скачать книгу бесплатно
Но в папке с надписью ИНТЕРЕСНОЕ обратные адреса, как назло, то Новочеркасск, то Рошаль, то село Рюменское Владимирской области.
Может, в Иваново, город невест, податься? История вроде занятная: трое девиц (правда, не ткачих – торговок с рынка) не поделили одного мужичка и устроили меж собой настоящую бойню (две подружки оказались в реанимации, одна на больничном).
Но журналист посмотрел прогноз: в Иванове на будущей неделе до плюс тридцати семи.
Нет уж. Лучше дома Надькины придирки терпеть.
* * *
Иван Петрович Крамаренко всегда появлялся во дворе первым, за полчаса до дворничихи тети Шуры. Ответственно, будто всему хозяин, обходил территорию. Изгонял котов, что имели наглость развалиться в палисаднике. Осматривал припаркованные машины – целы ли стекла. Смущаясь (не увидел бы кто из окна) здоровался с Шоколадкой. Шоколадка, огромная несуразная псина, прибилась к их двору с незапамятных времен. Бестолковой была собака, команд не знала, имущества не охраняла, бросалась ко всем с горячими слюнявыми объятиями. Соседи чуть не каждый день грозились вызвать ветеринаров, усыпить, увезти. Иван Петрович на публике Шоколадку громче всех ругал. А украдкой, если никто не видит, жалел ее, взъерошивал на башке комкастую шерсть, с доброй улыбкой отталкивал, когда грязнила лапами одежду. Старая собака, никчемная, глупая – но тоже ведь живое существо. Как он сам. И одинокое.
Жена умерла, старший сын подался в Америку. Дочка, правда, неподалеку, в Краснодаре, но внуками не нагружает – боится доверить детишек одинокому старику. Тем более что давление у него. И чудит он, как во дворе говорят.
Странные у нас все-таки люди. Кто пьет до белой горячки, жену метелит, по тюрьмам жизнь тратит – те нормальные. А он всего лишь встает до зари. Купается в море почти в любую погоду. Официальную никуда не годную медицину давно заменил на травы (потому, наверно, и жив до сих пор). И еще равнодушие людское ненавидит. Борется с ним, как может.
А люди: чудак, чудак.
Хотя только он один за всех добился, чтобы в доме наконец капитальный ремонт сделали. Куда только не писал, даже самому президенту, целая папка официальных бумаг скопилась. И палисадник у них во дворе – загляденье, тоже его рук дело. А Петьке из восьмой квартиры того больше – личное имущество вернуть помог. И где благодарность? Бутылку сосед, конечно, поставил – водочка дешевенькая, дрянная, даже для настойки не используешь. А за спиной Петро вместе со всеми хихикает: нашелся, мол, Шерлок Холмс!
Хотя Иван Петрович целую спецоперацию, считай, провел – в личное время и на общественных началах.
Сосед Петька занимался, как вся молодежь, бизнесом. Разъезжал на новеньких «Жигулях» и машину свою холил, как любимую женщину. Труба у глушителя хромированная, чехлы на заказ пошиты. Для дисков музыкальных специальная подставка на виду, ворам лучшая приманка. Да еще вечно забывал в своем транспорте то телефон, то кошелек или покупки в пакетах ярких. Иван Петрович сколько раз его предупреждал: ограбят. Но Петька же смелый – только фыркал: «Пусть попробуют!»
И дождался: вскрыли ночью его «ласточку». Утащили ерунду – блок сигарет да всю коллекцию музыкальную вместе с красивой подставкой. И замок сломали, пришлось на сервис гнать. Петька побушевал, поматюкался на весь двор, но даже в милицию не стал заявлять. Только ставил теперь машину всегда под окнами и грозился: если грабителя завидит – пристрелит.
Но спал он, видно, крепко. Потому что, когда явился супостат вновь, его один Иван Петрович засек. Засиделся по-стариковски у телевизора, черно-белого Феллини по «Культуре» смотрел. А как закончилось кино, в четвертом часу утра, по привычке в окошко выглянул. И пожалуйста: у Петькиных «Жигулей» маячит темная фигура, вид вороватый, а вот и стекло уже хрустнуло.
Иван Петрович, даром что человек пожилой, план действий выработал молниеносно. В милицию звонить бесполезно, посмеются, а если приедут, то лишь через пару часов. Самому в схватку ввязываться не по возрасту. Выскочил, как был, в пижаме в подъезд, добрым молодцем пробежал на первый этаж, замолотил в дверь Петькиной квартиры.
И взяли вместе с соседом жулика тепленьким. Тот, чтоб дело до милиции не доводить, на все согласился: и ущерб возместил, и божился, что больше в их двор ни ногой. Ивану Петровичу даже пришлось осаживать Петьку, чтоб человека не покалечил. Воренок-то оказался маленьким, хлипким, в чем душа только держится.
Иван Петрович после этого случая неделю героем ходил. Все разговоры во дворе про него, и дамочки прямо стелились, особенно те, кому к семидесяти. Но своим в доску все равно не стал. В шахматы продолжал играть сам с собой. И с палисадником ни один человек не вызывался ему помогать. А детвора продолжала хихикать и звать его колдуном (из-за трав придумали, потому что у него на окне всегда пучки висят, сушатся).
Одиноко, конечно, когда всех друзей – глупая дворовая псина Шоколадка. Чтобы не скиснуть, только и оставалось постоянно себя самого шевелить, развлекать, подстегивать. Ледяные купания, хорошие книги, что в молодости прочесть не успел, пять газет выписывал, включая местную «Приморский вестник».
Дрянная газетка, с опозданием в два дня перепечатывала все, что он уже по телевизору видел, но изредка и в ней интересное встречалось.
Оттуда узнал, что на коммерческом пляже, который Институт моря открыл, несчастный случай произошел. Молодая совсем девчонка далеко за буйки заплыла и под моторную яхту попала. Капитан сделал все, что мог, но столкновения избежать не сумел. Неосторожная юница погибла, проводится проверка, судоводитель принес родителям покойной искренние соболезнования и обязался им помогать вне зависимости от того, признают ли его виновным.
Ивана Петровича эта история взволновала, захотелось узнать детали. Их поведали ему во дворе, городок у них небольшой, почти все друг другу знакомые или родственники.
Девчонка, толковали местные сплетницы, вроде пьяной была. И вообще, по жизни без царя в голове: гоняла с парнями на мотоциклах, гуляла по дискотекам. Вот и закончила земной путь под винтом яхты. А о капитане отзывалась с уважением: честный человек, не каждый согласится материальную помощь семье оказать. Хотя мог и вовсе откреститься, коли погибшая сама виновата.
Казалось бы, посочувствуй да забудь. Однако не таков был Крамаренко. Да и давно он хотел на пляже Института моря побывать. Посмотреть, что там устроили – на федеральной, между прочим, земле.
Институт моря располагался в нескольких километрах от города, в шикарном месте – на берегу, в окружении сосен. Десять гектаров леса ему принадлежало. Был он когда-то совершенно закрытым учреждением – вход только сотрудникам, а если хочешь, допустим, внука привести, чтоб в чистой водичке искупался, нужно на имя директора заявление писать.
Жизнь институт влачил, как вся российская наука, бедную, но независимую. А в последние годы его начальство вдруг сменило курс. Науку побоку, коммерцией занялись: санаторий на территории открыли. Ресторан. Два кафе. Ночной клуб. Пляж, в городке болтали, гнездо порока.
Вот там несчастный случай и произошел.
Иван Петрович отправился к институту на собственной дряхлой лодке. Во-первых, чтоб изрядных денег за вход не платить. А во-вторых, видно с моря куда лучше.
Лодка у пенсионера Крамаренко тоже была не как у других. Все нормальные мужики в их городке обязательно с мотором покупали. Пусть в десять лошадей, но ревет, везет, хоть черепашьим шагом, но ты за штурвалом барином. А он себе весельную приобрел, когда в санатории ее списывали, по дешевке. Подновил, подкрасил, весла купил новые, алюминиевые – отличное получилось транспортное средство! Помогает себя в форме держать, бицепсы у него – кремень, в его-то семьдесят семь! И для тренировки сердечной мышцы чрезвычайно полезно. А тем, кто насмешничал над его лечебной греблей, Иван Петрович отвечал словами классика: «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!» И рыбы в сезон приносил побольше, чем другие, нормальные.
До пляжа Института моря, правда, грести было далековато. Но пенсионер держался, терпел. Успокаивал себя: за справедливость бороться всегда тяжело.
Из акватории чужой его гнать не стали. Рыбачит дедок – и пусть его.
