Омикрон

скачать книгу бесплатно

– Я не понимаю…

– Все вы понимаете, Вячеслав Андреевич. Не нужно… Вы умный человек и только что сами обозначили проблему, которая волнует меня в равной степени, как и вас. Уберем на время наши взаимоуничтожающие мнения и попробуем договориться.

– О чем? – упрямо переспросил Волкошин.

– Земля опустела, – не обратив внимания на упрямство собеседника, произнес Табанов. – Вы правильно оценили статистику: сейчас на одного гражданина Альянса приходится более сотни машин, и львиная доля из их числа – это боевые кибернетические механизмы. Встроенные интеллектуальные компьютерные системы не учитывались при данном подсчете. Мы оперируем только теми единицами техники, которые имеют максимальную свободу, как программную, так и механическую.

– И что с того?

– Население катастрофически сокращается. Альянс начинает испытывать дефицит, но уже не только в квалифицированных кадрах, а в простых людях, – терпеливо пояснил Табанов.

– Естественно… – фыркнул Волкошин, не скрывая своей неприязни к затронутой теме. – Кибермеханизмы не умеют рожать. Последняя уникальная прерогатива, которую оставили себе люди, – это естественное продолжение рода.

– Ой ли? – прищурившись, спросил Табанов.

Волкошин побледнел. При всем самообладании его правая щека вдруг стала подергиваться.

– Вы сами довели ситуацию до степени катастрофы – вот и оказались в плену механистического абсурда! – глухо и резко произнес он.

Табанов начал терять терпение.

– Я был младшим лейтенантом, когда началась война с колониями! – неприязненно напомнил он, машинально сжав в кулак пальцы механической руки. – Вы забыли то время? Забыли про плотность населения в тысячу человек на один квадратный метр земной поверхности?..

– Где они сейчас, эти люди? – горестно перебил его Волкошин.

– Вы упрямец, Вячеслав Андреевич. Хотите ткнуть меня носом в факт их гибели? Не получится. Я не отрицаю, что именно Земной Альянс развязал войну, много, очень много людей погибло по вине власть предержащих, но давайте не будем тревожить призраков, – Джон Хаммер мертв, нет ни адмирала Нагумо, ни Надырова – никого, кто отвечал за бомбардировки Дабога и иных колоний, некому предъявлять счет, а большая часть населения Солнечной системы, к вашему сведению, выжила. Только двадцать процентов от общего числа погибли в сражениях, остальных война развеяла по огромным пространствам, и многие из бывших граждан Альянса сейчас воюют на стороне колоний.

– Это не статистика… – печально покачал головой Волкошин. – Война сожгла человечество, и на стороне колоний сейчас сражаются дети, которым по шестнадцать-восемнадцать лет. Не знаю, может, и существуют эти мифические миры, куда сумела скрыться от бойни часть здравомыслящих людей, но я их не знаю. Факты, господин Табанов, упрямая вещь, а они говорят, что обе стороны обескровлены до предела, и вследствие этого идет массовое воспроизводство боевых машин на фоне тотального падения рождаемости. Это факты. Еще пять, ну пусть десять лет подобного безумия – и человечеству придет конец. После нас останутся лишь кибермеханизмы.

– Вы знаете, как покончить с этим? – хмурясь, спросил Табанов.

– Прекратить войну, – не задумываясь, ответил Волкошин.

– Легко сказать. – Адмирал достал сигареты. – Можно?

– Курите… – махнул рукой Вячеслав Андреевич.

Табанов закурил.

– Я не могу остановить войну, – спустя некоторое время произнес он. – Противостояние еще при жизни Джона Хаммера вышло из фазы локального, управляемого процесса. Сейчас в сердцах людей живет генетический страх, переданный в наследство из недалекого прошлого. В войну вовлечено до полусотни планет, как с одной, так и с другой стороны. – Табанов стряхнул пепел в пасть притаившегося у стены утилизатора отходов. – Земной Альянс оброс новыми союзниками, – продолжил он, – но и колонии окрепли, они развились технически и теперь ничуть не уступают в боевом потенциале силам Земли. Последняя схватка неизбежна, и только она поставит точку в войне.

– Вы все еще надеетесь на победу, безумцы? – сокрушенно покачал головой Волкошин.

