скачать книгу бесплатно
Клеймо ювелира Перхина
Лиза Гамаус
Когда ты получаешь в наследство от бабушки вещь Фаберже, будь осторожна! Это не только миллионы, это ещё и частица блистательного и трагичного прошлого, у которого, как ни странно, сохранилась власть. И лучше в этом прошлом разобраться. Золотая табакерка из наследства сделана лучшим мастером компании, который обладал даром предвидения. Он оставил её потомкам тех, кого вынужден был разлучить сто лет назад. Им придётся встретиться и исполнить волю ювелира, а пока они понятия не имеют о друг друге…
Лиза Гамаус
Клеймо ювелира Перхина
«Волхвы не боятся
Могучих владык…»
А.С. Пушкин «Песнь о Вещем Олеге»
2004 год, Москва
ПРОЛОГ
Апрель. Восторженный юноша, обещающий возрождение.
Не так давно ей стало всё равно, какое время года. До банка оставалось совсем ничего – перейти дорогу у метро и немного по Мясницкой. Шляпка бы не слетела от весеннего ветра. Улетит, не угонишься. За многим уже не угонишься. Дошла.
– Конечно, можно. Давайте паспорт, – напротив сидела девчонка в застиранной белой кофточке и с длинными ногтями. Все красные, один зелёный. Достала из сумочки паспорт и положила перед девушкой. Год рождения тысяча девятьсот шестнадцатый. Отцу было пятьдесят шесть, когда она родилась. С матерью жили плохо, вежливо безразлично, но её, умную, трудолюбивую красавицу-дочку, он любил. Она тоже стала психиатром, и сын продолжил традицию, а Варенька пошла на филфак. Достоевский, Шекспир, Набоков… А может, вообще скандалистка Саган виновата. Так и живёт девочка между строк.
– Какую ячейку вы хотите?
– Самую маленькую, – улыбнулась Мария Сергеевна. У неё были «прекрасные фарфоровые зубы», как она сама любила подшучивать над собой. Гриша помог с дантистом.
– Всё готово. Вот здесь подпишите.
Рука ещё оставалась твёрдой, не тряслась. Подпись получилась сложная и цельная. Сколько она их поставила за свою жизнь! Не счесть.
– Пройдёмте!
В хранилище пахло деньгами. Четыре стены, утыканные доверху ящичками с замочными скважинами, источали запах купюр. В центре хранилища – серый железный столик. Девушка открыла одну из ячеек, вытащила ящик и поставила на стол. Движения чёткие и уверенные.
– Это ваша ячейка, номер 113, – обратилась она с важным видом к Марии Сергеевне, точнее, с лёгким превосходством, – вы кладёте в ящик то, что нужно, закрываете крышку, вставляете ящик обратно в стену и запираете ключом. Ключ берете с собой. Вот, – она показала рукой на вставленный в замочную скважину ящика маленький ключик с биркой, – я выхожу. Вам всё понятно?
– Да, – кивнула Мария Сергеевна, – благодарю!
Постояла с полминуты, одна среди чужих денег, в тишине. Они больше её не интересовали и не волновали, она волновалась по другому поводу. Медленно поставила сумочку на столик рядом с открытым ящиком.
Больше откладывать было нельзя. Утром за кофе, который старалась часто не пить, но сегодня заварила себе чашечку, ещё раз взвесила все «за» и «против». Решила, что Варя справится. Она верила в свою внучку. Позовёт её на разговор и отдаст письмо, которое уже почти написано. Вздохнула. Осторожно достала из сумочки небольшой предмет, обёрнутый в лоскут из красного бархата. Развернула. В руках сверкнула старинная золотая табакерка. На крышке табакерки цветной эмалевый портрет молодой женщины, обрамлённый бриллиантами. Мария Сергеевна осторожно погладила портрет ладонью. Она как будто прощалась с этой вещью, а может быть, с чем-то ещё из далёкого прошлого.
– Я всё сделала, – сказала она табакерке, или портрету, или просто самой себе. И добавила тихо, – с Богом!
Перекрестилась, перекрестила табакерку. Еще раз взглянула на неё и завернула в красную бархатную тряпочку. Положила в ящик.
