с кем-нибудь?
– Не знаю, голубчик, – вздохнула соседка. – Она такая скрытная была. Мужчины… да, пару раз приходили. Не больше… Так она никогда ничего не рассказывала. А если я спрашивала – говорила, мол, коллега в гости зашел. И все.
Как Емельянов ни старался, больше ничего интересного из соседки выудить не удалось. Он вернулся в комнату. Подошел к сотруднику, которому поручил разбирать письма.
– Кто ей писал? – спросил.
– Любовных посланий нет, – ответил тот. – В основном по работе, а еще от подруги.
– Имя подруги?
– Валерия Лушко. Живет вроде тут, поблизости, на улице Чкалова.
– Это хорошо, что близко, – хмыкнул Емельянов. – Ноги не бить. Вот что, смотайся на Чкалова и притащи мне сюда эту Валерию Лушко, если она дома. Если нет, выясни у домашних или у соседей, кто такая, где работает. И быстро.
Глава 5
Валерия Лушко оказалась парикмахершей. Работала она в салоне на улице Советской армии, по сменам. И в этот день была дома.
Высоченная крашеная блондинка несколько вульгарной внешности, несмотря на то что привел ее сотрудник уголовного розыска к месту убийства подруги, испугана не была, наоборот – в ее туповатых глазах засветилось плохо скрываемое любопытство. Прямо с порога она нагло поинтересовалась, можно ли тут курить, после чего Емельянов цыкнул на нее, требуя вести себя более прилично.
Тогда дамочка напустила на себя вид сплошной добродетели и показала для официального протокола, что вместе с Кирой Вайсман училась в театрально-художественном училище, однако потом пошла по парикмахерской линии, так как парикмахеры больше зарабатывают.
Жила эта Валерия Лушко одна в коммуне на улице Чкалова, родом была из Николаева. Тут же она сообщила, что родители Киры умерли 10 лет назад, отец – от язвенного кровотечения в больнице на Слободке, а мать – спустя полгода от сердечного приступа. И Кира в 19 лет осталась совсем одна.
– Это вы были вечером у нее в гостях? – Константин сам вел протокол.
К тому моменту, когда Валерию Лушко привезли, тело Киры уже убрали из квартиры. Поэтому Емельянов отправил восвояси большинство сотрудников. К тому же он отлично умел писать стенографически.
– Я конечно, – сев на стул, Валерия Лушко как-то очень быстро растеряла весь свой вульгарный вид, и было видно, что чувствует она себя неуверенно.
– В котором часу вы пришли?
– В пять часов вечера. Кира меня пригласила. Она вернулась из Москвы три дня назад, но звать меня в гости не спешила, так как не хотела говорить на неприятные темы. А тут решила все же поделиться.
– Какие неприятные темы? – насторожился опер.
– Так провалилась ведь ее поездка в Москву! – воскликнула Валерия. – Она ж хотела там устроиться на работу и больше не возвращаться в Одессу, но у нее ничего не вышло. Господи, ведь, как она мечтала уехать из Одессы, бросить эту нищенскую жизнь гримера на киностудии! Долго копила на эту поездку, взяла отпуск за свой счет… Но у нее ничего не получилось…
– Куда она хотела устроиться на работу? – продолжал Емельянов, почувствовав, что в этом деле может быть важна каждая деталь.
– Знаете, есть такой знаменитый артист в Москве, Леонид Утесов? – спросила Лушко. – Он ведь бывший одессит, кстати.
– Конечно знаю, – Емельянов вздрогнул – лишь недавно он сам вспоминал, что Утесов родился как раз в Треугольном переулке.
– Родители Киры очень хорошо знали этого Утесова, – продолжала пояснять подруга, – в молодости они с ним соседями были, здесь, в Треугольном переулке. А потом отец Киры стал завхозом, и там же где-то работал и этот Утесов. И вот Кира решила, что Утесов поможет ей, ну, по старой памяти. Она знала, что у него есть свой оркестр, это что-то вроде своего театра. И вот хотела устроиться у него работать. К тому же она слышала, что Утесов страшный бабник, как и все артисты. И хотела… в общем… – Валерия замялась.
– Произвести на него впечатление, – закончил за нее опер.
