скачать книгу бесплатно
Начнем с места рождения будущего «сотрясателя» Европы. Будучи на Корсике, я специально заехал в Аяччо, чтобы посетить музей Наполеона на площади Летиции в доме 1 (якобы их семейном, где он и родился). Не верьте гидам, тот дом был частично разрушен в 1793 г. корсиканскими паолистами (официальная трактовка – роялистами), а потом снесен полностью, и на его месте построено другое здание, ничем не похожее на старое (зато при непосредственном участии членов семьи Бонапарт, вернувшихся после изгнания англичан за наследством). А в момент рождения Наполеоне на его первом этаже проживала мать Карло – Саверия (девичья фамилия – Паравичини) и брат ее мужа – дядюшка Люсьен, архидьякон и настоятель кафедрального собора. Второй и третий были в распоряжении все время увеличивающегося в составе семейства Карло и Летиции, на 4-м обитали тетушка Гертруда (старшая сестра Карла) и ее муж – Николо Паравичини (ее кузен, сын брата Саверии Паравичини). А сейчас только месторасположение la Casa Buonaparte[4 - Четырехэтажный дом из желтого камня, расположенный неподалеку от собора на улице Малерба в старой и наиболее убогой части Аяччо, внешне скорее напоминавшего казарму. Часть его перешла в собственность их семьи еще в 1682 г. в качестве приданого Марии Колонны Боцци, ставшей супругой Джузеппе Мариа Бонапарти. Их потомки постепенно выкупили его полностью. В нем в 1683 г. и родился прапрадед Наполеоне – Себастьяно Николо. А затем и его дед, тоже получивший имя Джузеппе Мариа (в честь своего деда), юрист и делегат от Аяччо в Совете Корте с 1749 г. Он умер в декабре 1763 г., когда его единственному сыну Карло (отцу Наполеоне) еще не было 17 лет. После этого старшим в их семейном клане остался его дядя – Люц(ч)иано (Люсьен), фактически заменивший Наполеоне дедушку, которого он никогда не видел.] осталось прежнее.
Согласно записям в церковной книге, мальчик родился 15 августа 1769 года именно в этом городе, тогдашнем административном центре острова. Схватки начались в церкви в праздник Вознесения Девы Марии (Успенья) на молитве, но роженицу успели довести до прихожей.
Я сознательно не хочу подробного обсуждения существующих спекуляций об ином месте и другой дате его рождения, связанных с предположением о том, что настоящим отцом мальчика являлся губернатор Корсики граф Марбеф. Отсылаю вас к творениям канадца Бена Вейдера – убежденного сторонника этой гипотезы. Или к мнению бретонца Эрвэ Ле Борна (Herve Le Borgne). Последний считает, что Наполеон вообще в Бретани родился, поэтому и крестили его в Аяччо много позже. Большинство биографов эту идею не поддерживает. Зато наш баснописец Крылов без колебаний назвал Наполеона «приплодом любви Марбефовой».
Но давайте мы все-таки вернемся к его официально признанным родителям, которые в небольшом тогдашнем мирке Аяччо[5 - Ajaccio – захудалый (даже по меркам 18 века) городок с маленькой и неудобной гаванью. По своему стратегическому положению явно проигрывал Бастии, куда впоследствии административный центр и был перемещен. Население – меньше 4 тыс. жителей, обитавших в невзрачных домах (пара сотен с небольшим), скучившихся вокруг Собора Вознесения Девы Марии (достроен в 1593 г.). Основная достопримечательность Аяччо – Цитадель, основанная в 1492 (собственно, и город возник вокруг нее). Достроена генуэзцами в 16 веке и модернизирована потом французами (максимальная численность ее гарнизона в военное время была сопоставима с количеством горожан). И вот в таком захолустье примерно в одно время вдруг рождаются двое детей, ставших мировыми знаменитостями: Наполеон Бонапарт и Карло Андреа Поццо ди Борго, лучшие друзья юности, судьбы которых потом драматически переплелись.] были людьми достаточно заметными.
Карло
Его отец Карло Мария Бонапарти происходил из дворянской мелкопоместной семьи. Последующие изыскания подтвердили достоверность проживания минимум 10 поколений его предков (по мужской линии) именно в этом городе. А вот с их дворянством было посложнее – в семье хранились некие документы, полученные у генуэзцев еще в 17 веке (один из его предков, оказавший им ряд важных услуг, добился подтверждения дворянского происхождения их фамилии; потом аналогичную операцию повтори дядюшка Люсьен), но оказалось – для французов они были недостаточно обоснованными.
Как я уже отмечал выше, когда Джузеппе Мария скончался, его единственный сын, младший из трех детей в то время еще учился в университете (по одним данным – Корте, по другим – Пизы), пойдя по семейным стопам. Я выяснил точно: поступив в 14 лет в созданный Паоли университет в Корте, там и учился, а вот защищал диплом в Пизе в 1771 г. и уже 10 сентября Высший совет Корсики признал его право работать адвокатом.
После приобретения острова Францией наличие официальных документов о дворянстве, отвечающих ряду требований этого королевства[6 - В 1770 г. Людовик XV издал указ, согласно которому корсиканским дворянам, способным доказать свое благородное происхождение и чьи семейства жили на острове на протяжении не менее двухсот лет, даровались те же привилегии, что и французским. Всего в нем были перечислены 4 условия, и королевский прокурор лично проверял соответствие представленных документов требованиям и их достоверность.], стало совершенно необходимо для дальнейшей карьеры Карло и роста его финансового благополучия (которое включало и получение возможности бесплатного обучения детей во Франции).
Вот их-то Карло и поехал добывать в Италию после рождения Наполеоне. И у него получилось, даже герб рода приложил – все согласно строгим французским требованиям. Даже перестарался: вместо необходимых четырех одиннадцать доказательств изложил, включая признание от тосканских Буонапарти, что корсиканские однофамильцы – ветвь их общего старинного рода. И, видно, не так просто это ему досталось, праздновал потом с таким размахом, какой Летиция не могла ему простить до смерти – говорила, что истратил семейный доход за два года. Но Карло знал, какое достижение отмечает – обещанные губернатором перспективы были на самом деле очень впечатляющими.
Как он это сделал? Подробностей мы уже не узнаем, но было нетрудно установить существование старого дворянского тосканского рода Буонапарте (подобного рода бумаги уже были в семье, и даже заверенные архиепископом Пизы) и от этого исторического факта и оттолкнуться. А чтобы все было по- взрослому, тут же по возвращении изменил свою исходную корсиканскую фамилию – Бонапарти на Буонопарте.
Да еще иногда и частичку «ди» перед ней добавлял. (Тем более что во время своих юношеских наездов в Италию он уже такой представительский вариант практиковал. Да еще начинающийся с приставки «Conte du». А чего мелочиться?)
Согласно одному из вариантов этой истории, некий Джованни ди Буонопарте, принадлежащий к этому старинному и знатному роду, принял участие в неудачном покушении на самого Лоренцо Медичи и был вынужден скрыться из Флоренции. Спрятался в Лигурии, в небольшом городке Сарцане (возможно, у родственников, живущих в нем с 12 века) и, наверно, для полной маскировки стал там нотариусом. Уже оттуда два его внука (или правнука), поддавшись уговорам дяди-авантюриста и наемного солдата удачи, подались с ним на Корсику. Им показалось скучно всю жизнь чужие подписи заверять, как это делали их дед и отец. За два года приключений всякого рода кондотьеры денег много не заработали, но жизни сохранили. А когда дядя принял решение вернуться на родину, остались на острове. Один из них умер бездетным, а второй и стал основателем корсиканского рода Бонапарти, звезд с неба не хватавшего, но на фоне общественной жизни Аяччо заметного.
Как всегда, есть и вторая версия, лично у меня вызывающая побольше доверия. Действительно, существовал такой старинный род – Буона-Парте (Buona-Parte), корни которого относят к 11-12 векам. Один из его представителей Гульельмо Буонапарте был объявлен мятежником (в ходе противостояния гвельфов и гибеллинов это было обычное дело), и вся его семья переселилась в Сарцану, маленький генуэзский городок, где в течение нескольких веков ее потомки и проживали. Но по каким-то причинам род их потом захирел и пропал.
