скачать книгу бесплатно
Деньги
Антон Андреевич Любич
Книга посвящена истории денег, практике современной денежной политики и ожидаемым тенденциям её развития, включая такие специфические вопросы, как применение в денежном обращении блокчейна, а также роли денег в обеспечении личных свобод. Будет интересна широкому кругу читателей, интересующихся экономическими вопросами.
Деньги
Антон Андреевич Любич
© Антон Андреевич Любич, 2023
ISBN 978-5-4498-4258-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Посвящаю эту книгу своей семье, поддержка и забота которой дали мне время и силы на её написание.
Над этой книгой я работал более четырёх лет, не упуская ни одного прилива вдохновения: ни вечерами и ночами после работы, ни на отдыхе, ни в перерывах между деловыми переговорами и предвыборными мероприятиями. Какие-то главы требовали лишь кропотливого сбора информации и доходчивого разъяснения отстаиваемых идей. Для написания других требовалось собирать массивы статистических данных и подвергать их въедливому эконометрическому анализу, прежде чем облечь в читаемую и воспринимаемую форму. Поэтому работа не могла быть быстрой.
Конечно, книгу можно было заменить несколькими статьями, издававшимися бы по мере написания, ведь по своей сути каждая глава этой книги – полноценная научно-популярная статья. Но в таком виде они утратили бы системность и цельность, повысив свои шансы раствориться в информационном «белом шуме».
В этой связи меня утешает то обстоятельство, что за время написания книги ни одна из поднятых в ней тем не только не утратила своей актуальности, но, напротив, её увеличила.
О чём эта книга? Конечно, прежде всего она о том, что такое деньги, и как управление их предложением (денежная политика) способно влиять на экономику. Но за общими теоретическими наблюдениями скрываются практические выводы, применимые как для России и рубля, так и для любой развивающейся экономики: от Восточной Европы и Ближнего Востока до Латинской Америки.
Эта книга о том, что всякой стране, наверставшей отставание от стран «первого мира» в сфере образования, квалификации и компетенции рабочих и служащих, для дальнейшего устойчивого развития необходима здравая денежная политика, основанная на стабильности цен и валютного курса, на доступном кредите – на надёжной и крепкой национальной валюте. И о том, как этого добиться.
Потому что без такой денежной политики невозможно стимулировать капиталовложения, а без них не будет ни рабочих мест, ни достойного уровня и качества жизни, ни приобщения страны к благам охватывающей развитый мир на наших глазах четвёртой промышленной революции. Без такой денежной политики немыслима благополучная, передовая страна, обеспечивающая высокий уровень жизни своим гражданам, обеспечивающая в экономике темпы роста, позволяющие молодёжи находить себя, притягательная для соседей как партнёр и центр экономической и политической интеграции.
Это особенно важно, поскольку на протяжении длительного периода времени в России во весь голос звучали только голоса, призывающие к обесценению национальной валюты. Якобы это должно стимулировать экспорт и развивать экономику. Но почему-то страна всё больше превращалась в «бензоколонку с ядерной бомбой», а экономисты, отстаивавшие и оправдывавшие такой курс, не считали нужным ни помолчать, ни тем более извиниться за то, что оправдываемая ими политика приводила к результатам, для экономики страны прямо противоположным от заявленных.
В России всё чаще звучат голоса, призывающие к тому, чтобы наша страна играла более значимую роль в международных делах и мировой экономике. Это обусловлено и теми вызовами, с которыми мы столкнулись после Русской весны 2014 года и решения вступить в 2015 году в гражданский конфликт в Сирии на стороне правительства Башара Асада. Хотя наши Вооружённые Силы продемонстрировали отличную боевую выучку, а наши образцы вооружений подтвердили о себе самые лестные отзывы, по мере развития обострения отношений с Соединёнными Штатами и Европейским Союзом всё отчётливее бросалось в глаза, что сложившаяся за длительный период (я бы сказал – с 1960-х годов) структура российской экономики не отвечает потребностям страны, претендующей на такую активную глобальную роль. Не оправдались и надежды, что экономические последствия конфликта с Западом могут быть запросто компенсированы переориентацией на Восток – прежде всего на Китай.
Устройство глобальной экономики оказалось гораздо сложнее, а накопленное отставание России во многих секторах современной экономики – гораздо существеннее, чем представлялось изначально. И ретроспективный взгляд на причины такого отставания, оставаясь честным и объективным, неизбежно подсвечивал многочисленные ошибки в денежно-кредитной политике властей России (прежде всего, конечно, Центрального банка), приведшие к такому положению вещей.
Убеждён, для России проведение описанной в этой книге денежной политики, альтернативной во многом тем подходам, которые царили ранее, – непременное, необходимое (хотя, увы, и недостаточное без других как экономических, так и политических и геополитических мер) условие превращения из развивающейся страны в страну «первого мира» по уровню и качеству жизни, в одну из ведущих экономических сил на планете в XXI веке. Как писал когда-то выдающийся шотландский мыслитель Томас Карлейль: «Деньги действительно могут сделать многое, но они не могут сделать всего»[1 - Карлейль Т. Афоризмы // Карлейль Т. Герои, почитание героев и героическое в истории. М.: Астрель, 2012. С.1010.].
Очень часто циркулирующие в общественно-политической дискуссии предложения в сфере денежной политики основываются на стереотипах и сводятся к банальным и заезженным лозунгам, находящим свои корни в давно устаревших теориях. Наиболее вредные из них сыграли немаловажную роль в том, что Россия гораздо больше, чем другие крупные развивающиеся страны, страдала от изменений мировой экономической конъюнктуры, а темпы роста нашей экономики уже десятилетие как уступают среднемировым показателям: за время, прошедшее с Великой рецессии 2008 – 2009 годов, мировая экономика выросла на 25% больше, чем экономика России. Ошибки в развитии инвестиционного климата, одна из важнейших составных частей которого – денежно-кредитная политика, привели к тому, что наша страна столкнулась с поистине «потерянным десятилетием». Текущая денежная политика стала удавкой для экономического роста. Такую политику пора менять. Эта книга объясняет не только то, почему её следует менять, но и то, как это следует делать.
Эта книга носит практический характер: с одной стороны она доступным и понятным языком «от азов» объясняет и разъясняет теорию денег, чтобы интересующийся читатель мог понять, на чём основываются предпосылки тех предложений, о которых идёт речь, даже не имея специального образования; с другой стороны содержит авторские выводы и предложения, основанные как на проверке современных гипотез и теорий в области денежной политики, которые выдвигаются в научном мире, на эконометрическом анализе массивов данных развивающихся стран (прежде всего, конечно, России), так и на качественном, практическом, прикладном анализе наблюдаемых автором, как предпринимателем, инвестором и управленцем, тенденций в реальном секторе российской и мировой экономики.
Надеюсь, это сделает книгу полезной предельно широкому кругу читателей, интересующихся вопросами экономической политики. Во всяком случае, её структура и форма изложения задумывались именно для этой цели.
Антон Любич
6 октября 2014 года —
21 декабря 2018 года,
Москва – Пермь
Введение
Деньги есть чеканенная свобода.
