скачать книгу бесплатно
– Как дела, Аленка?
– Хорошо. А мы вчера за тобой заходили, чтобы в бадмик поиграть…
И что же вам с мамой-то не играется, а?
Кристине вдруг стало жалко Витьку и до смерти захотелось его поцеловать. Все тело уже обжигало привычное желание. Ну, вот же он рядом и так же хочет ее, как она его. И зачем она к Сережке-то ездила? Не помогло ведь.
– Давайте сегодня поиграем, – улыбнулась Кристина девочке. – Я сейчас немножко поработаю, а часиков в пять выйду. Договорились?
– Конечно! – обрадовалась Аленка. – А купаться будем? У меня уже получается на воде держаться и плавать по-собачьи.
– Конечно, будем. И сегодня я буду учить тебя плавать по-человечьи. Называется брассом.
– Здорово! – Аленка захлопала в ладоши. – А моя мама плавать не умеет.
Витька покраснел, Кристина еле удержалась от иронического замечания. Подошла к багажнику, достала пакеты с продуктами.
– Ну что, пока-пока.
– Пока, – откликнулась девочка, в то время как Витька грустно смотрел на нее. И такая в его глазах была нежность, что у нее снова перехватило дыхание. Девушка заторопилась по дорожке к дому. Бросила пакеты на стол и поднялась в комнату Иларии. Мама лежала в обычной позе: на спине, руки скрещены на груди. Кристина села на краешек, поцеловала в щеку.
– Привет, мамуль. Как ты?
– Не очень, – покачала головой Илария. – Хотела чаю попить, чашку разбила. Руки совсем не держат сегодня.
– Я сейчас заварю чаю.
– Не надо. Молока выпила. Сделаешь мне укол?
Кристина обратила внимание, что сегодня мама не переоделась, а так и осталась в ночной рубашке. Даже не причесалась. У Кристины сжалось сердце. Она не должна была уезжать.
Кристина привычным движением откупорила ампулу, наполнила шприц и сделала укол. Ей показалось, или мама еще похудела? Илария лежала с закрытыми глазами, Кристина сидела с ней, пока та не задремала. Потом встала и вышла на балкон. До боли вцепилась в перила. Ну почему на свете нет лекарства, которое может помочь? Как же это тяжело, когда твой самый близкий человек страдает. В кухне она налила себе любимый коктейль мартини с водкой и поставила вариться куриный бульон.
Включила ноутбук и начала новую главу.
Как только я поправилась, мама заговорила, что мне нужно учиться. Петрович пообещал помочь. И вот однажды вечером, взирая на меня с видом фокусника, владелец рынков и наших душ объявил, что я устроена в школу. В лучшую из школ. Петрович посмотрел на маму в надежде поймать ее взгляд благодарности, но она раскладывала мясо с картошкой по тарелкам и отреагировала слабым величественным кивком. Мол, она слышала и не сомневалась. Если бы мама повела себя иначе, мне было бы больно. Но вежливый высокомерный кивок поставил Петровича на место. За все заплачено, лишних слов не будет.
Что означает, войти в любой класс, когда ты пропустила целую четверть? Забыла добавить, что в школе изучали английский с первого класса. С моими несколькими фразами я казалась смешной самой себе. Наверно, ни к чему упоминать, что я снова стала Вороной. Прозвище странным образом тут же утвердилось за мной, словно я не уехала на сотни километров из родного города. Но если там помнили про мой перочинный ножик, то здесь не знали, что я умею давать сдачи.
Мальчишки подкарауливали девчонок на лестнице и в коридоре. Школьницы возбужденно галдели в туалете и боялись выйти. Я была слишком погружена в семейные дела, чтобы обращать внимание на прыщавых пацанов. Этой ночью я услышала мамин плач в ванной и вновь почувствовала себя виноватой. Одноклассники высыпали гурьбой из-под лестницы на первом этаже и окружили меня.
Прижатая к стене я запоминала лица тех, кто лез ко мне под юбку. Я так сосредоточилась, что почти не чувствовала липких пальцев, словно это было не мое тело и спокойно стояла. Позже, один из тех, кто меня не тронул, скажет, что мой взгляд пригвоздил его к месту. Он только и мог, что смотреть.
Мне нравилось возвращаться из школы по бульвару, но в тот день запах сирени казался мне гнилым, а свежие листочки излишне вульгарными. Мне хотелось спрятаться и зализать раны. Казалось, что любой прохожий знает о моем позоре. Я была почти уверена, что на синей школьной юбке есть пятна, а телесные колготки порваны и заляпаны грязью. Несколько раз по пути я останавливалась и проверяла. На колготках не было ни стрелки, ни зацепки, а юбка выглядела чистой и удивительно отглаженной, несмотря на комкающие ее клешни будущих мужиков. Грязной была я внутри. Отпечатки пальцев остались в душе. Я знала, что никогда не стану прежней.
Вдруг мне стало понятно, почему после переезда к Петровичу исчезли наши традиционные поцелуи. Мама боялась испачкать меня, а я, зная, что она спит с этим типом, брезговала подойти первой, боясь почувствовать от нее запах его туалетной воды, которой он обливался.
Больше всего в тот день моего позора, мне хотелось подойти к маме. Маленькие и большие мужчины сравняли наши года и смешали нас с грязью. Но дома никого не было. На журнальном столике валялась пачка сигарет, и я, вытянув длинную сигарету, отправилась на балкон. Сосед Миша, пялившийся на меня давно, нарисовался сразу. Я вытащила стул и удобно устроилась. Кашлянув пару раз, я вполне прилично начала пускать дым. Видя такое, сосед бросил парочку комментариев и предложил выпить пива на брудершафт. Я согласилась и уже через пару минут, передав мне две бутылки, он удивительно ловко прошелся по перилам. Пиво пошло еще лучше, чем первая сигарета и уже очень скоро мы заключили сделку. Я сняла лифчик и разрешила ему потрогать грудь, в обмен на то, что он поможет мне подкараулить обидчиков. Гладя мою грудь, сосед так возбудился, что я с трудом отделалась.
Мы подкараулили их в кустах. Мои небольшие порезы их нагленьких сморщенных органов нанесли больше морального, чем физического вреда. Но я никогда больше не видела их с девчонками и от души надеюсь, что их петушки надолго опустили гребни. Справедливости ради придется заметить, что сексуальный интерес моего соседа ко мне тоже угас. Когда мы возвращались домой после мести, он сказал, что никогда не видел у девчонок такого выражения лица, как у меня.
– Блин, ты же могла их зарезать. Они теперь на всю жизнь напуганы. Я ж не думал, что ты с ножом. А ты тащилась от этого. Ты… – Он покачал головой в такт тем словам, которые не решился произнести и озадаченно сплюнул сквозь зубы. – Я лучше это, пойду.
– Сигарету дай и проваливай, – потребовала я.
Он достал пачку и молча протянул мне. Я вытащила сигарету и с наслаждением затянулась.
Ворона отомстила.
Дома я достала нож и долго смотрела на него. В комнату, как всегда без стука, ввалился Петрович. Мысль, которая появилась у меня при его появлении, меня испугала. Он подошел ближе и взял нож у меня из рук.
– Странные у тебя игрушки. Зачем он тебе?
Я усмехнулась.
– Для самообороны.
– Ну ты, если кто тебя обижает, скажи. Я понимаю, – его сальный взгляд задержался у меня на груди. – Ты девушка красивая. А парням много чего хочется в их возрасте.
Я представила, как рассказываю Петровичу, что меня облапали. Вряд ли он будет разбираться. Скорее скажет, что я так себя вела и что у меня слишком короткая юбка. Я нахмурилась и равнодушно бросила:
– Сама разберусь.
Он хмыкнул.
– А ты не проста, Кристина. Когда вырастешь, возьму тебя в помощницы. Характер у тебя, что надо. Мужикам не всем так повезло.
Откуда он мог знать про мой характер? Психолог хренов. Когда я вырасту, убью его.
Неужели я произнесла свою мысль?
Да!
Пальцы быстро забегали по клавиатуре. События тех дней забыть невозможно, как и невозможно не знать, что если бы не кучка негодяев, обладающих властью, этих бед могло не произойти. И не было бы ни постыдного бегства из родного города, ни подвала, ни рынка, ни Петровича. Кристина знала, что мама пыталась, именно пыталась, заработать денег, чтобы уйти от него и начать жить самостоятельно. Вот и работала с температурой на холоде. Были хорошие дни для торговли. Праздники. В итоге потеряла здоровье.
А может это судьба?
Кристина читала: каждая душа перед рождением выбирает путь, который должна пройти, чтобы чему-то научиться. И те души, которые выбирают сложный путь, более правы, чем другие. Так что не завидуйте тем, у кого жизнь легкая. Они тратят время попусту. Может, оно все так и есть в высших материях, но ей-то, здесь и сейчас, очень тяжело. Хотя надо признать, что сейчас намного легче, чем тогда.
Глава 8
Мамина болезнь развивалась быстро. Если раньше мама легко поднималась на четвертый этаж – у Петровича мы жили в старинном доме без лифта – то теперь стала останавливаться на каждой площадке. Жаловалась на головокружение, несколько раз падала. Ела удивительно мало. Дома, при любой возможности, ложилась на диван. Петрович уговаривал ее пойти к врачу, но мама отмахивалась, ссылаясь, на последствия гриппа. В ее движениях появилась неуверенность, словно она выпила лишнего. Конечно, мама перестала участвовать в вечеринках Петровича и все чаще оставалась дома.
И вот однажды, когда утром она не смогла самостоятельно встать с постели, Петрович вызвал врача. После постановки диагноза наш так называемый благодетель впервые не вернулся домой на ночь. Мы поужинали вдвоем и устроились на диване перед телевизором. Я держала маму за руку, стараясь делать вид, что ничего не случилось. На экране показывали фильм, содержание которого я не могла уловить, поскольку в голове крутился один и тот же вопрос: что делать дальше? Мама, словно услышав его, тихо сказала:
– Боюсь, нам придется уехать. Ни один мужчина не станет жить с больной женщиной.
Сможет тот, кто любит. Папа бы смог. Я об этом сказала. Мама только покачала головой. Что, мол, она и в нем не уверена. Я как-то немного обиделась за отца, но не стала спорить, только положила голову на мамино плечо и прошептала, как она мне тогда, возле подвала: «Мы как-нибудь справимся». Теперь это ложилось на меня. Я чувствовала себя здоровой и сильной, но не меня никто не возьмет на работу. Две проблемы: мамина болезнь и мои дурацкие четырнадцать лет. Ну почему кукольнику не угодно было подождать хотя бы до восемнадцати?
Всю неделю Петрович нас избегал. Возвращался, когда мы уже спали, уходил, когда еще спали. Обстановка накалялась. И вот как-то, когда я, пытаясь отвлечься, читала, в замке повернулся ключ. Мама поехала сдавать очередные анализы и вернуться должна была нескоро. Я съежилась на диване, предчувствуя неизбежный разговор. Петрович разделся и прошел на кухню. Всю эту неделю готовила я. Под четким маминым руководством. На обед у нас был суп с фрикадельками и овощная запеканка. Я, несмотря на то, что выходить ужасно не хотелось, пересилила себя и решила подать Петровичу обед вместо мамы. Когда я вошла, он стоял у окна, переплетя пальцы за спиной. Я видела его коротко постриженные, обрамляющие лысину волосы и сутулую спину. Он обернулся. Увидев меня, нахмурился.
– Где мать?
– У врача.
– Похоже, она теперь все время будет ходить по врачам.
– Я могу разогреть вам обед, – быстро сказала я. – Есть суп с фрикадельками и запеканка.
Петрович пристально меня рассматривал. Я и раньше ловила его заинтересованные взгляды. Другие мужчины тоже глазели на меня. С моей большой грудью и округлыми формами я выглядела, как говорили, на все семнадцать. Сегодня на мне была футболка в обтяжку и легкие свободные брючки
– Ты опять готовила обед? – с нажимом спросил Петрович, не отрывая взгляда от моей груди.
– Мама не очень хорошо себя чувствовала.
– Понятно.
Петрович опустился на маленький кожаный диванчик, жестом показывая на табуретку напротив. Я поставила на плиту суп и села. Поднять глаз не решалась. Боялась, что он услышит, как колотится мое сердце. Сейчас он скажет, чтобы мы убирались. Сейчас он… но он молчал. В кухне раздавалось шипение газа, булькал суп, чирикала за окном птичка. Мне вдруг вспомнился наш подвал, и как тетя Галя убеждала маму переспать с этим ничтожеством. Я тогда заболела, не оставив маме выбора.
Мысль появилась в моей голове так быстро, что я даже не успела испугаться и как следует ее обдумать.
Моя очередь. Моя очередь спать с этим типом, потому что это единственный выход остаться в тепле и получать от него деньги. Мой взгляд упал на его пухлые короткие пальцы, уткнулся в перстень с бриллиантом. Бриллиант полыхнул голубым светом и погас. Иногда украшения еще больше подчеркивают уродство. Я представила, как его руки скользят по маминым покатым плечам, и мне стало тошно. Ему нужно было выбрать какую-нибудь толстуху с двойным подбородком, а не мою мамочку с ее неземной красотой.
– Кристина, я чувствую себя подлецом, но не могу больше молчать, – необычно тихо заговорил Петрович. – Я ведь не виноват в болезни твоей матери. Я делал для вас все, что нужно. Ведь у тебя же лучшая школа, хорошая одежда и еда? – Он заглянул мне в глаза. Я кивнула. – Но мы не женаты, и я не могу… – Петрович остановился. – Я буду честен, я не готов жить с больной женщиной. – На лбу у него выступили капли пота. Я по-прежнему молчала. – Есть ли у вас какие-нибудь родственники в Москве, которые могли бы о вас позаботиться?
– Нет, – коротко ответила я и подняла голову. Удивительно, но мой страх прошел. Сердце выровняло свои удары, а мне стало жарко от злости. Ты заботился? За все было уплачено. Животное с поросячьими глазками смотрело в стол, разглядывая лежащие на нем собственные руки. На плите закипел суп. Я поднялась и выключила его, а потом уперлась руками в стол, немного нависая над Петровичем. – Я предлагаю вам сделку. – Наверно, здесь сработал его инстинкт торговца и в его глазках, сменяя удивление, загорелся интерес. – Я буду спать с вами вместо мамы, если вы не выгоните нас на улицу.
– Ты?! – его взгляд опять уперся в мою грудь, нависающую на уровне его лица. – Должна ли я снять футболку для пущей убедительности? Тоненький голосок в мозгу запищал, что я гублю себя. – Нет, я не могу, – глухо отозвался Петрович. – Потом еще посадишь меня. За растление малолетних.
– Зачем мне это? – Я опустилась на стул и спокойно продолжила. – Кроме этого, я еще буду готовить и убирать в квартире. Моя единственная просьба, чтобы мама ни о чем не узнала. Вы скажете ей, что любите ее и пообещаете о ней заботиться. – Петрович все еще ощупывал меня глазами, пытаясь понять, стоит ли со мной связываться, когда я предложила поесть супчику.
Он хрипло попросил меня подойти. Я остановилась перед ним. Он положил руки мне на грудь и начал мять ее волосатыми толстыми пальцами.
– Сними футболку. Я хочу на них посмотреть.
– Только посмотреть, – удивительно спокойно объявила я. – Все остальное будет после того, как вы дадите обещание. – Он кивнул.
Момент, пока я снимала футболку и лифчик, показался мне очень долгим. Растянутым во времени. Я осознавала, что еще могу успеть убежать и вернуть все назад. Сказать, что пошутила. Но также остро я понимала, что не могу позволить нам снова оказаться беженками. Обнаженная до пояса, словно на приеме у врача, я встала перед ним. Искаженное от похоти лицо Петровича стало еще безобразнее, чем обычно. Он рывком расстегнул брюки и вытащил маленький толстый член.
– Возьми его в руку, – прохрипел он. – Я больше не могу.
Кухню, перебивая запах мясного бульона, заполнил запах пота. Как только мои пальцы коснулись его горячей и склизкой плоти, я чуть не умерла от накатившей волны отвращения. Петрович протяжно застонал. Кухню заполнил резкий, еще более тошнотворный запах. Оказывается, так пахнет сперма. Его член обмяк, лицо расслабилось. Мне показалось, что впервые этот считающий себя пупом земли человечек почувствовал себя неудобно. Я видела, что он смотрел на меня, но сосредоточилась на пятнышках капнувшей на синюю плитку спермы. Так и не застегивая штаны, он протиснулся мимо меня в ванную. Я растерла пятна тапком и стала надевать лифчик. Похоже, я все-таки волновалась, потому что никак не могла застегнуть крючки. А мне не хотелось, чтобы он увидел меня поспешно одевающейся, испуганно прячущей свою слишком большую для моего возраста грудь, которой я стеснялась. В ванной послышался шум воды, и я поняла, что Петрович принимает душ. Справившись с лифчиком, я натянула футболку и опустилась на стул. В голове теснились разные мысли, но одной из них была та, что я не смогу лечь с ним в постель. Скорее умру от отвращения. Но мама-то смогла. Ради меня. Значит, и я должна ради нее. Я опустила руки и села прямее. Потом встала и, открыв окно, высунулась. Морозный воздух обжег лицо, напоминая, что на улице слишком холодно, чтобы покинуть спасительное тепло и снова превратиться в беженок. Я все еще смотрела в окно, когда услышала его шаги. Петрович переоделся в банный халат. Я повернулась. Некоторое время мы молчали, глядя друг друга.
– Так мы можем остаться? – тихо, но внятно спросила я.
Он вздохнул.
– Ты, наверно, считаешь меня животным. Но ты очень сексуальна. Тебе не дашь твоих четырнадцати. У тебя еще э– э– э никого не было?
Я нетерпеливо кивнула, ожидая ответа на мой вопрос.
– Как же ты любишь мать, Кристина.
– Так же как и она меня, – парировала я.
Повисла пауза. Наконец, Петрович шумно выдохнул воздух.
– Вы можете остаться.
Я прижалась лбом к стеклу, когда он ушел к себе в комнату. Если бы у меня были силы, я пошла бы в душ. Но в то же время я отчетливо понимала, что мне не смыть следов его рук. Грязь навсегда прилипла к моему телу.
Глава 9
Кристина захлопнула ноутбук, сохранив предварительно файл. Она не думала, что вновь испытает то же самое тошнотворное чувство. Вышла на кухню и выпила воды. Посмотрела на часы. Половина пятого. Раз уж обещала научить Аленку плавать, пора собираться. Подумалось, что она тоже хотела бы ребенка от Витьки, если бы могла позволить себе иметь детей. Но ей нечего дать своему ребенку. Это будет всего лишь подобие любви. Любить по-настоящему она может только маму.
Кристина на цыпочках заглянула в спальню Иларии. Пахло лекарствами и болезнью, несмотря на открытое настежь окно. Мама спала. Кристина поцеловала ее в щеку и вышла, чувствуя подступающие слезы. Нет! Она не должна плакать, ей нужно быть сильной. Она после подумает о маминой болезни. После. Сейчас ее ждут Витька и Аленка.
В комнате Кристина натянула купальник и встала перед зеркалом, придирчиво рассматривая фигуру. Не заметив ничего лишнего, она довольно кивнула своему отражению. Новый купальник с кофейными зернами вместо надоевших цветочков выглядел необычно и подчеркивал загорелую кожу. Витька будет в восторге от меня. «А спать и жить пойдет к жене», – тут же заявил противный внутренний голосок. Ну как же милого угораздило так рано жениться? Насколько все было бы проще, если бы он был свободен.
Вдоволь наплескавшись в воде и преподав Аленке первый урок плавания брассом, Кристина села на полотенце, распустив волосы, чтобы подсушить их на солнце. Неугомонная Аленка отправилась играть в мяч, оставив их одних.
– А у тебя здорово получается с детьми, – хмуро заметил Витька, усаживаясь рядом. – Почему своих не заведешь?
Кристина улыбнулась.
– Это не моя игра.
– Какая игра?
– Игра в семью и воспитание себе подобных. Жизнь достаточно интересна и без этого.
Он серьезно посмотрел на нее.
– Ты странная, Крис. Все бабы, пардон, девушки, хотят замуж. Детей.
– Я не такая, как все.
– Да я уже это понял, – Витькины пальцы продвинулись по траве и обхватили ее запястье. Она тут же почувствовала, как стало теплее и спокойнее. Иногда ей бывало удивительно хорошо, когда они просто сидели рядом, касаясь плечами, и разговаривали. Вот только бы не пошла эта волна от него к ней, которая возвращаясь от нее, еще усиливалась, заставляла их обоих сходить с ума от страсти.
– Если я попрошу тебя кое с кем встретиться, ты сделаешь это ради меня? – спросила Кристина, чтобы отвлечься.
– Конечно. У тебя проблемы?
– Проблемы у меня начались лет с двенадцати и с тех пор не прекращаются. Не всем же дается такая тихая спокойная жизнь, как тебе.
– Не могу сказать, что доволен своей жизнью, – Кристина пожала плечами, и Витька, видимо, не желая продолжать тему, крепче сжал ее руку. – То, что произошло тогда на озере, – он сделал паузу, это ведь … не было случайностью, да?
Кристина молчала, борясь с искушением рассказать ему все. Но она не привыкла доверять людям. Разве что Корзине. Девушка выдернула пальцы из Витькиной теплой руки. Изобразила удивление.