А Ивану Петровичу двух дней дрейфа хватило, чтоб понять: ситуация на пляже частном совсем нехорошая. Спиртное льется рекой – на территории два кафе. Спасатели сонные. Закон писан далеко не для всех. Для водных мотоциклов и прочей техники специальный коридор, конечно, имеется – но Иван Петрович своими глазами видел, как ухарь на мощном катере прямо в зону для купания залетел. И орал пьяным голосом: мол, море сегодня тихое, а я сейчас шторм вам устрою! Те, кто постарше, благоразумно улепетывали, зато молодежь глупая качалась на волне, практически под винтами, и хохотала. А спасатели спокойно сидели на берегу и резались в карты. Предпочли не связываться: катерок дорогой, и за штурвалом кто-то, похоже, влиятельный. А такие у них в крае творят все, что хотят.
Запросто и девчонка погибшая могла в законной зоне для купания свою смерть встретить. А менты местные, Крамаренко знал, всегда встают на сторону тех, у кого денег больше.
Кому же сигнализировать о беспределе на пляже? В мэрию да и в МЧС краевое, он понимал, писать бесполезно. Лучше уж сразу в центральную газету.
Тем более что моторная яхта, задавившая школьницу, продолжала как ни в чем не бывало бороздить водные просторы.
И за нею – как и за прочими плавсредствами, что швартовались у причала Института моря, – Иван Петрович наблюдал теперь пристально.
* * *
Когда ехал домой, Дима не сомневался: ужин сегодня не светит. Надюха у него пусть и образец кротости, но дуться теперь будет минимум неделю. Придется ему на бутербродах и чипсах сидеть. Что ж, в жару и с пивком вытерпим.
Однако еще в подъезде он учуял ароматы: жарится рыбка. И, судя по запаху, совсем не мойва. Да и встретила его Надежда добродушной улыбкой. Провокационный сарафанчик, правда, не надела – мучилась в длинной юбке. Чмокнула в щеку, проворковала:
– Ой, Димочка, как ты вовремя! У меня уже осетрина готова.
Осетрина? После вчерашнего скандала?
Полуянов подозрительно взглянул на подругу: что она затевает?
А Надька добила:
– И пиво я в морозильник засунула, должно уже остыть.
Нет, явно где-то подвох.
Однако Надя держалась совершенно мирно. Весь вечер чирикала о библиотечных новостях, сетовала на жару. И когда переместились к телевизору, небрежно произнесла:
– Я, кстати, послезавтра уезжаю.
– Куда еще? В Кисловодск свой?
– Ну зачем он мне? – пренебрежительно фыркнула Митрофанова. – Раз загранпаспорт у меня есть.
– Неужели в Карловы Вары? – продолжал гадать Дима.
– Нет. – Она лукаво взглянула на него. – В Италию.
– В Римини? На море?
– Нет. В Милан. – Надя вымолвила название города с придыханием.
И поведала: ее коллега, некая Катюшка из отдела каталогов, оказывается, замуж выходит. И за кого – за итальянского графа! Познакомилась с ним в прошлом году, когда в Милан на экскурсию ездила и одна-одинешенька ходила в Ла Скала. Думала, просто курортный роман, но кареглазый мачо весь год ей страстные письма писал. А когда в мае Катя снова поехала к нему в гости – познакомил ее с родителями и предложил руку и сердце!
– Так что очень хорошо, что с Испанией ничего не вышло, – триумфально закончила Надя. – Свадьба через три дня, а Катя себе еще даже платье не выбрала. Как раз помогу ей и подружкой невесты буду.
Полуянов еле удержался, чтоб не хмыкнуть. Итальянские графы, конечно, русских девушек любят. Любой горазд погулять да откупиться побрякушкой. Но звать замуж? Надька могла что-то и поинтереснее соврать. Слишком уж вовремя свадьба образовалась.
Так что выдумывает все красавица. Просто позлить его хочет. Ждет, что он ее удерживать будет.
– Езжай, конечно, – кивнул Дима. – И обязательно мне виски в дьюти-фри купи.
– Хорошо. – Спокойно откликнулась Надя. – Какое?
И аккуратно записала название в блокнотик.
«Смешная женская месть», – пронеслось в голове у Димы.
Однако ночью, когда Надя блаженно посапывала, обняв его подушку, он заглянул в ее электронную почту – благо, свой пароль она от него не скрывала.
Переписка с туристической фирмой, ссылки на ответы с женских интернет-форумов, горячее обсуждение рецепта говядины под шафрановым соусом… а вот и некая Katya. Дима, нимало не смущаясь, открыл письмо. И в изумлении уставился на фотографии: тощая, ярко накрашенная девица у Пизанской башни в обнимку с пухленьким, средних лет толстяком… Вот они же – на развалинах Колизея. А третья фотка изображала уже другого мужчину. Не молодого и тоже с брюшком. Но взгляд уверенный, на запястье – дорогие часы. И подпись: «Это Марио, свидетель со стороны жениха. Не женат, работает в банке и явно тебе понравится!!!»
– Дима! Ты где?.. – томно окликнула из спальни Надюха.
Полуянов быстро захлопнул окошко почты.
А Надюшка, оказывается, не теряется!
* * *
В такие ночи, как эта, Хозяин не спал – процесс контролировал всегда сам, хотя и не по статусу ему.
Позвонил в четыре утра, едва они пришвартовались у пирса. Требовательно спросил:
– Как все прошло?
– Без проблем.
– «Хвоста» не было?
Капитан секунду поколебался:
– Нет.
– Точно?
– Можете на меня положиться.
Не упоминать же смешного старичка, рыбачившего поблизости на убогой весельной лодке.
* * *
Сколько себя помню, я всегда мечтала о нормальной семье. Иногда специально выбиралась на Набережную, главную, считай, магистраль нашего городка, чтоб завидовать. Погожими вечерами народ на прогулки семьями выходил. Отец – добрый от теплого воздуха и пива. Мама – немного усталая, но счастливая. И дети – в парадных одежках, щеки в мороженом, у каждого по новой игрушке.
Мне подобного и не снилось.
Отец – ладно, папашки нынче мало у кого есть. Но мне с мамкой тоже не повезло. Пила, гуляла, сидела два раза. Хотя теткой была по-своему неплохой. Если вдруг накатывало на нее, и квартиру могла надраить, и картошечку жареную на стол метнуть, и колготки мне штопала. Но хватало ей куражу максимум на день. А за настоящим семейным ужином, конечно, позволяла себе стопочку, другую… и все, понеслось. На следующее утро в школу приходилось вставать самой. И за пивом матери на опохмелку бежать – Эдик всегда отказывался.
Эдик Смолянинов – это мой брат. На пять лет старше. Сводный, по матери, – «отцы» у нас дома дольше года не задерживались. Некрасивый, весь в батяню, как мать говорила. Но умный – вообще с ума сойти! Читать выучился сам, когда ему пять лет было. В школе круглые пятерки получал. Но не ботан – пусть физически не особо крепок, но злости в нем на десятерых хватало.
Естественно, я Эдьку боготворила. А он меня презирал. Ну, как водится: девчонка, младше, да еще и глупая. Пытался воспитывать, как умел. Совал книгу и грозил: если я за три дня ее не осилю да не смогу пересказать, все косы вырвет. Я злилась – кому нынче книги нужны? Но читала. Сначала чтоб по башке не получить, а потом уже и привыкла. Особенно про девятнадцатый век мне нравилось: кринолины, принцы, бриллианты, интриги.
Но ученой дамы, как брат ни старался, из меня все равно не вышло. Потому что не хотела корпеть над талмудами, испортить глаза (а очки мне жутко не шли), да еще и старой девой остаться. Я лет с четырнадцати выйти замуж мечтала. Не обязательно за принца: понимала прекрасно, что сама не царских кровей. Но нормальный парень, с работой, непьющий и с деньгами кое-какими, надеялась, мне попадется.
После школы брат уговаривал пойти в институт. (Эдик к тому времени уже в аспирантуре учился в краевом центре.) Пел красиво, чем купить, знал: мол, в большом городе и жизнь шикарней, и мужиков выбор больше. Но какая из меня студентка – с тройками по всем предметам, кроме истории и физкультуры? Да и выкидывать пять лет на зубрежку просто глупо. Потому поступила я в колледж (считай, ПТУ). Но на специальность престижную – секретарь-референт. Рассуждала, что секретарша, да молодая-симпатичная, без работы никогда не останется. К тому же очень удобно мужей искать в приемной, когда из-за монитора выглядываешь.
«Овца ты, Виолка, – припечатал брат. – Перспективу вообще не рубишь».
Пусть не рублю – но братику мой резон не понять. Устала уже, что в школе вечно надо мной смеются: в обносках, без денег, дочка пьянчуги. А в институте вообще затравят: мало что нищая, еще и глупая. Зато в колледже я звездой сразу стала. Печатаю быстро, мысли излагаю складно, пишу почти без ошибок (помогли, видно, навязанные братом книжки). И пусть одеваюсь по-прежнему бедно, но зато фигура что надо, лицо без прыщей, и здоровая наглость присутствует.
Даже брат укорять перестал, но мозг все равно компостировал: чтоб замуж не совалась. И, главное, дите в молодые годы не завела, в пеленках не погрязла, а то, пугал, жизнь сразу кончится.
Тут я с ним полностью соглашалась. Куда спешить? Тем более с парнями встречаться и безо всякого замужества можно. И выбирать потихоньку.
Впрочем, в нашем городке выбор не богат. Все перспективные кадры давно по столицам разбежались. А местный офисный планктон – клерки в банках, менеджеры в торговых фирмах – нарасхват. Остаются только автослесари да мелкие бандиты, но за такого мужа и брат пришибет, и самой не хотелось.
Встречалась, конечно, например, с водителем такси (обалденная, накачанная фигура) – для здоровья. Со студентиком московского иняза, он в Приморск на каникулы приезжал, – надеялась, что под венец позовет. Но нюхом чуяла: все без перспективы, не мое.
И тут появился Вадим Андреевич.
С ним мы на Набережной познакомились – у нас в городе больше негде. Там каждый вечер толпы: старухи закатом любуются, дети по парапету ходят. Кафешки, музыка, летом курортников полно. Мы с девчонками из училища на лавочке пивом баловались – бутылки газетками обернули, чтоб менты за распитие в общественном месте не привлекли. А Вадим Андреевич мимо проходил, весь из себя сосредоточенный, важный. Мы на мужиков, ясно дело, поглядывали, но этого даже обсуждать не стали. Сразу видно: не кандидат – лет больше пятидесяти, да еще и приличный. А он вдруг словно вкопанный встал. Облокотился на парапет, с нашей компашки глаз не сводит. Ну, мы гадать стали, больше для смеха: кто он такой? На инспектора по делам несовершеннолетних не похож, на папика, что на молодых девчонок западает и спонсором быть сможет, тоже. Скорее учитель, а то и доктор наук. Но что ему до нас, пэтэушниц?
– Эй, дядя, закурить есть? – решила приколоться Маринка, моя подружка.
Думала задачу мужику облегчить, но тот еще больше смутился. Буркнул: «Не курю». И отлепился наконец от парапета, дальше пошагал. Но по пути раза два оглянулся.
– На тебя, Сырок, смотрит, – со знанием дела заверила Маринка. (Сырком меня из-за имени называли – потому что Виола.)
– Нужен мне сто лет старый хрен, – буркнула я.
И про дядьку странного немедленно забыла.
А дня через два мы с ним опять на Набережной столкнулись. Я спешила на свидание в модную кафешку «Фрегат». А мужик этот (в руках портфельчик, смех!) ко мне наперерез с лавочки метнулся. И, обалдеть, кадриться взялся, будто молодой. Пристал: как зовут, куда спешишь?
Я хотела с ходу его отбрить. Но потом присмотрелась: лицо красивое даже, хотя он и старый. Костюм – нормальный. Обручального кольца нет. Потому вежливо ответила: зовут Виола, учусь в колледже, спешу, наврала, на концерт. И сама начала выспрашивать: ты, мол, кто таков? А он из обтрепанной визитницы карточку вытащил, протянул: ничего себе! Огромными буквами: «Институт моря». И должность – директор.
Про институт у нас в Приморске все знали. При социализме он градообразующим предприятием был, ученые со всего Союза Советского туда ехали. Когда перестройка грянула, загнил – но не умер. Сотрудники продолжали выходить в море на чахлом ботике, брали пробы воды, однажды выставку в доме культуры устроили: виды водорослей и прочих медуз. Я сходила: прикольно. И пляж у них изумительный. Вот представьте: целый километр прибрежной полосы. Дно – мелкая галька. Вода чистейшая. Впереди – море, сзади – парк. И народу никого. Только попасть туда непросто: нужно пропуск иметь, что в Институте моря работаешь, а где его достанешь? Вот я и подумала: выцыганю заветную бумажку у директора! А заодно время культурно проведу. Дядька – стопроцентный интеллигент, в сауну не потащит. Во всяком случае, не в первый же вечер.
