скачать книгу бесплатно
В кабинет следующие зашли, а он все с Богданой. Перешел на итальянский, спросил, сколько лет и какие хобби. Вторая часть вопроса явно с подвохом.
– Люблю пирожки печь. – Не соврала, под бабушкиным руководством и правда умела. – И пою еще.
– А мечта какая?
Бывалые мужики сразу видят, когда у женщины мечта всей жизни – замуж. Но этот, по счастью, пока не беркут – птенец. Главное, лицо честным сделать.
Она вспомнила интонации старенькой учительницы по музыке и ответила с придыханием:
– Мне бы так хотелось услышать «Травиату»! И чтобы обязательно Риккардо Мути за пультом!
– Это кто еще такой?
Ага, попался!
Она взглянула с укором – как, мол, можно не знать столь элементарных вещей:
– В Ла Скала главный дирижер.
Молодой беркут прыснул:
– Ну, ты острячка! Ладно. Заполняй анкету.
– Возьмете, что ли?
– Не знаю пока, – отозвался он важно. – Но кандидатуру рассмотрим.
* * *
Молодой вербовщик по имени Мирон ей позвонил в тот же день. Почему – Богдана так и не поняла. То ли легенда сработала, то ли просто понравилась она ему.
Парень, хотя строил из себя тертого калача, до всевластного и наглого нового русского пока не дорос. Когда Богдана заполняла под его руководством бумаги на загранпаспорт, приобнял – вроде как случайно.
Она ему строго:
– Вы это зачем сделали?
Малиновый пиджак еще крепче к себе притянул бы, а этот сразу отпрянул. Хотя вроде при деньгах человек, по заграницам раскатывает.
С прочими кандидатками – без церемоний, покрикивал. Дистанцию четко обозначал: он начальник, они – дуры. А с Богданой – трепетно, почти с уважением. Похоже, в ее легенду про университет поверил. Ох, лопух! Попросил бы принести аттестат— с одними сплошными «трояками» – и сразу все понял. Богдана даже стала раздумывать: может, романтику с ним закрутить? Попробовать замуж загнать? Но ее заводили мужики мощные, наглые, а Мирон худенький, тонкокостный, вежливый. Да и вожделенная Италия теперь совсем рядом, пьянит, манит. Лучше там попытать счастья.
Документы на выезд Мирон оформил ловко и быстро. Двух месяцев не прошло – уже и паспорт, и виза, и легенда, что в турпоездку летят. Бабушка трепыхалась, пыталась даже телевизор продать – чтоб внучке денег в дорогу побольше. Богдана учила итальянский и практиковалась в уборке. Раньше самой грязной работы дома избегала, а тут впервые в жизни унитаз отдраила. Дело оказалось не хитрым, но довольно противным.
«Ничего, – успокаивала она себя, – долго в горничных не задержусь».
Мирон, правда, постоянно читал лекции: золотое правило успешной домработницы – знать свое место. И русские девушки в Италии уже успели заиметь не очень хорошую репутацию. Местные считают, будто каждая дать готова – за колготки и пару бокалов кампари. Есть целые отели, где селятся приехавшие из России – торгашки или просто искательницы приключений. И на вечерние дискотеки туда изо всех ближайших городков итальянские кобели едут. К огромному неудовольствию местных дам.
– Так что на улицу одни не суйтесь. Самцы прохода не дадут, а бабы – глаза могут выцарапать, – пугал Мирон.
Но Богдана не сомневалась: от надоедал она отобьется. И своего принца – непременно найдет.
Бабушка, когда прощались, плакала. Внучка притворялась, что тоже расстроена, а сама не чаяла, когда постылое Кувшинино наконец останется позади.
Еще на организационных собраниях поняла: с группой – а летело их человек двадцать – дружить не интересно. Все старше и типичные тетки. Худо одетые, усталые, с потухшими глазами. Похоже, действительно собирались остаток жизни в чужих домах унитазы мыть. За границей никто ни разу не был и в поездку собирались основательно, по-российски. Хвастались, что кипятильники с собой взяли, консервы рыбные, крупу гречневую. Самая прогрессивная – грудастая дама по имени Эльвира – щегольнула:
– А переходники у вас есть? Там розетки-то другие, нашу вилку не вставишь.
Но тетки выскочку прижали:
– Да запросто можно вставить, мы выясняли! Срезать чутка, и влезет!
«Боже, что за мелочные, глупые разговоры!» – снисходительно думала Богдана. Лично она никаких кипятильников не брала – только палочку сырокопченой колбаски бабушка раздобыла и сунула в чемодан.
Всю дорогу до Москвы она притворялась, что спит (выехали, чтобы успеть к самолету, в два часа ночи), в общих разговорах не участвовала.
На самолете Богдана прежде летала единственный раз – из Домодедово в гости к тетке в Сыктывкар. Но международный аэропорт «Шереметьево-2» оказался куда круче. Чисто, ароматы кофе и хороших лосьонов витают. Надписи на английском. Стюардессы холеные, словно фотомодели. Иностранцы. Магазинчики с матрешками. Только тетки на регистрации злые. Видно, от зависти, что все уезжают, а им бесконечно билеты регистрировать и счастливого пути желать.
И вот, наконец, заветная красная полоса на полу. Граница. Между бедностью и богатством, старой жизнью и новой.
Богдана робко коснулась черты носком туфли.
– Дзыыынь! – раздалось в ухо.
Она вздрогнула, дернулась. Мирон хохочет:
– Это сигнализация сработала.
– Там, что ли, уже Италия? – искренно удивился кто-то из группы.
– Дура! Там полоса нейтральная! – пропел «под Высоцкого» Мирон.
Богдана с удовольствием подхватила:
– …а справа, где кусты, – наши пограничники с нашим капитаном, а на левой стороне – ихние посты.
– Гражданка, потише! – выкрикнула из будочки за красной чертой толстая тетка в погонах.
Богдана испугалась, притихла.
Еще ссадят с рейса в последний момент. Да и рано веселиться. Впереди – абсолютная неизвестность. Маленький чемоданчик, капитал в девяносто долларов (сотни, для круглого счета, они с бабушкой насобирать так и не смогли). Туристическая виза на месяц. Где она будет сегодня спать? Что есть? Или даже отдохнуть не дадут с дороги – сразу погонят мыть чей-то туалет?
Но переступили красный рубеж, в паспорт шлепнулся штамп о выезде – и страх сменился восторгом.
Полоса нейтральная оказалась вся усеяна сверкающими магазинами, бары подмигивали иллюминацией, даже газетный киоск на западный манер – на стеллажах, в открытом доступе, вода, газеты, жвачки.
В группе сразу оживились, стали обсуждать: много ли воруют? И сколько народу попадаются?
Мирон усмехнулся:
– Всех берут. Тут скрытых камер полно.
И обратился к своим подопечным:
– Предупреждаю сразу: в Италии еще хуже. Вроде товар в доступе открытом, никто не караулит, а на самом деле или заснимут, или человек добрый настучит. И прощай, Европа. Навсегда въезд закроют. И штраф еще влепят.
Будущие горничные сбились в кучку, внимая своему пастуху.
Мимо них текли расслабленные иностранцы. Новые русские в заграничных пальто поглядывали презрительно. Одна из теток (она все бары разглядывала) громко вскрикнула:
– Ой! Пиво! «Гиннесс» настоящий!
– Два доллара, – просветил Мирон. – Хочешь – иди покупай.
– Нет-нет, – перепугалась та.
– Я бы тоже выпила. Если ты угостишь, – улыбнулась Богдана.
Ей нравилось смущать Мирона (совсем молодого, но исключительно важного в своей миссии).
Поводырь запунцовел, нахмурился:
– Подождешь. В самолете тебе нальют. Бесплатно. Но не «Гиннесс». Чего попроще.
Богдана не отставала:
– А на ужин в пиццерию поведешь? В настоящую?
– Не ходи, Богдана, в пиццерию, там мафия, – ответил он модной в те годы присказкой.
– Объедков из ресторана тебе дадут, – предрекла Эльвира.
Но Мирон загадочно улыбнулся:
– Нет, девочки. Сегодня мы гуляем. Я вас в честь приезда на ярмарке буду кормить. В Болонье.
– Что еще за ярмарка?
– Ну, павильоны, как в Москве на ВДНХ. И много ресторанчиков выездных. Креветки на гриле, та же пицца. Говорят, что лучшая в Болонье.
«Болонья! Как звучит!»
Просто не верилось, что в городе с подобным названием тоже есть грязные унитазы и заляпанные полы.
Побродить по дьюти-фри Мирон своим подопечным так и не дал:
– Ходите со мной, а то растеряетесь.
И даже в туалет повел скопом. Дамы там задержались. Ничего себе, даже в России цивилизация! Слив на фотоэлементах, вода идет – когда к крану руки поднесешь. Что же в Европе будет?!
Сначала ахали, потом долго-тщательно обновляли макияж. Когда вышли, от Мирона влетело:
– Сколько можно! Уже посадка! Ах, морды вы красили? Ну, ладно. В последний раз можно.
– Это почему в последний?
– Потому что горничная должна быть бесцветной. Иначе хозяйки вам быстро небо с овчинку устроят.
Эльвира пробурчала:
– Эх, надо было все-таки в стрип-бар вербоваться.
Долетели быстро, в самолете вкусно поели, выпили на халяву вина. Те, кто дымил, бегали в хвост, на места для курящих. На посадке дружно прилипли к иллюминаторам. Даже с высоты видно: Европа! Крыши аккуратные, дороги чистые. И ездят – сплошь иномарки! Правда, крошечные совсем.
Легенда Мирона (туристическая группа и жить будем в таком-то отеле) не понадобилась. Ослепительный итальянский пограничник объял Богдану жарким взглядом и стрельнул певучей тирадой – раза в три быстрее, чем на учебной аудиокассете.
– Che?[2 - Что? (итал.)] – растерялась девушка.
– Желает тебе счастья в его прекрасной стране, – пришел на помощь Мирон.
– Grazie mille![3 - Большое спасибо! (итал.)] – вежливо отозвалась она и изобразила европейскую улыбку.
А официальное лицо – вместо того чтоб шлепнуть паспорт на стойку – вручил документ лично в руки. И слегка задержал свою жаркую кисть на ее пальцах.
«Прав Мирон. Ухо востро надо держать. Хорошо, что я не на консумацию работать пошла».
Но если каждый хозяин (или его сын, брат, сват) начнет ее домогаться, наверно, еще хуже будет. Прав-то никаких нет. Даже виза – и та через месяц кончится.
Богдана, в толпе соотечественниц, шла по аэропорту, разглядывала публику, и черная зависть точила ей сердце. Ну, почему она родилась не здесь? Почему ее ровесницы – такие уверенные, потрясающе одетые? Стрекочут по-итальянски, обнимают своих кавалеров. И им не надо мыть туалеты, откладывать каждую тысячу лир[4 - По среднегодовому курсу 1993 года примерно 600 рублей. Хлеб стоил 300 рублей. Инфляция за год составила 840 процентов.], бояться, что депортируют из страны?!
Прочие вырвавшиеся из России женщины пребывали в радостном возбуждении, а на Богдану снизошло прозрение. Горестное. Никому она здесь не нужна. Прав Мирон: унитаз мыть доверят. На ночь – с удовольствием снимут. А в принцессы не возьмут. И еще очень обидно, что итальянский (не учебный, а тот, на котором здесь говорили) она почти не понимала.
– Чего скисла? – ткнула ее в бок Эльвира. – Заграница, красота! Ща на ярмарку поедем, пиццу жрать!
Их встретил автобус. Чемоданы запихали в багажный отсек, расселись. Покорительницы Италии прильнули к окнам. Ну, просто чудо, чудо! Прямо на улице цветы в горшках. Возле кафе на тротуарах столики, плетеные кресла, народ винцо попивает. Машины останавливаются, чтобы пешеходов пропустить. И от каждой витрины дух захватывает. То цельный поросенок в россыпи яблок, то манекены в платьях неописуемой красоты.
А ярмарка, куда в итоге приехали, с виду и правда ВДНХ. Только павильоны в стороне, а на центральной площади веселье. Музыка, ароматы такие, что прямо хоть воздух режь и лопай. Посредине столы длинные, вокруг них очаги пылают, и там чего только не варганят повара в белоснежных колпаках! Пиццы всех видов, креветки на гриле, лапша удивительная, коричневая, рис непонятно с чем.
Мирон просвещал:
– Ризотто называется. А лапша – это вообще китайская, называется вок.
Еды набрали целую гору. Парень безропотно оплатил. Еще и вина принес, огромную пятилитровую бутыль. День весенний, воздух теплый, Мирон за всеми ухаживал, подкладывал, подливал, просвещал:
– Для пиццы приборы не нужны. Все итальянцы руками едят. А спагетти, наоборот, – их на вилку накручивать надо, в несколько слоев.
Дамы наелись, поддали. Разговоры становились все громче, смех визгливее. Богдана в общем веселье не участвовала. Сидела в дальнем конце стола, смаковала королевских креветок, разглядывала итальянцев – сюда, на ярмарку, целыми семьями приходили. Женщины чаще дородные, властные, на мужчин своих покрикивают. Те вроде слушают смиренно, но глазами так и шустрят по сторонам. И тараторят, тараторят все – с такой скоростью, что ни слова не разберешь.
Мирон, наконец, закончил с ролью распорядителя. Подошел к ней. Спросил:
