скачать книгу бесплатно
– Да, – сонно согласился Делеф.
– После увольнения?
– Нет. Да. Из-за этого я ушел.
– Почему ты не рассказал мне?
– Я способен самостоятельно решать свои проблемы. Незачем попусту тебя тревожить.
– Кто назначил тебе лечение?
– Я сам его себе назначил.
– С каких пор ты разбираешься в психиатрии, Делеф?
– В собственных ощущениях разбираюсь только я, – в интонациях Делефа сквозило раздражение.
– Когда все это началось? – спросила я мягче, чтобы не провоцировать конфликт.
– Смотря что считать началом. В начале лета? В сентябре?
У меня разболелась голова. Я едва удерживалась, чтобы не закричать на брата. Его бессмысленное упрямство доводило меня до белого каления.
– Почему ты такой, Делеф? Почему не можешь признать, что у тебя неприятности? Зачем доводишь себя до критического состояния?
Делеф мотнул головой.
– Ты не понимаешь. Мне удалось в какой-то степени справиться с этим. Таблетки хорошо помогают, Силена, надо только иногда увеличивать дозу.
– Хорошо помогают? Это, по-твоему, улучшение?
– Ты же не видела, что творилось со мной прежде, – возразил Делеф.
Как будто подобные заявления способны меня успокоить…
– И сколько еще ты намерен увеличивать дозу? Вот именно, что это таблетки, а не конфеты. Ты можешь умереть из-за них, об этом ты подумал?
Он не нашелся, что ответить. Голый прут кустарника царапнул мое бедро, и я осознала, что мы давно покинули пределы сада и бредем по мокрой траве, не думая куда… Я вдохнула холодный влажный воздух и подняла воротник плаща. Конечно, я держала подобные опасения при себе, но иногда мне приходило в голову, что с моим младшим братом в принципе что-то серьезно не так.
Мы шли, держа дистанцию там, где позволяла ширина пути. Думаю, мы были обижены друг на друга. В битве за понимание мы оба проиграли. Под травяным ковром хлюпала грязь. Делеф сгорбился еще больше и казался ниже ростом.
– Я же приехал. Значит, я хочу, чтобы мне стало легче, – тихо произнес он спустя несколько натянутых минут.
– Да, хочешь, – примирительно согласилась я. – Но одного желания мало. Ты должен обратиться за помощью к специалистам.
– Ты не понимаешь. Никто не может помочь мне.
Мы прошли мимо полуразрушенной каменной стены. Я была задумчивой и грустной, Делеф мрачен. Вдруг я остановилась как вкопанная.
– Куда это мы забрели? – пробормотала я, осматриваясь.
Тоскливое место. Дальше от стены оставались лишь разбросанные по земле каменные блоки. Среди блоков поблескивали темно-зеленые бутылочные осколки. Разросшиеся кусты, преградившие путь, походили на странных, теряющих бурую шерсть зверей, выбравшихся из земли в последние дни их жизни.
А в тот день они были полны сил…
Чувство узнавания сопровождалось холодком, пробежавшим вниз по позвоночнику.
– Я помню это место, – застыв, медленно произнес Делеф. – Мы играли здесь в детстве.
– Повернем обратно. Там…
Но Делеф уже торопливо продирался сквозь заросли.
– Нет, Делеф! – позвала я. – Вернись! Там омут!
Еще мгновенье я видела его синий свитер, мелькающий за темными ветками. Потом Делеф исчез. Я бросилась за ним, царапаясь и пачкая плащ. Я всегда чувствовала, что моему брату не следует приближаться к омуту. В тот день тоже. Но я не смогла остановить его, хотя ему было семь лет, а мне уже двенадцать, поэтому просто побежала за ним, как сейчас.
Делеф стоял на берегу и смотрел в воду, всю засыпанную листьями со склоненных над омутом деревьев.
– Уйдем отсюда, – попросила я.