Фёдор Достоевский,
русский писатель XIX века
Хотя бесчисленны беды, которые могут разрушить королевства, княжества и республики, но эти четыре, по моему разумению, самые значительные: гражданское несогласие, эпидемии, неплодородие почвы и обесценение денег. Первые три столь очевидны, что никто их не отрицает, но четвёртую беду, свидетельствующую о деньгах, осознают лишь те немногие, которые смотрят вглубь, ведь она разрушает государство не сразу и быстро, а исподволь и скрытно.
Николай Коперник,
польский учёный эпохи Возрождения
Устойчивость валюты следует включить в число основных прав человека. Каждый гражданин вправе требовать от государства её сохранения.
Людвиг Эрхард,
федеральный канцлер Федеративной Республики Германия в 1963 – 1966 годах
Деньги – это одна из самых обыденных вещей в нашей жизни, сопровождающая нас почти каждый день: стоит выйти из дома и едва ли ни каждое наше действие будет сопряжено с пользованием ими. За всё, что составляет образ нашей жизни, за всё, что позволяет нам проводить время именно так, как мы того хотим, нужно платить – платить деньгами: или тратя ранее заработанное, или недополучая новых доходов, или увеличивая своё долговое бремя (то есть тратя ранее заработанное другими людьми). Таким образом, всё в материальном мире находит свою денежную оценку. Оттого не сталкиваются с пользованием деньгами разве что отшельники, живущие в совершеннейшем отрыве от благ (или зол) современной цивилизации в условиях натурального хозяйства: производства всего необходимого для своих нужд собственными руками без какого-либо товарного обмена с внешним миром. Сегодня в мире такие остались разве только в амазонской сельве да кое-где на Андаманских островах[2 - Следует отметить, что даже на замкнутых островах в Тихом океане, при открытии которых в XVIII – XIX веках европейцы сталкивались у аборигенов с первобытным строем, обнаруживались зачатки денежной системы (протоденьги). Единственными примерами развитых цивилизаций, не знавших денег, в человеческой истории считаются Древний Египет, о чём речь пойдёт далее, а также государство инков, существовавшее в XI – XVI веках в западной части Южной Америки.].
Повсеместность и обыденность денег с одной стороны помогают нам лучше понять их, а с другой стороны затуманивают взор, препятствуя заглянуть в суть этого явления и разобраться в его природе: акцентируя внимание на свойствах и следствиях, на частностях, мы склонны не замечать общих принципов и причин окружающих нас явлений.
При этом деньги играют в нашей жизни столь значимую роль, что заслуживают пристального изучения и, возможно, даже своеобразного титула «величайшего изобретения человечества», поскольку мало найдётся таких человеческих изобретений, которые столь сильно способствовали бы материальному прогрессу, как деньги, колесо, огниво, паровой двигатель, электрическая лампочка и микропроцессор. Но из всех этих изобретений и открытий только деньги преодолели границы сугубо материально-технического мира, став общественно-культурным феноменом, не только позволяющим лучше решить ту задачу, для которой они изобретены, но и влияющим на поведенческие установки людей и даже на устройство политической системы человеческого общества.
Деньги заняли настолько исключительное место в человеческой жизни, что стали феноменом не только хозяйственным или правовым, но и моральным, и даже религиозным: «Немного феноменов в человеческой истории находились в фокусе столь устойчиво-постоянного и страстного интереса, вызвали столь многие нравственные и религиозные ограничения и стали причиной столь ожесточённого противоборства и борьбы между людьми и государствами»,[3 - Eagleton, C. and Williams, J. Money: a History. London: The British Museum Press, 2013. P.10.] – пишут о деньгах современные английские исследователи Кэтрин Иглтон и Джонатан Вильямс.
Это обусловливает чрезвычайную комплексность исследования, которое требуется провести для полноценного понимания явления денег, поскольку, пользуясь деньгами, реагируя на изменения денежной политики, реально существующие, живые люди (а не абстрактные homo economicus[4 - Лат. Человек хозяйственный. Условное название абстрактного индивидуума, действующего всегда разумно и с точки зрения материальной выгоды (максимизации полезности). Эта концепция присуща подавляющему большинству проводимых математическими методами исследований экономической тематики.]) принимают во внимание не только соображения выгоды и расчёта («максимизация полезности», «увеличение потребления»), но и различные морально-нравственные и религиозные запреты и ограничения, а также подвержены многочисленным стереотипам.
Принимая также во внимание ту роль, которую регулирование денежной сферы оказывает не только на хозяйственные, но и на общегосударственные аспекты человеческой жизни, можно сказать, что деньги, как явление, в общественном мнении (да и в существенной степени в глазах значимой части профессионального экономического сообщества) приобрели черты политического мифа: «Миф – это вымысел, но не осознанный, а бессознательный. Поэтому перед исследователем стоит задача раскрыть не содержание целенаправленной выдумки, а значение скрытого образа»[5 - Кольев А. Н. Политическая мифология. М.: Логос, 2003. С.13.].
Мифология, опутавшая в глазах людей феномен денег, затуманивает взор: оттого можно ли утверждать, что мы понимаем это явление столь глубоко, как нам порою кажется? Может ли каждый из нас (или хотя бы каждый из тех, кто имеет диплом о высшем экономическом образовании) с уверенностью ответить на вопрос, что такое деньги? Откуда они появляются в экономике? Какие функции выполняют? Как они влияют на экономику? Какую роль играют в жизни людей?
Ответить на эти вопросы не с точки зрения технологии, как организован процесс денежной эмиссии на фабриках и монетных дворах Гознака, а ответить с точки зрения сущности, природы, экономического смысла и содержания этого процесса.
Всё это не праздные вопросы, имеющие только научный интерес. И ответить на них не помогут математические формулы – увы, подмена политической экономии математикой помогает примирить рассудок с любой действительностью, но не помогает осознавать происходящее. Эконометрика может быть полезным подспорьем, незаменимым инструментом исследователя, но только когда опирается на прочный политэкономический фундамент и понимание исследователем природы изучаемых явлений. Тем более в гуманитарной сфере, а экономика, как «наука о человеческой деятельности»[6 - Мизес Л., фон. Человеческая деятельность: трактат по экономической теории. Челябинск: Социум, 2008. С.7.], суть наука именно гуманитарная, как всякая наука о человеке. Человек свободен в своей воле, а, значит, его решения не могут быть наверняка предопределены математическими расчётами: «Непредсказуемость имплицирована свободе, а если так, то мир никогда не может быть полностью сведён к математической логике», – справедливо сказал на этот счёт тогда ещё будущий Папа Римский Бенедикт XVI[7 - Ратцингер Й. Введение в христианство. М.: Духовная библиотека, 2006. С.128.].
От ответов на эти вопросы, от практического применения последствий различных ответов на эти вопросы зависит качество жизни миллиардов людей по всему миру каждый день.
Конечно, на протяжении тысячелетий человеческой истории мыслители неоднократно пытались дать такие ответы (на начало XX века, по оценке австрийского экономиста Карла Менгера, вопросам денежного обращения было посвящено около 7 тысяч работ, за век их количество выросло в 6 раз и, по оценке современного русского экономиста, занимающегося изучением феномена денег, Юрия Базулина, продолжает ныне экспоненциальный рост[8 - Базулин Ю. В. Происхождение и природа денег: финансовый аспект. Диссертация на соискание степени доктора экономических наук. СПб., 2008. С.14.]). Но какие-то из этих ответов незаслуженно забыты, другие – искажены и превратились в стереотипы, граничащие с заблуждением, а третьи, как показала история, вовсе оказались ошибочными. Потому все эти вопросы постоянно нуждаются в переосмыслении и новом ответе, а каждый очередной денежный кризис даёт толчок подобным исследованиям, как в России это в очередной раз в нашей истории произошло в декабре 2014 года («никогда такого не было и вот опять»).
