скачать книгу бесплатно
Старый Вацлав рассматривал свое отражение, поворачивая зеркальце то так, то этак. Смотрел на горбатый нос, который в отражении казался еще причудливей, на глубокие морщины и синяки под глазами, на потрескавшиеся губы – слишком часто облизывал на морозе. И старому Вацлаву нравилось: отличная, думал он, личность для того, чтобы вместить всю его коллекцию. Все самое интересное – там, внутри. Снаружи – дежурная маска, не отражавшая ни капли его самого.
Он покрутил зеркало в руках еще и еще – серебро блестело в свете удручающе-желтой люстры; касаясь зеркальной глади, лучи словно бы рассыпались на мелкие осколки, и потом, как витражи европейских соборов – о, у старого Вацлава были красивые книжные альбомы! – собирались вновь. Сначала это был его портрет, как и положено. Правдивый, но чуть искаженный озорным светом, а потом в отражении – нет, вокруг, везде и сразу! – вырос город, и в лицо ударил ветер, и повеяло речной свежестью, и зазеленели финиковые пальмы…
* * *
…Вавилон нарядился к празднику, все семь врат великих богов были открыты, и через них стекалась по улицам незримая, неощутимая благодать, собиравшаяся на верхушке ступенчатого зиккурата Эсагилы, жемчужины старого мира.
Через город несли праздничную статую бога Мардука, и в тени этого шествия шел он, самый богатый человек в Вавилоне, но праздник его не интересовал. Он уже давно сам читал все ритуальные тексты наедине с собой, знал их наизусть, хранил нужные глиняные таблички прямо дома – не желал тратить времени. Лучше он позаботится о себе, пополнит коллекцию немыслимых богатств.
Однажды оракул, говоривший языком звезд, сказал ему, смотря затуманенным взглядом на печень козла: «Твой рок страшен. Ты потеряешь три самые дорогие вещи – одна за другой; потом тебя настигнет погибель, и чумазые руки госпожи Эрешкигаль утянут душу твою, тело твое в подземный мир».
Чем больше бегаешь от судьбы, тем сильнее она дышит тебе в спину. Но у него, самого богатого человека в Вавилоне, была идея. Один шанс – возможный лишь сегодня, в новогоднее празднество.
Сегодня он добудет уникальную личину.
* * *
Еще когда старый Вацлав работал в университете и приносил домой лишь необходимое – пакеты с продуктами, мягкие подушки, теплые пледы и кружки из поездок за границу, – он любил растянуть дорогу на работу. Мог бы брать такси – платили хорошо. Мог бы ехать общественным транспортом, как и делал, но коротким путем: автобус, пересадка, автобус.
Выбирал самый длинный. Обожал ощущение поездки, когда время – которое с недавних пор стало так неважно! – и пространство несутся мимо на неописуемых скоростях потоком размытых образов, а ты, как истукан старых храмов, остаешься на месте. Незыблемый и вечный – холодный мрамор и белоснежный гипс.
Старый Вацлав – тогда еще только старый Вацлав – садился в автобус, доезжал до железнодорожной станции, там полчаса ждал электричку: покупал паршивый кофе из автоматов и изучал сонных людей. Час в душной, переполненной электричке, потом – снова автобус и дорога пешком, которую старый Вацлав всячески растягивал, выходил на одну-две остановки пораньше.
И вот однажды, когда сидел на вокзале, к нему пристала старуха: думал, будет просить милостыню, уже приготовился уйти – всегда был большим скрягой, – но та лишь сказала:
– Хочешь, погадаю на судьбу?
Старый Вацлав усмехнулся. Подумал – это должно быть забавно. Любил такие игры. К тому же получалось точь-в-точь как в том дурацком многосерийном кино, которое каждый вечер, как гипнотическую пластинку, крутили по телевизору.
И старуха просипела – так, словно сам ветер говорил ее сухими пухлыми губами: «Ты потеряешь три самые дорогие вещи – одна за другой».
Конечно, он только посмеялся. И старуха – тоже; не зло, не жутко, а сочувствующе. Посмеялась, как он понимал теперь, над его глупостью.
Конечно, старый Вацлав не поверил.
А потом у него погибла дочь – разбилась в аварии. Казалось, издевка судьбы – водитель остался жив, все повреждения машины покрыла страховка, и только его дочь канула в холодные воды Стикса. Его дочь – звонкая, любившая заплетать волосы в косы, а весной, как только майский воздух начинал ласкать кожу нежным бархатом, носить яркие юбки…
* * *
…К его дочери сватались богатейшие халдеи Вавилона – не богаче его самого, – и каждый раз она отказывала им, не видя за блеском золота живых людей, только холодные помыслы. И самый богатый человек в Вавилоне соглашался, понимал ее – ее, такую звонкую и радостную, любившую хорошее сладкое вино. Когда ее убили – один из отвергнутых ею халдеев подмешал яд в кубок, – самый богатый человек в Вавилоне вспомнил слова оракула и проклял: себя, его и подлого халдея…
* * *
Старый Вацлав стал собирать все что не лень, сам не понимая зачем. Будто думал, что отпечатки чужих жизней на вещах запутают судьбу, собьют ищеек-Эриний с пути.
Потом он потерял работу – вторую самую дорогую вещь в его жизни. Его просто уволили, вот так, без особых объяснений: говорили что-то про оптимизацию, про молодых сотрудников, про его устаревшие методы… А он слышал все и не понимал ни слова, будто с ним говорили на мертвом языке…
* * *
…Когда зрение его испортилось так, что не мог больше различить тонких линией клинописи, понял, что сбылась вторая часть предсказания. Самый богатый человек в Вавилоне души не чаял в переписывании текстов, гордился своей грамотностью, жил звуками и узорами гимнов, песнопений, эпосов. Он ушел сам. Понял, что труд его будет бесполезен, – понял и второй раз проклял себя, злой рок, оракула, халдея-отравителя…
* * *
На последней лекции старый Вацлав – как всегда, в рамках темы, – рассказал студентам любимую сказку. Египетскую.
– Семь богинь Хатхор напророчили юноше, что он примет смерть от змеи, от крокодила или от собаки. Он спасся от змеи, спасся от собаки, спасся от крокодила и попал в лапы водного духа…
– И тот его убил? – спросил кто-то из аудитории.
– Нет. – Старый Вацлав улыбнулся. – Теперь – самое смешное…
И он рассказал им о том, что конец истории затерялся в веках. Никто так и не узнает, настигла ли хоть одна из трех наточенных гильотин судьбы бедного юношу.
А старый Вацлав уже тогда решил, что у его сказки обязательно будет конец.
Тридцать первое декабря звенело праздничным гомоном, искрилось серебром снежинок, горело диадемой обыкновенных чудес.
Старый Вацлав – или Фридрих? – молча шагал по улице; во внутреннем кармане пальто лежало подаренное зеркало, отражавшее – что? Он так и не разобрался – лишь догадался, краем глаза поглядывая в отражение. Видел там – кого? Себя или очередную маску? Окружающий мир схлопнулся для старого Вацлава в одну точку: не замечал ни перезвона волшебства, ни искр зимней стужи, не шепота чудес…
* * *
…У ступеней зиккурата Эсагилы вслух читали эпос о сотворении мира, каждый раз как впервые. Нараспев, гордо, с восхищением. Город пропитался вязким благоденствием, радостью жизни – они, дети Вавилона, всегда умели наслаждаться каждым ее мгновением. И, обгоняя процессию со статуей бога Мардука, самый богатый человек в Вавилоне, не замечая ничего этого, спешил в храм, заранее договорившись обо всем со жрецами…
* * *
Старый Вацлав разглядел нужную ему вывеску. Остановился, задумался, вздохнул – облачко пара призраком растаяло в воздухе.
Он знал, что все придет к этому. Когда потерял две вещи, понял, что осталась последняя. Знал, что третья, самая дорогая ему вещь, – он сам.
Потому и начал собирать личины: макси и паспорта. Раз не помогли вещи, может, хотя бы так, окружая себя фантомами чужих личностей, он даст судьбе шанс лишить самого дорогого кого-то из них: Фридриха, Отто, Вольфганга, Владимира, Йозефа, Карла, Адама, Вениамина и десяток других. И чем больше он собирал, чем больше спутывал эти цветные нити (красные – рок, черные – смерть, белые – судьба), тем больше понимал: нет, нужно полностью стать другим. Перенаправить судьбу на существующего человека, пустить пыль в глаза трем старухам. Надеть всеобъемлющую личину.
Старый Вацлав – не Карл ли? – достал зеркало из внутреннего кармана и посмотрел в отражение…
* * *
…Он поднимался на вершину зиккурата, в то священное помещение, куда вхожи были лишь царь и жрецы: но самого богатого человека в Вавилоне так уважали, что и без договоренностей пускали сюда во времена нужды. А сейчас его ждали. Жрецы кивнули ему, омыли водой вперемешку с благоухающими маслами, надели чистые белые одежды – совсем простые – и повели вниз. Самый богатый человек в Вавилоне чувствовал, как судьба наступает ему на пятки, но верил, что все получится, – ведь на краткий миг он станет не собой. Как становились многие до него…
* * *
Дверной колокольчик зазвенел. Сегодня старый Вацлав даже не стал ругаться про себя: был слишком сосредоточен. Ожидал увидеть девочку за прилавком, хотел улыбнуться ей, сказать спасибо, поздравить с праздником – даже распихал купленные конфеты по карманам пальто. Но за прилавком привычно стоял рыжий толстяк. Поднял голову, услышав, как хлопнула дверь.
– А, это ты, старик. У меня все готово.
– Где девочка?
– Тебе-то какое дело?
– Хотел поблагодарить за подарок.
– Подарок? – удивился хозяин.
– Принеси – и поговорим.
Когда хозяин лавки скрылся в служебных помещениях, старый Вацлав вытащил зеркало – не смотря в отражение, положил на край прилавка. Туда же выпотрошил полные конфет карманы, а рядом положил стопку бумажных купюр – уже для дяди девочки.
Когда хозяин вернулся, неся красивый, отливающий бордовым – как старые сургучовые печати – паспорт, то даже не заметил лежавших на столе вещиц.
Старый Вацлав задышал чаще. Почувствовал, будто что-то – судьба, рок, смерть? – дышит ему в спину; по шее пробежали мурашки. Старый Вацлав – или Адам? – схватил паспорт, развернул на первой странице…
* * *
…Он, переодетый в богатые одежды, сидел на тронном месте царя, и они воздавали ему почести: приносили вино, высказывали благодарность, предлагали наложниц. Самый богатый человек в Вавилоне – он ли еще? – знал, что это – просто игра, правила которой известным каждому. Ритуал подменного царя совершался каждый Новый год уже много тысяч лет – когда на место правителя сажали другого человека, всего на один день; чтобы никаких бед не случилось с настоящим царем в этот переломный период, чтобы тот смог очиститься от своих прегрешений, пройти ритуал унижения – его били по щекам, а тот должен был плакать, чтобы год стал урожайным. Обычно царя подменяли воры и мошенники, те, кого не жалко, случись что; так решали жрецы. Но в этот раз самый богатый человек в Вавилоне сам напросился: и вот он уже не тот, кем был раньше. И судьба целый день будет плутать вокруг до около, не зная, куда нанести удар. Поразит другую цель, пока он носит чужую маску, так удачно предложенную ему… чем же? Получается, тоже судьбой?..
* * *
Девочка Ксюша доедала конфеты, вся измазавшись шоколадом. Сильно дядя Сережник ругать ее не стал – в конце концов, зеркало ему вернули, а ругаться на такую чудесную девочку, как она, решительно невозможно. Ксюша в этом была уверена.
Жалко, подумала девочка, что она не застала того странного и забавного дядю, – сегодня же праздник!
Пока снежники неистово кружились за окном, а ветер свистел, словно подергивая морозные струны лиры, Ксюша решилась посмотреться в зеркало, которое дядя не успел унести обратно в подсобку. Взяла его за холодную серебряную ручку, заглянула в отражение – и уголок испачканного шоколадом рта сменился фантастической картинкой: будто в мультике, тут же подумала Ксюша. Девочка увидела человека в богатых одеждах – наверное, какой-то царь, тут же сообразила она, – к которому стекались мудрецы с длинными бородами и грациозные женщины. Девочка видела, как ему подносят напитки и сладости, как его, вставшего, хвостом сопровождают советники… А потом Ксюша видела, как этот человек вдруг резко останавливается и падает, из спины торчит кинжал, и его, самого богатого человека в Вавилоне, не шевелящегося, уносят куда-то. Тогда в зал входит другой мужчина в еще более роскошном одеянии – тоже с длинной черной бородой. Все поднимают кубки – ликуют в честь Нового года и нового – вернее, обновленного старого, – царя.
Ксюше стало скучно – зеркало она отложила.
* * *
Его сказка – как звали его? какое из имен подойдет лучше? – так и осталась незаконченной.
Рагим Джафаров
В будущее возьмут не всех
– Просыпайся! – Максим потряс сына за плечо. – Приехали!
Денис сонно покрутил головой, пытаясь понять, где они находятся. В плотном снегопаде можно было рассмотреть только фиолетовые ворота, в которые уткнулась машина.
– Где это мы? – сдался Денис.
– Приехали к деду, – пояснил Максим.
– У него разве не зеленые ворота?
– Ну, перекрасил, наверное.
В этот момент ворота дрогнули, и одна створка сдвинулась с места. В проеме возникла голова в ушанке. Пожилой мужчина щурился в свете фар.
– Дед! – обрадовался Денис и сразу же выскочил из машины.
Но тут же поскользнулся и упал в сугроб. Ничуть не расстроился и выскочил из него хохоча. Подскочил, кинулся к деду и крепко его обнял.
– Ты как, старый?!
– Ничего, ничего, – подслеповато щурясь и по-детски восторженно улыбаясь, ответил тот. – Ты вырос как, Денис!
– А ты подкачался, что ли? – отстранившись от деда и оценив его взглядом, спросил внук. – Следишь за собой, а? Кирилл Андреич-то еще ого-го?
Оба повернулись на сдавленную ругань. Максим, вышедший из машины, поскользнулся и так же, как сын минуту назад, ухнул в сугроб.
– Вернись в машину и выйди как положено! – учительским тоном приказал ему Денис.
– А это кто?
Денис медленно повернулся и ошарашенно уставился на деда.
– Друг твой, что ли? – внимательно глядя на своего сына, спросил Кирилл Андреевич.
– Дед, ты чего? – похолодел Денис и посмотрел на отца, стряхивающего снег с пальто, как бы убеждаясь, что ничего не путает и реальность действительно такова, какой кажется, а заодно ища поддержки у старшего. – Это ж…
В этот момент Кирилл Андреевич сунул внуку за шиворот ком снега и захохотал.
– Опять купился!
– Да блин! – изгибаясь и пытаясь вытряхнуть снег, загундосил Денис. – Ну сколько можно-то?!
– Пап, тебе ж не пять лет! – бурчал себе под нос Максим, отряхивая пальто и подходя к Кириллу Андреевичу. – Что у тебя тут за каток?!
– А? – приложив руку к уху, переспросил дед.
– Да не глухой ты! – возмутился Максим. – Я больше на это не куплюсь!
– Чего вы так долго-то? Я думал, не успеете к Новому году.
– Да снегопад же, мы поворот проехали.
– Все, все! Потом расскажешь! Макс, давай из машины, что привезли, – командовал дед. – Денис, а ну отцу помоги!
Засуетились и через несколько минут собрались за столом. Кирилл Андреевич и Максим спешно накрывали холостяцкий стол. Магазинные салаты, нарезки, все быстро выставлялось на стол из пакетов. Денис поставил на стол разделочную доску с толсто нарезанными ломтями хлеба.
– За холодцом сгоняй, – велел ему дед.
– Куда? – не понял Денис.
– До деревни, ключи от снегохода в бушлате, – перекладывая салат из контейнера в тарелку, спокойно пояснил дед.
– А на самом деле?
– А на самом деле духовный материализм не позволит нам освободиться от привязанностей, – развел руками Кирилл Андреевич.
– А холодец? – не поддавался на провокации Денис.
