Жила-была переводчица

скачать книгу бесплатно

Но прежде чем усыновить героя автобиографического романа Джойса, Людмила попыталась взять под крыло его создателя. В день приезда Джойсов в Париж она предложила Паунду приютить новоприбывших в своей старой квартире в Пасси, откуда они с мужем недавно съехали, поселившись по соседству[133 - Ludmila Bloch-Savitzky (9.VII.1920); The James Joyce Collection. The Poetry Collection. University at Buffalo (SUNY). XVI: Other Correspondents.]. Обеспечив Джойсa с женой и детьми жильем (они пробыли у Людмилы с 15 июля по 1 ноября) и все больше входя в роль посредницы, переводчица взялась за социализацию «своего автора», как она при случае назвала Джеймса[134 - Savitzky L. Dedalus en France. P. 12.]. При содействии Андре Спира Людмила организовала в его салоне неформальный вечер в честь Джойсов, пригласив знакомых с литературными связями: Эзру Паунда, беллетриста Жюльена Банда и поэта Андре Фонтенаса, которые потом помогали ей искать издателя для французской версии «Портрета…». Спир же пригласил Адриенну Монье, владелицу модернистского книжного магазина-издательства «La Maison des Amis des Livres», которая привела на вечер свою подругу Сильвию Бич, основательницу книжной лавки «Shakespeare and Company» – в то время эпицентра англо-американской модернистской общности в Париже[135 - Savitzky – Spire (4.VII.1920); Savitzky L., Spire A. Une amitiе tenace. P. 237; Spire A. La Rencontre avec Joyce // Sylvia Beach (1887–1962). Paris: Mercure de France, 1963. P. 42–43.].

На вечеринке, состоявшейся 11 июля 1920 г. в доме Спиров, произошло знакомство Джойса с Бич, будущей издательницей «Улисса», которая, подобно Людмиле, попробовала взять писателя под свое крыло. Их конкуренцией, видимо, объясняется умаление роли Людмилы в парижской эпопее Джойса, писавшейся до последнего времени в оптике, заданной мемуарами Бич, где Савицкая упоминается лишь вскользь[136 - Beach S. Shakespeare and Company. London: Faber and Faber, 1959. Chapter 5. Ulysses in Paris. P. 47.]. Несмотря на старания авторитетного биографа Джойса[137 - Ellmann R. James Joyce. Oxford: Oxford University Press, 1982. P. 488–489.], эпизодическая роль Людмилы в парижской карьере писателя стала общим местом модернистской историографии[138 - Fitch N. Sylvia Beach and the Lost Generation. New York: Norton, 1983. P. 61–63; Murat L. Passage de l’Odеon: Sylvia Beach, Andrienne Monnier et la vie littеraire ? Paris dans l’entre-deux-guerres. Paris: Fayard, 2003. P. 34.]. Впрочем, отчет самой Людмилы о том же вечере, в предисловии к французскому переизданию «Портрета…» (1943), тоже пестрит фигурами умолчания[139 - Savitzky L. Dedalus en France. P. 12.], которые она объяснила Спиру (16.V.1945) цензурными условиями немецкой оккупации – ведь на знаменитом вечере присутствовали евреи (чета Спиров, муж Людмилы Марсель Блок, Жюльен Банда) и американские граждане (Паунд, Бич)[140 - Savitzky L., Spire A. Une amitiе tenace. P. 619.]. Как бы то ни было, конкуренция двух посредниц за право считаться литературным Виргилием Джойса-Данте сквозит как в параллелизме названий их воспоминаний («Дедал во Франции» – Савицкая, 1943, и «„Улисс“ в Париже» – Бич, 1950), так и в логике Людмилы-мемуаристки, которая исподволь сопоставляет успешную рекламную кампанию, организованную Бич вокруг «Улисса», и свои усилия по запуску «Портрета…» во французский литературный оборот – усилия, казавшиеся Людмиле тем более недостаточными, чем большую личную ответственность за судьбу романа во Франции она испытывала, переживая ее как судьбу приемного ребенка[141 - Savitzky L. Dedalus en France. P. 12–13.].

Нотки разочарования, проскальзывающие в воспоминаниях Людмилы, объясняются несбыточностью ее изначальных ожиданий от проекта, ради которого она забросила все текущие дела. Восхищаясь романом, она надеялась превратить процесс перевода в эстетическое и духовное общение с Джойсом. Однако сотрудничество с ирландцем, оказавшимся, по выражению Спира, чуждым теплу человеческого общения[142 - Spire A. La Rencontre avec Joyce. P. 44.], лишь ввергло ее в уныние. Втайне неся психологический груз «Портрета…», постоянно напоминавшего ей о личной драме, Людмила все же не могла удержать в секрете перипетии работы, вылившиеся в конфликт с автором, которого она обвиняла в несерьезном отношении к проекту. Он же в письмах к общим знакомым попрекал переводчицу за недостаточную расторопность, чем еще больше настраивал ее против себя[143 - Подробнее см.: Livak L. A Thankless Occupation: James Joyce and His Translator Ludmila Savitzky // Joyce Studies Annual. 2013. P. 33–61. Здесь же опубликованы письма Джойса, хранящиеся в: John Rodker Papers. Series V. Ludmila Savitzky Personal Papers 1920–1955. Box 44. Folder 5. Harry Ransom Humanities Research Center, University of Texas at Austin (далее – Ransom). Электронная версия: http://sites.utoronto.ca/tsq/41/tsq41_livak.pdf (дата последнего просмотра 30.V.2018). Со времени публикации нами обнаружены дополнительные письма Джойса к Савицкой, которые сейчас готовятся к печати.]. Джойсу не терпелось увидеть книгу по-французски. Он надеялся, что перевод откроет ему двери в парижскую печать, которая станет новым источником материального достатка его семьи. Людмила же не торопилась, рассматривая литературный перевод как форму творческого самовыражения, а не оплачиваемую профессиональную услугу. Вот как она впоследствии описывала свою работу над «Портретом…»:

Переводить. Какой дьявольский соблазн ухватиться за крылья чужой мысли, вступить, подобно Иакову, в отчаянно неравную борьбу, из которой сегодня выходишь победителем, завтра побежденным ‹…› Переводить, настраивать компас, вбивать вехи там, где взлеты и падения вдохновения кажутся неудержимыми и непросчитанными. Однако «Портрет» из тех книг, где за кажущейся беспечностью таится математический расчет ‹…› Переводить. Дни напролет двигаться и вести себя, как автомат, так как носишь в себе мысль и ви?дение иного человека. Шаги, слова и поступки представляются предательскими постольку, поскольку не следуют из этого ви?дения, из этой мысли. Невозможное совпадение автора с переводчиком. Продолжающийся ночами поиск подходящего слова, порой распускающегося во сне цветком, цветком улетающим, за которым нужно бежать. <Ференц> Лист говорил, что «в переводе бывают точности, равные измене». Но в отношении к Джойсу неточность была бы кощунством[144 - Savitzky L. Dedalus en France. P. 10.].

Жалуясь Спиру на трения с Джойсом (15.III.1921), Людмила, однако, просила его «ничего не рассказывать Эзре <Паунду>, ибо следует терпеливо сносить неприятности, причиняемые нам гениями. Я давеча была на него <Джойса> сердита, но в глубине души я им восхищаюсь; да, к тому же, какое дело остальному человечеству, что переводить Джойса – невыносимое занятие??!!»[145 - Savitzky L., Spire A. Une amitiе tenace. P. 265.]