banner banner banner
Когда её совсем не ждёшь
Когда её совсем не ждёшь
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Когда её совсем не ждёшь

скачать книгу бесплатно


– Грушы-ы-ы!

А Рустам – вредный с детства. Дразнился обидными словами, кидался камнями чуть что, а теперь торгаш и жадина: ни разу не угостил, как ни просили ребята. Вообще-то они шутили, но мог бы и дать. Нет! – только жжётся из-под бровей глазищами, ресницами того и гляди прихлопнет. И ресницы… вот зачем ему такие? Густые, длинные, как иголки на сосновой ветке, что стучится по утрам в окно. Рая вздрогнула, отвела взгляд. Не нужен ей такой. С ним поведёшься – потом к бабушке хоть не приезжай, засмеют! Дружить не будут.

«…в моей смерти прошу винить, – как трудно даются слова, жизнь сопротивляется каждой буквой, с отчаянием и последней надеждой. На что, Рая?

8 лет 5 дней назад.

– Витьк, будь человеком принеси лестницу. Или бабушке моей скажи, что я здесь застрял!

– Эй, чурчхела, что ты там забыл?

– Сам такой! Иди куда шёл, на…!

Райка посмотрела наверх. В сумерках не разглядеть, кто там в ветках сидит, но раз Витя стал обзываться – всё понятно: Рустам. Нахохлился, как старый ворон с перебитым крылом. Таких мальчишек Рая не видела дома, в деревне.

Витька сплюнул:

– Пошли уже.

– А он?

– Да скажу я бабке его, не ссы, – но через квартал свернул в противоположную сторону. Райка заметила.

Девчонка тащила лестницу, пыхтела, ругалась на себя и радовалась, что темно.

– Эй, ты! Слезай. Что ты там забыл?

– Мурзика. Он спасался, от собак запрыгнул. Забрался, вон как высоко, орал. А я… я за ним. Сюда – не страшно, вниз – не могу. На, держи, – мальчишка, наконец, спустился и сунул Раечке кота, – давай лестницу отнесу.

– Вот ещё! Я сама, не трожь!

8 лет 4 дня назад.

– Яблоки-и-и, сливы-ы!

– Эй, жадина, угости!

– Виноград, виногра-ад!

– Пойдёмте отсюда, а? – Рая дёргала друзей. Те хихикали, уходить не желали.

Рустам остановился. Поставил на камни корзину, взял персик и подошёл к ребятам. К ней, к Райке подошёл, протянул ладонь:

– Возьми, пожалуйста.

Персик тёплый, нежный, пушистый бочок, будто шёрстка у котёнка. Откусишь – и потечёт нектар по подбородку, а во рту сладко-сладко, как сироп. А глаза у Рустама – чёрные дыры, притяжение которых настолько велико, что покинуть их зону не могут даже объекты, которые несутся со скоростью света. Куда там Раечке! Спасение только в одном:

– Нет. Мне от тебя подачек не нужно! – повернулась и пошла гордо под молчаливое одобрение приятелей. Унесла на плечах боль взгляда вслед. Не взяла, победила. Взорвались звёзды. Да погасли. Нет больше притяжения. Тогда почему так стыдно? И так горько, словно не от персика отказалась?

6 месяцев назад.

Рая прихорашивалась перед зеркалом: идут с мужем на день рождения друга, Володи. Витя пришёл на днях, слава богу, трезвый, не забыл сказать о приглашении.  Она обрадовалась, запорхала бабочкой – хоть какое-то развлечение. А то в этой борьбе за выживание совсем уже растеряли веру, и задор, и юность.

На празднике зажгли, как в старые добрые времена, как в первый год свадьбы: будто все забыли о либерализации, о ваучерах, и безработице. Пели, танцевали. А в разгар веселья открылась дверь и ввалились ещё гости. С февральского мороза, в шубах, шапках – и не разглядеть кто.

– О! Ты всё-таки приехал, молоток! – именинник обнял одного из незнакомцев: – Знакомьтесь, знакомьтесь, сослуживец мой, дембельнулись вместе. Приехал работать к нашим, на ферму, и жить. Рустам. Между прочим, земляк ваших бабушек, Райка! Витёк, а ты чё набычился?

«Рустам!» – ахнула Раечка. Господи, за что?

4 месяца назад.

– Эй, красавица, садись, подвезу, – остановился мотоцикл. Рустам улыбался, стукнул по сидению сзади, – с ветерком прокачу, как ветер, что гоняет волны Чёрного моря.

– Нет! – Рая даже в сторону его головы не повернёт.

– Что ж ты так не любишь меня?

Стыдно Райке, уж почти восемь лет стыдно перед ним, потому и вылетели слова-воробьи, вылетели – не поймаешь:

– Почему не люблю? Люб… ой, – прикрыла губы ладонью, – я не то хотела сказать, я хочу сказать…

Но Рустам не дослушал:

– Почему же персик тогда не взяла?

– Секрет. А ты и запомнил.

– Всю жизнь помню.

– Кто старое помянет, тому глаз вон.

– Я не старое помню, а тебя, – Рустам коснулся легонько щеки. – Не кусаюсь я. Садись, пожалуйста.

«Что люди-то скажут? С кем еду?» – ужасалась, но прижималась крепче к спине. Дарила небу и  деревьям, что дурманили цветом своим, хмельную улыбку, жар сердца, радость счастья. Выросла Райка, а всё оглядывается на тех, что за углом. Прячутся.

Вчера.

– Надоело мне смотреть, как моему другу рога наставляют, – незванный гость стоял у калитки, перекрыл вход.

– Ты о чём? – отступила Рая, уронила бидон. Покатился он, зазвенел по кочкам. Отозвался звук в ушах, словно гром.

– Не прикидывайся. Я вас видел. Выбирай: или сама Витьке всё рассказываешь, или – я, или, – Володька подмигнул, шагнул навстречу с объятиями. – Ты баба хоть куда, троих потянешь.

– Отпусти! Не хочу! Нет! – вывернулась из цепких рук.

– Подумай, Раёк. Подведёшь ведь под монастырь всех. Витька после Чечни – сама понимаешь, того. Убьёт Рустама. В тюрягу сядет. Адвокаты нынче дорогие. А так – всё шито-крыто.

– Ты же женат! Зачем тебе это надо?

Володька приблизился вплотную, сгрёб Раю за грудки:

– Затем, что таких шалав, как ты учить надо!

Райка вспыхнула, будто сухой камыш от спички, оттолкнула его:

– Проваливай!

Он отошёл в сторону, рассмеялся зло:

– Хозяин-барин. Бабок хватит мужа от тюрьмы отмазывать?

– Не будет по-твоему, Вов! – Райка посмотрела на него. С жалостью.

«…в моей смерти прошу винить В…, – чьё написать имя, мужа? «Друга»? Кому напоследок испортить жизнь. Рая вытерла слезу. Зачеркнула, заново вывела: «В моей смерти прошу никого не винить!».

Тук! Тук! Тук! Рая вздрогнула: дождь? Витя? Не успела, не успела, ах…

– Открой, Рая! Это я!

Рустам! Вспыхнули щёки, сердце забилось неистово, как бубен в руках цыганки зазвенело. Рустам… – нет, нет! Рая распахнула окно, чтобы наглядеться на него напоследок, перед тем, как…

– Уходи, Рустам!

– Без тебя не уйду.

– Христом богом прошу, уходи!

– Не уйду. Только с тобой! Смотри, что я тебе принёс, – на подоконнике маленьким солнышком сиял южный плод. – Возьмёшь?

Рустам взял его в руку и протянул Рае:

– Возьми, а? И пойдём.

Райка рассмеялась, а потом снова заплакала, да нет, – зарыдала в полный голос. От счастья, что ли, дурочка?

От счастья. Сегодня она возьмёт персик.

Прощание славянки.

Вареньке исполнилось недавно тринадцать. Она раньше никогда не врала, даже по мелочи. А тут зачем-то выдумала для одноклассника Пети, что тоже собирает марки. И, когда он пригласил её в гости, чтобы показать свою коллекцию, трепетала от страха разоблачения. Особенно боялась его серых, в рыжую крапинку, глаз. Зрачки, чёрные, глянцевые, взгляд липкий, словно смола. Варя смотрела, не отрываясь. Увязла, не вырваться.

– Смотри, – сказал Петя, и открыл альбом в синем бархате, – редкая музыкальная серия. Композиторы. Это – Чайковский. Прокофьев. Хачатурян. «Танец с саблями», да?

Да, кивала молча Варя, да. Смотрела на бородатых, усатых мужчин, а видела, слышала – Петю.

– А это, знаешь, кто? – он улыбался и с хитринкой прищурился, напел:

– Прощай, отчий край*,

Ты нас вспоминай,

Прощай, милый взгляд,

Не все из нас придут назад. Ну, как же, Варя? Вспоминай!

Она знала, помнила. Но ей легче было промолчать, чем вымолвить лишний раз слово.

– Это же Агапкин! Трубач. Он придумал «Славянку», аж в 1912 году, прикинь. Эх, Варя, Варя! Угощайся, – Петя пододвинул девочке тарелку, – бабушка напекла.

Он с удовольствием откусил пирожок, повидло брызнуло. На подбородке – сладкая капля. А Варе не до гостинцев, стыдно, жарко. Яблочный аромат кружил голову. Василий Агапкин сочувственно улыбался с марки, крепко прижимая трубу к груди.

– Ты испачкался, – прошептала Варенька и потянулась с платочком к Пете. Тот перехватил пальчики:

– Варя, – не смотрел, а пронизывал, – будем дружить? По-настоящему?

С той минуты и на всю жизнь, Варенька узнала, что чувствуют насекомые, когда попадают в плен смолы или мёда; что чувствуют бабочки, когда прикалывает их к подушке под стекло коллекционер. Петя приколол Вареньку. Маленькую робкую бабочку. А через год уехал с родителями в другой город.

* * *

– И вы никогда больше не виделись?

– Нет, – вздохнула Варя, удивляясь самой себе. Разоткровенничалась с незнакомой женщиной, ни с того, ни с сего. Хотя нет, и с того, и с сего – с альбома. Сразу заметила его на столе. Синий бархат. Тёплый, как и тогда, четверть века назад. Слова, как слёзы, хлынули, освобождая от чувств.

– Так и не забыли его? Странно, ведь вы же были детьми… – хозяйка квартиры пожала плечами, равнодушно продолжила, словно и не случилось нечаянного разговора о первой любви. – А здесь у нас кухня, здесь гостиная, там спальня. Ванная. Туалет, раздельный. Ремонт недавно сделали. Да вы осматривайтесь, осматривайтесь, не стесняйтесь, – хозяйка подошла, раскрыла тяжёлые шторы, – лоджия вот.

Она взяла альбом со стола:

– Дети старьё притащили, где только нашли. Наверное, в кладовке, – спрятала его в комод. – У нас, кстати, и кладовка есть.

Потом пришёл муж хозяйки и Варя совсем растерялась. Непривычное амплуа: не думала, что в возрасте под сорок останется без угла, и как-то было неловко. Неудобно перед чужими людьми. Она быстро засобиралась. Мужчина вышел проводить. Подал пальто со словами:

– Ты совсем не изменилась, Варенька.

Чёрные зрачки прилипли. Серые глаза  лукаво блестели каждой крапинкой:

– Будем дружить? По-настоящему?

Она вздрогнула. Повернулась:

– У тебя есть жена, Петя.

– Это имеет значение?

– Имеет! – вдруг Варе стало легко-легко, будто спаслась, преодолела вязкую смолу, бабочкой выпорхнула на лестничную площадку:

– Помнишь:

Наступает минута прощания,