скачать книгу бесплатно
– Мне иногда кажется, что вы со мной недостаточно откровенны в вопросах, которые могут иметь значение для поиска злоумышленника.
Баркли отвёл взгляд, облизал сухие губы, затем прокашлялся и сказал:
– Вы зря во мне сомневаетесь. Просто теперь, после убийства Эдгара, я очень волнуюсь за сына. Морлок оценил его жизнь в двадцать грэндов.
– Я уже говорил вам, что до нашего прибытия в Нью-Йорк за него можно не волноваться. Там, на месте, события могут развиваться совершенно непредсказуемым образом. Но я не люблю гадать. Я уверен в том, что впереди нас ждут серьёзные испытания. Если у вас нет вопросов, то предлагаю на этом закончить нашу беседу. Мне надобно побыть в одиночестве и поразмышлять. Вы уж не обессудьте.
– Нет-нет, что вы! Я прекрасно вас понимаю. И не смею мешать. Буду в баре. Помянем Эдгара. Вы тоже приходите.
– Непременно.
Дождавшись, когда банкир удалился, Клим Пантелеевич вернулся к каютам второго класса и постучал в дверь Лилли. Замок щёлкнул, и на пороге появилась американка с заплаканными глазами. Вацлава в комнате уже не было.
– Позволите?
– Входите.
– А где Вацлав?
– Я попросила мистера Войту оставить меня одну. – Она подняла глаза и добавила: – Откровенно говоря, я не очень расположена к беседе.
– Я вас понимаю. Позволите мне сесть?
– Прошу, – она указала рукой на кресло. – Я вас слушаю.
– У меня всего один вопрос: где вы провели сегодняшнюю ночь?
– Что значит «где»? – переспросила Лилли и недовольно повела плечами.
– То и значит – «где».
– Вы не вправе задавать мне подобные вопросы.
– Как раз наоборот. Если вы откажетесь отвечать, я приглашу сюда мистера Баркли, и вы всё равно расскажете, но уже в его присутствии.
– Это важно?
– Да.
– Я была у себя. Спала, – ответила она, присаживаясь на угол кровати.
– Это неправда.
– Но, если вы знаете ответ на свой вопрос, зачем вы его мне задаёте?
– Давайте обойдёмся без рассуждений. Итак, где вы были прошедшей ночью?
– У Эдгара, – выдохнула Лилли.
– То есть вы провели ночь в постели Эдгара Сноу, верно?
– Допустим. Но я не имею никакого отношения к его убийству. Я ушла рано утром, когда он ещё спал.
– В котором часу?
– Около пяти. Но, – она поднялась с кровати, – надеюсь, вы не считаете, что Морлок – это я?
Ардашев не ответил, а лишь спросил:
– Как давно вы находитесь с ним в интимных отношениях?
– С минувшей ночи. Какие ещё будут вопросы?
– Пока никаких.
– Отчего же?
– Мне и так всё ясно.
– Всё? – вскинув руки, воскликнула она. – Неужели вам неинтересно, почему я совратила этого перезревшего девственника?
Клим Пантелеевич поднялся.
– Нет.
– А я вам скажу, и мне не важно, будете вы меня слушать или нет. Хотели откровенность? Так получите! – Лилли подошла к двери, оперлась на неё спиной и, глядя в лицо частному детективу, выговорила с негодованием: – Вы, мужчины, превратили любовь в инструмент порочного наслаждения. Вам нравится добиваться близости с женщиной, а потом обходиться с ней как с самкой. Мужчинами управляет похоть. Они льстят себя мыслями, что им доступна любая женщина. В молодости им хватает собственной обходительности и внешности, чтобы разбить сердце любой юной даме, а в старости они добиваются того же самого, но только с помощью денег. Мои слова относятся к тому типу самцов, которые думают лишь об удовлетворении собственной страсти. Таковых – большинство. А Эдгар – другой. Вернее, был другой. Он был девственник. И я видела, как у него кружилась голова от аромата моих духов. Я не сомневалась в том, что он мечтал о близости со мной, но его религиозные запреты стояли выше соблазнов. И за это я его уважала. Он потом сказал мне, что я снилась чуть ли не каждую ночь. Вчера я решила подарить ему то, о чём он грезил. Он был искренен и ласков, тактичен и благороден. Я растопила лёд его чувств. И да, я сладострастница, наслаждавшаяся его неумелостью и в то же время его бесконечной мужской силой, которая так долго была заперта в неволе.
Лилли замолчала и опустила глаза. Потом взяла Ардашева за руку и, взглянув на него, пролепетала:
– Останьтесь. Прошу вас. Только не уходите. Мне так страшно!
– Думаю, вам ничего не угрожает. Однако я бы посоветовал вам выбросить губную помаду и другую косметику, в которую Морлок мог подмешать яд. Купите новую. На пароходе вполне приличные магазины. – Он отнял руку и добавил: – Я, пожалуй, пойду. Вы не волнуйтесь. Мистер Баркли ничего не узнает.
– Какой же вы недотрога! – вспыхнула Лилли. – У вас есть любимая женщина?
– Да, – улыбнулся Клим Пантелеевич, – это моя жена.
– Она красивая? Она молода?
– Она мне нравится.
– Тогда у меня к вам всего один вопрос: как вы узнали, что я была у Эдгара?
– Всё очень банально: на подушке отпечаталась ваша губная помада, а на кровати остался ваш волос.
Она вздохнула и, открыв дверь, произнесла:
– Вы частный детектив, и этим всё сказано. Больше вас не задерживаю.
– Мистер Баркли пригласил всех в бар помянуть Эдгара. Приходите.
– Нет, я останусь в каюте.
Клим Пантелеевич зашагал по коридору. Позади хлопнула дверь. Он поднялся на прогулочную палубу и повернулся к океану, пытаясь осмыслить произошедшее. Смерть притаилась рядом и теперь ухватила своими когтистыми лапами Эдгара. И он не сумел его уберечь. Лилли была с ним перед самой смертью. И вполне могла подменить мыльную палочку. Возможно, она связана с Морлоком? Или нет? Или она сама Морлок? Как быть дальше? Требовалось выстроить очерёдность действий после прибытия в Новый Свет. Любая ошибка может привести не только к потере золота, фактически украденного у русского народа большевиками, но и к следующей смерти. Морлок оказался опаснее и умнее большевистского ликвидатора, почившего в Праге, и его куратора – агента Региструпра, погребённого в какой-нибудь безымянной могиле роттердамского кладбища. Приходится признавать, что американский преступник теперь не просто жалкий шантажист и вымогатель, а вполне самостоятельная фигура в шахматной партии, разыгранной большевиками с конфискованными у российского народа ценностями. Нет никакого сомнения в том, что «Балтимор» – пробный шар советодержавия. За ним пойдут другие транспортные суда с золотом, вывезенным на подводах из церквей и найденным в перинах, подушках и кладах у так называемых классовых врагов. Его переплавят в слитки ещё в России и поставят на них иностранные клейма. Потом, отправив контрабандой через Таллин в Стокгольм, вновь переплавят и пометят уже новым клеймом. Затем продадут через Берлинскую биржу американцам. Пароход повезёт груз из Стокгольма в Нью-Йорк. Петроград – Таллин – Стокгольм – Нью-Йорк – маршрут, по которому один за другим пойдут «золотые караваны», получая взамен не пшеницу и муку, а винтовки, пулемёты, автомобили и паровозы, необходимые советскому режиму для захвата новых территорий. В газетах писали, что во многих российских губерниях уже начался страшный голод, спровоцированный политикой военного коммунизма Ленина и Троцкого, но что значит для них народ в стремлении сохранить власть любой ценой?
Мысли опять возвратились к убийству Эдгара, но вдруг взгляд Ардашева привлекла чёрная точка. Она росла и превратилась в гигантского кита, подплывшего к пароходу. Его длинная чёрная спина то возникала над волнами, пуская фонтанчики, то вновь уходила под воду. Самое большое морское млекопитающее с интересом рассматривало «Роттердам». Пассажиры высыпали на палубу, кричали, передавали друг другу бинокли и щёлкали затворами фотоаппаратов. Кит исчез так же внезапно, как и появился. «Видно, ему наскучили мелкие двуногие существа, взобравшиеся на брюхо непонятного чудовища, извергающего чёрный, пачкающий небо дым», – усмехнулся Клим Пантелеевич, достал новую конфетку ландрина и продолжил размышлять.
Глава 5
Инициация
Церемония посвящения Энтони Кавалли в combinato[26 - На языке мафии – «человек чести» (итал.).] проходила в помещении модного магазина, расположенного в Верхнем Ист-Сайде – районе, который контролировала принимающая его «семья» Моретти. Энтони сопровождал молчаливый незнакомый ему человек. Они прошли в склад, а потом спустились в небольшой полуподвал, где под самым потолком тускло светила лампа. Старая, видавшая виды мебель состояла из стола, шести стульев и буфета, на полке которого высились иконы и горела свеча. Двое незнакомцев – свидетели церемонии – сразу же поднялись со стульев, как только в комнату вошёл посвящающий капо – Сумасшедший Чарли, бывший в миру Чезаре Конторно.
Став напротив Энтони, он провещал:
– Америка, куда волею Господа занесла нас судьба, не благосклонна ни к вдовам, ни к сиротам, поэтому cosсa Моретти взяла на себя обязательство по защите всех членов «семьи», которые оказываются в трудном положении. «Люди чести» делают всё возможное, чтобы покончить с несправедливостью жестокого мира, защитить слабых и протянуть руку нуждающимся. Не все достойны присоединиться к клану и стать «человеком чести». Но Энтони Кавалли заслужил это право, и сегодня он станет одним из нас. – Он сделал паузу и, глядя в лицо новичку, сказал: – Но прежде чем мы перейдём к обряду посвящения, я хочу спросить тебя ещё раз: готов ли ты перед лицом творящегося беззакония стать на защиту «семьи»?
– Да, мистер Конторно.
– Готов ли ты пожертвовать жизнью ради «семьи» Моретти?
– Да, мистер Конторно.
– Готов ли ты соблюдать омерту – кодекс молчания, чести и поведения – в отношении тайн нашего клана даже перед угрозой заточения или смерти?
– Готов.
– Готов ли ты принять смерть в случае нарушения своих слов?
– Да, готов.
Посвящающий кивнул свидетелю. Тот взял иголку, лежавшую на блюдце, подержал её над пламенем свечи и попросил новообращённого протянуть руку. Энтони повиновался, и незнакомец уколол иглой его указательный палец так сильно, что из него брызнула кровь на подставленный тут же бумажный образок. Свидетель поджёг иконку пламенем свечи и положил её в ладонь Энтони.
– Перекидывай её из ладони в ладонь и повторяй за мной, – велел второй свидетель и стал вещать: – Пусть сгорит моя плоть, как сгорает этот образ, если я нарушу данную мною клятву. Я клянусь, что никогда не предам ни одного «человека чести» из «семьи». Клянусь также, что не посягну на жену «человека чести», как и не совершу кражу у «братьев своих»…
Когда образок почти превратился в пепел, он аккуратно положил его на блюдце, и неофита провели в другую комнату, вход в которую был закрыт шторами. И уже там посвящающий наедине поведал Энтони о правилах поведения в «семье» и о её структуре. В конце беседы он протянул ему конверт и сказал:
– Тут шесть сотен. Триста – месячное жалованье, и столько же – премия за удачную работу.
Кавалли склонил голову и проронил:
– Благодарю, мистер Конторно.
– С завтрашнего дня отправишься на поиски одного америкашки. У него «Рено» с тремя последними цифрами 638. – Он протянул лист бумаги и добавил: – Как отыщешь – проследи за ним, запомни, где он живёт и работает, а потом притащи его к нам. Ясно?
– Да, мистер Конторно.
– Поздравляю! Ты теперь один из нас! – улыбнувшись, проговорил Сумасшедший Чарли и похлопал Энтони по плечу. – Будешь под моим началом. А сейчас иди погуляй, развлекись. Ok, buon divertimento![27 - Отлично тебе провести время! (итал.).]
– A domain[28 - До завтра! (итал.).], мистер Конторно!
Покинув полутёмное, пахнущее жжёной бумагой и горящей свечой помещение, Энтони вздохнул широкой грудью. Да! Полными лёгкими! Когда у тебя в кармане завелись деньжата, то и дышится легче! А женщины? Они будто слышат шелест купюр в бумажнике и смотрят на тебя как на какую-нибудь голливудскую звезду, пусть даже и второго сорта! Но как приятно, чёрт возьми, купить дорогую кубинскую Cifuentes и, откусив кончик, небрежно сплюнуть, а потом чиркнуть зажигалкой и выпустить первую струю ароматного дыма. Это вам не вынутая из кармана мятая пачка Lucky Strike… И неважно, что правительство ввело prohibion. Бог с ним! Каждый знает, где можно опрокинуть стаканчик-другой настоящего Jack Daniel's[29 - Сорт американского виски.] или великолепного ржаного Red Top[30 - Сорт шотландского виски.]. «Шестьсот гринов! – улыбнулся про себя Энтони. – И всё это за то, что удалось пришить какого-то старого борова! Господи, если бы мне платили столько за каждого приконченного немца в сентябре 1918 под французским Сен-Миелем, я бы был миллионером! Santa Maria, madre di Dio, prega per noi peccatori!»[31 - Святая Мария, Матерь Божья, помолись за нас, грешников (итал.).]
Молодой человек двадцати трёх лет, среднего роста, с тёмными, слегка вьющимися волосами, выглядывавшими из-под кепки, беззаботно шагал по Пятой авеню, ещё не зная, какие испытания судьба приготовила ему в ближайшее время. «Война закончилась, но мысленно я всё время возвращаясь назад, в окопы. Верно говорил капрал, что в жизни ты можешь быть кем угодно и только на войне ты становишься самим собой. Господь уберёг меня от смерти в жестоких боях, но смилостивится ли он надо мной теперь? – мысленно рассуждал Энтони Кавалли. – А разве государство лучше „семьи“? Разве оно не причиняет своим гражданам зла? И кто, если не государство, послал меня на фронт убивать себе подобных? А как оно отблагодарило меня? Поместили моё фото в „Нью-Йорк таймс“, когда я притащил в окопы немецкого генерала? Ладно, напечатали, и всё? Даже отпуск не дали. Представили к награде, но бумаги, отосланные командирами, где-то затерялись. А сейчас, когда я вернулся с фронта, правительство оставило меня безработным». Бывший рядовой усмехнулся: «Эти чиновники с откормленными мордами, в строгих пиджаках и с американским флагом на стенах будто кричали, издеваясь: „Эй, Тони, малыш, скажи спасибо, что живой! Выкручивайся сам!“ Я и выкрутился, ублюдки. Так что теперь не обессудьте».
Глава 6
Млечный Путь
Когда зажглись мириады звёзд, словно высыпанные кем-то на ночной небосвод из мешка, Ардашев вышел на прогулочную палубу. Он был не одинок. Пассажиры любовались небесными светилами, нависшими над океаном. Некоторые сидели в раскладных креслах, курили и пили напитки, разносимые стюардами. Неожиданно до него донёсся знакомый голос:
– Как вы думаете, мистер Войта, почему звёзды так отчётливо видны только в океане? Небо ведь везде одинаковое, и в Европе, и в Америке, но такой красоты там не увидишь.
– Не знаю. Уверен, что мой шеф смог бы легко ответить на этот вопрос. Он настоящая ходячая энциклопедия.
– Благодарю, Вацлав, за добрые слова, – проронил Ардашев. – Действительно, над океаном звёзды видны лучше из-за отсутствия в воздухе частиц пыли, которые всегда висят над землёй и мешают глазам. Здесь даже Млечный Путь настолько отчётливо просматривается, что кажется дорогой в иное измерение.
– О! Шеф! Как хорошо, что вы здесь! Садитесь. Вот свободное кресло.
– Благодарю, – умащиваясь рядом, проговорил частный сыщик.
– Виски не хотите? – предложил Баркли. – У нас тут целая бутылка, и мы никак не можем её одолеть. После смерти Эдгара совсем пропало настроение.
– Пожалуй, не откажусь.
Банкир отдал распоряжение стюарду, и на столике появился ещё один стакан. Баркли пригубил виски и выговорил задумчиво:
– Слава богу, на пароходе действуют законы Нидерландов. Я понять не могу, чего добились эти воинствующие северные и южные баптисты, методисты, пресвитериане Новой школы и католики, утверждающие, что употребление спиртного – грех?
– Согласен с вами, полная глупость, – кивнул Клим Пантелеевич.
Неожиданно на пароходе завыл ревун.
– Что это? – всполошился Войта.
– Сирена. Стало быть, навстречу по курсу идёт какое-то судно, – объяснил Баркли.
– Вы правы, – подтвердил Ардашев. – Совсем скоро нас накроет туман из-за того, что через час или два «Роттердам» войдёт в полосу тёплого течения Гольфстрим. Туманы в этих водах пропадают только летом, когда очень жарко. А в теперешнюю осеннюю пору они просто властвуют над океаном. И наши жизни будут полностью зависеть от внимания вахтенных офицеров и матросов, потому что этот район – излюбленное место айсбергов.
– А вон и первый! Смотрите! Он точно огромный парус! Видите? – воскликнул банкир.
– Да, он попал в луч прожектора. Какая махина! – восхитился Войта. – И это только на поверхности. А что там находится под водой? Целая ледяная гора вершиной вниз?
– Надеюсь, мы не повторим судьбу «Титаника», – прокашлял миллионер.
– Мистер Баркли, пользуясь случаем, я хотел бы обсудить наши дальнейшие действия по прибытии в Нью-Йорк. Не возражаете?
– С огромным удовольствием, мистер Ардашев.
