скачать книгу бесплатно
Обнаружив подозрительные отпечатки возле одной из канализационных решеток, Шал расширил круг поисков и убедился, что шайены проявляют редкую для животных осторожность. Умеют скрытно перемещаться по городу, успешно избегают людей и используют подземные тоннели в качестве естественного убежища. За целый год в Орден больше не поступило ни одного доноса на бесчинствующих шайенов и не нашлось ни одного свидетельства их существования, кроме тех, что обнаружили сами каратели.
Это заставило Шала удвоить усилия и начать отслеживать все странное, непонятное и необычное в показаниях коллег, которые в последние полгода обыскивали столицу в режиме нон-стоп. И он таки нашел что хотел и то, что упустил из виду я, – оказывается, в радиусе полукилометра от нашего нового дома улишши уничтожили всех до единого некко, и это наряду с повышенной активностью клякс тоже привлекало внимание.
У меня аж дыхание перехватило от мысли, что каратели оказались всего в одном шаге от того, чтобы обнаружить наше новое логово. Но к счастью, искать нурров в человеческом жилье им в голову не пришло, поэтому Орден сосредоточил усилия именно на подземельях.
А там, как и следовало ожидать, мои нуррята осторожность уже не соблюдали. Следы их лап виднелись повсюду, как и трупы клякс, и следы обычной жизнедеятельности. Выследить по ним улишшей труда не составило, как и получить представление о численности стаи. Единственное, о чем не подумали каратели, это о том, что звери чаще всего охотились самостоятельно. Без меня. Поэтому, наткнувшись на ослабленных нуррят и изучив кишащий некко тоннель в коллекторе, каратели совершенно правильно предположили, что половина стаи уничтожена. Но не подумали, что вместе с ними не окажется вожака.
Мое появление стало для Шала полной неожиданностью, но, на его счастье, это не он стоял у меня на пути в тот миг, когда я выпрыгнул из тоннеля. Мы столкнулись чуть позже. Уже в финале. И вот тогда каратель совершил свою последнюю, самую главную ошибку – подошел вплотную. После чего мог лишь с бессильной злостью смотреть на мою оскаленную пасть, видеть в хищно горящих глазах торжество, понимать, что на самом деле это поражение для Ордена, а не победа. И ненавидеть… всеми фибрами отлетающей души ненавидеть меня за то, что я его переиграл…
Когда чужие эмоции улеглись, я сгорбился и тяжело вздохнул.
Для меня это не было игрой. На самом деле я тогда не победил, а потерпел сокрушительное поражение. И потерял намного больше, чем можно было предположить.
Первый, Второй, Третий… мои улишши… маленькие братья, которые до последнего оставались мне верны и пожертвовали собой ради того, чтобы я выжил.
Нет. Это была совсем не игра.
Благодаря Ули моя малышня уже давно стала частью меня. Я чувствовал их. Знал, грустят они или радуются, сытые они или же мчатся по подземным тоннелям в диком азарте. Я видел их, ощущал, я был одним из них. Это были мои восемь пар глаз и ушей. Мои лапы с острыми когтями. Маленькие частички моего сознания, разделенного на восемь умных голов и преданных до последней капли крови сердец.
Каждый из них был для меня чем-то большим, чем просто друг. И теперь, когда их не стало, я чувствовал себя так, словно потерял половину себя. А то, может, и больше.
Самое же поганое заключалось в том, что я, хоть и уцелел, был вынужден находиться в теле человека, который почти сумел меня уничтожить. Того, кто ненавидел нас всех в целом и каждого по отдельности. Того, по чьему приказу каратели заживо сжигали моих истощенных котят. Того, кто, даже оказавшись на пороге смерти, сожалел лишь о том, что не убил нас всех до одного.
Тяжело вздохнув во второй раз, я заставил себя встряхнуться.