– Подожди немного. Все-таки мы так давно здесь не были. Двадцать семь лет. Почти жизнь.
– Не уверена, что я соскучилась.
У Делефа было странное выражение на лице. Ненавидящее, испуганное, зачарованное. Он стоял слишком близко к краю.
– Лучше тебе отступить на шаг, – сказала я. – Берег скользкий.
– Он выглядит таким безмятежным, мирным. Омут, – прошептал Делеф. – Он снился мне пару раз, – опасно наклонившись, Делеф попытался дотянуться до воды тростью.
– Что ты делаешь? – воскликнула я, вцепившись в него и оттаскивая. – Хочешь окунуться?
Он все-таки коснулся поверхности тростью, и там, где он это сделал, листья разошлись и открыли воду, такую же черную, как расширенные зрачки Делефа. Мне даже померещилось, что я увидела в них отраженные листья.
– Уйдем, пожалуйста. Я не знаю, зачем тебе понадобилось приходить сюда. Ты же всегда ненавидел омут, Делеф.
– Ты помнишь, как я свалился? – спросил Делеф, не слушая меня.
Я не могла забыть. Если бы я не решилась броситься вслед за братом, если бы я не справилась, он бы утонул. Я хорошо умею плавать, а Делеф совсем не умеет и до самой смерти так и не научится. На секунду я увидела ту несчастную себя, что потенциально могла существовать – сначала девочку, плачущую на берегу, затем молодую девушку, оставшуюся в старом, продуваемом сквозняками доме в полном одиночестве, последняя из семьи. Я поспешила прогнать ужасные видения.
– Омут будто бы звал меня. Вода была гладкая, ни единой морщинки, плотная. Казалось, можно шагнуть на нее и пройти до другого берега, а она даже не качнется под ногами. Я стоял на берегу, а момент спустя понял, что я уже в воде, что я погрузился с головой. Омут обманул меня. Он не был надежным. Он схватил меня за ноги и потащил вниз. Он хотел проглотить меня. Я чувствовал абсолютную беспомощность. Понимаешь, как это?
Я сама в воде омута не ощутила ничего сверхъестественного. Только холод и страх, вгрызающиеся до самых костей.
– Я… я не знаю. Может быть, тебе почудилось. Ты был испуган.
– Я не был испуган.
– Ну, не знаю… Существуют подводные водовороты? Ты попал в течение. Твое детское воображение внушило тебе, что омут пытается тебя утопить. Уйдем отсюда, – я потянула его за руку.
На этот раз Делеф не пытался сопротивляться или спорить.
Мы оба были подавлены. На тусклое солнце наползла огромная, напитанная водой туча, и стало темно, как в сумерках. Мы продрогли до костей, пока добрались до дома. У Делефа сильно разболелась поврежденная нога.
Дома я сварила Делефу кофе, принесла ему плед, и он закутался в него до носа, все еще дрожа от холода. Он попросил принести ему какую-нибудь книгу, и я долго выбирала что-нибудь повеселее. Делефу как будто бы стало лучше, но за обедом я заметила, как он украдкой проглотил таблетку и запил ее соком из своего стакана. Я подумала, не развилась ли у него уже физиологическая зависимость.
Вечером позвонила Митра.
Делеф поднял трубку и прежде, чем передать мне, поговорил с Митрой некоторое время. Они не были близки, только я их и связывала. Хотя оба теперь проживали в Торикине, они ни разу не встретились пообщаться, но в целом относились друг к другу доброжелательно.
Делеф разговаривал совершенно нормальным тоном.
– Мама, – услышала я жизнерадостный голос Митры, когда взяла у Делефа трубку. – Нам сказали, что летом мы отправимся в настоящую экспедицию!
Мы проболтали с ней минут двадцать. О почте, оставшейся в ящике, я так и не вспомнила.