Дом №6
Варя шла пешком от Нового Арбата. Полчаса назад она встречалась с известным музыкальным продюсером и его протеже, молодой длинноногой певицей. Продюсер заказал статью о восходящей звезде шоубиза и пригласил на интервью в свой подмосковный особняк. Не вопрос.
Варя перешла дорогу на Моховую, думая о трёх вещах одновременно: о провокаторах в среде русской эмиграции первой волны, о Париже и об ананасе, который не успела купить. Подняла голову посмотреть, как всегда, на дом № 6. Старая усадьба, построенная в восемнадцатом веке, много раз менявшая своих владельцев и много раз перестраивающаяся, особой красотой не отличалась. Не чувствовалось яркого архитектурного замысла – просто двухэтажное здание с портиком в центре, четырьмя ионическими колоннами и пристроенными флигелями. На левой створке входной двери вывеска: «Центр восточной литературы». Но каждый раз, проходя мимо, хотелось заглянуть в окна, будто там был другой мир и жили другие люди, хотя там давно никто не жил.
В правой руке Варя несла тяжёлый рюкзак. Он периодически бил её по ноге, но она не обращала внимания. Джинсы, кеды, черная китайская кепка с красной звездой, подаренная подругой-переводчицей. Она почти всегда так одевалась. В редакции с трудом, но привыкли. «Новенькая неплохо пишет», – сказал как-то главред на летучке. После этого Варин внешний вид никого не интересовал.
Виктор, жених, постоянно пытался упрекнуть за такую неприхотливость; для журналистки в «глянце» могла бы и приодеться, тем более с её-то ногами. Варя отшучивалась: «Мне некогда, а тебе спокойнее». Сам же высмотрел её на вечеринке, и кеды не помешали. А когда начали разговаривать, понял, что скучать с ней не будет. Три месяца уламывал, влюбившись в первый вечер. Она сама пригласила его в театр и пришла в платье. В антракте он наконец утащил её к себе.
Толчея. Первые тёплые весенние деньки выгоняют людей из квартир. В глубине рюкзака зазвонил мобильный. Варя остановилась и начала расстёгивать молнию, которая почти всегда заедала, потому что рюкзак был старый, и она таскала его ещё с универа. Психанула, дёрнув замок посильнее, молния наконец сдалась. Варя лихорадочно вытащила сначала толстую книгу, потом вторую, тоньше. Телефон продолжал звонить. Опустила руку в рюкзак и стала шарить, – попалось, животное!
– Часа через два буду точно, у меня всё готово, – коротко сказала в телефон и ускорила шаг. Книги под мышкой. Навстречу шла молодая женщина. Поравнявшись с Варей, она показала глазами на раскрытый рюкзак.
Что-то в этой женщине очень знакомо. Знакомая незнакомка. Варя обернулась, ища её глазами, но не нашла. На мгновенье исчез шум улицы, и послышалось пение птицы – далёкое, едва различимое. А потом она чётко увидела себя в огромном светлом белом зале…
Кругом высокие мраморные колонны, арки. Пальмы в кадках и гроздья красных шаров. На одном надпись «Прiютъ Над?жда». Она стоит у накрытого скатертью длинного стола, на котором выставлена фарфоровая посуда, серебряные корзинки, коробки конфет. Она видит свои руки в белых шёлковых перчатках. Кругом люди: мужчины в смокингах, женщины в длинных белых платьях, шляпах. «Его Величество! Его Величество пожаловали», – слышится шёпот. Она оборачивается.
Да нет, показалось. Птицы так не поют. Всё по-прежнему, и всё нормально. Она опять взглянула на дом, – только что в окне горела люстра, а сейчас оно тёмное и зашторено. Хватит уже! Осталось пять минут до метро, потом одну остановку до Лубянки, быстро в книжный – и в редакцию. Успею.
Когда она первый раз спросила бабушку, почему так бывает, что иногда ты как будто в другом мире, и сама там другая, и даже время другое, она ответила, что у всех творческих людей бывают видения. У неё тоже. Серое вещество мозга более активное, чем у остальных. Ты спрашиваешь – оно отвечает, как может. А некоторые ничего не спрашивают.