Являлся ли Франческо Бонапарти, объявившийся на Корсике (да еще в компании с двумя носителями такой же фамилии, Анджело и Агостиньо) именно его представителем или нет – данные отсутствуют. Откуда взялись все эти варианты – не очень понятно, даже на сегодняшний день подтверждены только некоторые факты. Я только два самых приземленных привел, а их потом много появилось, самых экзотических. Льстили Наполеону, как могли, даже от Карла V, Юлия Цезаря и т. д. его генеалогию выводили. Его самого больше всего веселила версия собственного происхождения от «Железной маски» и дочери губернатора островов Сен-Маргерит господина де Бонпара.
Согласно самому распространенному варианту, в Сарцане в средние века проживало семейство Б(у)онапарте, представители которого были священниками, офицерами, нотариями, членами городского совета, а один – главой города. Но уже в 18 веке такой фамилии в списках его жителей больше не значилось.
А в конце 15 – начале 16 веков зафиксировано присутствие некого Франческо Бонапарти (известного под прозвищем Мавр (Il Moro)) в составе военного формирования местного представительства генуэзского банка Святого Георгия в Аяччо. Был он кондотьером, кавалеристом-арбалетчиком. Объявился в 1490 г. и почти сразу женился на дочери одного из служащих этого банка – Катеринаде Кастеллето. Выйдя в отставку в 1510 г., тут и укоренился с семьей, поскольку уже успел обзавестись детьми, в том числе и сыном Габриэлем (он умер в 1589 г.), продолжившим занятие отца. А вот его сын Жеронимо (или Джироламо) уже сменил род занятий и первым среди корсиканских Бонапарти стал юристом (нотариусом?) и постоянным членом совета Аяччо. И это его потомки с тех пор, как правило, так и продолжали эту юридическую традицию, практически постоянно избираясь членами городского, а то и обще корсиканского советов. Правда, его сын Франческо (1570-1633 гг.) пошел по стопам основателя корсиканского рода Бонапарти, в честь которого и был назван, и служил Генуе, возглавляя свой военный отряд, но одновременно был и постоянным членом совета Аяччо. Но уже Себастьяно (продолжатель рода, даты жизни: 1603-1642 гг.), в честь которого потом назвали и прапрадеда Наполеоне (про него вы уже читали выше), опять вернулся к мирной профессии, долго был членом совета и даже стал канцлером (Сhancellier) Аяччо в 1633 г. (не сильно представляю функции последнего, но явно большой местный начальник). И этот перечень закончу его сыном – Карло Мариа (вот, в честь кого был назван отец Наполеоне), жившем в 1637-1692 гг., женившемся в 1657 г. на Вирджинии Одоне, дочке купца Одоне и дворянки Констанцы Поццо ди Борго. И это у них в 1683 г. и родился Себастьяно Николо. Про которого вы тоже уже читали выше – дед Карло Бонапарте и прапрадед Наполеоне.
Зачем я вам их перечисляю? Чтобы вам стало понятно, откуда потом появлялась путаница всякого рода из-за повторяющихся имен предков Наполеоне по отцовской линии. Потом мы к ней еще вернемся, а пока хочу отметить, что все они жили в основном на доходы с принадлежащих им земельных участков, которые, однако, дробились по мере роста членов клана Бонапарти, что накоплению капитала у отдельных его представителей совсем не способствовало и заставляло искать дополнительные заработки.
Что можно сказать о финансовой ситуации Карло на момент рождения Наполеоне? Он только вернулся в Аяччо из Корте и предполагал заниматься адвокатской практикой, продолжая линию отца. Но, естественно, достаточного для содержания семьи заработка сразу это ему принести не могло, да и с документами пока еще были проблемы. Хорошо оплачиваемым чиновником верхушки республиканцев он быть перестал, а с французами только начинал предпринимать попытки задружиться, но пока в их администрацию еще не вписался, надеялся, что все впереди. Доходов от наследств на скромное существование семьи хватало, но жить без блеска и шика – это был не его уровень!
Разбогатеть Карло постоянно мечтал, но о текущих финансовых проблемах семьи никогда сильно не задумывался, как и о количестве детей. Он очень легко относился к жизни, просто хотел наслаждаться доступными удовольствиями и размножаться, как кролик (извините за сравнение, но оно отражает действительность: Летиция за 18 лет их совместной жизни рожала 13 раз). А как могло быть иначе, если он привык так жить? Повторюсь – до французской оккупации (случилась за три месяца до рождения Наполеоне) он был достаточно заметной персоной в масштабе всего острова, исполнял обязанности личного секретаря и доверенного лица при Паскуале Паоли, первом лице независимой Республики (по некоторым данным участвовал в написании Конституции, совершенно точно сочинил потом призыв к корсиканцам всем браться за оружие и идти сражаться не на жизнь, а насмерть!)
Выполнял государственные поручения и даже успел побывать в Риме (у самого папы Климента ХIII) и в Париже, поскольку грамотных людей, умеющих не только говорить и писать на двух языках, но еще и знающих правила этикета, в окружении Паоли было не много. И это была яркая жизнь с несомненными перспективами (почести, привилегии, блеск приемов, в общем, все, как он любил). Повторю еще раз – уже тогда в Италии представлял себя в образе графа: «Conte du Buonaparte».
Но после того, как остров захватили французы и Паоли был вынужден эмигрировать сначала в Италию, а потом и в Лондон, Карло, оставшись почти ни с чем (если не считать семейного дома в Аяччо, небольших доходов от наследственной недвижимости и земельных участков, мельницы и молодой супруги с двумя детьми, которых теперь надо было хотя бы прокормить), одним из первых откликнулся на призыв губернатора к республиканцам – сложить оружие и признать новую власть. Губернатор с уважением отнесся к группе бывших и достаточно близких сторонников Паоли, явившихся к нему на прием, и пообещал им свое покровительство, подчеркнув заинтересованность короля Франции в налаживании тесного сотрудничества с представителями знати Корсики. Их было не так много, но и Бонопарти, и Лоренцо Джиубега входили в их число.
Получил полную амнистию и начал искать возможности сотрудничества с французами, тем более, что языковой проблемы у него не было (и это был очень сильный козырь, администрация искала корсиканцев, умеющих грамотно писать по-французски). А для этого в процессе добывания необходимых документов о дворянстве оформил в университете Пизы сдачу экстерном экзамена на статус доктора юриспруденции. Обе эти предпосылки и открыли для него теоретическую возможность резко улучшить свое финансовое состояние, да и повысить статус в местном высшем обществе. Но теперь оставалось превратить теорию в практику. И все получилось. У Карло началась новая жизнь – он стал чуть ли не самой заметной фигурой при французском генерал-губернаторе – графе де Марбефе. И пошел быстро подниматься по ступенькам своей карьеры. В феврале 1771 г. получил место асессора в местном королевском суде с годовым окладом в 9 тыс. фр. (для Корсики это было очень много). А еще до этого был включен в утвержденный губернатором список 400 местных нобилей. И это было только начало – вскоре личным решением губернатора назначен представлять Аяччо в масштабе острова, а когда в 1772 г. впервые созванные Генеральные штаты Корсики собрались на свое первое заседание, Карло оказался и в составе дворянского Совета Двенадцати. Вот уж с этого момента он именовал себя не иначе как Карло ди Буонапарте. И, наконец, стал представителем всего корсиканского дворянства при французском королевском дворе в Версале. Выше расти в местной иерархии было уже некуда. В целом, стараниями генерал-губернатора вполне достойная жизнь его семье была обеспечена[7 - Так бы оно и было, если бы не постоянное транжирство и еще более стремительный рост его личных расходов. В лучшие годы Карло с супругой имели годовой доход в 13 тысяч ливров (франков), включающий его оклад и средства, получаемые от аренды недвижимости, виноградников, земельных угодий, производства оливкового масла и других сельскохозяйственных продуктов. Кроме того, они владели мельницей, и за определенную мзду крестьяне перемалывали на ней зерно. Однако гуляка, модник и картежник Карло нередко просаживал деньги, играя слишком азартно. А тем временем постоянно увеличивающееся семейство требовало все новых расходов.].