Многие выдающиеся учёные, принадлежащие к разным научным школам, странам и народам, жившие в различные эпохи, занимались вопросами денежного обращения. Среди них можно выделить Николая Коперника и Николая Орема, Томаса Грешема и Доминго де Сото, маркиза Виктора де Мирабо и Ричарда Кантильона, Адама Смита и Давида Юма, графа Пьетро Верри и Германа Госсена, Альфреда Маршалла и лорда Мейнарда Кейнса, Карла Менгера и Фридриха фон Хайека, Ирвинга Фишера и Джеймса Тобина, Гуннара Мюрдаля и Роберта Манделла, Милтона Фридмана и Бена Бернанке. Было бы несправедливым не отметить в этой связи роль таких научных школ как саламанкская школа в Испании XVI века, французские школы меркантилистов и физиократов XVII – XVIII веков, классическая политическая экономия, активно развивавшаяся в Великобритании в XVIII – XIX веках, а также пришедшее ей на смену в XX столетии кейнсианство, родом из этой же страны. Не меньшую роль сыграли австрийская и стокгольмская экономические школы середины XX века, а также появившееся в 1970-е годы в США учение монетаристов. Если же заглянуть вглубь веков, когда экономика рассматривалась как приложение этики, то суждения о деньгах можно встретить и у древнегреческих мыслителей Аристотеля, Платона и Ксенофонта, римских юристов, а также у средневековых Отцов Церкви: святителей Василия Великого, Иоанна Златоуста и Амвросия Медиоланского, блаженных Иеронима и Августина, – глоссаторов и схоластов, прежде всего – у ангельского доктора Фомы Аквинского.
Особенностью развития денежной теории в России веками была её неотделимость от практики денежной политики государства, поскольку многие исследователи денежного обращения получили возможность непосредственно воплотить свои воззрения в жизнь, занимая ключевые государственные должности в царском правительстве: были не столько теоретиками, сколько практиками. Так, при императоре Николае I пост министра финансов получил и осуществил денежную реформу граф Егор Канкрин, при императоре Александре III этот пост занял академик Николай Бунге, подготовивший денежную реформу, осуществлённую в царствование уже государя Николая II другим выдающимся учёным и государственным деятелем – графом Сергеем Витте. Более того, академик Бунге и граф Витте в разное время возглавляли императорское правительство. Сугубо теоретические, но тем не менее весьма глубокие для своего времени, исследования о денежном обращении нам оставили такие русские учёные как Иван Посошков, Андрей Шторх, Андрей Заблоцкий-Десятовский, Гавриил Каменский[9 - Более того, Шторх и граф Витте привлекались в качестве преподавателей политической экономии в Царскую Семью, чем, несомненно, оказали дополнительное косвенное, но значимое влияние на денежную политику России.].
Взирая вглубь веков, нельзя тем не менее с полным основанием утверждать, что современная денежная теория продолжает динамично развиваться и отвечает запросам нашего стремительного века. Всё XX столетие было веком денежных экспериментов и проб на практике бывших до того сугубо теоретическими разработок учёных в отношении денежного обращения. Возможности для таких экспериментов открылись на фоне кризиса, вызванного Первой мировой войной (1914 – 1918), который плавно перетёк в Великую депрессию (1929 – 1933) и завершился Второй мировой войной (1939 – 1945). Начавшееся в 1930-е годы внедрение рекомендаций кейнсианской школы привело к периоду стагфляции[10 - Стагфляция – сочетание в экономике снижения объёмов производства и инфляции.] в 1960-е годы, в результате чего на смену кейнсианству в денежной политике пришёл монетаризм.
Монетаризм – это, пожалуй, апогей, высшая точка той роли в экономике в целом, которую учёные когда-либо приписывали институту денег. Монетаристы предложили считать именно денежно-кредитную политику основным инструментом экономических преобразований.
Внедрение в 1980-х годах рекомендаций монетаристов помогло преодолеть в Западном мире стагфляцию и вывести западные страны на новую траекторию роста, став одним из ключевых шагов экономической политики президента США Рональда Рейгана[11 - Президент США в 1981 – 1989 годах.] и премьер-министра Великобритании баронессы Маргарет Тэтчер[12 - Премьер-министр Великобритании в 1979 – 1990 годах.] (возник феномен «рейганомики»). Однако, в случае с экономикой развивающихся стран применение «пилюль монетаризма» принесло весьма неоднозначные плоды: внедряемые в рамках так называемого «Вашингтонского консенсуса»[13 - Набор рекомендаций, сформулированных английским экономистом Джоном Вильямсоном в 1989 году, направленный на переход экономик Латинской Америки от дирижизма (чрезмерного влияния государства на экономику – на примере перонизма в Аргентине и политики «нового государства» Жетулиу Варгаса в Бразилии) к свободному рынку. Меры из Вашингтонского консенсуса впоследствии легли в основу реформ по трансформации социалистической экономики в капиталистическую в России (Егор Гайдар), Польше (Лешек Бальцерович) и Чехии (Вацлав Клаус). Включают либерализацию финансовых рынков, свободное движение капитала, свободный обмен валюты и либерализацию внешней торговли // Noga M., Stawicka M.K. Modele rozwoju gospodarczego dla Polski: w dobie integracji europejskiej i globalizacji. Warszawa: CeDeWu.Pl, 2009. S. 24 – 25.] монетаристские рецепты привели к затяжному кризису экономики России, Аргентины, Болгарии и некоторых других стран, хотя дали положительный эффект в Чили, Польше и Южной Корее. Игнорировать этот опыт и соответствующие ему оценки, даваемые общественным мнением политике монетаристов, при выдвижении в пострадавших от неё странах предложений в области денежной политики контрпродуктивно.
К тому же на фоне переживаемого мировой экономикой затяжного кризиса, начавшегося в 2008 году, можно констатировать, что рецепты монетаристов утратили свою актуальность, а допущенные на основе их советов ошибки в регулировании финансовой сферы в целом и неверная денежная политика в частности стали одними из основных причин кризиса. Ведущие центральные банки мира: в США, Европейском Союзе, Японии, – снизили процентные ставки практически до нуля, но это не стимулирует капиталистов к новым вложениям.
В результате в 2011 году бывший на тот момент управляющим директором МВФ французский экономист и политик Доминик Стросс-Кан признал «Вашингтонский консенсус» утратившим свою актуальность: экономике требуются новые подходы к макроэкономической политике, социальному взаимодействию и регулированию международных хозяйственных связей, – отметил он[14 - https://www.imf.org/external/np/speeches/2011/040411.htm]. Вскоре после этих заявлений Стросс-Кан был обвинён в изнасиловании и снят с должности, хотя впоследствии суд установил его невиновность[15 - http://edition.cnn.com/2011/CRIME/08/23/new.york.dsk.case/index.html].