Ей было лет двенадцать тогда, с маминой смерти прошёл почти год. Бабушка решила, что такого объяснения достаточно. Варя успокоилась. Отцу долго ничего не говорила, не хотела, чтобы он обсуждал это со Светланой, она бы быстро приписала ей шизофрению. С неё станет. Да ей, собственно, эти видения не мешали, только вот последнее время они стали чаще, и добавилось птичье пение. Или не птичье? Странное немного, не сказать красивое. Она ни с чем не могла бы его перепутать. Как зов. Когда ты в лесу или где-то далеко, то начинаешь звать, но только не на помощь, а просто звать: иди сюда, ко мне, я тут!
Чаще всего события её видений происходили в Петербурге. Варя точно знала, что в Петербурге, старом, царском, незнакомом. То мосты с кружевными перилами через реку, то колонны зданий, то парадные лестницы, то ложа в театре, где она сидит, как Анна Каренина в чёрном открытом платье с ниткой жемчуга на шее, а на обеих руках браслеты.
Хотела рассказать об этом Виктору, но передумала. Он начнёт кривляться и говорить, что ей фиг знает что снится из-за писанины. Точно так и скажет. Ему вообще кажется, что это пустое занятие – всё и так уже написано. Она сначала подсовывала ему книги, но он никогда не читал более двадцати страниц – некогда. В принципе, он уважал всё, что она делала, потому что видел, что её ценили на работе, и слышал хорошие отзывы от знакомых. С другой стороны, Варя тоже не особо лезла в его рабочие моменты, если честно. Сделали они план или нет, – его проблемы. Она не сразу даже запомнила, как компания называлась, в которой он работал, просто неудобно стало, и пришлось выучить. Шеф его ценил за хватку и быструю сообразительность. Виктор опять недавно получил повышение, и сам собой гордился, так как Варя особо не восторгалась, – «молодец» и всё. А ему хотелось восхищения в её глазах. Варина скупость на похвалы делала каждое её одобрение или кивок чуть ли не орденом на его пути к вершине. Но она не видела там вершины, куда он забирался, и Виктор это чувствовал.
Быстро прошла старое здание МГУ. Там сейчас был Институт стран Азии и Африки. Одно время она хотела даже там учиться, заниматься доисламской поэзией, например, но пошла на филфак.
Нырнула в метро. В редакции её ждала вечерняя летучка. Всё шло своим чередом.
2. Виктор
Квартиру на Большой Грузинской Виктор снимал уже три года у приятеля отца, овдовевшего дяди Христофора. Тот жил на даче и сдал её не потому, что нужны деньги, а скорее, чтобы присматривали за библиотекой, посудой, мебелью и прочим добром, которое на даче не умещалось. Виктору с детства можно было доверить всё – сама ответственность, а не человек. Сказал – сделал. «Среди молодёжи найти таких трудно, как, впрочем, и среди
взрослых», – любил шутить дядя Христофор. Одним словом, Виктору с жильём подфартило: кухня, огромный санузел с красивым ремонтом и джакузи, гостиная и спальня, где почти во всю комнату – широкая кинг-сайз кровать, а по бокам привинчены две деревянные совы,
которых хозяин привёз из Индонезии. Варя не раз говорила, что если бы не совы, она бы никогда к нему не переехала, на что Виктор понимающе кивал и отвечал «верю». Оно, может, и правда, так и есть, гнал от себя эту мысль Виктор. Её не поймёшь.
Виктор, коротко подстриженный блондин, сероглазый, спортивный, лежал на диване в гостиной. Варя как-то сказала, что цвет его волос сливается с цветом кожи, и кажется, что у него огромная круглая голова, как у плюшевого мишки. Но она редко так говорила. На животе у Виктора работал открытый, только что купленный лэптоп, одновременно он успевал ещё следить за экраном телевизора у стены напротив. Передавали бокс, кубок чемпионов, полуфинал. Победил кубинец. Виктор опустил руку на пол, нащупал медный
колокольчик в виде девушки в длинном платье и позвонил.
– Бокс кончился? – в дверном проёме появилась Варя.
– Ну, где ты пропадаешь? И так не видимся, – он знал, что бокс, да и вообще телевизор её бесил и мешал писать, и поэтому она уходила в другую комнату, но всё равно попытался упрекнуть, – только ужинаем.
– Вкусно ужинаем.
– Да. Можешь, когда захочешь.