Естественно, почти все авторы Наполеониады, касавшиеся этой темы, задавались вопросом – а в чем была причина такой стремительной карьеры? Меньшая их часть отвечала просто – сумел понравиться губернатору. Некоторые, особенно французы, писали, что такое благосклонное отношение к корсиканцам было просто характерно для де Марбефа, потому местные жители его и ценили. Большая – искала скрытые мотивы. Давайте вместе попробуем разобраться в этом вопросе ниже, в следующем разделе.
Понятно, что для начала карьеры Карло пришлось прибегнуть к такому ценному для выживания, хотя и не очень уважаемому на острове приему, – назовем его гибкостью. Взрослые жители Аяччо мрачно молчали, а мальчишки не стеснялись в выражениях и при виде его кричали: предатель, предатель! Тем более, что все знали, кто был одним из авторов пламенного текста, призывающего всех к сопротивлению французским захватчикам до последней капли крови. Не удивительно, что между ним и эмигрантом Паоли, который остался героем для большинства простого населения, после этого пробежала очень большая черная кошка, оборвавшая все их достаточно близкие отношения, продолжавшиеся до схватки при Порте-Нуово, фактически решившей исход сопротивления. Тогда Карло был еще кем-то типа его адъютанта, находясь в военном лагере республиканцев вместе с беременной Летицией. Возможно, именно последнее обстоятельство (необходимость спасения жизней и жены, и будущего ребенка) и позволил ему так относительно безболезненно выкрутиться из этой скользкой ситуации – быстренького переобувания на ходу и подлизывания к новым властям. На Корсике было принято платить кровью и за гораздо более мелкие грехи. Он еще мог бы объяснить окружающим, почему он остался, но такую быструю перемену мировоззрения и карьерный взлет – уже вряд ли.
А, главное, и не собирался оправдываться, судя по всему, эти нюансы его совсем не удручали. Характер у него был беззаботный и мягкий, некоторые считают, что его у Карло вообще не было. К тем характеристикам, что уже дал ему выше, можно добавить еще и следующие: краснобай (работа такая), бонвиван и ветреный мужчина. Одно время в молодости имел прозвище Карло Великолепный (местные злые языки утверждали – по аналогии с павлином). Одним словом – красавчик. Некоторые английские авторы потом намекали, что корсиканский лидер придерживался нетрадиционной ориентации, вот почему Бонопарти и был приглашен к нему в секретари. Может, что и рассмотрели англичане в лондонском тумане за время долгой эмиграции Паоли, но конкретных фактов на эту тему нет (впрочем, как и наличия у Паскуале женщин).
Как я уже упоминал выше, на Корсике было совсем не много юристов (даже не доучившихся), свободно владеющих двумя письменными языками и умевшими грамотно формулировать содержание государственных документов, так что и последнего довода вполне хватало. Однако надо отметить, что некоторые женские черты у Карло точно присутствовали. Очень любил модничать и тщательно следил за своим внешним видом и прической. Однажды с важным поручением от губернатора и с приличной суммой в три тысячи он был послан в Париж с важным заданием (подробности см. ниже). В Версале получил еще дополнительные деньги (4 тыс. на расходы, а потом еще и бонус), но в семью вернулся без единого су в кармане и без столичных подарков супруге и детям, зато с нарядами – привез с собой аж 12 костюмов, расшитых шелками и бархатом, ну и соответствующие им аксессуары, обувь, белье, украшения и т. п. (объяснил, что выступать перед королем в Версале надо было в чем-то модном и приличном, вот и пришлось потратиться; в общем – судите сами).
Деловой хваткой не обладал совсем, но повторюсь, быстро разбогатеть очень хотел. Сколько ни получал – всегда не хватало. Поэтому хватался за любые идеи, обещавшие миражи, но проваливал все финансовые начинания, куда бездумно вкладывал семейные средства. Так случилось со строительством солеварни, созданием школы шелководства (первое, куда он просто вложил деньги, рухнуло быстро; второе, возникшее сначала как его личное начинание с очень туманными перспективами, требовало постоянных расходов, получило, по одной из версий, королевский грант, но кончилось еще хуже, чем солеварня).
Зато в сутяжничестве чувствовал себя как рыба в воде, это было его главной страстью. И стоило только узнать о каком-нибудь запутанном деле, желательно о наследстве, к которому можно было бы хоть как-то примазаться и чем-то при этом поживиться – он немедленно был тут как тут. Но эти длительные процессы тоже постоянно требовали новых и новых расходов. Правда, иногда ему везло (например, удалось положительно решить вопрос о маленьком земельном владении в итальянском местечке Сан-Миниато), но другие тяжбы шли годами (например, о наследстве, которое дальний родственник Паоло Франческо Одонэ, не оставивший никого по мужской линии, завещал иезуитам). Про судейство с родственниками супруги за ее наследство даже писать не хочу. Но вот его-то он в конечном итоге отспорил, правда, умер раньше, чем семья реально начала получать от этого пользу. Речь идет о семейном поместье Рамолино- Милелли, в котором и родилась Летиция. Теперь это заповедный дендрарий, открытый для туристов, в окрестностях Аяччо в имении Les Milelli (маленькие яблони на корсиканском) площадью в 12 га.
Как только ему фартило, тут же начинал жить на широкую ногу. Даже семье иногда кое-что перепадало: так, кухарку и горничную в помощь жене нанял (для сравнения: у второй зарплата была аж 6 фр. в месяц, ну просто перед вами благодетель с размахом), но так случалось редко. В итоге все равно умудрялся спустить все добытое и получаемое.
И даже определить Жозефа в военное училище и навестить сыновей в Бриенне, а потом и полечиться поехал на заемные деньги (25 луидоров занял у начальника местного гарнизона под залог семейного столового серебра – Наполеон отдал потом в 10 раз больше).
Но с этими планами не срослось, даже Жозефа до Меца не довез. Совсем плохо ему стало на обратной дороге от врача, и в Монпелье свалился окончательно. На их счастье, семья Пермон (в лице Панории (Луизы), их прежней соседки по Аяччо и подруги Летиции, а теперь супруги сильно разбогатевшего нувориша) забрала больного из гостиницы и три месяца он еще промучился у них в доме. Умер, не достигнув и 40 лет (по-видимому, от рака желудка), и был похоронен на местном городском кладбище, оставив супругу и кучу детей фактически без средств к существованию.
Влияние отца на Наполеоне было минимальным. Мальчик ясно понимал, на ком держится их дом. Может, поэтому в детстве ни к кому не проявлял уважения, кроме матери, тети Гертруды и няни-кормилицы. Меньше всего он хотел быть похожим на отца. При общении с малознакомыми корсиканцами даже старался не козырять лишний раз фамилией, легко можно было нарваться на непонятное (конечно, из-за политики, поскольку Паоли продолжали боготворить многие, да и он сам с раннего детства был в их числе).
Уже став Императором, как-то заметил: «Отец столько времени уделял себе, что на детей его просто не оставалось». В другом варианте: «Слишком любил удовольствия, чтобы думать о детях». Но смысл-то один. И еще: «Не мог ему простить предательства делу Республики и Паоло лично».
В общем, чтобы подытожить его портрет, скажем, что для корсиканца он обладал на редкость доброжелательными и изысканными манерами и умел вызывать симпатию и ей грамотно пользоваться. Экстравагантный гуляка, он, тем не менее, проявил недюжинную твердость и хитрость в судах, когда дело касалось его возможных финансовых интересов. Но чтобы серьезно влиять на проблемы и решения клана, был слишком легковесным.
После смерти отца место главы семьи и представителя в клане занял его дядя Люциано Бонапарти, бывший в то время архидиаконом Аяччо. Это для Корсики очень значимая должность, сравнимая по положению в обществе с епископом во Франции. Он, в отличие от подавляющего большинства корсиканцев, был на удивление образованным человеком и еще до завоевания Корсики выучился бегло говорить и писать по-французски. Более того, очень предусмотрительно он добился письменного свидетельства от архиепископа Пизы, подтверждающего его благородное происхождение из патрицианского флорентийского рода (не его вина, что оно тоже не отвечал всем новым требованиям французов). Это его связи в Пизе во многом помогли Карло решить там свои вопросы с получением диплома.
А за период его детства Лючиано вместе с Джузеппе (на французский манер Люсьен вместе с Жозефом) хорошо подготовили его для поступления в университет и обеспечили высокий уровень знания французского языка. Продемонстрировали редкую прозорливость и ответственность.
К сожалению для его семьи, последнего качества, как и обязательности, Карло был лишен начисто. Зато по причине своего легкого характера ни с супругой, ни тем более с губернатором никогда не спорил и им не прекословил. Со всеми их требованиями соглашался, но потом плыл по течению, не мог отказаться от своего беззаботного и безответственного образа жизни. То, что он зарабатывал, как правило, сам и тратил на «представительские расходы». Как я уже отмечал выше, любил хорошие вина и легко просаживал деньги в карты. Летиция даже детей за ним пробовала посылать, чтобы как-то оторвать от игры и предотвратить новый проигрыш, когда он заявлял, что сегодня обязательно отыграется. Не работало.
Летиция и Наполеоне
Мария–Летиция Рамолино родилась в родовом семейном поместье (хотя, везде пишут – в Аяччо). Отец – Джованни Жеронимо Рамолино – предположительно вел свой род от графов Котальто, а мать Мария Анжела де Пиетро-Санта доказательно происходила из древнего рода князей Ломбардии. В их доме хранился их родовой герб, очень красивый, украшенный тремя серебряными башнями и тремя, тоже серебряными, поясами вокруг щита с лазурью и большое количество преданий о подвигах предков. Для подтверждения благородного происхождения ничего не надо было изобретать. И Наполеоне, по рассказам мамы, очень гордился такой бабушкой.
Глава семьи, бывший командир генуэзского гарнизона в Аяччо, занимал важный пост генерального инспектора путей сообщения всего острова. Умер рано, когда любимой и единственной дочери было только 5 лет. Довольно быстро после смерти отца ее мать второй раз вышла замуж за швейцарского офицера на генуэзской службе – Франсуа Феша (Фаеша). Как это отразилось на Летиции, данных нет, но хорошее домашнее образование она успела получить. Рано начала читать, разумеется, на итальянском и любила книги о знаменитых героях прошлого, греках и римлянах. У них в доме была отдельная комната для библиотеки (случай, совершенно уникальный на Корсике), которую она частенько и навещала. А по вечерам мама рассказывала ей истории о своих предках.
Вот таким образом уже в 13 лет Летиция и превратилась в романтичную девушку, грезящую о героях и подвигах. При этом внешне яркую и очаровательную. И очень рано (но это по нашим понятиям) выскочила замуж – в 14 лет, сразу влюбившись в красавца мужчину Карло, который отвечал ее представлениям о героях! Ну как же, был одним из руководителей независимой Корсики, победившей коварных генуэзцев.
А он остановил свой выбор на ней только после того, как ему отказали в руке богатой и знатной итальянской невесты из семьи Альберти. Их дочь он тоже успел очаровать (наверняка представившись как «Conte du Buonaparte»), но в данном случае она ничего не определяла. Потом дяде говорил, что развитие отношений не сложилось только из-за его молодости. Но мне кажется, это был только предлог. Ее родители навели справки на предмет молодого человека с Корсики и что-то им явно не понравилось. Может, дело было даже не в тщеславии и происхождении самого жениха, в молодости такое простительно. Скорее всего, они узнали про ближайшее будущее острова, а значит, и о незавидной судьбе его руководства. Французы, пользуясь связями купленного ими на корню посла Паоли в Версале Маттео Буттафоко, уже начали обработку самых влиятельных местных кланов, подготавливая свое военное вторжение и прельщая их обещаниями и деньгами (ну а на этом острове есть такой национальный обычай – тайна, сказанная вечером на ухо под страшным секретом, утром становится всеобщим достоянием).
И кандидатура молодого паолиста в качестве мужа дочери их, по-видимому, не устроила. Она не могла устраивать и родителей следующей невесты – Летиции (они же были представителями верхушки генуэзской общины на Корсике). Но вот с ней самой у него все сразу великолепно сложилось. И хотя ее матери и отчиму ни сам Карло, ни его сватовство не понравились, у них уже была своя жизнь. К тому же влюбленная девушка обладала твердым характером, сама все однозначно решила и никаких советов слушать не желала.
Приданое, по одним (самым оптимистическим) сведениям, за ней полагалось неслабое – то самое имение Милелли, где она родилась, с оливковыми рощами и виноградниками и плюс 175 тыс. франков (откуда такая версия взялась – я не понял, но очень похоже, что на нее Карло и купился). А вот по другому варианту (пессимистическому, но, похоже, реальному) – деньги в качестве приданого вообще не фигурировали, только земельные участки ценой в 7 тыс. франков. Примерно эта цифра соответствовала и величине его отцовского наследства. Никакого мезальянса, но с мечтой о быстром обогащении за счет супруги пришлось расстаться. К тому же с наследством все было еще и не быстро решаемо. Я не знаю, почему так произошло, возможно, потому что отчим скоро умер, и свидетельства всех договоренностей было трудно отыскать, а мать Летиции, как я сначала подумал, куда-то уехала (как иначе объяснить появление Джозефа Феша в семье Бонопарти?) Но потом в разных местах прочитал: а) она тоже умерла вскоре после смерти мужа – что оказалось неправдой; б) среди прочих встречала Наполеоне в его первое возвращение в Аяччо среди прочих родственников (как бабушка Феш – интересно, кто это фиксировал?) В общем, запутанная история, хотя, как вы уже знаете, Карло поместье Милелли все-таки отсудил, но только через много лет после свадьбы.
Их ранний брак (супругу тогда было 18, Летиции – 14) начался очень тяжело (наверняка был слишком ранним физиологически для молодой мамы). Трое первых детей, родившихся очень слабенькими, умерли в младенчестве (мне даже интересно представить, как мать в таком юном возрасте это пережила, неужели руководствуясь таким же принципом, как раньше в русских деревнях – Бог дал, Бог взял? Про отца даже не спрашиваю). Так что Наполеоне был не вторым после Жозефа (как часто пишут), а пятым ребенком.
Сразу после свадьбы молодые жили на два дома: в Корте (у родственников жены ди Казанова), где тогда Карло считался и секретарем, и доверенным помощником Паоли, и в Аяччо, на своих этажах в четырехэтажном доме клана Бонапарти, где даже приемы устраивали в зале, который Карло под это мероприятие перестроил. Ну а с приходом французов вернулись в семейное гнездо на постоянную жизнь.
Когда родился Жозеф (в Корте), их первый ребенок, который выжил, его отец еще был одним из лидеров Республики. Через несколько месяцев остров начали оккупировать французы, и Летиция принимает решение оставить совсем маленького сына кормилице и свекрови в Аяччо и присоединиться к патриотам, сражающимся за свободу. Она знала, что уже беременна следующим ребенком. И по некоторым данным, чуть не за руку привела в ополчение и своего мужа. (В это не очень верю – он же был в военное время все-таки кем-то типа адъютанта у Паоли, требовалось присутствовать на рабочем месте). По другим – они пришли в народное ополчение вместе, а она и Жозефа с собой взяла (тоже странный вариант, но упоминается часто; шла по горным тропам с ребенком на руках). И, наконец, оставив ребенка в Аяччо, беременная последовала за мужем, так как боялась выпустить его из-под своего контроля, уж слишком тот был любвеобильный и легкомысленный. Вот это – вполне возможно, но вы выбирайте любой, который понравился[8 - На эту тему легко можно найти массу фантастических преувеличений ее лишений, типа «После поражения неделю скрывалась в пещере с другими беглецами, питаясь только хлебом и каштанами. Боялись разводить костер, пока пастухи не рассказали им про амнистию. А муж все это время искал ее, пока не нашел на некой пустоши» – цитирую по тексту. И это отнюдь не одинокий пример несуразности. Еще она «падала вместе с мулом в горную речку, тонула, но потом с мужем выплыли» и т. п. Это ж надо так уметь: упала с мулом, а выплыла с мужем – спасибо автору за богатое воображение.].
Это ничего не меняет. Суть происходящего ясна и не вызывает сомнений: эта героическая и бесстрашная мать на самом деле рвалась принять непосредственное участие в сопротивлении, реально рисковала жизнью, с рвением ухаживала за ранеными. Вот что значит воспитывать девочку с детства на примерах героических эпосов прошлого. Напомню вам еще раз, она знала, что была опять беременна и должна быть осторожной, но все равно приняла такое рискованное решение и в трудных условиях военно-кочевой жизни не раз попадала в тяжелые ситуации.
Вот в это время как истинная корсиканка действительно не расставалась с кинжалом (наверно, так и родилась версия о ее свирепых горных генеалогических корнях). Но их точно не было – просто кое-кто из беллетристов отдал дань романтическим корсиканским традициям.
Но в этой схватке силы сторон были слишком неравны. После первых побед республиканцев над французским экспедиционным корпусом (см. в Приложении раздел «История Корсики») на остров высадилось больше двадцати тысяч регулярного войска, которое медленно, но верно начало его заглатывать, как удав свою жертву. И вскоре не осталось никаких очагов сопротивления, даже в самой дикой гористо-лесистой сердцевине Корсики. После окончательного поражения республиканцев многие соратники Карло вслед за Паоли покинули родину. Де Марбеф, ставший по приказу короля губернатором острова, предоставил им такую возможность. А другие – во главе с Бонапарти – покаялись, остались и даже пошли на активное сотрудничество с оккупантами, превратившись для патриотов-изгнанников в изменников (как-то, уже окончив учебу, Наполеон сказал: «Я никогда не прощу своему отцу то участие, какое он принимал в деле присоединения Корсики к Франции»).
В начале июля Летиция с Карло вернулись в Аяччо, а 15 августа родился Наполеоне. Очень похоже, что к этому моменту молодая мать уже сильно разочаровалась в муже, узнала по-настоящему его характер, пелена романтизма спала с ее глаз и безоглядная девичья любовь к Карло Великолепному прошла. Но она была католичкой, и раз Бог дал такого супруга, значит, это была его воля.
Другая проблема волновала ее теперь – она чувствовала себя виноватой перед преждевременно родившимся сыном – считала, что это сказались последствия ее беспорядочного питания и военно-кочевого образа жизни во время беременности. Он был очень слабеньким, с маленьким весом и большой непропорциональной головой (скорее всего, родился семимесячным). Жизнь его висела на волоске, поэтому близкие сразу поспешили его окрестить. И до двух лет постоянно переживали – ребенок не мог держать головку прямо.
Настоящие крестины состоялись только через три года 21 июля 1772 г., и крестными стали генеральный прокурор острова Лоренцо Джиубега и тетя Гертруда. С этими «настоящими» крестинами тоже достаточно темная история. Вроде бы церковники по каким-то причинам не хотели заносить в книгу ту дату рождения, которая сейчас считается официальной. Возможно, для оказания на них давления Карло и попросил взять на себя роль крестного отца генерального прокурора.
На них поприсутствовал и де Марбеф, на несколько часов освободившись от каких-то важных политических дел в Бастии, так что крестником Наполеоне он не был, как очень часто пишут. Насчет других детей – не знаю.
Все первые годы после рождения Наполеоне задача у мамы была одна – сделать все возможное, чтобы сын превратился в нормального и здорового малыша. А когда это получилось, неудивительно, что так тяжело доставшийся ребенок стал ее любимцем. И она истинно верила, что если Бог не дал этому крохе погибнуть, то исключительно ради его будущего величия. Верила сама и мальчику постоянно это внушала. Существует предание, что он был рожден матерью в церкви под громы пушек, и некоторые усматривают в этом определенный знак его будущей деятельности. На самом деле, по общепринятой версии, родовые схватки действительно начались в соборе во время молитвы, но про выстрелы пушек нигде сведений не нашел. Может, они по случаю праздника во время родов где-то и гремели, кто знает. Зато звуков реальных выстрелов и разрывающихся снарядов Наполеоне действительно наслушался еще тогда, когда был в мамином животике. Ну как, созревая в таких условиях, не стать военным?
Мать, выходив ребенка, одновременно уверовала в его великое будущее и начала подготавливать его к нему заранее. Якобы это она (сразу после рождения крошки Набулионе или Набули – корсиканский аналог имени Наполеоне) уговорила Карло отправиться в Пизу, чтобы экстерном заканчивать университет, а, главное, добывать документы, подтверждающие его дворянство, чтобы потом у детей не было проблем с обучением в лучших заведениях Франции. Мне в этот вариант не верится, не могла эта поездка быть инициативой такой уж супер прозорливой Летиции. Скорее всего, граф (уже знающийся о готовящемся указе короля насчет корсиканских нобилей) популярно объяснил тщеславному главе семейства, что шансы стать заметным человеком на Корсике у него будут только с соответствующим документом, причем отвечающем определенным требованиям (ну прямо по советской поговорке: без бумажки ты какашка, а с бумажкой – человек). И надо отметить, Карло с этим заданием справился, приложив все старание, и официальное подтверждение о своем дворянстве привез вместе с изображением герба (как потом мудро заметит Император Наполеон: «История – это лишь версия случившихся событий в нашей интерпретации»), а специалисты по гербам до сих пор очень ехидно комментируют это творение с орлом, которое ему отыскали, а, скорее, сфабриковали). И на такой волне успехов даже с задачей получения документов об окончании университета разобрался. Я думаю, это было гораздо проще: корсиканские дворяне давно проложили торную дорожку на юридический факультет университета Пизы. Там было много знакомых и у отца, и у дяди Люсьена (и вообще, его закончит больше сотни корсиканцев, в том числе и Жозеф Буонапарти с Карло-Андреа Поццо ди Борго, и первый – тоже ускоренным способом).
Хотя кто ее знает, эту Летицию? Она всегда смотрела далеко вперед и цели детям ставила самые высокие. И самое интересное – они выполнялись! Так, была буквально одержима задачей предоставить всем детям хорошее, вернее, самое лучшее образование, в итоге так и произошло. Первым планку, естественно, преодолел Наполеоне, став единственным корсиканцем, окончившим Парижскую военную академию и вообще став самым молодым ее выпускником за все годы. Жозеф к юридическому диплому пришел не прямым путем, сначала передумал становиться священником в Отене, потом захотел военной карьеры, но со смертью отца пришлось ему от этой идеи отказаться и пойти по стопам предков. Про Жозефа Феша вы узнаете уже скоро, про остальных сыновей – попозже. Но и три ее дочери в итоге все же окончили самые престижные заведения Франции (но, разумеется, при совершенно разных начальных условиях со старшими братьями и первопроходцем Наполеоне). Кому, как ни ему, было знать, как все это происходило и что могло ожидать выпускников потом. Отсюда и его очевидный вывод: «Без связей трудно простому смертному сделать карьеру».
Но это было много позже, а пока папа Карло связями активно пользовался и карьеру строил успешно, постоянно обмывая свои будущие успехи, Летиция со всей своей энергией любящей матери все силы отдавала развитию своего слабого сыночка Набулионе. Конечно, ей много помогали свекровь Саверия, тетушка Гертруда и кормилица Камилла. Наполеон всегда потом с теплотой вспоминал их. До трех лет это был спокойный ребенок, а потом, чувствуя окружающую его любовь, стал превращаться в маленького диктатора. Характер демонстрировал капризный, упрямый и своенравный. Но мама какое-то время терпела (правда, надо сказать, недолго – только пока он был маленьким и еще слабым) и рано начала заниматься с ним так же, как когда-то ее родители с ней. Часто рассказывала героические предания о бабушкиных предках, еще чаще про героические подвиги Паоли и его соратников. Где-то я прочитал, что буквально с трех лет сама начала обучать его чтению, но, наверно, не очень успешно. По другой версии, этим занимался Жозеф Феш. Но благодарил Наполеон за это аббата Рекко, который (как он посчитал потом на Святой Елене) и научил его читать.
За остальное домашнее обучение (основы религии, грамматику и арифметику) отвечал дядя Люсьен, относящийся к мальчику как к внуку. А Летиция хоть ему и доверяла, зная его ответственность и уровень образования, но контролировала жестко (возможно, ей приходилось это делать, чтобы ученика в узде держать) и старалась присутствовать на всех уроках (не очень понял одно – когда они проходили, наверно, по вечерам в тот же период, когда Наполеоне отдали в монастырскую школу для девочек).
Я думаю, сначала матери хотелось сопровождать его везде и постоянно. Но это было уже невозможно. Начиная с 4 лет Наполеоне пошел вразнос. Его отличала огромная энергия, стремление к самостоятельности и дерзкий характер. И когда мамочкин любимец вырывался на свободу – окружающим приходилось не легко. Доставалось и домашним женщинам, но в первую очередь сверстникам. В играх с ними он проявлял лидерские качества и неординарную изобретательность во всяких проделках. Был самый активный и смышленый и не терпел возражений, не выбирая методов для их подавления. Старшего брата держал дома в постоянном страхе, за что ему частенько и доставалось от мамы. Чтобы избежать наказания, как сам потом вспоминал, прибегал к «коварству»: «Пока Жозеф, получив от меня трепку, приходил в себя от страха, я успевал добежать до мамы и ей пожаловаться. Иногда это помогало. Но вообще характер у меня был нетерпеливым и беспокойным, я был склонен к ссорам и дракам, никого не боялся, зато меня все побаивались и связываться не хотели».
Вот и пришлось Летиции загонять Рабульоне (разбойника, как его прозвали близкие) в рамки действительно суровыми методами. Однажды высекла непослушного сыночка, который нарушил запрет, наложенный на поедание винных ягод. Но когда его наказывали дома, никогда прощения не просил, кричал, срывая голос, но не покорялся. И продолжал предпринимать попытки игнора любых «табу», но чем старше становился, тем жестче были мамины средства борьбы с его природным ослизмом. Особенно ему запомнился один случай (про который потом он сам и рассказывал): как-то упорно поплелся за матерью по дорожке, ведущей на подъем. Она его увидела и дважды запретила брести сзади. Он не послушался, тогда она развернулась и врезала оплеуху – да такую, что упрямец аж вниз покатился. Подождала, пока поднялся, удостоверилась, что ничего не повредил и, не подходя к нему, ушла. (А вот мне даже интересно – а куда ей так необходимо было уйти одной? В книге написано обтекаемо – в гости.) Примерно таким же путем она приучала его к постоянным походам в церковь. Не знаю, насколько быстро до него уроки доходили, но став взрослым, он искренне благодарил мать за жесткую, но справедливую строгость. Опять его цитирую: «У моей мамы были крепкие кулаки, она понимала, что только ими можно шлифовать мой характер. Вздорность мою превращать в упорство». И добавлял еще про алмаз и корунд, необходимый для его шлифовки.
Думаю, расшифровывать, кто тут был алмазом, не требуется. И хотя он рос любимчиком матери, доставалось ему прилично, но всегда за дело. И он никогда на маму не обижался, а безмерно уважал и почитал.
Впоследствии Наполеон много раз высказывался на эту тему, в различных вариациях повторяя одну мысль: «Я всем обязан матери. Все добро и зло в человеке зависит от матери. В нашей семье она повелевала и все ей добровольно подчинялись. Повелевала строго, но справедливо». Или «Моя мать, ее твердый характер и принципы, я им обязан всем. Она была очень хорошо воспитана и горда. Низкие чувства были далеки от нее» – суть очень близка.
Именно она, Летиция: умная, твердая, строгая и трудолюбивая была главой этой семьи, что он потом и подчеркивал. Мать с большой буквы, великолепно воспитывающая детей и умудряющая еще и поддерживать перед ними авторитет отца, хотя это было нелегкое дело (особенно после случаев, когда он возвращался домой поздно, с пустыми карманами и покаянно-виноватым пьяным видом – опять проигрался).
И труднее всего ей было справляться с Наполеоне, оставаясь при этом самым близким человеком для него. Мальчик обладал типичными корсиканскими чертами (читайте про характер островитян), причем ярко выраженными с детства: был горд, самолюбив, тщеславен и упрям. К тому же часто впадал в угрюмость и раздражение без видимых поводов. И вообще настроение его менялось непредсказуемо: то становился буен и резв, то вдруг тих и задумчив – полная противоположность всегда одинаково добродушному старшему брату Жозефу.
По-видимому, совсем исчерпав домашние методы воздействия (в попытке укротить его буйный нрав и остановить постоянные стычки с соседскими мальчишками), Наполеоне даже отдали сначала в монастырскую школу для девочек. Но промахнулись – пустили козлика в огород. Он сам потом вспоминал это время, как очень счастливое – и ученицы, и воспитывающие их монахини выполняли все его капризы как приказы. Так что такой способ обучения пришлось быстро свернуть, и братья уже вдвоем были отправлены сначала в школу иезуитов, а потом и в городскую.
Вот где сразу и проявились его природные способности к математике, ему самому было интересно решать задачи и иногда он занимался этим целыми днями. Чтобы юному математику никто не мешал, на террасе дома для него даже будочку оборудовали – первый личный кабинет. А вот с остальными предметами были большие проблемы. Потом Летиция вспоминала, что хуже него не начинал учебу никто из детей. И хотя к ее промежуточному завершению и принес маме относительно хороший аттестат, с грамматическими ошибками была полная безнадега.
В свободное от уроков время оставить его дома можно было только в тех случаях, когда она начинала рассказывать про военные подвиги своих предков и исторических героев. Немалую долю среди них занимали и подробности сражений за свободу еще недавно независимой Корсики. И опять в ее воспоминаниях постоянно всплывала личность Паоли[9 - Я уже упоминал выше, что в бытность тесного сотрудничества Паскуале (Паскаля) с ее мужем и знакомства с ней в Корте Паоли всегда относился к Летиции с большим уважением и даже восхищением и называл супругу своего секретаря «сельской Корнелией». Почему сельской, мне понятно, по сравнению с Римом Корте – действительно деревня. Но как он мог предвидеть, что она нарожает почти столько же детей, как и матрона Корнелия, дочь Сципиона Африканского? Прямо провидец какой-то.].
Дети, приемы, легкомысленный муж, куча забот по дому в условиях вечной нехватки денег. А тут еще дополнительная нагрузка. Так как ее отчим Франц Феш умер вскоре после замужества дочери, а мать отошла от дел, Летиция фактически стала еще и второй матерью их ребенка Жозефа, который, как и Наполеоне, любил и уважал ее всю жизнь. (После падения Императора, уже будучи кардиналом Франции, он оставил службу и уехал с ней в Рим, где они и прожили до самой смерти Летиции.)
Только накормить их всех чего стоило, даже при наличии кухарки и помощи родственниц, которые готовили, времени уходило уйма, хотя каждодневный рацион Наполеоне и его братьев и сестер мало чем отличался от того, что получали их сверстники в семьях зажиточных крестьян. (Их пища состояла главным образом из кукурузной поленты, рыбы, иногда мяса, сыра из овечьего или козьего молока, оливок, инжира, вишен и каштанов. Муку, вино, оливковое масло, фрукты семья получала из собственных владений).
И еще раз насчет распределения материнского времени, как уже отмечал выше, Летиция не пропускала ни служб, ни молитв. И еще находила возможность постоянно заниматься развитием и обучением детей. Где-то прочитал: воспитывала детей в корсиканской строгости, но и заботилась об их развитии с корсиканской самоотверженностью. И они потом это оценили (по мере их индивидуальной способности сопереживать и оказывать поддержку – про Феша уже знаете. С родными сыновьями и дочерями получилось похуже).
И Наполеон всю жизнь старался сделать для матери все возможное (конечно, такими способами, какие считал правильными – например, засыпал деньгами).
И опять повторюсь, очень любил и ценил ее, в том числе и за ее ум. В семье она практиковала такие вещи, которые никто на Корсике не делал: обливала по утрам сыновей для закаливания холодной водой (правда, сообщение об этом малодостоверно – нашел только одно), а по вечерам от рассказов постепенно перешла на чтение исторических книг (может, какие-то принесла с собой, но библиотека в доме и до этого была). Вот откуда у Наполеоне пошло увлечение и Александром Македонским, и Цезарем. При этом ненавязчиво прививала им любовь к собственному чтению ( со слов брата и собственных начал много читать уже дома. Впоследствии утверждал, что в 9 лет сам прочитал «Новую Элоизу» Руссо) и приобретению знаний. Не знаю – продолжилась ли эта традиция потом, с ростом количества детей, но для двух старших братьев мама придерживалась ее неукоснительно.
А своему любимцу, отвоеванному у смерти, которая долго не хотела его отпускать, прививала еще и страстное желание величия и славы! Вот тут у нее все получилось. Я засомневался в продолжении традиционных чтений по мере возрастания числа деток, потому что уже у Жозефа (судя по его воспоминаниям) смысл читаемого в основном пролетал мимо ушей. И назавтра он уже с трудом мог что-то вспомнить, зато у Наполеоне все застревало в голове намертво. Абсолютная память была врожденной. Пересказывал услышанное запросто, без разницы, через несколько дней или месяцев.
А вот с его грамотностью ни она, ни родственники, ни школа ничего не могли поделать. Писал всегда с преогромным количеством ошибок. Но зато свои мысли о прочитанном мама научила его излагать четко, ясно и просто. Вспомните – сколько ему было лет? А ведь это у нее тоже получилось.
И еще одно, самое интересное, а, может, и главное – все время подбивала его мечтать и фантазировать. Никогда ни Летиция, ни Наполеон не рассказывали остальным, как родился их тайный союз двоих мечтателей о его будущем. (Я себя спрашивал – откуда же это узнали биографы? Но потом пришел к выводу – экстраполировали поведение взрослого человека к его детству. Иначе почему бы Наполеоне вырос мечтателем, да таким, что даже совсем посторонним, но умным и наблюдательным людям, как, например, Меттерниху, это бросалось в глаза?)
Сын рос и знал, что мать ждет от него превращения в нового Александра и Цезаря, причем желательно в них обоих одновременно. И сам этого тоже страстно желал. Потом это было основным из его способов психологического поддерживания себя в Бриенне. Остаться одному и отдаться мечтам, веря, что его настоящее полное мучительных трудностей – это просто ступень к их исполнению.
А теперь я приглашаю вас перейти к самой запутанной странице в жизни Летиции. Ее странных и неоднозначно оцениваемых разными биографами отношений с французским генералом-губернатором Корсики графом Луи Шарль Рене де Марбефом.
Летиция и граф Луи де Марбеф
Про ее несомненную привлекательность в юности и потом ярко выраженную красоту итальянской матроны я уже упоминал. В 14 лет она была одной из самых очаровательных барышень острова (сохранился ее портрет) и осталась красавицей, сохранившей шарм и после 30 лет (если верить неким запискам секретаря губернатора, на которые ссылается один из французских авторов, его шеф был покорен «чарами прекрасной Летиции, самой привлекательной женщины в Аяччо»).
Все тот же губернатор де Марбеф называл ее еще и самой поразительной женщиной Аяччо. Значит, действительно дело не только во внешней красоте, но и в «чарах», красоте внутренней. Чем-то она прямо притягивала его, и очень сильно. Возможно, своей многогранной натурой: в ней совмещался и искренний народный патриотизм, и аристократическое благородство. Умение проводить приемы высокого французского начальства (включая, конечно, и его самого), заезжих гостей и приятелей мужа, таких вот совершенно разных людей. Возможно, его поражали ее способности к неординарному и достаточно суровому воспитанию детей в условиях, оставляющих желать много лучшего. И уж наверняка истинная вера и мамы, и любимого сына в неизбежную будущую славу последнего. (А если вера есть, то и харизма, и лидерские качества появятся и проявятся. Так и случилось с Наполеоне уже в детстве.)
Граф же видел ее окружение и условия жизни, он был умным человеком, повидал многое и понимал, что другая бы давно уже превратилась в замученную заботами домашнюю хозяйку. А в данном случае все это не помешало ей оставаться одной из самых привлекательных женщин Корсики. (Вот и задайтесь вопросом – откуда Летиция на все находила силы и время? Мне не понять. Я почти уверен, что 99% наших женщин отреагируют на мое удивление восклицанием: «Ну, это же когда было!» А если бы я им рассказал эпизод, который меня шокировал – как ее супруг, съездив в Париж и получив очень большие деньги, вернулся с пустыми карманами, зато с ворохом своих нарядов, то подавляющее большинство жен, и не только наших, высказали бы пожелание прибить такого главу семьи на месте, а она только грустно потом вспоминала его расходы на пиры и карты.)
И разве даже после этого вы не посчитаете ее удивительной? А уж по каким признакам так ее оценил граф, я мог только чуть раньше строить предположения. Губернатор воспоминаний не оставил, и, я думаю, никто (даже секретарь), кроме него, правды не знает.
Но я с ним согласен, очень неординарной личностью была Летиция. Тоже могу назвать ее удивительной женщиной, хотя бы только за ее записки, в которых она так вспоминает мужа: «Я вышла замуж за Шарля Бонапарти. Он был красивый мужчина и высокий, как Мюрат (на самом деле – чуть выше среднего). А в 32 года (ее цифры, но ошиблась – в 34) стала вдовой, он умер от болей в желудке, на которые частенько жаловался, особенно после обеда». И это все! Вся ее супружеская жизнь, вся юношеская любовь. Больше ей было нечего вспомнить или она сознательно не захотела этого делать.
В своих воспоминаниях о графе ни словом не обмолвилась (как вы видели, и мужа то только двумя фразами помянула). А ведь она была ему обязана и очень многим – сейчас в этом ниже разберем. Очень похоже, что губернатор не мог ей ни в чем отказать и пользовался любой возможностью, чтобы увидеться и провести время в ее обществе, а для этого и всячески благоволил карьере ее супруга.
Вот вам и достаточно правдоподобный ответ на все вопросы о причинах стремительной карьеры Карло. Он во многом был обязан этим своей супруге. Лично для меня это совершенно ясно. А то, что де Марбеф сделал для ее детей, – отдельная песня. Особенно для Наполеоне – лично обратился к военному министру Франции, чтобы получить для него королевскую стипендию, и не только в Бриеннскую военную школу (таких во Франции было 13), а и в Парижскую военную академию. Попасть в последнюю очень дорогого стоило и в прямом смысле (2 тыс. фр. в год), и в переносном – не всем отпрыскам даже высокопоставленных дворянских родов удавалось этого добиться.
И мне в этом вопросе наивная логика некоторых авторов Наполеониады даже нравится: а как же он мог поступить иначе, пишут они, ведь мальчик же с раннего детства мечтал стать военным. А де Марбеф был этому свидетель. Достаточный довод?
В общем, с графом все понятно – был очарован и околдован. А Летиция? И вот тут-то и начинается детектив. Дело в том, что никаких конкретных подтверждений их любовных связей большинством биографов не приводится. Хотя, что понимать под конкретными подтверждениями. Свечку у любовного алькова точно никто не держал. И вообще большинство уверено утверждают, что, дескать, была у них (причем в основном графа имеют в виду) такая чисто платоническая любовь (все-таки 38 лет разницы в возрасте).
Одно время и я думал, что для истинной католички, к тому же корсиканки до мозга костей, изменить мужу было бы невозможно. Это же не Франция, где наличие любовников, как и любовниц в эти времена было само собой разумеющимся и даже обязательным. С другой стороны, жизнь давно научила меня правильности пословицы «в тихом омуте черти водятся», и я знаю несколько примеров сочетания строгой религиозности (причем и христианской, и мусульманской) с бурными страстями. Одно другому совершенно не мешало, а только добавляло, ну скажем так, «пикантности».
А в мире, как говорят французы «все возвращается на круги свои, только вращаются круги сии». Женские натуры в любых условиях ими и остаются. Ничего не помешало ее подруге молодости по Аяччо Панории Марии Пермон (Комнин в девичестве) стать светской французской дамой со всеми вытекающими – слыла большой интриганкой в эпоху Директории в Париже (когда уже стала вдовой). А ведь обе воспитывались в «корсиканском духе», были дочерями природы и «им неведома была ложь, зато они без колебаний верили своим чувствам и впечатлениям». (Это не мои придумки и не мои оценки. Найдите и почитайте книгу Сиприо Пьера «Бальзак без маски». У последнего был роман с ее дочкой Лорой, и он отлично знал обоих.)
Несомненно, у ее подруги тоже был шарм и в детстве, и в зрелости. Якобы однажды молодой, правда, тогда еще бедный Наполеон даже захотел жениться на этой светской даме, тогда уже вдове. И 20 лет разницы его не останавливали. Но он думал – на богатой вдове. А она была тогда уже разорена. Вот был бы ему сюрприз, а заодно и маме Летиции! (Я уверен – что это чистая выдумка ее дочери, которую Наполеон сделал герцогиней д’Абрантес и на их свадьбу со своим адъютантом Жюно денег не пожалел. Ну а уже в другой своей жизни, после его падения, Лаура (Лора) с помощью своего молодого любовника Бальзака написала мемуары в 18 (!) томах, в которых много еще чего сочинила про Наполеона.)
Я все это пишу к тому, что чужая душа, особенно женская, – сплошные потемки. И делать какие-то однозначные выводы из набожности Летиции, наверно, не стоит. Думаю, она на многое была готова пойти ради любимого сына.
К тому же существует ряд косвенных подтверждений их близкого общения. Например, в одном французском труде, ссылаясь на данные местных хроник, без детализации последних, каких только фактов не приводят! Например, Летиция часто посещала поместье графа в Кержезе (поселение, построенное для греков-переселенцев на государственные деньги, что не помешало графу и свою виллу рядышком соорудить, не превысив общей сметы) и проживала там неделями одна, без мужа, но с детьми. И сопровождала его на некоторых официальных мероприятиях в Бастии, в частности, на приеме в честь визита тунисского бея она присутствовала как спутница губернатора, причем наряженная в восточном стиле.
Ну чем вам не доказательства приватных отношений при полном попустительстве супруга? Я сначала на них сильно повелся, пока не вспомнил, что чем нелепее бывает выдумка, тем легче ей верят и принимают за правду. Попробовал мыслить логически, для начала поинтересовался, а какие такие местные хроники могли быть на Корсике в это время?
Проверил – да практически никаких не должно было быть (разве что очередные записки секретаря графа, которые, как уже отмечал выше, я так и не нашел). Там и губернатор-то свой бюллетень новостей издавал по собственному хотению раз в несколько месяцев. К тому же, один из исследователей этого периода жизни Наполеоне, очень скрупулезный и дотошный, поездки к графу в усадьбу подтвердил, но добавил «Да, жила неделями с детьми, но и муж почти всегда там присутствовал». Вот это мне понятно – а почему бы не воспользовался такой возможностью пожить на халяву по высшему разряду?. Очень в стиле Карло. На чужой счет хорошая кухня и вино, прислуга обслуживает – что еще надо для счастья? А чем в это время занимается супруга – какое это имеет значение? Половина мужчин Аяччо наверняка считала его рогоносцем, но не думаю, что это его хоть как-то напрягало.
Не могу не упомянуть логику рассуждения на эту тему одного из авторов, который тоже не мог понять этой ситуации, но отсутствие у графа связи с Летицией объяснил так: «У Марбефа же была любовница в Бастии, мадам Варезе, которая такого развития событий из ревности просто не допустила бы». (А я про госпожу Варезе вообще не знал. Тщательней надо работать.) А про Летицию он написал следующее – она же не вышла замуж ни за кого после смерти мужа, значит хотела сохранить ему верность. Нетривиальный вывод – если вдова снова не выходит замуж, значит была верна мужу всю жизнь.
Но попробуем все-таки встать на точку зрения тех биографов, которые в адюльтер этой пары не верят. Я тоже попытался рассмотреть другую версию (объясняющую совокупность всех фактов, включая верность Летиции мужу), но без странных умозаключений предыдущего автора. Предположил следующую причину их длительных платонических отношений: графа женщины физически больше не интересовали, возможно, он был раньше ранен или дело в его возрасте, в общем – импотенция. А вот любовь, и сильная – да, имела место быть. Я такие случаи в жизни видел – старички, причем умные, влюблялись так, что их просто колбасило, подарками молодых избранниц заваливали, лишь бы рядом поприсутствовала хоть немножко. И де Марбеф мог же быть тоже рад и счастлив просто наслаждаться обществом избранницы, пусть и достаточно отстраненно. Тем более, что он был старый убежденный военный холостяк и опыт отношений разного рода наверняка имел большой. Почему бы и нет? Вроде ей особенно ничего и не противоречит.
И я почти успокоился, но начал читать дальше и увидел, что события пошли вразнос. В 1783 г. он вдруг женился в Париже на 18-летней Катрин Гайардон де Фенуа (вот ведь как, в этом случае его и 50-летняя разница не напугала, причиной стремительного брака якобы стало обязательное наличие официальных детей для разрешения каких-то запутанных финансовых проблем с наследством). И хотя де Марбеф вскоре тяжело заболел и через три года умер, но поставленную задачу выполнил и перевыполнил (может, от этого и умер?) У них даже двое детей родилось, хотя уже на дату свадьбы его возраст превышал семь десятков, по тем временам – ну просто супер долгожитель. Можно, конечно, поудивляться – ничего себе старички были в то время. Или, скорее, предположить, например, помощь какого-либо молодого родственника (или не родственника) – на что не пойдешь для достижения семейного финансового благополучия! Я выбрал второй вариант. И больше вообще перестал думать на эту тему. В конечном итоге, нас ведь должен интересовать только Наполеон, не так ли?
А вы теперь как хотите, так и расценивайте все эти события. Я только добавлю, что его молодая жена успела якобы подружиться с Летицией и иногда они все вместе проживали в кержеском поместье.
Как я уже говорил, есть авторы, убежденно считающие Наполеоне сыном графа. Один из аргументов (кроме вышеперечисленных, а их вроде достаточно накопали) – наличие светлых глаз у Наполеоне при темных у обоих родителей (кстати, генетика такой возможности не исключает). Однако в момент его зачатия граф и Летиция (в чем я был уверен), с одной стороны, были по разные стороны баррикад. И любой физический контакт между ними, как я сначала думал, был практически исключен, хотя граф и проводил и прямые, и секретные переговоры с Паоли, возможно, и в присутствии его секретаря. Но с другой – потом прочитал, что это не так. Например, с шотландским писателем Джеймсом Босуэллом[10 - Карло приходилось принимать у себя в Аяччо важных гостей, среди них и самого графа де Марбефа. Босуэлл, который тоже бывал в их числе вместе с Паоли, написал: «Один из приятнейших людей в мире – этот француз, отслуживший не один десяток лет в армии, веселый, но без легкомыслия, и благоразумный, без резкости суждений». Таков и был граф де Марбеф, происходящий из древнего бретонского рода. Мог такой мужчина очаровать молоденькую, еще романтическую даму? А почему нет?] (сделавшим огромную рекламу и Корсике, и корсиканцам, и Паоли в глазах всей «просвещенной» Европы в своих путевых заметках) де Марбеф познакомился именно в доме Бонапарти еще в 1768 г.
