скачать книгу бесплатно
– Не спят, верно… – помрачнел. – И что делать?
– Легализуйтесь! Скупку можно вести официально, через ломбарды, на ювелирку получить лицензию, организовать собственный сбыт. Не нужно ни от кого прятаться!
– Слушай, ты в курсе, сколько от меня народа кормится?
– Жуликов и воров?
– Но-но! – прикрикнул он. – Люди с трудной судьбой…
Гера немного подумал.
– Есть у меня предложение: бизнес вместе мутить, – продолжил он. – Время сейчас такое, капуста прямо под ногами валяется… Но за большими деньгами ухаживать как за цветами надо: удобрять, поливать. Работать они должны, короче. А если запереть в матрац – сгниют. Или украдут, что ещё обидней… Ты регистрируй фирму и начинай работать. Оборотный капитал предоставлю… Согласен?
– Даром я ничего не возьму. Все свои деньги я вложу в дело, пусть растут. Вот тогда это будет настоящий бизнес.
Тогда все была помешаны на «вложениях» и «росте».
– По рукам!
Шоколадки были моментально забыты. Учредили финансовое бюро, которое немедленно начало скупку ваучеров. Время было выбрано удачное – бюро стало первой организацией, которое донесло гражданам простую мысль: «Можно не ждать мифического журавля, а продать ваучер и получить вполне реальную синицу».
И граждане понесли. Да так шустро, что я не успевал скупать. Оборудовал дюжину точек скупки ценных бумаг, совместив с ломбардной сетью – это нововведение особенно пришлось по душе Гере. Оперативно оброс штатом помощников: кассиры, бухгалтеры, контролеры – они надзирали одновременно за кассирами и бухгалтерами.
Купленные ваучеры пачками сливались вышестоящим скупщикам, на которых вывел тот же Гера. Основная масса населения не знала, что делать с ваучерами, продажи росли день ото дня, цена же стремительно падала, упав до трех тысяч рублей к маю девяносто третьего года.
Много позже я осознал, насколько это важно – оказаться в нужное время в нужном месте. Сделать шаг, чтобы подобрать единственную возможность, случайно выпавшую на дороге жизни – в точности как из рассказа О» Генри. Черт возьми, какая химия распоряжается подобными шансами?
С фирмой мы угодили в самое яблочко. Сейф наполнялся как на дрожжах, мы расширили ассортимент финансовых операций, учредили чековый инвестиционный фонд, обменивавший ваучеры на акции самых разных предприятий. Что-то оставляли для себя, «в копилочку», как говорил Гера, что-то продавали за «живые» деньги – разумный подход.
Внезапное богатство обернулось оборотной стороной медали. Другие-то «бизнесмены» вели себя так, словно жили последний день. Моральные границы пали, никаких тормозов не стало в принципе – любой, у кого водились мало-мальские деньжата, готов был заказать киллера ближнему своему. Началась эпоха отстрелов.
Тогдашняя ситуация показательна на примере крысиного сообщества. Крысы, между прочим, невероятно социальные животные. Они вместе ходят «на дело», помогают друг другу, даже забирают с собой раненых.
Опытные крысоборцы действуют так: берут крупную и сильную крысу, долго морят голодом, а потом бросают в клетку мертвого собрата. После некоторых раздумий она пожирает труп. Логика подсказывает: это уже не собрат, это пища.
В следующий раз в клетку бросают еле живое животное. И снова рациональная логика подсказывает: он все равно умрет, а мне нужно жить. И крыса опять ест себе подобного, теперь уже практически живого.
Третий раз в клетку бросают вполне живую и здоровую «пищу», слабого крысенка. У сильной крысы вновь включается логика: что толку, если мы оба погибнем? Пусть выживет сильнейший. И сильнейший выживает.
Потом крыса вообще не думала – едва в клетку запускали новую жертву, на неё тотчас совершалось нападение. А когда крысоеда выпускали обратно в «родную» среду, это уже была не та крыса – скорее, существо без признаков нравственности.
Очень скоро оно приходило к выводу, что самый оптимальный вариант – действовать не открыто, а втайне от общества. И тогда крысоед заманивал жертву в укромное место и там пожирал.
Когда у крысиного сообщества не оставалось сомнений, что среди них завелся предатель, крысы уходили из этого места. Причем уходили в ста случаях из ста. Почему сообщество уходило, почему не могло уничтожить «короля»? Наверное, коллективный разум, которым в данном случае можно считать инстинкт, просчитывал, что в ликвидации примут участие самые сильные особи. Кто знает, что с ними будет, когда они вопьются зубами в плоть падшего?