– Ну, в общем… да. Можно и так сказать… Кирочка, она же красивая была. За ней такие артисты упадали! Но она никогда не хотела быть просто очередным курортным романом. Ей нужен был такой серьезный человек, который помог бы ей устроиться в Москве. Она прямо бредила этим и очень не хотела жить в Одессе.
– И что произошло дальше?
– Ну что… Кира накопила денег на поездку. А до этого написала Утесову. И он, представьте, ответил: мол, приезжайте! И назначил ей встречу в каком-то театре. Кира носилась как на крыльях!
– Вы видели это письмо? – перебил Валерию Емельянов.
– Нет, – покачала она головой. – Не видела. Кира, как вернулась из Москвы, сразу его уничтожила.
– Почему? Все-таки письмо знаменитости, – искренне удивился опер.
– Вы знаете, там, в Москве, что-то пошло не так. В общем, подробностей я не знаю… Кира не рассказывала… Знаю только, что она встречалась с Утесовым и с его дочерью Дитой. Они очень любезно ее приняли. Но… и все. Похоже, на Утесова она не произвела впечатления. Я так думаю, что он ею не заинтересовался. Сказал, что все места в оркестре заняты, и технические должности тоже… Ну и он не может помочь ей с работой. В общем, отказал. Кира помыкалась – а Москва огромная, и никого она там не знала, да и кто стал бы ее слушать! На работу, вот так, с улицы – ну кто возьмет? Так что вернулась она в Одессу. Хорошо хоть с киностудии не уволилась, а просто отпуск взяла. На это мозгов хватило. А я ей говорила: глупостей не делай, не увольняйся! Кто там знает, как оно сложится в этой Москве! Там и без тебя знаешь сколько? Хорошо, что она меня послушала… – Валерия прижала платок к глазам.
– И вы праздновали ее возвращение в Одессу? – снова перебил ее Емельянов.
– Да, – встрепенулась Лушко. – Кира хотела поднять себе настроение шампанским. Когда она позвонила ко мне на работу, в парикмахерскую, голос у нее был совершенно убитым. Но вчера… Вчера я ее просто не узнала! Она светилась вся, и настроение у нее было просто отличным.
– А что случилось? Она объяснила?
– Нет. Я же говорю: Кира была очень скрытной. Сказала только, что, кажется, у нее появился шанс получить хорошие деньги. И если он выгорит, она все равно переберется в Москву.
– Хорошие деньги? У гримера с киностудии? Что это значит? – Емельянов сразу сделал пометку в блокноте. Похоже, здесь уже намечался след.
– Понятия не имею! – искренне вздохнула Валерия. – Она ничего не объяснила. А я ведь знала, что из нее клещами ничего не вытянешь. Бесполезно было и расспрашивать.
– А сами вы как думаете, что это значит?
– Думаю, встретила какого-нибудь богатого мужика. Захомутать кого-то и так выбиться в люди – это была одна из ее идей. Но раньше у нее ничего не получалось.
– Расскажите мне о ее романах, – попросил опер.
– Да я и не знаю всего, – задумалась Валерия. – Знаю, что в юности, лет в 18, она собиралась замуж за какого-то мальчика. Но родители ее были против их отношений. Кира даже собиралась сбежать из дома. Но родители выследили и все разбили, ну и закончилось все.
– Кто он, знаете?
– Нет, – покачала головой Лушко. – Не знаю. Она даже имени никогда не называла. Говорю же, скрытная была. Сказала только, что он потом женился, и у него уже трое детей. Потом у нее был роман с каким-то женатым. Но ей надоело прятаться, и они расстались. Позже тоже были какие-то романы, но я толком ничего не знаю о них.
– А в последние месяцы у нее был любовник?
– Постоянного – нет, не было. Были какие-то одноразовые встречи. Но Кира после них всегда сильно переживала, поэтому прекратила это.
– Ладно, – вздохнул опер. – Вернемся к вчерашнему вечеру. В котором часу вы вернулись домой?
– Было около девяти. Кира пошла меня проводить, я же здесь поблизости живу.
– Она собиралась куда-то зайти после этого?
– Нет. Сразу пошла домой.