Некоторые авторитетные учёные (например, Джозеф Стиглиц[16 - См. Доклад Стиглица о реформе международной валютно-финансовой системы: уроки глобального кризиса. М.: Международные отношения, 2012.] и Кристофер Симс[17 - https://www.nytimes.com/2016/08/29/business/economy/central-bankers-hear-plea-turn-focus-to-government-spending.html?mcubz=1]), пользуясь замешательством монетаристов, предлагают вернуться к кейнсианским подходам. Но они также не приносят успеха там, где применяются. Что не удивительно: советы Стиглица, увы, больше походят на подготовленные по поручению лисицы рекомендации по обустройству курятника (выполненные на деньги бюрократов и в интересах бюрократов рекомендации дать бюрократам ещё больше власти, чтобы преодолеть последствия всё расширяющегося вмешательства бюрократов в экономику). Подобными рекомендациями Стиглиц и ему подобные скорее дискредитируют себя лично и авторитет экономической науки в целом, чем достигают поставленной цели – дать рекомендации по преодолению глобального монетарного (то есть денежного) кризиса.
На этом фоне в мире снова растёт политическое и социальное напряжение из-за глобальных экономических диспропорций. Все помнят, чем такое напряжение закончилось после Великой депрессии – Второй мировой войной. И именно война предотвратила кейнсианскую стагфляцию и полное банкротство этой политэкономической концепции ещё в 1940-е годы. Банкротство этих идей произошло уже позже – в 1960-е годы. Теперь же разложившийся труп кейнсианского мракобесия под видом новомодной «современной денежной теории» социалисты всех мастей пытаются вынуть из могилы и реанимировать мантрами «о борьбе с глобальным неравенством». Напоминает экранизацию романа-антиутопии Айн Рэнд «Атлант расправил плечи».
Сегодня геополитическое напряжение в мире также находится на предельном уровне со времён Берлинского и Карибского кризисов 1961 – 1962 годов, свидетельства чему – гражданские войны в Сирии, Ираке, Йемене и на Украине, противостояние за архипелаг Спратли в Южно-Китайском море, иммиграционный кризис в Европейском Союзе. Беспрецедентного размаха достигли акты международного терроризма.
Выстроенная по итогам Второй мировой войны финансовая система во главе с контролируемыми западными странами Всемирным Банком и МВФ не отвечает интересам набирающих всё больший вес в мировой экономике развивающихся стран, прежде всего, Китая, Индии и России, что также таит в себе вызов[18 - Государства-члены НАТО контролируют 45% голосов в указанных организациях, а члены БРИКС – только 13,4%. И если для государств НАТО это примерно соответствует доле в мировой экономике (48%), то для БРИКС количество голосов существенно занижено при их доле 30% в мировом производстве.]. Причём это обстоятельство не просто аспект, на который обращают внимание эксперты, а проблема, которая прямо обозначается высшим руководством этих стран, в частности – России: «Россия разделяет озабоченность государств БРИКС несправедливостью современной глобальной финансово-экономической архитектуры, которая не учитывает возросший экономический вес развивающихся стран. Вместе с партнёрами мы готовы и далее продвигать реформы в области международного финансового регулирования, сообща содействовать преодолению чрезмерного доминирования ограниченного числа резервных валют. Добиваться более сбалансированного распределения квот и голосов в МВФ и Всемирном Банке», – отметил в своей статье «БРИКС – к новым горизонтам стратегического партнёрства» президент России Владимир Путин[19 - http://kremlin.ru/events/president/news/55487].
Даже западно-европейские партнёры Соединённых Штатов, как Германия и Франция, не могут в сегодняшней конфигурации международной финансовой и денежной системы отстоять свои интересы перед лицом действий США. Даже в случаях, когда шаги американцев нарушают международное право и двусторонние договоры, как в случае с незаконным введением санкций против Ирана в 2018 году.
Перед финансистами: как теоретиками, так и практиками, – стоит новая задача по выстраиванию денежной системы, отвечающей потребностям современной экономики и способной помочь в предотвращении скатывания мира к глобальному конфликту, так или иначе но имеющему в числе своих причин несбалансированность существующей в настоящее время Ямайской денежной системы, дающей односторонние преимущества одной единственной стране не только в экономическом плане, но и в плане возможности контроля и воздействия на права личности по всему миру, что используется для проведения политики двойных стандартов и давления на несогласных и неугодных. Очевидно, что сама эта страна будет прилагать максимальные усилия, чтобы как можно дольше сохранять чрезвычайно благоприятный для неё статус-кво; её союзники будут стремиться к тому, чтобы их интересы больше учитывались в рамках текущей системы; а геополитические противники будут стремиться к кардинальному пересмотру этой системы вплоть до демонтажа. Мы живём в рамках этой системы более полувека, она кажется нам незыблемой. Но происходящие в мире экономические процессы заставляют допускать развитие самых разнообразных сценариев.
Как в этой связи отмечал бывший на тот момент депутатом германского Бундестага Франк Шеффлер: «Манипулирование стоимостью денег и процентными ставками разрушает свободное общество. Но самое опасное, что это манипулирование действует как сладкий яд. Оно хорошо на вкус, но его последствия смертельны»[20 - Sch?ffler F. Nicht mit unserem Geld! M?nchen: FinanzBuch Verlag, 2014. S.17.]. Всё большее количество людей видит те опасности, о которых ещё в 1526 году предупреждал Николай Коперник (его цитата использована как эпиграф к этой книге): злоупотребления в сфере денежной политики стали нести угрозу не только нормальному развитию экономики, но и осуществлению гражданских прав.
Пока этот вызов ещё не нашёл достойного ответа.
Увы, но на фоне кризиса системы монетаризма можно говорить даже об определённом идейном вакууме в современной денежной теории. Наглядное подтверждение этому факту – всего один случай присуждения Нобелевской премии по экономике за исследования в сфере денежного обращения с 1977 по 2018 годы (в 1999 году присуждена канадскому учёному Роберту Манделлу)[21 - Показательно, что учреждение Нобелевской премии по экономике (официально – Премия Шведского Национального банка по экономическим наукам памяти Альфреда Нобеля) произошло в 1969 году и было приурочено к 300-летию основания Шведского Национального банка – первого банка в истории, выпустившего бумажные деньги. То есть самое учреждение премии связано с событием, непосредственно связанным именно с денежной теорией.]. Исследования в монетарной сфере мельчают: за стремлением разобраться в третьестепенных частностях не замечают глобальных проблем существующей мировой денежной системы.
Правда, вакуум этот в существенной степени носит искусственный характер, поскольку идеи, влекущие ослабление глобальной роли американского доллара, либо замалчиваются, либо высмеиваются по понятным причинам англоязычной научной прессой (а именно на цитируемости в англоязычных научных журналах основываются сегодня рейтинги, оценивающие деятельность учёного). Так произошло, например, с идеей золотого динара, выдвинутой в 2001 году премьер-министром Малайзии Махатхиром Мохаммадом. Высказавший аналогичную идею возврата к монетарной функции золота президент Всемирного Банка Роберт Зеллик был вынужден вскоре после своего высказывания покинуть эту должность (в 2012 году)[22 - Zoellick R. The G20 must look beyond Bretton Woods II // Financial Times, November 7, 2010.]. Справедливость, однако, требует отметить, что в данном случае речь шла о возврате к ранее существовавшей системе, а не о некоей новой теоретической разработке. Правда, возникновение движения за отмену нововведений в денежном обращении, возникших после Первой мировой войны, уже свидетельствует о той оценке, которую общество этим нововведениям даёт по итогам ста лет их использования.
В 2009 году появились криптовалюты. Их идеология во многом также стала ответом общества на несовершенства и несправедливости существующей денежной системы, допустившей системный дисбаланс между свободой и безопасностью в пользу безопасности не во имя свободы, а во имя удобства спецслужб. Этот феномен развивается на наших глазах и представляется, что научное и экспертное сообщество во многом оказалось не готово к его появлению, поскольку игнорировало и высмеивало тех, кто обращал внимание на проблемы, приведшие в итоге к появлению криптовалют.
В частности, вне внимания учёных-экономистов совершенно незаслуженно находится такой новый феномен использования денег как оружия, впервые появившийся в начале XXI века. Деньги и в прежние века использовались в целях подкупа и финансирования войны. Но лишь теперь самая возможность, самое право пользоваться деньгами как таковыми стали орудием принуждения в политическом споре. Мы наблюдаем процесс использования допуска к праву пользоваться деньгами (а именно, долларом США и безальтернативно основанной на нём мировой платёжной системой) как силового инструмента в случае с односторонними санкциями, применяемыми США и их союзниками в обход Совета Безопасности ООН против России и Ирана, а также против юридических лиц: самый яркий пример – навязывание применения закона FATCA[23 - Закон о налоговой отчётности по зарубежным счетам (англ. Foreign Account Tax Compliance Act) – закон, принятый американским конгрессом в 2010 году в целях противодействия уклонению граждан США от уплаты налогов в этой стране. Возлагает обязанности, зачастую противоречащие национальному законодательству, на иностранных граждан и иностранные юридические лица.], нарушающего принципы банковской тайны, установленной во многих странах, а также санкции США против ряда швейцарских и французских банков (UBS, Wegelin & Co., BNP Paribas). Как такое использование денег стало возможным? И насколько реальность этого явления приблизила нас к воплощению знаменитых слов апостола Иоанна Богослова (Откр. 13: 14 – 17)? Ведь речь идёт о допуске к праву «покупать и продавать» для тех, кто принимает или не принимает «печать», то есть правила Федерального Резерва.
Всё указывает на необходимость скрупулёзного и глубокого переосмысления и самой современной денежной системы, и её места и роли в экономике отдельных стран и мира в целом, а также той специфической роли, которую денежная политика играет в возникновении кризисов, в стимулировании экономического роста и формировании цен активов. Такое переосмысление невозможно без обращения к истокам и основам вопроса.
Большой недостаток многих современных исследований в монетарной сфере – избыточное возложение надежд сугубо на эконометрику и вера в её способность вывести некие абстрактные математические законы денежного рынка. При этом исследователи или игнорируют, или предполагают очевидной политэкономическую составляющую вопроса, не стараясь разобраться в природе денег, как явления. Игнорируется и тот аспект, что часто людьми деньги воспринимаются не только через призму материальной выгоды. Кроме того, даже с точки зрения материальной выгоды, люди зачастую в отношении денег руководствуются стереотипами, которые могут являться эвфемизмами откровенных заблуждений. Наконец, эконометрические исследования зачастую приписывают людям такое целеполагание, которое у них в действительности отсутствует, делают при выстраивании предпосылок моделей за людей неочевидный выбор между свободой и безопасностью, подлостью и честью, краткосрочными и долгосрочными выгодами, материальными и нематериальными ценностями. Всё это превращает многие исследования в увлекательные игры математического разума, имеющие лишь отдалённое отношение к реальной экономической политике в целом и денежной политике в частности.
Практический результат? Мы уже говорили об этом: процентные ставки снижены до нуля, а ни капиталовложений, ни создания рабочих мест не наблюдается. При этом растут пузыри на рынках. Наибольший отрицательный социальный эффект имеет пузырь на рынке недвижимости, что мы могли наблюдать не только в США и Испании, где он достиг наибольшего размаха, но и в России. Спрос на жильё для проживания не удовлетворён, цены неоправданно высоки, а значимое количество квартир и домов стоят пустыми – инвесторы не могут их продать по желаемой цене и не хотят продавать их по реальной цене спроса.
Одна из причин таких диспропорций – смешение в научных работах и аналитических заключениях, на которые опираются ответственные государственные органы при принятии решений, значений величин разной сущностной природы, признаваем для целей соответствующей работы «деньгами»: долговых обязательств, различных по своему правовому статусу и платёжеспособности эмитентов, а также вещей и товаров, имеющих внутренне присущую им ценность в силу способности удовлетворять человеческие потребности, не зависящей от воли третьих лиц. Такое пренебрежение политической экономией приводит к формированию нерепрезентативных выборок статистических данных и способно вводить в заблуждение своими результатами. Ценой же ошибки в таком вопросе является благополучие десятков и сотен миллионов людей по всему миру.
Поэтому первый и главный вопрос, который необходимо для себя разрешить, чтобы двигаться дальше, – что такое деньги?
Чаще всего ответ на этот вопрос экономисты дают посредством дедуктивной логики, однако более правильным представляется начать исследование с прояснения действительной истории появления денег.
Далее следует разобраться в природе различных предметов и явлений, используемых в обществе в качестве денег, проследив, как внутренне присущие этим предметам и явлениям свойства влияют на широкий круг общественных и экономических отношений в зависимости от того, насколько такие предметы и явления признаются в соответствующем обществе деньгами и насколько широко они представлены в обороте.
Наконец в завершении работы можно сформировать определённые рекомендации в отношении проводимой центральным банком страны денежной политики применительно к достижению тех или иных макроэкономических или социально-политических целей. Конечно, при этом следует учитывать, что деньги – это не волшебная палочка, а денежная политика – не философский камень. Здравая и целостная денежная политика для успешного достижения поставленных общественных целей должна дополняться непротиворечивыми действиями правительства страны в иных областях: от налоговой политики до системы народного просвещения и позиционирования страны на международной арене.
Денежная теория
Рождение денег
Если мы попробуем изучить экономическую литературу о происхождении денег, то чаще всего будем сталкиваться с рассказом о том, что деньги произошли многие тысячелетия назад, а в качестве денег использовались у разных народов разнообразные предметы: ракушки каури[24 - Свидетельством согласия с таким подходом можно считать использование с 1972 по 1986 год в Гвинее названия «каури» для разменной монеты, на которую делился гвинейский сили – бывшая валюта страны, выведенная из обращения в 1986 году.] и слоновая кость в Африке, листья табака у индейцев Нового Света, домашние животные у народов Средиземноморья и кочевых племён Центральной Азии, шкуры диких зверей[25 - В Хорватии денежная единица носит название «куна», что отсылает нас к шкуре куницы, как, якобы, денежной единице древних славян. На это указывает изображение куницы на монетах этой страны. Не следует смешивать восприятие куны (меха куницы) как денег с использование слова куна (синоним слова «горсть») как обозначения меры веса, которая применялась и для взвешивания серебра. В этом значении оно, фонетически трансформировавшись, до сегодняшнего дня используется для обозначения монеты в английском языке – coin (попробуйте прочитать это слово, пришедшее в английский язык в период норманнского завоевания, по правилам французской фонетики).] и льняная ткань[26 - Szwagrzyk J.A. Pieniadz na ziemiach polskich X – XX w. Warszawa: Ossolineum, 1973. S.21.] у славянских и финно-угорских племён и т. д. Этот подход присутствует в работах учёных самых разных, порою радикально противоположных друг другу по подходам научных школ (например, одновременно у представителей марксизма и австрийской экономической школы) и до сих пор повторяется в научных работах и диссертациях, а также, что гораздо важнее для формирования стереотипного массового мышления, прочно вошёл в учебники не только университетские[27 - Чтобы не быть голословным, приведу цитату из учебника «Макроэкономика», используемого в Московском государственном университете им. М. В.Ломоносова: «В разные времена у разных народов в роли денег выступали камушки, ракушки, сигареты, соль и другие предметы» (Никифоров А. А. и др. Макроэкономика. М.: Дело и Сервис, 2008. С.63).], но и школьные. Или вот пример из обучающей сказки для детей-дошкольников, посвящённой деньгам, «Как отважный Рубль хитрого Доллара победил» российского налогового консультанта Евгения Сивкова: «Когда-то вместо денег на Руси использовали шкурки пушных животных: белок, бобров, соболей»[28 - Сивков Е. Как отважный Рубль хитрого Доллара победил. М.: ИД Евгений Сивков, 2014. С.6.]. Этот стереотип настолько глубок, что, как видно по примерам из примечаний, он сегодня находит отражение даже в избираемых в некоторых странах названиях для их денежных единиц.
Наиболее прямо и последовательно такой подход к происхождению денег выразил один из основателей марксизма Фридрих Энгельс: «Главный предмет, которым обменивались пастушеские племена со своими соседями, был скот; скот сделался товаром, посредством которого оценивались все другие товары и который повсюду охотно принимался и в обмен на них – одним словом, скот приобрёл функцию денег и служил деньгами уже на этой ступени»[29 - Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. М.: Изд-во политической литературы, 1985. С.185.]. В этом своём выводе Энгельс опирается на взгляды основателя классической политической экономии Адама Смита, писавшего:
«Мясник имеет в своей лавке больше мяса, чем сам может потребить, а пивовар и булочник охотно купили бы каждый часть этого мяса; они не могут ничего предложить ему в обмен, кроме различных продуктов их собственного промысла, но мясник уже запасся тем количеством хлеба и пива, которое ему нужно на ближайшее время. В таком случае между ними не может состояться обмен. Мясник не может явиться поставщиком пивовара и булочники, а они – его потребителями; и, таким образом, они все ничем не могут служить друг другу. В целях избежания таких неудобных положений каждый разумный человек на любой ступени развития общества после появления разделения труда, естественно, должен был стараться так устроить свои дела, чтобы постоянно наряду с особыми продуктами своего собственного промысла иметь некоторое количество такого товара, который, по его мнению, никто не откажется взять в обмен на продукты своего промысла»[30 - Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Эксмо, 2007. С.83.].
Этот гипотетический пример во множестве интерпретаций затем многократно будет повторяться в научной литературе до сегодняшнего дня.
Теория эта кажется вполне логичной, тем более, что на протяжении уже более двух столетий её поддерживают тысячи исследователей. Однако нельзя сказать, чтобы она была лишена изъянов. Исторические данные, во всяком случае, касающиеся цивилизаций древности, обладавших письменностью (Междуречье, Египет), либо первобытных цивилизаций, описанных европейцами (например, индейцев Нового Света или аборигенов Полинезии, как их застала колонизация испанцами и англичанами), говорят о том, что все указанные предметы могли использоваться как всеобщий эквивалент, мера стоимости, но не выполняли одну из важнейших и самых привычных для нас функций денег – не служили средством обмена. Никто не сообщает нам, что по городам из стойла в стойло гоняли стада в обмен на товары, а чтобы расплатиться за единицу товара, две единицы которого стоили одну козу, козу разрубали на части. Скорее всего, мы не встречаем в исторических источниках таких описаний именно потому, что подобных картин их современники не наблюдали. Товарооборот носил предметный характер, а пресловутые козы или ракушки выступали лишь как универсальное средство оценки или меры стоимости, но не денег в том смысле, который мы вкладываем в это слово сегодня, – не средства платежа. Как в известном советском мультфильме: длину удава предлагалось измерять попугаями, но никто товары на попугаев не обменивал.
Этот вопрос достаточно обстоятельно и детально изучен в рамках исторической науки. В качестве ярких примеров такой работы можно упомянуть исследования немецкого историка Иоганна Янсена, посвящённые использованию различных товаров в качестве эквивалентов стоимости у древних народов, а также работы по экономической истории Древнего Рима выдающегося русского учёного-белоэмигранта Михаила Ростовцева. Среди современных исследований хотелось бы выделить работы английских авторов Мозеса Финли (уже, увы, скончавшегося), Кристофера Хаджигоу, а также французского учёного Жана Андро.
В подтверждение своих слов приведу наблюдения американского этнографа Вильяма Фёрнесса за жителями архипелага Яп[31 - В настоящее время архипелаг входит в состав Федеративных Штатов Микронезии. Во время исследования Фёрнесса был колонией Германской Империи.], которые он провёл в начале XX века: «Характерной чертой каменных денег является то, что обладателю не обязательно утверждать их в качестве своей собственности. При заключении сделки на сумму, составляющую слишком тяжёлый для перемещения раи[32 - Так аборигены называли свои протоденьги.], новому владельцу достаточно признания того, что камень переходит к нему, после чего „монета“ без нанесения на неё дополнительных меток остаётся лежать на прежнем месте, возле жилища предыдущего хозяина»[33 - Мартин Ф. Неофициальная биография денег. М.: Синдбад, 2017. С.11.].
Словом, данные исторической науки показывают, что феномен денег имеет конкретные цивилизационные и временные рамки появления в человеческой истории: не всякий обмен может быть определён как денежный, не каждый обмениваемый товар следует признавать деньгами.
Точное место и время появления первых денег, как мы их понимаем сегодня, историки уже установили. Это произошло[34 - Споры по этому вопросу продолжаются, но диапазон спора не превышает трёх десятилетий. В отношении появления первых денег именно в Лидии серьёзных сомнений у учёных-специалистов не осталось.] в 685 году до Р.Х. в Лидийском царстве, находившемся на эгейском побережье современной Турции, а в оборот их ввёл местный царь Ардис II. Эта точка зрения опирается как на свидетельства древних, в частности, Ксенофонта, так и на археологические исследования. Именно в Лидии появились монеты, которые чеканились из электрума – природного сплава золота и серебра. На аверсе монеты была изображена голова льва, побеждающего быка – символ царской власти. Реверс не имел изображения. Сама монета получила название «статер».
Что же существовало до статера? Почему лидийский статер – это деньги, а лист табака у индейцев – нет? Постараемся разобраться в этом вопросе. Для этого нам потребуется понять, какие принципиально новые функции получил статер, что принципиально нового он внёс в общественные отношения, что было не присуще ни табачным листья, ни ракушкам каури.