У Вари был талант к стряпне. Виктор сначала никак не мог взять в толк, откуда в доме устричный суп, кролик в апельсинах, ароматный харчо или шоколадный торт с вишнями. Его мама такого не готовила. И ещё Варя любила сервировку. Это окончательно его покорило. Кто мог подумать, что заваленная работой и сочинительством, любящая читать и смотреть сериалы двадцатисемилетняя девушка такое вытворяет на кухне? Но подобные праздники Варя устраивала не часто. Бывали и яичницы, и консервы. Если стол особо не удивлял, это могло означать либо творческий подъём и похвалу на работе, либо неминуемо приближающийся скандал. Так что, увидев скудный ужин, Виктор предпочитал молча съесть предложенное и догнать сушками. Но в основном он был доволен, – она дарила ему эмоции и ощущение того, что ему завидуют.
Варя уселась у Виктора в ногах спиной к телевизору. Почувствовав неладное, он инстинктивно нашёл пульт и уменьшил звук.
– Что-то не так? Ну, давай в театр сходим. В любой. Отсижу.
Отношения с театром у Виктора никак не складывались. Причём, с каждой новой попыткой прислушаться и вникнуть в происходящее на сцене он всё больше в этом убеждался. Последний раз они были с Варей на Чехове. Ей захотелось неизвестно в какой раз на этот тягучий и бесконечный «Вишнёвый сад», который он так и не осилил в школе. То есть прочитал, но не осилил, оставшись с воспоминаниями, что это была трагедия, комедия и пародия одновременно, что там был старый Фирс, которого забыли, да, пожалуй, и всё. Чуда не случилось, он опять остался при своём мнении, – утомляющая «гипертрофированность выразительных средств», не больше и не меньше. Вычитал где-то эту фразу и козырнул.
Варя дотянулась до диванной подушки и устроилась поудобнее.
– Как великодушно!
– О, нет! – воскликнул Виктор и театрально ударил себя по лбу, – в эту субботу не могу, у нас же день рождения! Сколько-сколько нам? – с этими словами он придвинулся вплотную к Варе и целомудренно поцеловал в щёку. Варя вытащила из кармана треников сложенную
записку.
– Название духов я написала, остальное на твоё усмотрение.
– О-о-о! Шан -зе-Лизе-е! – прочитал по слогам Виктор, – Париж навсегда!
Варя кивнула.
– Что продюсер-то хотел? – он всё-таки интересовался, даже больше, чем ей казалось.
– Новый заказ на статью. Певица опять. Свежа, как платье из химчистки. Я уже не знаю, что про этих содержанок придумывать. Терпение моё лопается, и пошлю я всё это к
чёрту в один прекрасный день.
– Не, дорогуша, так нельзя! – Виктор опять вытянулся на диване.
– Что нельзя?
– Нельзя пять раз в году менять работу! Я знаю, к чему ты клонишь. Так не принято среди нормальных людей. Во всём есть польза. Я вот за четыре года доработался до приличной должности. Было нелегко, но терпел. Ещё как терпел, аж зубы скрипели. А тебе и деньги за это платят.
– Мне всегда хорошо платят, – огрызнулась.
– Правда, редко, – на самом деле Виктору совершенно не хотелось ни портить ей настроение, ни строить из себя удачливого умника. Ему было так хорошо и легко на душе, когда она сидела рядом и лепетала о своём мирке в тёплой уютной квартире дяди Христофора, что он тут же заткнулся. Зачем он полез со своими советами, пусть меняет работу, хоть каждый месяц.
– Бобров, от хамства человек глохнет, – обиделась Варя и даже выпрямила спину. Ей платили и не редко, и не мало.
– Да я ж за правду. Кто тебе ещё скажет всё, как есть?
– За правду? – возмутилась Варя, – это я говорю, как есть, всегда и всем, а ты только что научился, на меня глядя. Ну, ты наглец!
Когда она нервничала, на красивом носу раздувались ноздри, и она становилась похожей
на породистую кобылку. Он обожал этот момент.
– Послушаем, что нам скажет тётя Света в субботу. Я готов.
– Я так давно её не слушаю. Ладно, театр ты мне должен, а это хорошо, – она встала и пошла к своему компьютеру. Виктор прибавил звук.
3. День рождения
Сергей Степанович Давыдов слыл успешным психиатром в области лечения алкогольной зависимости. Он владел бесценной методологией, отработанной им в московских диспансерах на протяжении целых двадцати лет. Среди его пациентов можно было встретить дрессировщиков, художников, мясников, композиторов, чиновников, да кого угодно. Сергей Степанович был мастером по выходу на новый уровень сознания. Во всяком случае, именно такая слава за ним закрепилась, и этого от него ждали. Ждали от него и «обретения маяка на жизненном пути». Так подшучивала мать, тоже психиатр. В 2002 году он начал частный приём, и дела пошли ещё лучше.
Светлана, вторая жена Сергея Степановича, косметолог, с которой он работал по соседству в клинике, когда еще был женат на Лизе, приложила массу усилий, чтобы он наконец поверил в свои силы и стал частником. Сейчас она пожинала плоды своей затеи, – гонорары мужа превзошли её далеко не скромные ожидания. Да и Серёжа был покладистый и послушный, проблемы в семье создавала только падчерица Варя. За десять лет до того, как стали жить втроём после смерти его первой жены от рака мозга, Светлана так и не подружилась с Варей. Никогда ничем не делилась и постепенно отдалялась даже от отца. Светом в окошке для девочки оставалась только свекровь Светланы, Мария Сергеевна, но та обитала в науке, в преподавании, в статьях, докладах, симпозиумах и конференциях. Так что падчерица сама нашла выход и с головой ушла в любимое занятие– чтение. Читала всё: новое, старое, книги, журналы, самиздат. Опять же, чтобы читать, выучила английский. Ни о какой психиатрии и речи не было – только филфак. Но все проблемы от книг – старая истина, и Светлана была с ней согласна. Высокие идеалы, принципы справедливости и прочая делали своё дело – Варя обвиняла мачеху в мещанстве, которое как известно, – позор и главная угроза цивилизации. Они ругались. И Варя не выбирала выражений, благо словарный запас превосходил в разы любые стандарты.
Нельзя сказать, что Светлана была совсем уж безразлична к её судьбе, но и особых усилий на воспитание падчерицы не тратила, разве что подкидывала замечания о её безалаберности и прекраснодушии. «Мир жёсткий и злой, и затоптать любую умную дурочку ему в удовольствие. Профессию в жизни надо выбирать ту, которая нужна, чтобы выжить», – советовала Светлана. А Сергей Степанович со свойственной ему терпимостью только просил, чтобы она разговаривала с его дочерью мягче и спокойнее. Сам же предпочитал отмалчиваться и Варин выбор заниматься филологией воспринял как неизбежность. В глубине души он всегда её жалел, свою Варежку, переживал за неё. Смерть Лизы тоже тяжело переживал, но оправился. Года через два. Светлана вдохнула в него уверенность и пообещала светлое будущее, вернее, возможность его построить. Время шло, и супруги поняли, что им нормально.
Варин день рождения всегда отмечали всей семьёй, приходила Мария Сергеевна, а Варя делала необыкновенный торт, от которого к концу застолья никогда ничего не оставалось. В этот раз она сделала воздушный шедевр в виде дубового листа, с шоколадными желудями.
– Твой торт, как всегда, прелестен, детка! У тебя есть одна особенность – это ты сама, – сидевшая во главе стола Мария Сергеевна смотрела на внучку с восхищением и любовью.
Все ели торт и допивали первую чашку. Фрукты в хрустальной вазе уже потеряли свой живописный вид, лишившись почти всех мандаринов, огромной виноградной кисти и круглых чёрно-фиолетовых слив.
Рядом с бабушкой сидела Варя, потом Виктор, а с другой стороны Сергей Степанович, поблёскивая круглыми, как у Джона Леннона, очками, и молодящаяся Светлана с укладкой на ярко-блондинистых волосах.
– Никем неразгаданная вещь в себе, – ответила она на реплику Марии Сергеевны.
– Когда наконец ты поймёшь свой талант и подаришь его белому свету? Ты же так чувствуешь искусство! – то ли подхватив мысль невестки, то ли продолжив свою, сказала Мария Сергеевна.
– Кулинарный талант обязательно потянет за собой ещё какой-нибудь после свадьбы, – Светлана не останавливалась.
– О! Так всё-таки свадьба? И когда? – теперь Мария Сергеевна обратилась к Виктору. На самом деле она надеялась, что до свадьбы с этим успешным менеджером у Вари не дойдёт. Не то, чтобы он ей не нравился, она мало с ним общалась, но с первого взгляда почувствовала, что он не Вариного полёта. Она легко могла поверить в его влюблённость, но вот во влюблённость Вари с трудом. Зачем ей это? Бежит от одиночества, неуверенности, хочет спрятаться за спину мужчины? Вмешиваться Мария Сергеевна, конечно, не стала, пусть женятся. Опыт вещь нужная.
– Примерно через месяц, – сразу ответил Виктор и посмотрел на Варю, которая сидела молча и не делала попыток вступить в разговор, – но никаких свадебных буйств не планируем, – он немного придвинулся и положил руку на плечи Варе, – сразу после ЗАГСа едем в Париж.
Мария Сергеевна подняла брови от удивления, – Почему в Париж?
– Она сама не знает, – улыбнулся Виктор и поцеловал Варю в щёку, как обычно, то есть в самую середину щеки.
– Лучше не спрашивать, Мария Сергеевна, – Светлана взяла в руки фарфоровый чайник, – давайте я вам налью ещё чашечку, – кто знает, какая собака там зарыта, в нашей талантливой головушке.
– Нет, чаю больше не надо, спасибо! – Мария Сергеевна взяла салфетку и промокнула губы, – Серёжа, – обратилась она к сыну, – вызывай такси, что ли! Мне пора. Я в десять должна лечь.
– Какая ты молодец, всю жизнь помню эти «десять вечера», – Сергей Степанович взялся за телефон. Он всегда был готов похвалить мать. Мария Сергеевна улыбнулась и как будто подмигнула Виктору.
– Повезло тебе, молодой человек. Обещаю, что перед сном я подумаю о свадебном подарке.
Под столом Светлана осторожно коснулась носком своей туфельки ботинка Сергея Степановича.
4. Подруги
Музыкальный продюсер прислал за Варей мерседес, и она приехала к нему домой на Рублёвку. Но интервью не получилось. Продюсер оказался похотливым сатиром, принявшим Варю за очередную безмозглую нимфу, готовую петь и прыгать под его драгоценную свирель. Взбесился просто от того, что она не подчинялась, обвинял в каких-то ничего не имеющих общего с жизнью идеалах, непрестанно пил коньяк, а под конец обвинил даже в том, что она отказывается от работы. Потом появилась опоздавшая молодая певица, тоже слегка подшофе, набросилась на Варю, стала толкаться и орать, что она сидела не в той позе, в которой ей бы хотелось, слишком близко к богу или ещё как-то. Начался неописуемый пьяный балаган, и Варя, совершенно ошарашенная, еле унесла ноги. Кое-как дошла до шоссе и села на автобус.
В автобусе пришла в себя. Что это было? С такой откровенной наглостью и бескультурьем она раньше не сталкивалась. Он ещё и композитор. Это её расстроило больше всего. Слово «композитор» ассоциировалось с Рахманиновым. Достала пудреницу. На лице, к счастью, не осталось никаких следов от «интервью». Вспомнила, что продюсер говорил о её идеалах, он с этого начал, кажется. Улыбнулась наконец. Сразу, наверное, решил, что далёк от её идеала – предупредил. Что сказать в редакции? Ведь не поверят. Н-да… Инцидент. Знать бы, где он ходит, этот идеал.
За окном мелькали голые деревья, коттеджи, железнодорожная станция, бизнес-центр с красными окнами, иногда просто деревенские домики на три окошка, покосившиеся, но стойко державшиеся рядом со своими роскошными соседями. Варя посмотрела на экран мобильного. В семь была встреча с двумя подругами: Анжелой и Соней. Они давно уже встречались по средам. Обе были журналистками, Соня работала с Варей в одной редакции, а Анжела нашла на отдыхе в Италии русского «папика» и сразу ушла с работы. Теперь ездила по заграницам, гоняла прислугу, следила за культурной жизнью столицы и своим маникюром. Как только приступы зависти у Сони немного притупились, и она поверила, что у неё тоже так получится, но чуть позже, они опять стали встречаться втроём в своей любимой кафешке «Ласточка». Там работал французский кондитер. Пирожные у него получались сверхъестественными, особенно заварной фиалковый крем.