***
За последующие пять дней Делеф сократил количество принимаемых в день таблеток до трех. То есть так он сказал мне. Я надеялась, что ему стало лучше, но не могла отделаться от сомнений.
Прежде он умел передвигаться по дому совершенно бесшумно, ни одна рассохшаяся половица не скрипнет («Ты призрак, Делеф, а не человек», – говорила я ему). С травмированной ногой он, конечно, утратил эту способность. По тихому постукиванию его трости я могла понять, в какой из комнат он бродит сейчас. Обычно он проводил время в библиотеке. Нашел почти все наши детские книжки.
В моей оранжерее Делеф помогал мне с цветами. Он знал название каждого из них – не потому, что интересовался ими, а потому, что они были столь важны для меня. Среди цветов он сам казался уязвимым и хрупким, как орхидея.
Порой у меня возникало ощущение, что мы вернулись в прошлое, когда ничто не разделяло нас. Не в прозрачные, как просвеченные солнцем лепестки, времена, когда наши родители были еще живы, а в год после их внезапной смерти…
В тот вечер, закончившийся нашим сиротством, папа и мама по обыкновению пошли прогуляться перед сном. К десяти они должны были вернуться, но задерживались. Мне было тогда двадцать, а Делефу пятнадцать. Мы сидели на подоконнике, смотрели в окно (темнота была темно-фиолетовая, на небе черными полосами виднелись облака) и ждали, а родители не возвращались.
В час ночи мы взяли папин фонарь и пошли искать их. Безуспешно. Делеф заплакал – это был последний раз, когда я видела его слезы. Ему было очень стыдно, ведь он мнил себя взрослым, но мы оба уже понимали к тому моменту, что случилось что-то очень плохое. Я не знала, что нам делать, поэтому позвонила друзьям родителей, вытащив их из постели. Они приехали и, в свою очередь, вызвали полицию.
Папа и мама были обнаружены утром. Далеко от их обычного маршрута. Что увело их с привычного пути? Они спокойно лежали на траве, рядышком. Их глаза были открыты, в них – ни боли, ни страха.
При вскрытии обнаружились повреждения внутренних органов, что могло быть следствием тупой травмы, но ничто больше не указывало на насильственную смерть. Полиции не удалось выяснить обстоятельства произошедшего, и со временем я смирилась с мыслью, что, видимо, никогда не получу ответов. Делефу же не давала покоя тайна гибели родителей, она терзала и жгла его изнутри еще много лет. Он немного успокоился, только когда сам обзавелся тайной – его засекреченной работой.
Когда мы – скорбная уполовиненная семья – остались вдвоем с Делефом, дом начал казаться нам слишком большим. Я до сих пор помню ту особенную гулкость комнат и нас, маленьких и притихших в ней. До трагедии мы с братом не были особенно близки, но общие печаль, потеря и тревога связали нас накрепко. К тому же, лишившись родителей, люди оказываются перед необходимостью резко повзрослеть и отныне отвечать сами за себя. Я, как старшая сестра, стала для Делефа последним тонким заграждением от враждебного внешнего мира, требовавшего от него решительности и смелости, на которые в тот момент у него не находилось сил.
Никто не любит меня больше Делефа, даже Митра, и дело не в том, что наши с ней отношения недостаточно близкие – но Митра кроме меня любит своего отца, своих друзей и своего мальчика. Делеф… иногда я чувствую эгоистичную гордость, и все же… мне бы хотелось, чтобы он любил хоть кого-то еще.
Ощущение близости к Делефу и робкий мир в моей душе были разрушены вечером среды, когда Делеф спустился в кухню, взвинченный и мрачный. Я испугалась, что опять у него все пошло наперекосяк, и быстро спросила:
– В чем дело, Делеф?
– Она что, совсем исчезла? – спросил Делеф. – Я не могу найти ее. Книгу. Там на обложке нарисована синяя лошадь.
Я рассмеялась.
– Сам ты синяя лошадь, Делеф.