Да, малышей больше нет, да и тело мне досталось поганое. Зато я был жив, полон злости и намеревался в скором времени за них поквитаться. Вопрос заключался лишь в том, считают ли меня теперь «зараженным» или нет? Если да, то почему сюда так смело заходит магичка? А если нет, то какого черта она меня еще не вылечила?
Ах да. Опять забыл. Я же на грани истощения, поэтому без полноценного питания мои раны будут заживать гораздо дольше. Этой лессе… как там ее… Майене… следовало наладить прием пищи если не через рот, раз уж мне глотку порвали, то хотя бы через капельницы, уколы или что тут у них в ходу? Клизмы? Вместо этого она меня отчитала, наговорила всяких гадостей, а потом бросила грязные бинты прямо на пол и куда-то умотала, оставив меня озираться в поисках пищи.
Интересно, если я обглодаю железные полоски на двери, их отсутствие быстро заметят?
Пока я прикидывал, как добраться до вожделенных железок, в коридоре снова послышались шаги, и буквально через пару ун в комнату зашел молодой… ну то есть еще моложе, чем лесса… высокий и на редкость худой парень. Одет он был в порнографического вида зеленые лосины, стоптанные башмаки и длинную белую тунику с какой-то причудливой вышивкой по краю.
– Доброе утро, мастер Шал, – нервно улыбнувшись, поприветствовало меня это тощее недоразумение. – Мое имя Йелли. Я – будущий целитель.
Я кивнул, знаком показав, что память мне пока не отшибло.
– Тогда позвольте мне вас обтереть и… ну… – совсем разнервничался парнишка, жестами пытаясь показать, в каком именно уходе я, по его мнению, больше всего сейчас нуждаюсь.
Тьфу. Болван. Больше всего на свете я сейчас хотел жрать!
– Хр-р… гр-р… ург-р-ргр! – вырвался из моего горла почти что звериный рык, после чего я поперхнулся и тяжело, надсадно закашлялся. А практикант испуганно всплеснул руками, пробормотал что-то насчет того, что мне нельзя говорить. Потом бестолково заметался по комнате. И только после того, как я с раздражением ткнул пальцем в грязные бинты, он все-таки сообразил, что я от него хочу.
– Гр-рха! – откашлявшись, я с трудом выплюнул на пол липкий кровянистый комок. – Убе… ри!
– Конечно, мастер Шал! Я сейчас! – выпалил этот идиот, чуть не бухнувшись передо мной на колени. Торопливо сгреб грязные тряпицы, подтер ими же кровь на полу, после чего вскочил и рысью куда-то умчался, даже не закрыв за собой дверь.
Тьфу. И за что мне такое наказание?
Тем временем слабость навалилась с новой силой, и я, будучи не в состоянии с ней бороться, взглядом нашел металлическую ручку на ящике тумбочки. Еда…
Само собой, я тут же попытался ее оторвать. Но не смог. Разозлился, конечно. Хотел было наклониться, чтобы дернуть посильнее, но не удержал равновесия и тяжело, как куль с мукой, повалился на бок. Естественно, при падении шарахнулся головой о тумбочку, после чего закономерно распластался рядом с кроватью. И в ослепительном веере разноцветных искр провалился в черноту, успев напоследок услышать цокот чьих-то коготков по подоконнику и почувствовать, как в мои губы ткнулось что-то маленькое, твердое и пахнущее чем-то смутно знакомым, что я бы очень хотел, но уже при всем желании не смог съесть.
Глава 2
Когда я открыл глаза в следующий раз, в комнате опять было темно и особенно резко пахло травами. Какая-то добрая душа уже успела перенести меня на постель, хотя это было весьма непросто. Поднять сто с лишним кило живого веса, большую часть которого составляли кости и мышцы, – задачка не из легких. Но неизвестные доброхоты справились. И даже заново перевязать меня успели, за что им отдельное спасибо.
Самое же странное заключалось в том, что во рту у меня остался легкий сладковатый привкус, хотя при прошлом пробуждении ощущения были такими мерзкими, словно туда кошка нагадила. Причем хорошо так нагадила, постаралась от всей души.
Я провел языком по сухим губам и почти сразу услышал невнятный шум со стороны тумбочки.
Кто там скребется? Крыса?
– М-мя, – тихо сказала настороженно глядящая на меня серебристая нурра с рубиновыми глазами. А в ее лапках сверкнул крошечный комочек мягко мерцающего в полутьме металла, вкус которого я до сих пор ощущал на языке.
Фэйтал…
– Хр-р, – прохрипел я и тут же зашелся в надсадном кашле.
Млять! На этот раз горло драло так, словно по нему наждачкой прошлись, причем не раз и не два. Там внутри была сплошная рана, на языке стало солоно, словно эта рана еще и кровоточила, а каждый вздох отдавался такой болью, что у меня чуть искры из глаз не посыпались.
Но и не кашлять я тоже не мог. Если прекращал, тут же начинал задыхаться, поэтому, мысленно рыча и ругаясь, я все кашлял, хрипел и снова кашлял, словно столетний дед, страдающий от запущенной формы туберкулеза. Затем все-таки додумался повернуться на бок, и вот тогда стало чуточку легче. И боль поутихла, и приступ постепенно сошел на нет. Свесившись с края постели и сплюнув на пол еще один кровяной сгусток, я с трудом отдышался и даже не стал противиться, когда подскочившая нурра протянула мне кусок фэйтала.
Черт с тобой. Давай. Все равно альтернатив нет и в ближайшее время не предвидится.
Пакость радостно застрекотала, когда я без возражений принял из ее лап угощение и снова откинулся на подушку. Хрен знает, где она его взяла, но фэйтал был уже обработан, очищен и имел безупречно круглую форму. Совсем не то, что корявые ниисовы самородки.
Протянув здоровую руку, я указал нурре на свою грудь и, как только мелкая туда перепрыгнула, одобрительно почесал ее за ушком. Молодец какая. Добытчица. Не знаю, как она меня нашла, но это было очень кстати.
Пакость от похвалы совсем расцвела и тихонько заурчала, подставляя моим пальцам то шею, то спинку. Потом свернулась клубком, уткнулась носом мне в подбородок и засопела, явно довольная тем, что наконец-то смогла угодить.
Чувствуя, как шипит и плавится на языке металл, я какое-то время просто лежал, чувствуя, как успокаивается надсаженное кашлем горло. Был ли в этом виноват фэйтал, не знаю, но когда нурра встрепенулась и ненадолго убежала, а по возвращении протянула еще одну металлическую «жемчужину», я съел ее без малейших колебаний.
Потом меня снова сморило. Однако примерно к полудню я проснулся и, обнаружив, что нурра куда-то исчезла, а в комнате появились посторонние, мгновенно насторожился.
– Как вы себя чувствуете? – обеспокоенно спросила лесса Майена, поймав мой вопросительный взгляд.
Я знаком показал, что более или менее в порядке.
– Хорошо, – с облегчением ответила юная магичка. – Когда вы упали, я побоялась, что швы разойдутся, но сканирующее заклинание показало, что все в норме. Вы поправитесь, мастер Шал. Только говорить какое-то время не сможете.
Фигня вопрос. Ругаться я могу и молча.
– Вас надо обмыть, – немного помолчав, сообщила девушка и отвела глаза. – Я позову слуг. Не возражаете?
Угу. Зови. Сам уже чувствую, что воняю.
Лесса, помявшись, больше не решилась ничего добавить и просто ушла, оставив дверь комнаты приоткрытой. А как только в коридоре затихли ее шаги, из-под подушки высунулась треугольная змеиная мордочка, и Пакость вопросительно пискнула.
Я вместо ответа только открыл рот. После чего нурра проворно выбралась из своего укрытия, куда-то юркнула, затем вернулась, держа в зубах еще одну фэйталовую «жемчужину», и аккуратно вложила мне ее прямо в губы. А увидев, как я спокойно ее съел, довольно заворковала, замурлыкала, потерлась носом о колючий подбородок. Но вскоре навострила ушки, недовольно шикнула, вильнула хвостом и исчезла.
Уны через три в коридоре снова послышались шаги – на этот раз тяжелые и явно мужские. Вскоре после этого в комнату вошло двое слуг, которых я вспомнил по недавно просмотренному «фильму». Именами Шал, правда, не заморачивался, но мужики были ему хорошо знакомы. Они-то и помогли мне подняться, притащили откуда-то таз с горячей водой. Постоянно косясь на мое перебинтованное горло, быстренько меня обтерли, подали глиняный горшок с узким горлышком, чтобы, значитца, я справил туда естественную надобность. Потом спросили, не нужно ли принести горшок побольше, но я пока отказался – на свою последнюю охоту Шал, как монах на утреннюю молитву или воин перед тяжелым боем, отправился натощак, поэтому я, скопировав его матрицу целиком, в дополнительных емкостях пока не нуждался.
Когда с гигиеной было покончено, один из слуг ненадолго вышел, но вскоре вернулся, держа в руках большой графин с изогнутым горлышком, от которого вкусно пахло бульоном. Сообщив, что ничего более питательного при моих ранах кушать нельзя, мужик очень аккуратно, буквально по глоткам влил в меня весь графин. Я пару раз благополучно подавился. Один раз едва не блеванул. Но все же постарался вылакать все, что давали. А как только мужики собрали шмотки и ушли, с облегчением завалился обратно на постель.
Нехитрые процедуры умудрились вытянуть из меня все силы, снова превратив в обессиленное нечто. Зато, как только слуги ушли, в комнату вернулась Пакость и накормила меня гораздо более сытно, чем чуваки с бульоном. Среди ее добычи на этот раз были и старательно разгрызенные на куски золотые монеты, и пара «жемчужин», и крохотные шарики фэйтала, и, разумеется, бриллианты, на которые я взглянул со вполне обоснованным подозрением.
Но тут уж было не до капризов, поэтому даже бриллианты я сожрал молча, стараясь не думать о том, откуда Пакость их взяла.
Мужики потом приходили еще дважды, и перед этим нурра каждый раз без напоминаний исчезала из виду. Меня незатейливо, но сытно кормили, затем осматривали, убирали мусор, меняли белье, если я ненароком его пачкал. Под вечер даже принесли широкую рубаху с прорезями в районе бедер, чтобы больше не приходилось сверкать голым задом. И уже после этого лесса Майена навестила меня во второй раз за этот утомительно долгий день.
– Наконец-то, – выдохнула она, проведя очередной магический опыт. Поскольку сумеречное зрение по-прежнему не работало, то понять, что она делала руками и зачем так активно водила ими у меня над головой, я не мог. Но леди и не собиралась ничего скрывать. Вместо того чтобы просто уйти, на этот раз она позволила себе скупую улыбку. – Вот теперь все точно будет хорошо. Раны начали заживать, и заклинания больше не пытаются с вас свалиться.
Хм. А что, были проблемы?
– У каждого человека свой предел выносливости, – пояснила магичка, когда я недоверчиво прищурился. – Если организм поврежден настолько, что этот предел пройден, то никакие заклинания не помогут. Понимаете?
Я молча кивнул.
– Когда вас привезли, я почти поверила, что вы перешагнули этот рубеж, мастер Шал, – тихо призналась девчонка. – Ожог на плече неопасен, но вот горло… вы потеряли так много крови, что исцеляющая магия почти не работала. Я истратила весь свой магический резерв, чтобы добиться хоть какой-то устойчивости. Затем восполнила его из накопительного артефакта и истратила снова. Но даже после этого вы два с половиной дня не приходили в себя, а ваши раны не стали выглядеть ни на каплю лучше. Только сейчас… сегодня… произошел первый сдвиг, и теперь я могу с уверенностью сказать, что вы выздоровеете полностью. Но для этого вам надо хорошо есть, много спать и поберечь свое горло, если вы не хотите потерять голос навсегда.
Хм, программа несложная. Есть и спать… все, что я люблю.
– Завтра я попробую ускорить этот процесс, – после короткой паузы добавила лесса. – Магистр Нэш спрашивает о вас каждый день и, как обычно, требует результатов.
Я так же молча растянул губы в усмешке.
О да. Наставник такой… ему всегда все надо быстро, срочно и еще вчера. А если не вчера, то, по крайней мере, за час до того, как тебе вообще пришло это в голову.
– Простите, мне пора, – неожиданно извинилась магичка и, изобразив местный аналог книксена, как-то очень уж поспешно покинула комнату.
Я проводил ее задумчивым взглядом. А как только за ней закрылась дверь и на подушку с приглушенным шлепком упала скалящая зубы Пакость, протянул ладонь и по-быстрому закинул в рот то, что мелкая принесла.
* * *
Дня через два я окреп настолько, что уже мог самостоятельно встать, с передышкой, но все же без дополнительной помощи дойти до уборной и более или менее себя обслуживать.
Слуги после этого стали появляться лишь для того, чтобы принести еду, забрать грязную посуду, убраться или поменять постельное белье. А все остальное время я беспрестанно жевал, отсыпался, а в периоды бодрствования активно копался в доставшемся от Шала ментальном багаже и строил планы на будущее.
Тогда же я пришел к выводу, что даже если Ули быстро оправится от ран, то менять матрицу в ближайшее время не стоит. Во-первых, потому, что я и так должен находиться под подозрением и если вдруг исчезну, то Орден может понять, что шайен, за которым гонялся Шал, все еще жив. Во-вторых, должность карателя во многом была созвучна с моим желанием вычистить городские подземелья. Наконец, в-третьих, сделать это в личине Шала и руками не особенно многочисленного, но владеющего рядом ценных артефактов Ордена было гораздо проще, чем корячиться в одиночку.
Определив для себя таким образом первоочередные задачи, я первые две недели честно провел под присмотром целителей. А как только лесса Майена сообщила, что карантин закончен, меня вызвал на разговор магистр Нэш.
К разговору я был готов, поэтому врасплох наставник меня не застал. Одежду мне тоже принесли – стандартное облачение карателя, в которое я влез, все еще испытывая некоторое отвращение. Длинное кожаное пальто, нагрудник, тонкая нательная рубаха плюс вторая, вязаная, в качестве поддоспешника, затем еще штаны из плотной кожи и высокие сапоги на толстой подошве… ну вот, теперь и я похож на гангстера. Только вместо кобуры – двойные короткие ножны на поясе плюс татуировка на морде для полноты картины.
Зато я выяснил, почему каратели носят такую неудобную экипировку – оказывается, кожа, из которой пошита их одежда и обувь, была пропитана особой разновидностью шекка, который добывали исключительно на юге Архада из редкого, крайне ценимого на Ирнелле сорта шекковых деревьев. Особенность этого сырья заключалась в том, что после обработки такой сок, помимо прочих полезных свойств, придавал материалам устойчивость к магическому воздействию. Да еще на пластинках нагрудника имелось очень легкое, совсем невесомое напыление из фэйтала, усиливающее защиту карателя. Непосредственно для охоты этот факт, правда, особого значения не имел, зато подобная одежда могла уберечь от нехороших случайностей. Скажем, если маг-отступник надумает использовать боевое заклинание. Или же луч «бластера» ненароком уйдет не в ту сторону, куда планировалось.
Безусловно, на прямой удар, да еще приличной мощности, обработанная шекком кожа была не рассчитана. Да и фэйтала на нагруднике имелось совсем чуть-чуть. Но все же это было лучше, чем ничего, поэтому каратели годами парились в неудобной одежде и безропотно таскали на плечах лишнюю тяжесть.
Застегивать пальто я не стал – в таком виде оно сильно затрудняло движения. Но, насколько я помнил, этого вообще никто из карателей не делал. Разве что в сезон дождей или в исключительных случаях, когда пренебрегать даже такой защитой было чревато.
К сожалению, браслет и «бластер» мне не выдали – по возвращении в Орден Жош сдал всю мою амуницию на склад, и теперь до особого распоряжения я ее не получу.
Хотя бог с ней. Браслет, пока я жив, больше никто не наденет – он был именным и настраивался на ауру конкретного человека. А уж «бластер», который здесь называли тагором, тем более.
Некоторое время назад меня интересовал принцип действия этой штуковины. Так вот, теперь он был мне доподлинно известен: тагор… в переводе с ирала это означало что-то вроде «убиватель», «уничтожитель»… представлял собой оружие, способное работать как в непрерывном, так и в импульсном режиме. Переключатель располагался сбоку, в выемке, сделанной специально под большой палец. В каждом режиме работы имелось по два подрежима: в импульсном тагор мог работать в качестве парализатора или обугливателя; а в непрерывном использовался только при наличии других таких же приборов, чьи лучи образовывали единую сеть, от мощности которой напрямую зависел эффект воздействия – также парализующий или умертвляющий.
Причем эффективен тагор был в одинаковой степени как против некко, так и против живых существ, о чем я раньше не знал. Работал он на местном аналоге батареек, так что чисто с технической точки зрения это был обычный прибор.
Я также узнал, что малое количество карателей в Ордене объяснялось не отсутствием желающих, а крайне ограниченным количеством тагоров. Поскольку они, как и браслеты, настраивались на одного конкретного владельца и могли быть использованы другим человеком лишь после смерти предыдущего хозяина. Именно по этой причине в Ордене было много подмастерий, но крайне мало мастеров. И поэтому же тагоры переходили от наставника к ученику до тех пор, пока окончательно не исчерпывали свой маго-технический ресурс, а арсенал Ордена не оскудевал еще на одну боевую единицу.
Если верить воспоминаниям Шала, всего в Ордене, который охватывал несколько крупных, входящих в Альянс стран, насчитывалось около тысячи карателей. Однако лет сто назад их было в два раза больше. А четыре с гаком века назад, когда только-только разгоралась война с «разумниками» и был утрачен секрет воспроизводства одного из самых сложных артефактов этого мира, карателей насчитывалось порядка десяти тысяч.
Выводы, как говорится, делайте сами.
О причине, по которой нынешние «разумники» и бытовые маги не сумели восстановить первоначальное число тагоров и не нашли способа отремонтировать вышедшее из строя оружие, Шал доподлинно не знал. Аккумуляторы зарядить было несложно – это мог сделать любой бытовой маг. Их производство было давно налажено. Повреждения ствола, рукояти, всякие помятости и потертости тоже убирались легко. Так что скорее всего проблема заключалась в сложности передачи магической энергии из аккумулятора в оружие. Какая-то там имелась особая фишка, о которой знали только изобретшие тагоры «разумники». Поэтому как только выходила из строя отвечающая за этот процесс деталь, могущественное оружие карателей моментально превращалось в обычный хлам.
Аккумуляторов по приказу выдавалось по два на каждую смену. Суммарной энергии этих двух прямоугольных пластин шириной с обычную кредитку и толщиной в полсантиметра хватало для работы в непрерывном режиме на два с половиной рина при использовании прибора на максимальной мощности, а в импульсном – аж на четыре с лишним сотни выстрелов. Что при таких скромных размерах выводило оружие карателей в разряд офигенно крутых пушек, от которых я бы и в будущем не отказался.
Нурра, увидев, что я куда-то собираюсь, тут же запрыгнула мне на голову, вцепилась коготками в волосы и сердито заурчала, явно полагая, что я во второй раз брошу ее на произвол судьбы. Но я лишь отвернул полу тяжелого пальто, позволив Пакости забраться внутрь. И, уже успев убедиться, что она достаточно умна, чтобы меня не подставить, со спокойной душой покинул комнату.
Рабочий кабинет магистра столичного Ордена карателей располагался здесь же, на территории резиденции, буквально в соседнем здании, до которого я тем не менее добирался гораздо дольше обычного. Проклятая слабость даже через две недели полностью не исчезла, поэтому идти приходилось с остановками. Медленно и аккуратно, пережидая приступы головокружения. А при виде встречных делать морду кирпичом и злобно зыркать по сторонам, чтобы народ не вздумал задавать вопросы.
Никто их и не задавал. Насколько я понял, мастер Шал был для коллег кем-то вроде персоны нон-грата. С ним никто не здоровался, о его делах никто и никогда не спрашивал. Его здоровьем интересовался лишь бывший наставник. И абсолютно никто, кроме юной магички, практикантов и слуг, не рискнул бы навестить его во время болезни. Мастер Шал всегда и везде, за очень редким исключением, работал один. Ни с кем не мог и не хотел уживаться. И он был единственным, кроме самого магистра, кто имел разрешение на проживание за пределами резиденции.
За это Шала, кстати, еще и презирали, совершенно незаслуженно считая любимчиком магистра Нэша. Но самому Шалу было на это плевать. Единственное, что его волновало, это чтобы его приказы выполнялись немедленно. И чтобы порученная ему работа была сделана хорошо.
В общем, до кабинета, расположенного на третьем этаже нужного мне здания, я добрался без приключений. У самой двери, правда, еще немного постоял, восстанавливая дыхание. Потом проверил тихо сидящую за пазухой нурру. Мысленно пробежался по своей новой личине. Выудил из памяти привычки прежнего хозяина. И, постучав в дверь трижды, распахнул тяжелую деревянную створку.
Магистр Нэш нашелся в левом углу большого, довольно скромно, но со вкусом обставленного кабинета. Когда Шал впервые его встретил, Нэшу было тридцать два. Сейчас же его возраст плавно приближался к шести десяткам. Однако, несмотря на возраст, почти полную потерю некогда роскошной шевелюры и располагающую к праздности должность, магистр до сих пор выглядел свежо, имел подтянутую фигуру, суровое, изборожденное морщинами лицо и обладал на редкость проницательным взглядом, который уперся в меня сразу, как только я переступил порог.
– Заходи, – без обиняков велел магистр Нэш, когда я характерным для Шала жестом наклонил голову. – Бери стул. Садись. Лесса Майена сказала, что говорить ты уже способен.
Я прокашлялся и едва слышно просипел:
– Так точно.
Говорить по-прежнему было трудно, горло быстро уставало, болело, и оттуда по-прежнему откашливалась всякая дрянь. Но в целом да, общаться я мог. Поэтому не стал возражать и спорить, а просто прихватил стоящий у стены стул, подтащил его к столу и, поставив напротив бывшего учителя, уселся.
Магистр окинул меня еще одним внимательным взглядом и, сложив изуродованные шрамами пальцы в замок, спокойно поинтересовался:
– Что скажешь?
Ну да. Никаких тебе «здравствуй», «как дела?», «как себя чувствуешь?» – сразу к делу. За это Шал и уважал бывшего наставника – тот никогда не делал лишних телодвижений, а все вопросы предпочитал решать быстро и наиболее эффективным способом.
Вопрос, правда, был с подвохом. Вроде бы и не относящийся ни к чему конкретному, но с учетом того, что я две недели провалялся на больничной койке, хотя ходить и говорить начал гораздо раньше, вопрос в первую очередь имел прямое отношение к карантину.
Я снова прокашлялся и с натугой выдавил:
