скачать книгу бесплатно
– Представь себе, что ты плаваешь в огромном море сказочного наслаждения.
– Ну.
– Но между морем и тобой находится пузырь из чёрной толстой резины. Ты как будто делаешь маленькую дырочку в этой резине и к тебе внутрь попадает тоненькая струйка кайфа. И ты балдеешь.
В голову пришла смелая мысль:
– А если эту резину вообще убрать? А?
Он усмехнулся:
– Только пока между морем кайфа и тобой есть эта резина, ты понимаешь, что это кайф. А как только препон не будет – ты станешь частью этого моря. А в этом, поверь мне, нет ничего привлекательного. Алчность – очень плохо. Смертный грех, понял?
Я не нашелся что ответить.
– Кстати, батенька, – продолжал Ленин. – Нескромный вопрос, а какое нынче время? Нет, просто интересно.
– Третье тысячелетие на дворе.
– И кто всех победил? Я имею в виду вселенский масштаб.
– Деньги.
– Невероятно!
Ленин зашагал вокруг саркофага:
– Товарищ! А давайте дунем по ганджубасу! Чертовски хочется курить!
– Мы же в мавзолее, Владимир Ильич…
– Пустяки! У меня есть план.
– ГОЭЛРО?
– И он тоже.
Ильич достал из кармана куртку портсигар, забитый «беломоринами». Первым проглотил клуб горького дыма и передал мне папиросу. От первой затяжки никогда не жду каких-то особенных чудес: у меня свой критерий опьянения, чем-то похожий на удар лопатой по затылку, только без боли и крови. Даже представляю этого насквозь прокуренного типа с темными волосами, скрученными в тонкие «дрэдды», как он замахивается, разбегается и глушит по голове совковой металлической лопатой. Качество прихода зависит от силы замаха чувака, толщины лопаты, разбега и еще некоторых факторов.
– Кстати, кто там после меня руководил государством?
– Сталин.
– Этот мудак? Не может быть!
– Полстраны перестрелял, Владимир Ильич…
– Гхм.. Вот как? Ну ладно…
Неожиданно в дверь склепа постучали. Стук был громкий и гулкий.
– Кто там? – тревожно спросил я.
– Как кто? – ухмыльнулся Ильич. – Брат мой, Отходяк. Встречать будешь?
Я кивнул.
– Точно? Ты уверен, что не хочешь остаться тут, в моём мире? – переспросил Ленин и вздохнул. – Жаль, мне будет тебя не хватать… Но препятствовать не могу – это твой выбор. Входи, Лебёдкин!
Дверь распахнулась. На пороге появился человек в чине капитана госбезопасности. На голове была фуражка с высокой тульей, что делало его похожим на профессионального офицера времен третьего Рейха. От него резко пахло луком.
«Эсэсовец» аккуратно закрыл за собой дверь и оттеснил меня к саркофагу:
– Ты, что ли, отходить собрался?
– Яволь!
– Ты это… Не остри особо. Дело-то серьезное. А ты, судя по всему, элемент неблагонадёжный, – сказал капитан, и его лицо побагровело. Затем он, демонстрируя всю классовую ненависть к «неблагонадёжным элементам», заорал:
– Сядь к столу!
Тут возле саркофага я увидел дубовый стол. На нем лежала пухлая пачка бумаг, а сверху документ: «Мандат. Выдан тов. Бабаясину на право реквизиции девушек от 16 до 25 лет, удостоверяется подписью и печатью. Командир роты…» Подпись на «мандате» была неразборчива.
Владимир Ильич быстро писал какую-то бумагу. Закончив, снабдил её залихватской подписью, достал из ящика стола печать, жарко дыхнул на нее, тиснул фиолетовое клеймо и протянул мне документ.
– Мандат поможет выбраться из этого мира. Лебёдкин проведёт через патрули. Но если еще раз попадешься – хана тебе, Стёпа. Оставлю в мавзолее навечно… Понял?
Я ошеломленно кивнул, и в ту же секунду дверь склепа отворилась, явив плотный поток ослепительно белого света. Он ждал меня…
…Очнулся от пощечин. Надо мной зависли три небритых физиономии. На одной из харь были здоровенные очки, в линзах я увидел свое отражение ярко-желтого цвета.
Троица, облаченная в белые халаты и вооруженная стетоскопами, негромко переговаривалась.
– Промывание желудка делали? Обезболивающее, жаропонижающее давали?..
После короткого консилиума медики пришли к мнению, что мое состояние прогрессивно ухудшается и необходима срочная госпитализация. Пока готовили носилки, я тихо спросил у одного из докторов:
– Что со мной случилось?
– Траванулся ты, друг, короче… – ухмыльнулся бодрый лысый толстячок. – Паленой водкой или коньяком. У нас вся лаборатория этой бодягой завалена. По всем показателям – обычный этанол, почти всегда денатурированный диэтилфталатом. Один раз хроматограф выдал наличие в образце метоксифенил-оксим. Да и то в мизере – три на десять в минус третьей процента объема. Короче, все показатели, как обычно. Но народ или сразу мрет, или сначала желтеет, а потом мрет. И не с большущих доз, а с обычных. Печени, короче, каюк, понимаешь?
– Нет, – ответил я, с изумлением читая надпись на его бэдже, – «ординатор Лебёдкин».
– Вот и молодец, – хохотнул толстячок, прикуривая сигарету. – А потом, ты походу, ещё и каннабисом догнался… Пожадничал, короче. А это нехорошо – жадничать-то. Смертный грех. Понял меня, нет?
Я вздохнул и закрыл глаза. Разумеется, всё понял.
Боги гармонии
Воры увлечённо потрошили каменные покои. Там было чем поживиться: огромный японский телевизор, цифровой проигрыватель, мощные колонки, роскошный ноутбук и несколько мобильных телефонов. Телевизор Гвоздь решил не брать – слишком громоздко. Все остальное аккуратно упаковал в пластиковые пакеты.
Археолог, тем временем, брезгливо ощупывал труп, беспрестанно крестился и бормотал:
– Пресвятая Троице, помилуй нас; Господи, очисти грехи наша; Владыко, прости беззакония наша; Святый, посети и исцели немощи наша, именем Твоего ради…
И вдруг неожиданно спросил:
– Гвоздь, ты веришь в Бога?
Тот обернулся, удивленно посмотрел на Археолога:
– Конечно. Я же не моджахед какой.
– И как ты себе представляешь Бога?
Гвоздя этот вопрос застал врасплох.
– Ну Бог… Это такой… Короче… Сверху смотрит за порядком, чтобы все, значит, правильно было, по-человечески… И за каждым, в общем, наблюдает по жизни…
Археолог ухмыльнулся:
– То есть Бог у тебя вроде министра внутренних дел? И как он, по-твоему должен, «за каждым наблюдать»? Что, у каждого гражданина планеты свой датчик в заднице, да?
Коренастый главарь промолчал.
– Представь, что стоишь на крыше шестнадцатиэтажного здания, – продолжал тощий. – Какими ты видишь людей? Маленькие такие, да? А представь, как они выглядят с еще большей высоты, из вертолета?
– Букашки, – проронил Гвоздь.
– А из космоса? Из другой галактики? Кто они будут? Атомы?
– Наверное.
– И кого, по-твоему, интересует судьба миллиардов этих атомов? Кому мы нужны, чтобы за нами наблюдать, причем за каждым по отдельности, да еще и вмешиваться в наш земной путь? И это при том, что жизнь каждого отдельного человека в планетарном масштабе – краткий миг из ниоткуда в никуда…
– Что же тогда Бог?
– Бог – это гармония. Видишь ли, Вселенная устроена по определенным законам. Гармония приводит в баланс две чаши: добра и зла, которые неизбежно присутствуют в жизни любого человека. Если ты вписываешься в этот баланс, у тебя все идет хорошо: чаша добра заполняется позитивом, у тебя появляется нормальная работа, деньги, рождаются дети, потом ты нянчишь внуков и умираешь с чувством успешно выполненной миссии… А в чаше зла присутствуют всякие мелочи, типа досадного пробитого колеса. Но если ты добровольно начинаешь пихать в чашу зла всякие глупости, то очень скоро придут неприятности.
– Это ты сам придумал или подсказал кто?
– Человек всю жизнь идет по пути познания, расширяя границы своего восприятия, как будто фонариком выхватывая истину из кромешной мглы…
– «Фонариком», говоришь… – ухмыльнулся Гвоздь. – Это водкой, что ли?
– Водка – посох на тернистом пути странника, – очень серьезно ответил напарник.
– А как же войны, убийства? Их же тоже верующие совершают. Это что, тоже часть гармонии?
– А ты как думал, – подтвердил Археолог. – Конечно часть. Вообще, существуют два уровня гармонии: внутренняя и внешняя. Для удобства восприятия можешь представить их сферами, где внутренняя гармония – субъективное восприятие мира, она же «гламур», и внешняя гармония – объективная действительность, законы, согласно которым устроен мир. Именно внешнюю гармонию называют дискурсом.