– Нет. – Адмирал вскинул на него пронзительный взгляд. – Я не безумец. Точкой в войне станет поражение Земли, – внезапно произнес он, заставив старого доктора вздрогнуть от неожиданной информационной значимости произнесенной вслух фразы. – Это закономерный итог, но его еще предстоит пережить, – завершил свою мысль адмирал.

– Вы собираете силы для обороны Солнечной системы? – едва контролируя охватившую его дрожь, спросил Вячеслав Андреевич.

– Да. Все силы, какие есть, – ответил Табанов.

– Но тогда… – Волкошин растерялся на миг, отлично представляя, что основными силами, которыми на данный момент располагала Земля, было неисчислимое множество произведенных за последнее десятилетие боевых кибернетических машин, в корне отличающихся от людей прежде всего полным отсутствием каких-либо моральных ограничений… К тому же они обладали невероятной технологической живучестью, вкупе с безумной, превышающей все мыслимые потребности боевой мощью.

– Тогда это будет последней битвой для всего человечества, – глухо подытожил свои мысли Волкошин.

– Не знаю… – откровенно сознался Табанов. – Да, вы правы, ситуация доведена до абсурда. Мощь боевых кибернетических механизмов такова, что исход их столкновения в границах Солнечной системы непредсказуем. Битва за Землю может попросту уничтожить Человечество, оставив разрозненные очаги популяций на иных мирах. Я не могу остановить маховик войны, будь я трижды адмирал и десять раз командующий, но в моих силах предотвратить катастрофу.

– Каким образом? – недоверчиво спросил Волкошин.

– Я своим приказом могу вывести из состава флота до пятидесяти процентов кибернетических систем. Но я должен компенсировать их списание.

– Чем? – мгновенно насторожился Вячеслав Андреевич.

– Не чем, а кем, – поправил его Табанов. – Людьми, – пояснил он. – Последний резерв должен состоять из людей. Если в битве за Землю с нашей стороны будут принимать участие машины, то, по прогнозам аналитиков, они уцелеют и победят. Но в том случае, если заменить их людьми, Земля неизбежно падет под ударом превосходящих сил флота Колоний и вместе с этим закончится война. Выживет часть защитников, и это уже будет благо.

В глазах Волкошина застыл ледяной ужас.

– Вы не просто безумец, адмирал, – глухо произнес он. – Вы маньяк…

– Нет, – покачал головой Табанов. – Вы в равной степени безумны, если среди царящего вокруг ада продолжаете верить в идеи гуманизма. Их нет. Новые поколения родились под гнетом войны, в сердцах людей живет страх, наполовину разбавленный ненавистью, война превратилась не в осмысленные действия, а в стихийное бедствие, в пожар, который полыхает вне зависимости от воли отдельных индивидов. Я смотрю в глаза реальности, и по большому счету мне все равно, кто прав, а кто виноват. На мне лежит бремя, которое я буду нести до конца. Это бремя – защита Земли. По последним разведданным, флот Свободных Колоний готовит решающий, сокрушительный, по их мнению, удар, который будет направлен в самое сердце Альянса, – по Земле, прародине Человечества. Это произойдет через год или два, но не позже. А теперь думайте, док, – в составе моего флота три миллиона кибернетических механизмов. Это боевые машины класса «Одиночка» – система установлена как на сервомеханизмах класса «шагающий», так и на космических истребителях. Колонии обладают неизмеримо меньшей технической мощью, их главный потенциал – люди. Как вы справедливо заметили, молодые люди в возрасте семнадцати-восемнадцати лет. Если битва состоится при данном раскладе сил, то машины, оснащенные пакетом программ независимого поведения, сотрут в пыль флот Колоний, и тогда война выйдет в иную стадию, – люди отойдут на второй план, а машины подхватят инициативу, и пожар вспыхнет с новой силой.

Волкошин сидел бледный как полотно.

– Альтернатива? – спросил он.

– Альтернатива есть, – ответил Табанов. – Она кроется в нехитром подсчете, – каждый колониальный транспорт имеет потенциал для поддержания жизни трехсот тысяч человек, верно?

Вячеслав Андреевич был вынужден кивнуть.

– Значит, ваша станция, состыкованная из шести модулей, сейчас хранит один миллион восемьсот тысяч жизней, – продолжил свою беспощадную мысль адмирал. – Я могу деактивировать равное количество систем «Одиночка», установленных на боевых единицах флота, переподчинив находящиеся под их контролем исполнительные механизмы непосредственно людям, и тогда у колонистов появится шанс: их флот с огромными потерями пробьет защиту Земли… ну а после падения прародины остальные миры, входящие в Альянс, будут вынуждены капитулировать. Война закончится.

– Вы предлагаете мне отдать в ваши руки почти два миллиона подростков, чтобы вы послали их на смерть?! – ужаснулся Волкошин.

– Да. Тогда людям будут противостоять люди, и в этой последней битве выживут они, а не машины. Если у меня не будет этого резерва, то в составе флота в бой пойдут три миллиона саморазвивающихся кибернетических систем. Вы знакомы с программным пакетом «Одиночка»?

– Да, – ответил Вячеслав Андреевич. – Это полная автономия, способность к самостоятельному принятию решений в рамках общей боевой задачи, ремонт, самоподдержание и…

– Общая боевая задача, – прервал его Табанов. – Вам известно, в чем ее суть?

– Нет, – сознался Волкошин, который всегда был далек от вопросов проектирования сложных самодостаточных кибернетических комплексов.

– Победить в войне! – резко произнес Табанов. – Не я программировал эти машины, они достались мне в наследство вкупе с самой войной, но я представляю, на что они способны. Посудите сами: им неведом страх, они не знают сомнений, их реакция молниеносна, а ресурс практически неистощим. Оказавшись в режиме полной автономии, они выиграют эту затянувшуюся войну… Они просто сотрут колонии и остановятся лишь тогда, когда будет исчерпана программа. Только людям уже будет все равно. – Голос адмирала впервые дрогнул, выдавая волнение. – Если кто и выживет после ответного удара автономных серв-соединений, то эти анклавы едва ли смогут повторить глобальный путь развития, который прошло Человечество.

– Скажите, адмирал, а просто уничтожить их… разве это невозможно? – с ноткой слабой надежды в голосе спросил Волкошин.

– Нет, – категорично ответил Табанов и пояснил: – Я не всемогущ. Поймите, Вячеслав Андреевич, – я заложник этого финала, который должен быть отыгран. Вдумайтесь – я готов сдать Землю ради прекращения войны, но если я попытаюсь сделать это без боя – меня просто сместят, расстреляют, и на мое место встанет другой командующий. Вот и все. Сражение за Землю неотвратимо.

Адмирал взглянул на Волкошина и вдруг увидел, как мелко трясутся побелевшие вытянутые в ниточку губы старика.

– Я не отдам вам их… – выдавил он.

Табанов покачал головой.

– Я предлагаю вам сделку. В противном случае я буду вынужден просто застрелить вас и взять станцию под свой контроль, – откровенно добавил адмирал.

На Волкошина было страшно смотреть.

– Вы чудовище, Табанов.

– Я знаю. Но я не хочу, чтобы кибернетический апокалипсис стал итогом развития человечества. И я не вижу иного выхода, кроме уже изложенного мной.

На некоторое время в небольшом кабинете воцарилась гробовая тишина.

– Каковы условия сделки? – наконец хрипло выдавил Волкошин.

– Вы передаете мне эту станцию, а взамен я отдаю вам надежно скрытую, отлично защищенную планетарную базу в секторе неосвоенного космоса. Там вы создадите еще один, более многочисленный, чем тут, резерв Человечества, но уже с иной целью. Я отдам в ваши руки все коды управления, и в случае наихудшего исхода цивилизация сможет возродиться оттуда.

* * *

…Они лежали в ледяной тиши криогенного сна, не имея прошлого и не ведая об уготованном им будущем.

Бледные застывшие лица, нагие тела, опутанные шлангами и датчиками систем жизнеобеспечения, покоящиеся под прозрачными колпаками низкотемпературных камер, на первый взгляд казались одинаковыми, но при более внимательном рассмотрении черты спящих выдавали свою индивидуальность, ясно говорившую о том, что они не являются клонами.

Адмирал Табанов и доктор Волкошин медленно шли по узкому проходу между саркофагами.

– Они все искусственно зачатые… – пояснял Вячеслав Андреевич, у которого слова с трудом выходили из горла.

– Где вы взяли столько генетического материала и оборудования? – спросил Табанов, останавливаясь на перекрестке гулкой решетчатой дорожки.

– Злоупотребил служебным положением, – пожав плечами, сознался Волкошин. – Я получил достаточное количество исходного материала из центрального банка генофонда Земли. А что касается оборудования, то тут я все делал сам. В наше время стало просто вершить подобные дела.

– В смысле? – не понял его последнюю фразу Табанов.

– Я говорю об оборудовании и машинах. Их легко купить по бросовой цене. Например, бытовые андроиды – они теперь никому не нужны, а для обслуживания и реконструкции старых колониальных транспортов подходят идеально. На первых порах мне помогали несколько человек, в основном компьютерные техники, но я не вводил их в курс дела. Думаю, что если они живы, то до сих пор не догадываются, с какой целью перепрограммировали кибернетические системы старых колониальных транспортов.

– Да, они живы, – подтвердил его мысль Табанов. – И действительно, не смогли вразумительно ответить, для чего были наняты.

Волкошин неприязненно покосился на адмирала, но отступать уже было поздно, хотя душа старика рвалась на мелкие частицы от внутренней боли и напряжения, что он испытывал в эти минуты. Жестокая судьба приперла его к стенке, предлагая выбрать наименьшее из зол, а глядя на Табанова, несложно было понять, что тот не отступится.

– Насколько я понимаю, вы ничего не меняли в конструкции колониальных транспортов? – спросил адмирал, оглядываясь вокруг.

Зал, в котором они находились, был столь огромен, что не имел видимых границ. Решетчатые палубы нависали одна над другой, по мощным опорам, пронзающим горизонтальные уровни, тянулись толстые кабели питания и черные, изолированные от помех внешнего мира жгуты оптико-волоконных интерфейсов. Криогенные камеры выстраивались бесконечными рядами, подсвечивая огромное внутреннее пространство колониальной сферы приглушенным сиянием стерилизующего ультрафиолета; кое-где в голубоватом сумраке виднелись огни промежуточных терминалов. Более всего это напоминало исполинскую гробницу, где в ледяной тиши застыли триста тысяч непрожитых жизней.

– Объясните мне суть процесса, док. – Табанов повернулся к Волкошину. – Я знаю, что криогенная камера лишь замедляет процессы метаболизма, позволяя человеку провести определенный промежуток времени в глубоком сне, верно?

– Да. Стандартная аппаратура криогенного зала работает именно так. Мне пришлось несколько усовершенствовать ее, внедрив в каждую камеру зародышевый модуль. Это было нетрудно, учитывая, что в моем распоряжении находится более тысячи андроидов. Они идеальные, не знающие усталости и не задающиеся никакими вопросами помощники.

– Меня интересует сам процесс.

– Да, я понимаю… – Волкошин облокотился о выступ компьютерного терминала одной из криогенных камер. – Сначала происходило искусственное оплодотворение, первичный рост зародыша до семимесячного возраста, как в обычном биоинкубаторе, – пояснил он. – Затем, когда ребенок начинал самостоятельно дышать, эта аппаратура отключалась, и младенец до годовалого возраста рос внутри криогенного комплекса без активации низкотемпературных процессов. Когда им всем исполнился годик, я подключил искусственный сон при минимальном замедлении метаболизма. Их организмы росли, формировались до десятилетнего возраста, и только тогда я активировал встроенные в каждую камеру устройства нейросенсорного контакта, которые через височный имплант ребенка соединяли мозг каждого с глобальной компьютерной сетью шести колониальных транспортов. С этой поры они начали развиваться не только физически, но и умственно. Благодаря компьютерным технологиям информация легко усваивалась их разумами…

– Один бесконечный, затянувшийся на годы информационный сон?

– Да… – согласился с таким сравнением Волкошин. – Конструкция криогенных камер полностью удовлетворяет физические потребности тела, питая его, массажируя и развивая мышцы, а виртуальная среда, в которую погружен их разум, формирует полноценные личности. Они живут, не осознавая того, что спят. Их души чисты, а разум несет прогрессивные знания. Не трогайте их… – внезапно взмолился Волкошин.

– Я уже обосновал вам причины, по которым прилетел сюда, – жестко оборвал его Табанов. – Не мы начали эту войну, но нам выпало бремя завершить ее… – тяжело добавил он, глядя в синеватую мглу огромного криогенного зала. – Я устал повторять вам, Вячеслав Андреевич, что выбора у меня нет. Видели моего адъютанта?

Волкошин кивнул. Полковник Штейнер произвел на него еще более неприятное впечатление, чем сам Табанов, в действиях которого, помимо неизбежной жестокости, все же присутствовала толика здравого смысла.

– Все мы отравлены войной, наши разумы и души, в отличие от них, – Табанов кивнул на криогенные ячейки с заключенными в них телами подростков, – черны, как ночь… Если Штейнер узнает, что на самом деле я замыслил нарочно проиграть эту затянувшуюся бойню, чтобы сохранить остатки Человечества и не допустить геноцида населения колоний силами кибернетических соединений Альянса, он первым наступит мне на горло.

– Вы сдержите свое обещание, адмирал? Будет ли у меня время для повторения эксперимента?

– У вас будет все. Планета, на которую вы отправитесь, лежит в секторе неосвоенного космоса. База надежно замаскирована и защищена. Я передам в ваши руки все полномочия для контроля над биологическим сектором, который по моему приказу укомплектован самым совершенным оборудованием. Более того, я не пошлю с вами ни одного человека, который мог бы вмешаться в процесс роста новых поколений, как это сделал я. Документы относительно дислокации планеты будут уничтожены. Такие условия приемлемы?

– Да… – мрачно ответил Волкошин. – Если я когда-нибудь смогу позабыть, что послал на смерть два миллиона своих детей, – едва слышно добавил он.

Табанов устало посмотрел на ученого, потом перевел взгляд на заряженные в обойму информационные кристаллодиски, с которых в разум подростков закачивалась информация.

Курс общей истории Человечества…

Кибернетические системы современности.

Духовность и нравственность. История религий.

Основы этики.

Дисков было множество…

– Они не погибнут. По крайней мере не все. Завтра сюда придут военные техники и заменят носители информации. За год, что я твердо имею в запасе, эти подростки станут настоящими профи, а если судьба дарует мне пару лет на подготовку, то из криогенных камер восстанут бойцы с серьезным опытом. У каждого из них будет шанс выжить, обещаю.

Волкошин кивнул. Его сердце по-прежнему разрывалось от боли, но разум, вольно или невольно, воспринял жесткую логику Табанова, и пожилой хирург сумел взглянуть на этого человека иными глазами.

В прошлом он имел возможность наблюдать «в деле» серв-машины, которыми управляла программа независимого поведения. После произведенных ими «зачисток» в живых оставались лишь редкие представители растительного мира. Все, что двигалось, а тем паче оказывало сопротивление, попросту уничтожалось. Сейчас, по утверждению адмирала, три миллиона подобных кибернетических исчадий составляли основу обороны Солнечной системы, и эта цифра, вкупе с незабываемыми впечатлениями прошлых лет, низводила Волкошина до того состояния, когда он начал понимать Табанова.

Он поднял взгляд и посмотрел на командующего Земным флотом.

Как разительно может измениться отношение к человеку, когда начинаешь осознавать, что за жестокостью его действий лежит нечто более глобальное, чем зло в чистом виде.

Адмирал действительно рисковал всем – своим положением, жизнью, и это происходило оттого, что Табанов, размышляя над тем, как защитить Землю, сумел осознать: большинство порожденных войной кибернетических технологий уже перешагнули роковую черту, за которой катастрофически нарушался баланс сил, и исход любого сражения был заранее предрешен.

Он собирался защищать Землю и намеренно проиграть войну, спасая противника от уничтожающего ответного удара кибернетических систем.

Бремени этого человека сложно было позавидовать, его душу невозможно было правильно оценить, и в этой ситуации Волкошин не смог бы ответить, что такое жестокость, а что – милосердие, где проходит эта зыбкая незримая граница между добром и злом, оправданным риском и бесчеловечной жестокостью.

– Как называется эта планета? – глухо спросил он.

Табанов, погрузившийся в свои мысли, невольно вздрогнул, оборачиваясь к Волкошину.

– Омикрон. Она обращается вокруг двенадцатой звезды в одноименном скоплении.