– Я сказал что-то смешное? – удивился он.
И тут я заметила, что его глаза черны, как ночные озера.
***
В то финальное утро я увидела Делефа уже одетым, стоящим у распахнутой двери с висящим за ней зыбким белым туманом.
– Куда ты? – спросила я.
– Прогуляться, – безмятежно ответил Делеф.
– Дождь собирается, – возможно, его ранняя прогулка и удивила меня, но мне требовалось его отсутствие. Я собиралась кое-что проверить.
Делеф вышел на крыльцо и скептически посмотрел в закрытое тучами небо.
– Я успею вернуться до начала. Дождливое лето, дождливая осень, – рассеянно пробормотал он и, сунув руки в карманы брюк, ссутулился.
– Ты же любишь дожди.
«Уходи, – думала я. – Дай мне возможность проверить, действительно ли тебе лучше».
– Да, – равнодушно согласился Делеф. – Мне нравится дождь.
Хромая и опираясь на трость, он пошел прочь по посыпанной красноватым песком дорожке.
Позже я пожалела, что наши последние слова друг другу были столь пусты. В пижаме я стояла возле дверного проема и смотрела брату вслед. Опасные мысли звучали в моей голове: бессмысленно останавливать его, как бы мне этого ни хотелось. Если ему стало лучше, он вернется. Если его внешнее улучшение было лишь внешним, он уйдет не сегодня, так завтра. Я не смогу сберечь его.
Мой брат был из тех людей, которые, не умея плавать, даже не предпримут попытки научиться. А я всегда была для него старшей сестрой. Я слишком опекала его, так же как прежде наши родители. В этот раз я должна была позволить ему самому принять решение.
Я поднялась в комнату Делефа и вытащила из-под кровати его чемодан. Копаться в вещах в отсутствие владельца – несомненно непорядочный поступок, но Делеф никогда не был искренен со мной, и я чувствовала, что заслужила реванша. Но чемодан оказался пуст. Конечно, Делеф уже давно разложил свои вещи в шкафу, как я не подумала об этом сразу.
Я принялась обшаривать ящики. Знакомый флакон из коричневого стекла лежал в самом нижнем, поверх стопки маек. Мне показалось, что на гладком стекле еще сохранилось тепло пальцев Делефа. Я заплакала. Три таблетки в день, Делеф? Прошлый раз флакон был практически полон. Сейчас в нем осталось не больше десятка таблеток. Громко всхлипывая, я перевернула весь ящик и нашла еще два початых флакона. Пряча, Делеф запихнул их в носки.
***
Я все-таки побежала за ним. Но его уже не было на берегу омута. На этот раз я не успела. Вновь сойдясь, опавшие листья закрывали воду.
Возвращаясь к дому, я сильно замерзла, так как, выбегая, только накинула плащ поверх пижамы. А на ногах у меня домашние шлепанцы, обнаружила я с удивлением. Должно быть, я выглядела как беглая пациентка психиатрической клиники, но это было последнее, что меня волновало.
Я взяла книжку для записи телефонных номеров. Почти все ее страницы были заполнены, но мне не были нужны номера, написанные карандашом. Я набрала один из напечатанных красной типографской краской на первой странице.
– Да, – произнес прохладный официальный голос.
– Мой брат совершил самоубийство, – сказала я в трубку таким ровным тоном, как будто уже давно знала, что этот день настанет, и была в некоторой степени готова. Затем я продиктовала свой адрес.
Мне задавали вопросы, но не слишком много. Я отдала им три флакона с таблетками. На этикетках флаконов стоял штамп аптеки, и я мстительно подумала, как засыплется теперь тот, через кого Делеф достал эту дрянь.
Его тело не смогли отыскать, до самой темноты провозившись у проклятого омута, оказавшегося глубоким, как бездна. И Делеф был там, на самом дне, куда его утащили подводные потоки.