– То есть, дискурс – вечные ценности, а гламур – модная ерунда, которую люди понапридумывали для своего удовольствия?
– Совершенно верно.
– Но кто изначально создал эти законы Вселенной?
– Не знаю, – вздохнул Археолог. – Что есть наш мир? Быть может, мы просто аквариум, который стоит в офисе у какого-нибудь прораба Ебантеева… Просто так, ради забавы… И, вполне может быть, наш аквариум когда-нибудь надоест своему хозяину, и он швырнет его с шестнадцатого этажа вниз… И все, хана Вселенной.
– Ладно. Хорош базарить – дело ждет.
Но молчал доходяга недолго. Через несколько минут опять побеспокоил своего патрона.
– Слушай, Гвоздь… Тут у него какой-то тонкий шланг…
– Какой шланг?
– Не знаю… Под рукав идет…
– Так выдерни его, если мешает… – огрызнулся Гвоздь. – Тупой что ли?
Дылда замолчал, выдернул пластмассовую трубку и содрал массивный золотой браслет с руки покойника. А с другой руки снял настоящий «Ролекс», с пальца – перстень, с шеи – красивую золотую цепь. Из карманов пиджака вытащил пачки долларов.
Обобрав мертвеца, перебрался к бару. Взял из зеркальной стойки бутылку «Джонни Уолкер». Посмотрел на свет. Мутно-красная жидкость сквозь стекло обещала забвение. Достал из бара два хрустальных бокала и весело предложил:
– Спрыснем дельце?
Гвоздь неожиданно согласился. Археолог мигом открутил золотистую башку «Уолкеру» и плеснул каждому по сто грамм. Не чокаясь, гробокопатели опрокинули напиток внутрь. Спиртное приятно обожгло горло и уверенно опустилось в желудок. Захорошело…
– Вот за что люблю «Уолкер» из всех сортов виски – самогонкой не шибает, – удовлетворенно произнес дылда. – Поверь, друг, очень неловко приобрести бутыль импортного пойла за полтора косаря, чтобы потом морщиться от омерзительного вкуса. А морщиться надо – организм требует.
– Ты-то откуда знаешь? – вместо закуски Гвоздь прикурил сигарету.
– Хм… Откуда… – поддатый Археолог всегда становился уверенным и разговорчивым. – Ты думаешь, я всегда занимался тем, что грабил чужие могилы? Я когда-то считался ведущим сотрудником нашего института… Шел на докторскую, ежедневно долбался с ней с восьми до восьми. Выходные? У меня их не было. И каждый день похож на другой. Но цель стоило того: тема диссертации была, без ложной скромности, просто гениальная! Грамотно ее раскрыть – и не то, что степень доктора наук, государственная премия была бы в кармане, однозначно! Этот труд автоматически причислил бы меня к рангу маститых ученых, а то и академиков. В общем, я работал как сволочь. Иногда даже думаю, что впал в грех Гордыни, полагая себя самым гениальным и удачливым среди прочих ученых, когда кажется, что ты круче всех и так будет всегда… Возомнил себя Богом, короче. Знаешь, как это бывает?
Лучшее лекарство
Гордыня (лат. superbia) – самый тяжкий смертный грех. Обуянный высокомерием грешник кичится своими качествами перед Богом, забывая, что получил их от Него.
На обочине московской дороги стоял мужчина с поднятой рукой. Внешне он, одетый в вельветовую кепку, потёртые джинсы и драповое пальто, выглядел Гостем. Глаза безнадежно смотрели сквозь толстые линзы очков на проезжающие автомобили. Неожиданно рядом с ним резко тормознула старая черная «Волга» с шашечками на ржавых бортах. Из окна высунулся Таксист, и с непонятной обидой спросил: «Куда едем, товарищ?»
Гость назвал маршрут и сел на заднее сиденье. Таксист некоторое время ехал спокойно, затем начал коситься на пассажира. Когда уровень подозрительности дошел до тревожной отметки, не выдержал:
– Деньги-то есть у тебя?
Гость вздохнул и продемонстрировал несколько крупных купюр. Таксист улыбнулся, умудрившись не потерять своего обиженного вида.
– Политический анекдот недавно слышал, – сказал он. – Журналисты спрашивают Путина, почему, мол, Березовского нашли на Лубянской площади со следами веревки на шее. А Путин им отвечает, дескать, что вы удивляетесь, Березовский на самом деле старый был, вот и умер… Смешно, да?
