скачать книгу бесплатно
– А откуда он взялся? – полюбопытствовал я.
– Да он тут всегда был. Ну, конечно, не он, а там предки его какие-нибудь… Но я вот лет, почитай, как тридцать тут служу и сколько помню, что ни служба, он всегда на это место приходит и молит… то есть дремлет. Пускай сидит. Зато насчет мышей – полный порядок.
Настоятель отыскал свою скуфью, и мы отправились к нему в дом чаевничать. Проходя мимо полосатого мышелова, батюшка поприветствовал его: «Барсик! Кыс-кыс!» Кот упал на спину, скрестил лапки и будто ответил: «Мя-а».
Техпомощь
Отец Георгий из села Горянина – человек благочестивый. Его храм возвышается над селом и отражается в пруду. Не ходит народ на службы – не беда. Бывало, напечет батюшка сам просфор, поставит матушку петь на клиросе и служит себе, молится. Господь ему внемлет: дома семья – Божий дар – шестеро детишек. С маленькими было тяжело, а сейчас… Кто замужем, кто учится, кто в армии. Дома один Давид – ему шесть лет.
В тот день отец Георгий по обыкновению служил. Давид хозяйничал дома – запалил керогаз и варил у крыльца поросячью тюрю в ведерном чугуне. Помощник все-таки. Он уже погасил фитиль и оставил чугунок остывать, когда услышал на улице за забором красноречивые проклятия. Злой рыболов-любитель, похожий на городского, пинал свой новый мотоцикл и плевал на него.
– Вот ведь делают! Главное, знак качества есть, а он глохнет, зараза, посреди улицы!
Рыбак плюнул и, почесав затылок, полез в инструментальный ящик за ключами. Маленький Давид немного постоял у калитки, посмотрел, как горожанин неумело обращается с пассатижами. Когда же рыбак уткнулся в схему двигателя, мальчику стало скучно и он пошел кормить своих любимых поросят. Ему нравилось смотреть, как те, учуяв завтрак, визжат и толкаются, а потом накрываются ушами и чавкают, уткнувшись в корыто. Когда Давид отправился в дом ставить чайник, с крыльца он увидел, что к мотоциклисту подошел их сосед – дед Лукич. Мальчуган наспех глотал горячий чай – очень уж хотелось посмотреть, чем кончится история с мотоциклом. Техника ему нравилась.
Лукич уже выкрутил свечи и ласково матерился на них.
– Главное, ёлки, искра есть. Свечки-то новые.
– Конечно, новые, я этот «ижак» месяц назад взял.
– Вот, ёлки!
Давид подкрался к ним сзади и затаив дыхание наблюдал, как Лукич разбирает новый мотоцикл «по болтикам».
– И бобина, ёлки, хорошая, и провода все новые…
– Ну да, новые.
– Вот, блин…
Лукич заставил рыбака нажимать на стартер, а сам смотрел на фыркающий двигатель и чесал затылок. Наконец он выпалил:
– Щас карбюратор разберем, если не поможет, ты эту технику вон, в пруду, ёлки, утопи.
Мотоциклист напрягся – жалко новую вещь. На пыльную землю ложились части карбюратора. Лукич разобрал его весь, вывалял в пыли, покурил и вздыхая начал собирать обратно:
– Вроде все рабочее, новое, ёлки…
Старик Лукич – мотоциклист бывалый, многим соседям он был единственной в селе техпомощью. Пять минут – и весь движок снова в сборе.
– Ну-ка, заводи!
Рыбак принялся раз за разом жать на стартер, прыгать на него. Затем вдвоем с Лукичом они толкали новый «ижак»[1 - Мотоцикл <<ИЖ Юпитер>>, выпускался Ижевским машиностроительным заводом.] по улице взад-вперед. Мотоцикл фыркал и не заводился. Наконец Лукич не выдержал:
– Тьфу на твой мотоцикл! У меня самого, ёлки, свиньи не кормлены, а я тут с тобой вожусь!
– Ну, как же… – возразил было городской, но дед его оборвал:
– Вон, видишь, пруд у церкви? Там его утопи.
Хозяин затосковал. Подкатил мотоцикл к изгороди Лукича и уселся на лавочку у его калитки. Затем закурил и принялся плевать в землю.
– Слышь, Лукич! – позвал он не поднимая головы.
– Чё? – отозвался тот из-за забора.
– А когда от вас автобус до города?
– По воскресеньям!
Рыболов ужаснулся:
– Сегодня же пятница!
– Ага, ёлки, пятница! – уже из сарая прошумел Лукич.
Давиду стало жалко несчастного мотоциклиста-рыбачка, и он подсел к нему на скамейку.
– Эхе-хе… – вздыхал тот и курил.
Мальчишка не выдержал:
– Хотите, я вам помогу?
Несчастный повернулся к нему:
– Ты?
– Да.
– А ты разве разбираешься?
– Нет, просто помогу, и все.
– Лукич! – позвал мотоциклист деда, – чё это за пацан тут? Он чё, соображает в технике?
– Ага, соображает, – съязвил тот, – это поповский сын, он щас тебя молиться заставит. Он, как и отец его. Всех, ёлки, задолбал: молись да молись.
Мотоциклист, уцепившийся было за соломинку, ощутил падение зыбких надежд.
– Хотите, заведется? – не унимался мальчик.
Несчастный молчал.
– Ну, давайте помолимся, и заведется! Ну, давайте! Я же знаю, я пробовал. В разных вещах помогает.
Мотоциклист упорно молчал и начинал злиться.
– Я вот один раз помолился, так у меня поросенок выздоровел, а мама думала, что помрет.
Мотоциклист заиграл желваками:
– Уйди, пацан, уйди от греха…
Мальчуган не унимался:
– Ну, давайте помолимся, Бог поможет, Он все умеет.
– Щас по башке тресну! Чё тебе надо, чтоб ты ушел? – не на шутку рассердился мотоциклист.
– Вы помолитесь, и я уйду, сразу уйду, – залепетал мальчик чуть не плача.
– Ну ладно, что делать нужно? – сжалился рыболов.
– Просто перекреститесь и скажите: «Господи, помилуй и помоги мне, пожалуйста».
– И все?
– Да.
– И отстанешь?
– Отстану.
– Ну, ладно.
Мотоциклист выбросил окурок, махнул крестное знамение слева направо и произнес: «Господи, помилуй и помоги мне, пожалуйста. Всё?»
– Всё, – Давид улыбнулся.
– Ну, теперь проваливай.
– Ладно, я буду проваливать, а вы тоже не задерживайтесь тут и уезжайте.
– Как же я уеду, автобус только в воскресенье.
– А вы на своем «Юпитере», его Бог починил. Вот попробуйте.
Мотоциклист, чтоб отвязаться от прилипучего пацана, встал, «тыркнул» стартер, и… мотоцикл завелся. Не дожидаясь, пока заглохнет, рыбачок вскочил в седло и умчал из села.
Когда осела пыль, Лукич вышел из сарая, посмотрел вдаль, на большак. Почесал затылок и плюнул:
– Тьфу, ёлки, чертовщина какая-то.
Зимнее тепло
За окошком – холодрыга. Завывает вьюга. Декабрь громоздит в селе сугробы. Забор под окном почти весь утонул в снегу, только несколько кривых штакетин гордо торчат над бескрайней белизной. Временами сельская жизнь полна романтики: в печи полыхают дрова, в трубе поет ветер…
Сижу у окна, соскреб иней со стекла и любуюсь стихией. На моем столе миска со скользкими опятами – соседка угостила. Долго ловлю вилкой упрямый опенок. Скрипит миска, гудит печь…
Признаться, дареные грибы всегда уступают во вкусе и, главное, в настроении своим, добытым в лесных походах. Мой приятель все прошлое лето регулярно звонил мне, предлагал выбраться в лес. Я все ссылался на «недосуг», а сам втихую завидовал соседу, который то и дело вечерами выгружал из машины ведра с грибами. Повстречавшись с ним, я частенько пытал:
– Михалыч, какая добыча на этот раз?
– Да вот, грузди пошли.
Позднее снова интересовался:
– Теперь что, Михалыч?
– Да вот, успенские начались.
Лето уже заканчивается, если успенские опята начались. Вот уже и Успение на носу. Не за горами и осень.
Вскоре зажелтели листья, зарядили дожди… А Михалычу – новое удовольствие: «осенние поперли!»
Прошедшее лето выдалось хлопотным, но «погрибничать» (или, как придумал мой знакомый, – поучаствовать в «погрибении») однажды случаем улыбнулось. У знакомого как-то осенью лопнуло терпение, к моему счастью. Он не стал звонить, а просто приехал за мной и после службы усадил меня в свою машину. Уже там объявил мне, что корзинки для грибов он захватил, взял пару грибных ножичков, словом, упаковался за двоих. Заканчивался октябрь. Михалыч, одетый по-осеннему, сидел на своей лавочке и крутил пальцем у виска, глядя, как мы отчаливаем.
Дивный осенний лес! Мы добрались до дальнего кордона, углубились по дорожке к квартальному столбу. Там бросили машину и пошли бродить. Мой знакомый сразу честно признался, что Михалыч был прав, когда определил нас в дураки. Время грибное прошло, все, что успело вырасти, уже давно собрали. Но дело вовсе не в грибах. Просто если за весь сезон ни разу не выбраться в лес, то целый год потом можно будет вычеркнуть из жизни, как прожитый порожняком. Я его поддержал. Мы бродили среди старых разлапистых сосен, как будто бы в поисках маслят. Маслят, конечно, не нашли, но нашли много-много интересного. Видели белку. Она скакала высоко-высоко в сосновых макушках. Казалось, что где-то под облаками. Осеннее солнышко золотило ей шубку. Видели веселого ежа. Он прогуливался меж пней, что-то вынюхивал и задорно улыбался. В рифму ежу повстречали ужа. Он, полусонный, что-то искал. А мы уже не искали. Мы уселись на поваленную сосну и разом выдохнули: «Благодать-то… а тишина-то…» Ежик вертелся под ногами и заглядывал в глаза своими бусинками.
– Век бы отсюда не уезжал! – выдал я, и мой знакомый эту мысль поддержал.
Зимой такие воспоминания согревают – куда твои валенки! У своего дома, напротив, по колено в снегу топчется Михалыч. Он укутался шарфом и дымит папиросой. Его заметает пурга. Лица не разглядеть сквозь метель и густой папиросный дым. Задумался о Михалыче и вдруг понял, что его лица я не могу вспомнить. Нет, его образ перед глазами, конечно, но он неотделим от фуфайки, валенок и папирос так, что случись повстречать его без этих атрибутов, то я его и не узнаю, наверное, и примет особых не смогу назвать. Так, ушанка, валенки, «Беломор», фуфайка… Зато осеннего ежика помню, как родного. И ужа с белкой. Хоть портреты пиши…
Потом, когда еж нас покинул, мы отправились узенькой тропкой в дубовые кварталы. Решили – умные – опят сыскать. По пути набрели на терновник. Любовались кустами со всех сторон, долго, чуть не до заката. Прав был Михалыч, дураки мы и есть. Он бы точно не разглядывал облетевший терновник. Отряс бы все ягоды, чтобы добро не пропало или проходимцу-ежу не досталось.
Запах леса пьянит. Голова кружится. Если Бог на земле нам такую красоту устроил, то что же нас всех ждет там, в раю? Глупые мудрецы любят об этом порассуждать. Говорят, что, дескать, как бы там хорошо ни было, все равно назад, на Землю захочется. Странный народ. Не знают, наверное, что лучше рая нет ничего, нигде. Понятно, что трудно вообразить себя в Небесном Царстве, над землей, над небом, над вселенной с ее премудростями. Непостижимо далеко от болезней, войн, мизерных зарплат, Оранжевых революций, от голода, холода и от жары. Там есть только Бог. Целый Бог! А в Нем – всё. Радость и счастье, любовь и жизнь, красота и справедливость. И снова Счастье. И оно не заканчивается потому, что времени там тоже нет. Можно даже так не мудрствовать, а посмотреть сейчас вокруг: из леса-то, из миллиардной частички райского подобия, и то уходить не хочется!
На закате бредем тропинкой. На дубовой опушке нас встречает целый «собор лесного духовенства». Мне знакомый их представил:
– Перед нами весьма деликатесные грибы. Звать их – зонтики. В простонародье – попы. На вкус – куда там твои опята!
До чего же им подходит это простонародное название! Если приглядеться к их великолепной компании, то эти грибы видятся уездным духовенством, которое просто выбралось в лесок от бденных трудов передохнуть. В центре, без сомнения, благочинный. Вся компания в солидных широкополых шляпах, какие нашивало духовенство в XIX веке, все весьма упитаны. Большой благочинный склонился к поникшей братии и будто поучает. Красиво. Незаметно всю полянку накрыли октябрьские сумерки. Мы спасли нашу «священную компанию» от грядущей лесной ночи и поспешили к машине.
Хрущу соседским опенком и чувствую, как улыбаются мои глаза от этих воспоминаний. Тогда из леса впечатлений мы привезли гораздо больше, чем грибов. Впрочем, ведь за впечатлениями мы и ездили. А грибы так, повод. Будущим летом новые нарастут.
Вьюга за окном не стихает, злится. И чем она суровее, тем уютнее становится у протопленной печки. Тогда, осенью, мы с моим знакомым тоже устроили себе похожий уют: на сковородке шипели «коллеги попы», на крыльце посвистывал самовар. Неторопливо журчала приятельская беседа. Не могу, правда, припомнить, что такое важное мы тогда обсуждали. Делились ли впечатлениями, критиковали ли литераторов, перемывали ли кости политикам? Не вспомню. Должно быть, такие мелочи не запоминаются. А вот ежа помню, как родного. И белку тоже!
Тепло…
Всякое дерево, или Подпорка для безработицы
После экскурсии по храмам областного центра мальчишки-алтарники явились ко всенощной раньше обычного минут на сорок. Всем четверым по десять лет, учатся в одном классе.
– Батюшка, мы такое…
– Мы видели… это, ну… службу…