Часто, например, встречается упоминание якобы существовавшей денежной единицы Древнего Египта – дебена[35 - James T. Pharaoh’s People: Scenes from Life in Imperial Egypt. London: Tauris Parke, 2003. P.245.]. Однако дебен – это мера веса. Оценка стоимости производилась в дебенах различных товаров[36 - Эта же логика присутствует в названиях многих современных валют, названных в честь мер веса: британский фунт стерлингов, израильский шекель (интересное историческое наблюдение: до введения шекеля в 1980 году валютой страны была израильская лира, имеющая ту же логику наименования), немецкая марка и др. В своей книге «Фискал» под названием «утен» дебен медной проволоки как доденежный эталон стоимости описывал Александр Починок (Починок А. Фискал. М.: Н. Починок, 2016. С.6).]. Чаще всего – зерна или меди: основного продукта для пищи и основного материала для изготовления сельскохозяйственных орудий труда. Многочисленные изображения древнеегипетских фресок и барельефов свидетельствуют о том, что в Египте в тот период истории обмен носил натуральный, бартерный[37 - От английского bartering – мена. Бартером во времена Великой депрессии в США стали называть меновые сделки между предприятиями.] характер – каких-либо «дебенов» археологами не обнаружено[38 - The Cambridge Ancient History. Vol 2. Cambridge: University Press, 1973. P.390.]. Таким образом, в Древнем Египте универсального средства обмена не существовало, хотя египтяне уже знали понятие о мере стоимости: «Хотя стоимости выражались в дебенах меди, платежи фактически осуществлялись самыми разнообразными товарами», – констатируют историки[39 - Eagleton, C. and Williams, J. Op. cit. P.21.].
Действительно, утверждения историков, описывающих эпоху, предшествующую появлению денег, доказывают, что непосредственно этому событию предшествовало появление понятия эквивалентности, равнозначности обмена неких двух предметов через сравнение их стоимости с третьим предметом. Так, русский историк Роберт Виппер пишет: «У скотоводов деньгами были быки, овцы и т.п.; говорили: рабыня стоит 4 быка, золотой доспех – 100 быков, медный – 9 быков»[40 - Виппер Р. Ю. История древнего мира. М.: Республика, 1993. С.56.]. Однако историки, называющие такие товары деньгами и обосновывающие теорию косвенного обмена, не приводят доказательств собственно опосредованного обмена: например, доспехов на рабыню через скот. Напротив, все известные автору материальные исторические источники, дошедшие до нас с тех пор, свидетельствуют, что обмен сохранялся прямым: за золотые доспехи давали 25 рабынь – перегон скота из стойла в стойло при этом не происходил. Обмен сохранял натуральный характер.
Лучшим подтверждением этой теории служат описания самых значимых платежей Древнего мира – уплаты дани. Дань носила товарный характер и на каждую территорию налагалась исходя из того, что эта территория могла привнести в товарный мир государства.
Огромный фактический материал для нас сохранили надписи, найденные в гробницах египетских фараонов. Например, от Нубии фараоны получали чернокожих рабов, а от Финикии – кедр для строительства. Именно подобные сцены изображают древнеегипетские барельефы. В них часто идёт речь о том, сколько рабов доставили из Нубии или сколько меди добыли из рудника, однако в них нет привязки к некоему всеобщему эквиваленту, который обусловливает размер дани. Размер дани определяется потребностями казны и возможностями подданных. Самая же частая картина, встречающаяся на этих надписях, – преподнесение даров какому-либо языческому божеству или фараону в виде хлеба, винограда и пива, то есть товаров, непосредственно удовлетворяющих базовые человеческие потребности: пить, есть и веселиться.
Среди многочисленных предметов, которые египтяне клали в гробницы, отсутствует упоминание денег. Нет денег (ни «дебенов», ни чего бы то ни было подобного) и среди предметов единственной целиком сохранившейся до наших дней гробницы – гробницы фараона Тутанхамона, предположительно убитого около 1335 – 1325 годов до Р. Х. Можно поэтому утверждать, что в XIV веке до Р.Х. денег в Египте ещё не существовало, хотя меновые операции существовали и были умеренно распространены, а возраст государственности уже превышал к тому моменту полторы тысячи лет. Египтяне к тому моменту уже воздвигли единственное сохранившееся чудо света – пирамиды в Гизе, – но ещё по-прежнему не знали денег.
Для сравнения в Древней Греции, где деньги достоверно существовали, появляется традиция класть их в гробницу: умершему под язык клали монету в один обол (1/6 драхмы), чтобы умерший мог заплатить мифическому перевозчику душ Харону за переправу через реку Ахерон в царство Аида – царство мёртвых, – и его душа могла обрести покой. При всей развитости ритуальной церемонии погребения в Древнем Египте подобная традиция отсутствует: об этом свидетельствуют барельефы гробниц, не упоминается такая традиция и в дошедших до наших дней папирусах с Книгой мёртвых. Наиболее очевидная причина – отсутствие денег как феномена в их цивилизации.
Пример Древнего Египта особенно интересен тем, что в период до покорения его персами при царе Камбисе II (525 год до Р.Х.) деньги там не появлялись в силу отсутствия как таковой товарной экономики. Экономика Древнего Египта характеризуется учёными как перераспределительная[41 - Ср. Починок А. Op.cit. С.7.]: сперва казна (включая и храмы) забирала у подданных результаты их труда, а затем выдавала каждому то, что ему требовалось, в зависимости от его социального статуса[42 - Характерно, что аналогичную природу имела и экономика государства инков, где также денег не знали (ок. 1000 – 1572). На этих же принципах строилась попытка создать безденежное общество на занятых большевиками территориях России в эпоху «военного коммунизма» (1917 – 1921), а также в Камбодже при режиме Пол Пота (1976 – 1979).]. Свободный обмен был существенно ограничен. В этих условиях не было нужды в косвенном обмене[43 - См. Rostovtzeff M. The Social and Economic History of the Hellenistic World. 3 vol. Oxford, 1941.].
Отметим и запомним для себя этот факт: в условиях развитого государства со слабой товарностью экономической системы денежный обмен не возник. Напротив, в Лидии, государственность которой объективно была не столь развита, как египетская, деньги зародились под влиянием активной торговой деятельности, предполагавшей товарный обмен, в котором лидийцы активно выступали посредниками между греками и народами Передней Азии.
Только с момента покорения Египта персами и затем греками (при Александре Великом в 332 году до Р.Х.) туда проникает товарная экономика и её спутник – деньги, широко известные к тому времени в эллиническом мире уже около трёх веков.
Эти же закономерности мы наблюдаем и при изучении денежного обращения в Персидской империи периода династии Ахеменидов. В западных, более цивилизованных и развитых областях империи: Лидии, Финикии, Вавилонии, – где под греческим влиянием в VI – IV веках до Р.Х. активно развивается товарная экономика, имеются многочисленные свидетельства наличия денежного обращения, археологи и искатели обнаруживают денежные клады, подтверждающие этот факт. Напротив, в менее развитых внутренних, восточных регионах империи: Мидии, Каппадокии или, тем более, Бактрии, – свидетельств наличия денежного обращения практически не имеется: общинный образ жизни местных жителей и значительное удаление поселений друг от друга содействовали сохранению натурального хозяйства, денежный обмен в таких условиях не требовался и не приживался, а искусственное его насаждение не требовалось центральным властям империи постольку, поскольку провинции платили натуральную дань в царскую казну. В самой удалённой провинции империи – Бактрии, – располагавшейся на территории современных северного Афганистана, Таджикистана и южного Узбекистана, деньги появляются только в III веке до Р.Х. уже при преемниках Александра Великого – эллинической династии Селевкидов.