Справедливо опасаясь, что рациональной логикой эгоизма заразится крысиная элита, крысы уходят в другое место…
Только вот людям в нашей стране оказалось некуда идти.
Я так и не стал своим в бригаде Геры. Его дружки меня ненавидели: классические барыги, кидалы и жулики, они слышать ничего не хотели о кассовых аппаратах и уплате налогов. Они бредили воровской романтикой, понятиями и прочей блатной икебаной. Профессиональные преступники, как особо рьяные толкиенисты, существовали в своем выдуманном мире с гномами, эльфами и дедами Хасанами.
Помню фразу из диалога двух блатных:
– Сиплый, ограбления бывают двух типов: удачные и когда остаются свидетели…
Подозреваю, именно они распустили слухи, что босс купил мне квартиру. Впрочем, если не обращать внимания на злобное шипение, в остальном всё шло отлично. В финансовом бюро я ощущал себя как рыба в воде. Неправда, что бизнесмены того времени проводили свободное время в кабаках – у меня его вообще не было, этого времени. Я штудировал законодательство, контролировал кассу, сотрудников. За год дважды сменил машину, но перемещался исключительно в треугольнике «дом-работа-банк». Я не торопился возвращать долг дяде – хотел накопить побольше «процентов».
Гера же разруливал вопросы с конкурентами, кормил ментов и «решал темы на верху». Кое-каким знакомством я тоже обзавелся – местный «гэбэшник» Вилкин. Кажется, он зашел скопировать какую-то бумажку. Наверное, не особенно секретную, поскольку ничуть не таился. Разговорились, познакомились.
Невысокий шатен в звании лейтенанта ходил в штатском. Лицо у него было словно стёртое: попадись такой в толпе раз десять подряд – не заметишь. Он обожал сладкое: всякие тортики, пирожные. Удивительно, как они не сказывались на его фигуре. Был повёрнут на своей машине – чёрной тонированной «бэхе». Утверждал, что свет панели приборов немецкого производителя действовал на него возбуждающе.
Относительно Геры высказывался уважительно:
– Необычный человек!
Действительно, необычный. Однажды вручил странный подарок – «Стечкин» из чистого золота, такие по спецзаказу делали во времена Джохара Дудаева. Каким образом он достался Гере – неизвестно. Но почему-то подарил пистолет именно мне.
– Бери! – говорил. – А то обижусь!
– На кой он? – отбивался я. – Я же не стрелок.
– Бери, говорю! Память от меня будет!
К оружию прилагалась коробка с патронами – пять штук. Маловато, но с другой стороны – зачем больше? Если перевести «Стечкин» в автоматический режим, любая из свинцовых блямб поставит финальную точку в расчетах…
К занавесу приватизации на счетах бюро скопились очень приличные суммы. В последний день жизни ваучера оборвалась и жизнь Геры, о чем меня известил телевизор:
– Сегодня в десять часов утра возле собственного дома был расстрелян известный преступный авторитет Георгий Афанасьев. На месте преступления работает следственная группа…
Черт возьми!
Я понимал, что меня выпотрошат до нитки, отберут всё – я не питал благородных иллюзий относительно дружков Геры. И обязательно пустят слух, будто я же и проплатил киллера. Это прекрасно укладывалось в теорию «крысоедства»: в роли морального стержня выступал авторитет Геры, но стоило боссу умереть, каждый стал за себя и одновременно против всех. Какие на фиг «свои»? Все – потенциальная пища.
Пока бандиты трезвели после поминок, я успел перегнать деньги бюро на резервный счет. У этого счета было три завидных качества: открыт в соседнем городе, про него никто не знал, контролировал его только я. Заскочил к нотариусу, оформил дарственную моей доли в ломбардах на жену Геры. Вложил дарственную в конверт, добавил акции из «копилочки» и отправил ей заказным письмом. Полиэтиленовый пакет со «Стечкиным» залил маслом и закопал в лесу – от греха подальше…
На могилу уже бывшего делового партнера прокрался поздно вечером, как вор. Зацепила эпитафия на гранитной плите: «Я никогда не перестану любить жизнь».
Возле дома купил водку в ларьке – помянуть босса. Устроился на кухне, но выпить не успел – послышалась возня в замке входной двери. Хотел было посмотреть в глазок, но дверь открылась сама. Снаружи оказался парень с исколотыми синими перстнями – «старшак» по кличке Сиплый.
– Здорово, рыжий! – лучезарно улыбнулся он и неожиданно всадил кулак в солнечное сплетение.
Я задохнулся, захрипел. Крепыш прошёл внутрь, притворил за собой дверь. Бесцеремонно потащил меня на кухню, толкнул на стул и посягнул на початую бутылку.
– Георгий умер, – сообщил он и взял в другую лапу кухонный нож. – И теперь жилплощадь придется вернуть.
– Какую?
– Да вот эту… Жизнь, как сам понимаешь, дороже.
– Чья жизнь?
– Твоя, дубина! Сейчас поедем к нотариусу, напишешь дарственную.
– На кого писать? – не понял я.
– На меня, лох. Иначе…
Он погладил лезвие ножа.
– Нет у меня документов.
– Будем искать… Я не тороплюсь, если что.
И полез за пачкой болгарской «Стюардессы». Достал неудачно – сигареты посыпались с открытого конца на пол. Бандит выругался, наклонился, предъявив мясистый затылок.
«А что, если…» – родилась вялая мысль.
Руки оказались быстрее – семисотграммовая емкость опустилась бандиту на затылок, рассыпалась миллионом стеклянных брызг.
Затылок оказался словно бронированным – пока связывал руки-ноги, Сиплый очухался.
– Ах ты сука! – хрипел он. – Крыса!
– Я не крыса, – залепил ему скотчем рот. – Я – крысобой, понял? А квартира эта вообще съемная…
Взял сумку с вещами и вышел в ночь.
Помянул, блин.
3
Я спешил, поскольку бандиты уже пытались прищемить хвост. На ходу осваивал азы конспирации: избавился от машины, перемещался на такси. Перед окончательным исчезновением оставалось вернуть важный долг.
Ирина, жена дяди, была дома. Голубоглазая женщина выглядела сильно постаревшей.
– Юра умер…
– Я привез деньги.
– Какие деньги?
– Юрий Валентинович одолжил мне деньги. Пришел срок вернуть…
Когда выложил пачки, глаза её стали круглыми.
– Откуда? – повторяла она. – Откуда у Юры такие деньги? Не возьму!
Она потребовала объяснений. Но мне меньше всего хотелось рассказывать про ворованные радиодетали.
– Не нужно мне ничего! – повторяла она. – Живу хорошо, всё слава Богу!
Она даже попробовала меня накормить. Из вежливости согласился на яичницу с колбасой, но кусок не лез в горло… Деньги она так и не взяла.
Я старался путать следы: на автобусе уехал в райцентр, оттуда, на перекладных, с оглядкой, перебрался в город, где находился резервный банковский счет. Заказал деньги, а на следующий день обналичил счет полностью, «вышел в кэш». Рисковать не стал, сразу конвертировал в доллары. Сложил в большой чемодан и сел на поезд.
Я оставлял много следов. Но криминальная шушера так и не смогла организовать качественную охоту. Я же преспокойно высадился в Анапе, снял лачугу на берегу моря и осел там на два года – натурально, как литературный персонаж Корейко из известного романа.
Я очень ответственно подошёл к добровольному затворничеству, словно к своеобразному экзамену. И до сих пор удивляюсь, как сумел выдержать, не засветиться по глупости или случайно. Будто какой-нибудь граф Монте-Кристо, я изготовил настенный календарь на семьсот дней и ежедневно зачеркивал день за днем, ставя на календарных клеточках жирные фломастерные кресты.
Бизнесмен не всегда синоним слова «богач». Если дела идут хорошо, меняешь машину на получше. Если никуда не идут, пересаживаешься на что-то попроще. Я бы не сказал, что это какой-то адский ад, нормально. Еще важно уметь безжалостно резать все расходы. Если надо: снять рекламу, сократить штат до минимума, сменить офис на более дешевый. Оптимизироваться. Жизнь идет полосами, и полосы эти постоянно меняются: большая, маленькая, черная, белая…
Тик-так, тик-так… День долой, живём дальше. Подобно пресловутому графу я хранил одиночество: гулял по набережной, читал книги. И вообще, избегал лишнего общения, особенно с туристами – мало ли кого северным ветром принесет…
Когда вернулся в свой город, пыль боевых действий улеглась. Дружков Геры почти всех пересажали. Кто на свободе – сел на иглу. Сеть ломбардов к тому времени сменила четвертого по счету владельца. Но ко мне не было никаких претензий: адресат получил письмо с вложенной дарственной.
Денег в тогдашней финансовой системе было относительно немного, поэтому я со своим чемоданчиком оказался к месту. И занялся весьма интересной темой – взаимозачетами.
В те годы была обычной ситуация, когда некий кондитер (назовем его А) подвисал с вагоном печенья, а некий вареньепроизводитель (назовем его Б) с вагоном варенья – нет сбыта за наличные. Но я находил комбинации, при которых А и Б соглашались осуществить обмен печенья на варенье. Моя задача заключалась в том, чтобы утрясти объём товара при обмене, согласовать необходимые документы и фактически выступить гарантом сделки (иногда проплачивая часть её). Это называлось «тройной взаимозачёт».
Приходилось проворачивать ещё более сложные комбинации, включая в цепочку дополнительных участников. Допустим, некто В производит сахар, а вот Г – владеет вагонами. Проводилась в жизнь следующая схема: В дает сахар А, А в свою очередь в счет транспортных расчетов предоставляет товар Г, Г сливает печенье Б, а тот опять же идет за сахаром в знакомую точку В… Так и закрутился механизм! Все стороны при деле, я же получал со всех процент – натурой. Натуру же приходилось реализовывать небольшими партиями – чуть ли не в розницу.
Зарабатывал хорошо, но суеты чрезвычайно много. После года беготни я уплыл в тихую гавань государственных краткосрочных облигаций – ГКО. Доход там формировался как разница между ценой погашения и ценой покупки. Знаменитый МММ я застал лишь в самом начале – Геру убили, когда цветок Мавроди только-только расцветал. Но я прекрасно понимал, у кого ЦБ взял технологию своих облигаций и чем всё закончится.
На дворе был девяносто седьмой, и все с увлечением тискали эту финансовую игрушку – доходность по ГКО была близка к ста процентам. Рынок облигаций стал основным источником финансирования дефицита российского бюджета. Правительство через дочерние структуры ЦБ создавало дополнительный спрос на ГКО за счёт средств, полученных от этого же рынка – классическая пирамида.
Гавань хоть и была тихой, но игры там велись рискованные. Я вовремя из них выскочил: за месяц до объявления технического дефолта по ГКО «вышел в кэш» – продал облигации на вторичном рынке. Конвертнул выручку в валюту и уехал отдыхать на Майорку.
Вернулся я уже в страну, где доллар подорожал втрое. Обычные граждане в те дни скупали продукты: сахар, муку, макароны, крупы.
Середнячки пытались вложиться в шубы, машины. Но времени у них оказалось слишком мало – день, два. Потом все всё поняли, и рынок встал.
А вот крупные бизнесмены рассчитывались по долларовым кредитам собственной шкурой.
Два месяца наблюдал за падением экономики. А потом совершил странный, даже безумный поступок – скупил за бесценок просевшие акции производственных предприятий. Я рассуждал так: кризисы приходят и уходят, а товары производить кому-то все равно придется.
Я угадал: девять из десяти заводов пережили кризис. А когда экономика пошла в рост, оказалось, что за два года стоимость акций выросла десятикратно.
Я вновь продал бумаги, почувствовав себя долларовым миллионером, у которого оборотные средства достигли такой отметки, что уже страшно оставаться в темноте. Этот кризис сделал меня настоящим богачом.
Никого не кидай, особенно деловых партнеров.
Следи за валютным курсом! Следи!
Бизнес к тому времени стал приобретать более или менее приличный вид. Открывались завод за заводом, на рынок выходили новые соки и пельмени, за чудовищные деньги сочинялись бренды, на обнаглевших маркетологов буквально молились.
Опытные люди утверждают, что первые три года пребывания в бизнесе ты его изучаешь, следующие три – бизнес изучает тебя, проверяет способности. А ещё через шесть (при условии, что выжил) – сам становишься легендой. Но когда денег становится в избытке, возникает иллюзия стабильности. Именно на этом этапе предприниматель пытается перековать калькулятор на депутатский мандат и прочие атрибуты псевдогосударственного человека.
Но я не хотел ничего перековывать. На тот момент у меня не было идеи, стержня. Люди на ровном месте собирали миллионы и строили храм, плыли за тридевять земель, карабкались на Эверест, совершали массу безумных поступков. У меня же не было идеи, ради которой нужно куда-то лезть, не было божества, которому можно служить, во имя которого гореть огнём.
