скачать книгу бесплатно
Отпуск с войны
«(3.8) Время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру»
Ветхий Завет, Екклесиаст, Глава третья
За отлично проведённую операцию группе дали недельный отдых с разрешением провести его в тылу. На таких радостях Негатив категорически отказался отправляться в госпиталь, заявив, что на отдыхе ему будет гораздо лучше, он клятвенно обязуется выполнять все предписания врачей, только отпустите.
Астроном на деньги не поскупился. Он остался весьма довольным результатом рейда: видимо, очень уж нужен ему был этот диск. О безногом Тарасевиче поинтересовался лишь раз и то, скорее, для порядка.
Деньги, как ни странно, ещё имели хождение во время этой чёртовой войны, расколовшей страну. Те самые российские рубли как денежная единица продолжали использоваться и оппозиционерами, и федералами. Правда, обесценились в разы, но в качестве платёжного средства принимались везде.
Чем можно заняться в неглубоком тылу, практически в прифронтовой полосе в условиях скоротечного отпуска, который пролетит как один день, потому что тиски усталости едва начнут отпускать душу как раз к его окончанию? Правильно. Взять побольше водки, жратвы, оккупировать одну из ещё работающих, как это ни странно, саун с номерами, да найти пятерых сговорчивых девчонок посимпатичнее.
Девчонки тоже никуда не делись. Конечно, они не ходили уже по улицам в мини-юбках, не посещали пропавшие бутики, не сидели за большими уличными витринами в тоже пропавших кафе, не ездили по запруженным дорогам в своих «букашках», седанах, кроссоверах и джипах. Они просто стали жить и выживать по-другому, в условиях войны. Многие оказались на передовой, вытаскивая с поля боя окровавленных израненных солдат и офицеров; в госпиталях, своей заботой, женской лаской и чуткостью вытаскивая бойцов с Того Света; у станков на заводах, переориентированных на нужды проклятой никому не нужной войны.
Но остались и те самые, никуда не делись. Сейчас весёлая компашка этих дам полусвета с визгом плескалась в небольшом бассейне. А пятеро молодых мужиков – самому старшему, Янычару, всего двадцать восемь – в расслабленных позах, с небрежно наброшенными на обнажённые крепкие тела простынями, сидели за столом с батареей бутылок водки и вина, да всякой едой, что удалось раздобыть в полуподпольных магазинах прифронтового города.
Шёл пятый день отпуска, когда немного уже отпустило, когда женское тело перестало вызывать дикое ненасытное желание, когда выработанное на уровне подсознания ощущение постоянной опасности уже не такое острое, когда… В общем, когда мир. Пусть такой, пусть обманчивый, но мир в отдельно взятой сауне, а за её пределами тревожно замер опустевший, живущий войной город.
Говорить особо было не о чем, разговоры на мирную тему как-то не шли на язык. Тот мир остался далеко позади. Шла война. Парни молчали, погружённые в свои мысли, ничуть не беспокоясь тем, что разговор не клеится. Для единения они не нуждались в бесконечной, подогретой алкоголем болтовне.
Негатив, ловко орудуя правой ладонью, сооружал из плова конусовидную башенку, водрузив сверху чёрную маслину. Остальные снисходительно наблюдали за его «впадением в детство», думая о своём.
Лейтенант Рустам Мамбеталиев, глядя на плов и ощущая его вкус во рту, вспоминал родовое село в Дагестане.
Грянувший в России кризис не миновал и его селения, расположенного в горах, где ничего не меняется веками, где опять вспыхнула война, охватив седой Кавказ.
Рустам по убеждению не принимал ничьей стороны, но пришли боевики, их блокировали федеральные войска, обещавшие старейшинам не трогать села и фактически сровнявшие его с землёй за пособничество местных сепаратистам.
Вначале как положено – переговоры, то, сё… С местными федералы только для виду либеральничали, но при любой возможности вообще не церемонились. С Рустамом однажды обошлись очень жёстко. Его остановили пьяные контрактники, угрожая автоматами, заставили встать спиной к дереву и натравили овчарку. Он отбивался, как мог. Спас бушлат, рукава собака изорвала в клочья. В конце концов, его отпустили.
Дальше – хуже. Начались артобстрелы, а потом и авианалёты.
Сначала погиб младший брат – пятилетний мальчик. Рустам с матерью собирали его по частям, отмывая окровавленные куски водой и слезами…
Потом погибла мать, тоже от разрыва снаряда.
Дедушка взял старое ружьё и пошёл мстить.
Его застрелили сразу у околицы, как только увидели вооружённого «чеха».
Отец умер незадолго до начавшейся войны и не видел этого кошмара.
Рустам остался один.
Он вслушивался в разрывы снарядов и бомб, боясь смерти и желая её одновременно.
Желание жить и отомстить пересилило все остальные.
Трагические события в жизни молодого парня, потерявшего всех родных, по-другому заставили взглянуть на мир, а вернее, уже войну, навсегда поселившуюся в юной душе горца.
Страна к тому времени уже раскололась на два лагеря.
Он, возненавидевший федералов и не приемлющий мировоззрения боевиков, ушёл к оппозиционерам. Там Рустам вступил в армию, прошёл отбор в спецназ, где проявил хорошие способности, был замечен командованием и отправлен на офицерские курсы, вернувшись в часть младшим лейтенантом.
Потом были разные спецоперации, где Мамба получал профессиональные навыки, оттачивая мастерство спецназовца.
Лейтенантские звёздочки он получил быстро.
В части Рустам сдружился с Беком и Негативом. Парни многому научили своего нового товарища.
Группа из них получилась слаженная, эффективно работающая. Без дела такие спецы не сидят, не прохлаждались и они, выполняя сложные и опасные приказы командования.
Старший лейтенант Ринат Кубаев вспоминал, как с женой ел башенку из мороженного, посыпанного шоколадом, в том проклятом кафе.
В отличие от остальных, он когда-то был женат на самой красивой девушке Казани – Венере Алачевой.
Стройная гордая девушка с нежным лицом правильной формы, с длинными до пояса тёмными прямыми волосами, светло-карими глазами, сводившая с ума парней, свела с ума и его, курсанта Московского общевойскового Военного института Военного учебно-научного центра Сухопутных войск.
Будущие супруги познакомились в Москве, когда курсант Кубаев получил очередную увольнительную в город. Пара провела вместе несколько часов, полакомилась мороженым, сходила в кино, погуляла по городу. Увольнительная закончилась и они расстались, договорившись, что Ринат в следующую увольнительную обязательно придёт во Всероссийскую государственную налоговую академию Министерства финансов Российской Федерации и найдёт студентку Алачеву.
Но так и не получилось. То Венеры не было, то и без того с редкими увольнительными не выгорало. Так что ни к чему бы это знакомство не привело, не встреться они снова уже в Казани, куда лейтенант Кубаев, безмерно гордясь новенькими лейтенантскими погонами, прибыл в краткосрочный отпуск после окончания училища.
Узнав друг друга, они стояли на улице, Ринат утонул в её глазах, а выпускница академии Венера Алачева с лукавой улыбкой смотрела на молодого статного лейтенанта.
Потом была свадьба.
Семья невесты вела род аж с тех самых Алачевых – выходцев из казанских татар, упоминавшихся в Москве как дворяне ещё в тысяча шестьсот сороковом году. А семья Рината была обычной, но свадьба детей объединила родителей.
Однажды молодожёны пошли прогуляться. Лучше бы они этого не делали. Сколько раз Ринат поедом ел себя, травя душу. Но изменить ничего уже невозможно…
Они сидели в том самом кафе, где были в первый день знакомства, и опять ели мороженое, когда возле входа лихо остановился роскошный «Saleen S7». Ринат знал, что такой спортивный автомобиль фирмы «Tramontana» может развить скорость от нуля до шестидесяти двух миль в час, то есть сто километров, меньше чем за четыре секунды. Только двенадцать человек в год имеют привилегию приобрести одну из этих испанских динамо-машин, больше их попросту не выпускают. А ещё он знал, что с офицерской зарплатой купить подобную штуковину с ценником от пятисот пятидесяти тысяч долларов, никогда не сможет. Чем нужно заниматься в жизни, чтобы позволить себе такую машину, Ринат представлял слабо.
Он скосил глаз, проверяя реакцию жены на ситуацию, но Венера, по крайней мере внешне, оставалась совершенно равнодушной. Однако Ринат всерьёз задумался о том, что его статус может не соответствовать запросам красивой жены, которых она пока никак не показывает. Но что потом, когда начнутся гарнизоны и неустроенность быта? Он будет служить и мечтать о генеральских погонах. А что она станет делать там со своим образованием?
Из машины вышли два парня, по их виду было совершенно ясно, что это два мажора, папенькины сынки, живущие на отцовские деньги, считающие себя хозяевами жизни, убеждённые, что им позволено абсолютно всё, потому что папы в случае чего обо всём позаботятся.
Впрочем, поначалу парни вели себя вполне прилично, никак не поддерживая стереотип, выработавшийся у простых людей по отношению к подобным персонажам. Они зашли в кафе, взяли мороженное, вальяжно развалились за соседним от пары столиком. Обратив внимание на Венеру, парни обменялись многозначительными взглядами, выражения их лиц стали похотливы, молодые «хозяева жизни» ощупывали и раздевали глазами девушку, ничуть не волнуясь присутствием Рината и кольцами на их пальцах.
Настроение начинало портиться и молодожёны направились к выходу, поднимаясь по лесенке. Ринат видел, что парни пошли следом. Неожиданно Венера взвизгнула, подавшись вперёд. Он резко обернулся и увидел, как один из парней с фривольной улыбочкой отдёргивает руку от ягодицы девушки.
Удар кулака пришёлся наглецу в нос. Парень сломанной куклой полетел по лесенке на руки идущего следом приятеля.
Потом всё было как в дурном сне.
Лежащий на полу умерший наглец: кости сломанной переносицы ушли в мозг…
Полиция, наручники, камера…
Родители Рината помочь ничем не могли. Изо всех сил старались родственники Венеры, имевшие неплохие связи в обеих столицах – Москве и Казани, и адвокат старался как надо. Но папа негодяя входил в руководство одного очень солидного министерства. Он действительно обо всём позаботился в последний раз для своего отпрыска.
Потом адвокат принёс страшное известие: Венеру убили…
Всё время после задержания Ринат пребывал по мало кому что-то говорящему адресу: Москва, улица Новослободская, дом сорок пять, но зато многим известному как следственный изолятор номер два, а ещё больше как «Бутырка».
А Венера жила с родителями в Казани.
Жила…
Как же противоестественно звучит слово «жила», если речь идёт о близком человеке, не переехавшем по другому адресу, а ушедшем, откуда не возвращаются…
В Казани всё и случилось. Неизвестные ублюдки вечером затащили её в подъезд, оттуда в подвал, изнасиловали и перерезали горло. Их, конечно, ищут, но…
Адвокат всем видом изобразил, что лично он по причине нынешнего бардака и приближающейся неизбежной уже войны очень сомневается в поимке сволочей.
С этого момента жизнь для Рината, потухшая после ареста и понимания грядущего сурового наказания, а значит и расставания с любимой женой, потерей перспективы военной карьеры, обрела иной смысл – найти ублюдков.
Он «совершил рывок» на следственном эксперименте, куда его вывозили по требованию адвоката, хотя этого, по мнению следователя, совсем не требовалось, и так всё ясно. Но защитник, съевший не одну собаку в уголовном и уголовно-процессуальном праве, добился своего. Какую цель он преследовал, добившись проведения соответствующего следственного действия, Ринат так и не узнал. Наверняка искал любую возможность по уменьшению ответственности подзащитного.
У Кубаева цель была иная.
Добраться до Казани, да и не только, в положении беглого преступника, находящегося в федеральном розыске, ой как непросто. В родном городе влиятельные родственники убитой жены позаботились об его укрытии от поднятых на уши властей, совершенно справедливо бросившихся за беглым именно в Казань.
Родственники Венеры, не рассчитывая на правоохранительные органы, сами проводили поиски гадов.
Аллах услышал его и их молитвы.
Ринат с отцом убитой привезли двух связанных мерзавцев в багажнике внедорожника, не подлежащего досмотру благодаря связям тестя, в тот самый подвал, и разделали их, как туши баранов. Резали живьём, не торопясь, заткнув им пасти, чтобы жители дома не слышали воплей. Мстителям хватило и сдавленного мычания подонков, безумных от боли глаз.