Говоря об уплате дани, следует заметить, что уже через век после появления в Лидии первых денег на знаменитой «вазе Дария», хранящейся в настоящее время в археологическом музее Неаполя и описывающей уплату дани персидскому царю Дарию I (522 – 486 годы до Р.Х.), мы видим не только описание даров, которые ему приносят, но и денежную их оценку в серебряных монетах – сиклях – и золотых монетах – дариках. Это принципиально новый подход к оценке, которого не знал Древний Египет, – оценка ценности в единице измерения, которая специально создана для целей обмена и такой оценки, а также может являться заменой дани, её товарным эквивалентом при отсутствии подобного товара. Кроме того, происходит разрыв реальной меры веса и абстрактной единицы измерения: если сикль – это прямая отсылка к мере веса, равной 11,4 грамма (упоминания о весовом принятии серебра, измеренном в сиклях, встречаются и в библейских книгах Ветхого Завета, например, в Книге Бытия (Быт. 23: 16): «и отвесил Авраам Ефрону серебра, сколько он объявил вслух сынов Хетовых, четыреста сиклей серебра, которое ходит у купцов», – обратите внимание на фразу «которое ходит у купцов», то есть идёт отсылка, вероятно, к монетам или специальным мерным слиткам в таком виде, как купцы используют при торговле товарами – это уже прямое упоминание товарно-денежных отношений), то дарик – это монета, названная в честь имени царя, это единица измерения стоимости, связанная впервые не с размером монеты, а с количеством монет. По всей видимости, название связано с изображением профиля царя на соответствующих монетах[44 - По аналогии с 1640 года французские монеты будут называть сперва луидорами, то есть золотыми монетами с изображением сперва короля Людовика XIII, при котором монеты появились, и его преемников (носивших то же имя), а затем наполеондорами – золотыми монетами с изображением Наполеона Бонапарта. По этой же аналогии – от изображённого на монете – возникло, вероятно, название русской разменной монеты – копейки, на которой изображался герб Москвы – святой Георгий Победоносец, державший в руках копьё. С 1998 года на российских копейках снова изображён герб Москвы.]. Именно при Дарии I появляется монета сикль[45 - Hockenhull T. Symbols of Power: Ten Coins that Changed the World. London: The British Museum, 2015. P.15.]: монетарное серебро отделилось от товарного, которое и до этого участвовало в обороте, но как весовой товар.
Промежуточной стадией эволюции протоденег к непосредственно деньгам стало широкое распространение серебра в качестве товара, который действительно стал использоваться для косвенного обмена. Такая функция мерного серебра известна и в Междуречье, и в Египте, и в Греции, и тем более в Риме. Однако до определённого момента серебро не приобретает значения универсального платёжного средства, даже часто будучи используемо как мера эквивалентного обмена. Например, в законах вавилонского царя Хаммурапи, изданных в 1750-е годы до Р.Х., смешиваются различные товары в качестве эквивалентов стоимости: зерно, кунжут, серебро. При этом, в законах царь напрямую указывает, что при невозможности совершить серебром платёж, о котором стороны договорились, что он должен быть совершён серебром, исполнение возможно урожаем. В традиционной нумерации это §51 законов: «Если серебра для возвращения (у него) нет, зерно или кунжут (60) соответственно его серебру и росту на него, что он у тамкара взял, согласно указу (65) царя тамкару он должен отдать»[46 - История Древнего Востока: тексты и документы. М.: Высшая школа, 2002. С.172.].
Законы Хаммурапи наводят на одну важную гипотезу, которую стоит отметить на полях текста для последующего более детального изучения. Доденежный обмен предполагал безусловное исполнение обязательства. Если кто-то обещал в обмен на условного вола отдать десять мешков зерна условленной массы, то ни у кого не возникало сомнения в том, надлежаще ли исполнено обязательство. При физическом недостатке зерна, но наличии других ценностей и желании исполнить обязательство, должник мог покрыть недостачу иным товаром по текущей цене зерна: «кунжутом или серебром». С появлением денег, ценность которых может быть искусственно изменена именно потому, что свою функцию они получают, теряют или изменяют в силу директивной санкции власти, стало возможным формальное исполнение обязательства меньшим количеством товара, чем кредитор рассчитывал получить на момент заключения обязательства.
Изначально серебро было лишь одним из товаров, использовавшихся в обмене, в силу чего воспринималось как потребительский товар – как материал для изготовления утвари, украшений. Дополнительной ценности, которую бы серебро получало как средство обмена, оно тогда ещё не имело. В Древнем мире драгоценные металлы использовались при обмене на вес, заключались в увесистые слитки. Подтверждением этих слов является процедура манципации, существовавшая в классический период в римском праве: изначально манципация имела практическое значение именно в силу отсутствия денег, как явления, а затем, в эпоху империи, стала данью традиции. Эта процедура подразумевала ритуальную продажу вещи для удостоверения перехода права собственности на неё, неизменным атрибутом которой являлась передача и взвешивание медных слитков весовщиком в присутствии свидетелей, то есть металл принимался не как монета, а как товар, вес которого подлежал подтверждению. Манципация подробно описывается римскими юристами. Традиция символической манципации исчезает в римском праве только в византийский период, к VII веку от Р.Х., с появлением «Дигестов» императора Юстиниана I.
В зависимости от скорости развития общественно-государственных форм на той или иной территории процесс перехода от мерного металла к собственно деньгам занял различный период времени: «Финикийцы не знали монет до середины пятого века. Карфагеняне отчеканили свои первые монеты в Сицилии во второй половине пятого века. Чеканка монеты у этрусков стала полноценной только в третьем веке, хотя отдельные выпуски встречались и в четвёртом, и в пятом веках»[47 - Howgego C. Ancient History from Coins. London: Routledge, 1995. P.3.]. Естественно, все упомянутые даты – до Рождества Христова. На Руси же этот процесс затянулся до XI века от Р.Х., пока из местного оборота серебряные слитки (гривны или куны) ни вытеснила монета.
Принципиальным отличием собственно денег, появившихся в Лидии, от тех же золота и серебра, которые и раньше, как мы видим, применялись в расчётах, состояло в возникновении номинала: все монеты были одинакового веса и, следовательно, стоимости. Царская чеканка удостоверяла их платёжное качество. Появилась единица расчёта, которая стала отличать золото и серебро в денежной форме от золота и серебра в неденежной форме. Кроме того, монета стала первым в человеческой истории законным (и универсальным) средством платежа по всему царству, что достигалось за счёт возможности платы в царскую казну этой монетой податей. Номинал отличал монету, как денежную единицу, от единицы товара – массы серебра. Размер обязательства стал выражаться в номинале денег, а не в их весе. У денег появилась самостоятельная, отличная от материала изготовления сущность.
Разграничение номинала и веса, осознание государями, что за счёт искусственного уменьшения содержания серебра в монете они могут получать дополнительные выгоды (взимать инфляционный налог или так называемый сеньораж), произошли не сразу. Такое узаконенное мошенничество стало результатом своеобразной эволюции и впервые упоминается уже в эпоху Демосфена в Афинской республике (IV век до Р.Х.)[48 - Уэрта де Сото Х. Деньги, банковский кредит и экономические циклы. Челябинск: Социум, 2008. С.41.]. Это не случайно. Именно Афины стали одним из первых примеров демократии – государства, правившего волей большинства[49 - Гражданами, имевшими право голоса, при этом считались только свободные мужчины, материально независимые от отца.]. Впервые власть оказалась в руках должников и именно их возросшее политическое влияние обусловило появление систематического обесценения денег.