Потом пришли за отцом Венеры, но тот позаботился о железобетонном алиби. А Ринат оказался в войсках Объединённой Оппозиции, как только началась война. Его восстановили в звании. После прохождения соответствующего экзамена, спецназ принял молодого лейтенанта в дружные ряды, где он дослужился до старшего лейтенанта.
Капитан Алексей Туркалёв, глядя на импровизированную съедобную башенку из плова, против желания ухнул в омут тяжёлого воспоминания.
Он, выпускник Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища, молодой лейтенант, сразу попал в кавказскую заваруху. В должности командира разведывательного взвода Алексей на собственной шкуре начал осознавать то, от чего его пытался уберечь отец, отговаривая от выбора карьеры военного. Отец, сам кадровый военный, успел повоевать в Афганистане, а потом и в Чечне в середине девяностых ушедшего столетия, вдосталь набегавшись с автоматом.
Поняв, что сын всё равно не послушает, он старался рассказать побольше важного и нужного для выживания. А ещё он как-то сказал, что настоящий офицер служит Родине, а не режиму.
Много позже Янычар по-настоящему понял, что за этой высокопарной фразой кроется целая жизнь таких как его отец служак, тащивших лямку не за ордена и звания, и притащивших её к унизительной пенсии, стакану водки, ощущению ненужности, выброшенности на обочину жизни.
Этой фразой отец, по крайней мере пытался хотя бы сыну доказать, что его жизнь не была напрасной. Доказывал он это, обычно судорожно держа гранёный стакан, стуча крепким кулаком другой руки по столу с брякающей подпрыгивающей посудой, или по коленке, глядя тусклыми глазами в пустоту.
Из-за вытянутых на коленях спортивных штанов и растянутой застиранной футболки, заросшего щетиной пропитого лица, ни за что на свете нельзя было подумать, что это отставной военный. Скорее, какой-нибудь спившийся слесарь дядя Боря.
И всё же в шифоньере висел парадный китель с майорскими погонами, Орденом Красной Звезды, медалью «За Отвагу».
Это Афган.
Там, за «речкой», его ещё не раз представляли к наградам. Но ответ штабных всегда был один и тот же: «офицер уже достаточно отмечен».
Рядом с наградами ушедшей в небытие советской страны была награда обновленной России – Орден Мужества.
Это уже Чечня.
Помимо этого иконостаса имелась афганская «награда», которую ветераны-афганцы меж собой называли «Спасибо, что уходите», и юбилейная медаль «20 лет вывода советских войск из Афганистана».
Несмотря на горячие доводы отца и скорбное молчание матери, сполна хлебнувшей доли офицерской жены, Алексей выбрал профессию военного…
… Его взвод должен был выдвинуться в заданный район и закрепиться там до подхода основных сил. В пути сделали короткую остановку. Как только тронулись, шедший первым БТР подорвался на мощном фугасе. Обычно по дорогам все передвигаются на высокой скорости, чтобы успеть проскочить возможное заминированное место, и часто это удавалось. А вот тут поди ж ты… Не доехали всего несколько метров. Как только тронулись и – на!
Сидевших на броне солдат взрывной волной раскидало поломанными куклами. Взрывом вырвало кусок дороги, небольшой лавиной осыпавшейся по крутому склону. Взрыв столкнул машину в эту яму. Потеряв опору сразу под четырьмя колёсами, она не удержалась, завалилась набок, несколько раз перевернулась, свалившись под крутой откос, и опять встала на колёса. Кувыркаясь, бэтээр раздавил тела нескольких солдат, перемешав с землёй, превратив в неузнаваемую страшную кроваво-грязную мешанину.
Второй БТР резко «клюнул», сидевшие на нём горохом посыпались вниз. Взрывной волной накрыло и их, кого-то посекло осколками, почти всех контузило.
Янычар, сидевший на броне второй машины, выплыл из черноты, почувствовав сильную головную боль и кислый привкус во рту, потом пришло ощущение, что уши словно забиты ватой, хмурое небо будто размазано, а глаза никак не могут проморгаться, пытаясь восстановить чёткость картинки.
Кто-то из солдат приподнял его, прислонил безвольной спиной к пыльному колесу. Другой солдат, приблизившись лицом почти вплотную, кричал, широко разевая рот. Первых его слов Янычар не разобрал, а когда сообразил, что солдат обращается к нему, услышал сквозь пробки в ушах:
– …ищ лейтенант! Пи…ц! Всем, кто ехал на первой броне – пи…ц!
Солдат дурным лицом и криком начал раздражать, Алексей рукой отодвинул его физиономию, соображая, куда подевался автомат, осмотрелся по сторонам, увидел других солдат сидящих и лежащих на земле, кто-то оставался без движения, некоторые едва шевелились, как сонные мухи.
Янычар опёрся руками о колесо, не отрывая от него спины, стал ползти вверх, отталкиваясь от пыльной земли непослушными ногами, съезжающими обратно. В глазах сразу всё поплыло, но он упорно полз выше, стараясь обрести вертикальное положение. Где-то на задворках сознания сидела очень важная мысль. В гудящей болью голове мысль никак не сформировывалась, но что-то о засаде, которой нет, иначе бы им всем точно пришёл тот самый северный пушистый зверёк.
Опираясь левой рукой о броню, он попытался сплюнуть кислый привкус, но вязкая слюна так и не оторвалась от губ. Алексей тыльной стороной руки вытер губы, ощутив солёный вкус кожи. Ясность сознания и зрения постепенно возвращалась, только в ушах начало звенеть сквозь пробки.
Место подрыва первого БТРа представляло собой глубокую дымящуюся воронку где-то с метр глубиной и метров пять шириной, заканчивающуюся обрывом, куда улетел бронетранспортёр. Всё вокруг усыпало вывороченными камнями размером с хороший кулак, комьями земли.
Янычар вместе с другими держащимися на ногах стал осматривать тела. Никто из ехавших на первой броне не выжил. Опознать раздавленных кувыркающейся машиной было непросто, особенно двоих, перемолотых меж собою так, что отделить части тела одного человека от частей тела другого смогли бы только санитары в морге.
В воздухе стоял густой запах мочи и кала.
«Ну и как тут определить, «ху из ху»? – вяло думал Алексей, глядя на кашу из двух тел. – С теми, кто по отдельности, ещё ладно, можно как-то разобраться. А с этими что прикажете делать?»
Он оглядел солдат из тех, что способны были стоять и ходить.
У всех лица какие-то… равнодушные, что ли? Стоят, смотрят на тех, кто ещё полчаса назад ходил, дышал, разговаривал, думал, жил.
«Да ты и сам стоишь, смотришь, так что нечего на парней гнать, – вяло думал Алексей. – Что же делать-то? Надо как-то разделять их. А может, как есть всех в БТР сгрузить, а там пусть санитары соображают, что да как…»
Ситуацию разрешил рядовой Смирнов – тот, что орал ему в самое лицо. За характерную особенность голоса сослуживцы наградили его кличкой Гундос. Он решительно подошёл к страшной мешанине, положил автомат на землю и принялся разделять куски тел, раскладывая на две части – руки, ноги, лопнувшие мокрые кишки, на которые уже налетели откуда ни возьмись жирные нетерпеливо жужжащие мухи.
Гундос словно работал с тушей коровы, попавшей под бешено несущийся локомотив, перемолотой до неузнаваемости, деловито бубня:
– Так… Это чьё? Ладно, в эту кучу… А это? В эту кучу… Нет, правая нога там уже есть, вон торчит… Значит, это сюда… Кишки… Тут вообще хрен разберёшь, пополам поделить и всё…
Янычар как во сне смотрел за деловитой занятостью подчинённого, чувствуя подступающую волну тошноты.
Кишки рядовой действительно разделил пополам, обмотав ими две горки перемолотых костей, рваной униформы, пропитанной кровью и измазанной пылью и землёй. Обмотал, как на новогоднюю ёлку гирлянды развесил. Со стороны полюбовался своей работой. Что-то увидел в земле, нагнулся и поднял странным образом уцелевшее глазное яблоко, аккуратно положил на одну из куч.
