скачать книгу бесплатно
– Гаси фонарь, – хрипло попросил он внука.
– Что такое, деда? – снова оказавшись в абсолютной темноте, Женя задышал ровнее.
– Видишь? Предпочли остаться в лифте и умереть здесь. Фактически в гробу. О чем они тогда думали, сжираемые радиацией? Может, просто ждали помощи? Чевой-то не верится.
– Во что не верится? – уточнил Женька.
Он знал, что Дед любит делать неожиданные выводы, и охотно его слушал.
Старик обшарил карманы погибших, нашел две картонные карточки, осветил их своим фонарем. Карточки оказались билетами на концерт. В той далекой, безвозвратно ушедшей жизни отец с сыном шли слушать музыку.
– И что я тут делаю? – пробормотал Серов. – Почему не остался с ними наверху?
– Ты чего опять? – огорчился Женька. Такое настроение Деда он знал и сильно не любил.
– Понимаешь… Как будто прошлое протянуло ко мне свои руки и за сердце взяло, – старик потер грудь с левой стороны. – Знаешь, что я прямо сейчас вот здесь понял? Херня все эти двадцать лет, что мы тут в могилах копошимся…
– Ты что, дедушка? Перестань, что ты!
– Мое место там! В прошлом! – устало выдохнул Максимыч и умолк, махнув рукой.
Парень вдруг почувствовал во рту металлический привкус. За миг до того, как на крышу лифта посыпались осколки бетона, он дернул Деда за руку и прошептал прямо в ухо:
– Он!
– Кто? – не понял Серов.
– Тот, кто шел по нашему следу.
Преследователь шумно втянул воздух и бухнулся на крышу, завозился наверху. Заскрежетали когти: судя по звуку, крупная тварь пыталась прорваться в кабину лифта. Женька поежился, ощущать себя добычей было неприятно. Он собрался было открыть крышку и вжарить твари между глаз, благо, верный «калаш» был под рукой, но зверь неожиданно затих, затаился.
– Чего это он? Он же чует, что мы здесь, – удивленно прошептал парень.
– Сам, видимо, испугался кого-то. Сука. Тоже решил спрятаться. Дневные твари страшнее ночных, помнишь? Выходит, на нас охотился ночной зверь.
– Почему – охотился? – ухмыльнулся Женька. – Он и сейчас охотится. Только тихо!
Несколько часов они в полузабытьи прижимались друг к другу, чтобы согреться, не решаясь заснуть, прислушивались к дыханию зверя на крыше. Сначала договорились дежурить по очереди, и Женьке первому выпало сторожить тварь, но Серов все равно не смог заснуть. Так и дремали оба вполглаза. Как чувствовать себя в безопасности, если прямо над тобой на ветхой крыше притаился хищный и явно голодный незнамо кто?
Ближе к полудню стало теплее. Новый, явно огромный зверюга вынюхал двойную добычу и принялся звучно биться мордой о будку. Эта тварь была столь крупной, что не могла выковырять жертву из лифтовой шахты: проем одной створки не позволял, а вторая застряла намертво. Железобетонная будка двадцать лет назад выдержала ударную волну ядерного взрыва, устояла она и сейчас. Надолго ли?
Тварь, игравшая теперь роль добычи, скулила и отчаянно скребла люк, словно просясь вниз, к людям. Жалобные вопли сменялись радостными в те моменты, когда ночной хищник осознавал бессилие дневного.
Однако зверюга снаружи начинала бить сильнее, и в уши снова врезался трусливый визг. Под вечер наступила развязка. Одуревший от акустической атаки Женька вздрогнул от страшно похожего на человеческий крика.
По крыше кабины последний раз заскрежетали чудовищные когти – и наступила тишина.
Тук-тук-тук…
По крыше часто застучали капли: видимо, дневной исхитрился ухватить ночного и теперь по частям выковыривал из убежища еще живое, но уже молчаливое существо.
Женька включил фонарь, осветив двери лифта. Темная кровь погибшей твари медленно стекала по поверхности стен и просачивалась в щель пола.
– Вот дрянь, изобретательная, – выругался Максимыч.
До заката они молчали, боясь привлечь внимание хитрого хищника.
Глава 3
Индиго и шелковая попка
Следующая ночь до смешного походила на прошедшую. Опасливо переступив через засохшую кровь зверя, которому не повезло, Дед и Женя осмотрелись и не обнаружили ничего подозрительного, что говорило разве что об их невнимательности. Как только они сделали шаг вперед, их окружили фигуры, затянутые в видавшие виды плащи.
– Стоять! Кто такие? Документы!
Парень не испугался. Он молча рассматривал сталкеров, пытаясь представить их в виде цветных волн, но с людьми новое зрение не работало. Цвет был у всех одинаковый – нейтрально-серый.
Максимыч вынул из-за пазухи выписанные Сергеичем бумаги. Мутанты документов не носили. Как по команде, стволы разномастного оружия отвернулись в стороны.
– Почему шляетесь по поверхности? – глаза старшего пристально смотрели сквозь мутные окуляры противогаза.
Серов пожал плечами.
– Мы с Баррикадной, пришли за нашим врачом. У вас он?
Вместо ответа сталкер указал в сторону входа на станцию.
– А чего вчера не пустили?
– Всех пускать – пускалка засорится! Что-то ты, старый, не похож на сталкера…
– А мы и не сталкеры, – буркнул Серов.
– Сталкеры! – перебил Женя, покосившись на старика с вызовом.
– Не сталкеры – значит, торговцы. И где хабар? Топайте!
Окруженные автоматчиками, они направились к той самой двери, в которую так отчаянно стучались утром. Ствол, впрочем, у Женьки не отобрали.
Уже у открытой двери он замер в нерешительности:
– Я… Это… не могу внутрь.
– Топай давай. Не может он, видите ли. Тоже мне цаца.
Женю бесцеремонно пнули ногой пониже спины, он едва не сбил с ног Деда. Скатился по ступеням. Оглянулся. Несколько костров освещали свод над платформой. Парень вздохнул неожиданно свободно…
– Сталкеры нам нужны! – комендант Улицы 1905 года нависал над путниками, опираясь на исцарапанную столешницу письменного стола внушительными, просто-таки монументальными кулаками.
Несмотря на худобу, он, казалось, занимал всю комнату, оставляя Женьке с Серовым узкий закуток между стеной и невесть зачем стоящей здесь же дубовой бочкой.
В отличие от многих стариков, облысевших от радиации, Илья Иваныч Зотов свою голову тщательно брил, и от него несло непривычным, но приятным запахом. Серые глаза его, слегка навыкате, смотрели беспощадно и непреклонно, «прямой наводкой», но свою реплику Зотов счел нужным пояснить:
– Народу у нас совсем мало, как бы эвакуироваться не пришлось.
– Мы подумаем, – Виталий Максимович схватил Женю за рукав, того в тесной комнатушке Зотова уже начало трясти. – Нам врач нужен. Срочно.
– Акопян уже ушел назад. Туннелем. Оставайтесь у нас! Малой наверх будет ходить, и тебя, старик, пристроим.
Молчание затянулось. Зотов посмотрел на Женю с недоверием.
– Не мутант часом? Мутные вы какие-то, – раздраженно сказал хозяин и прокричал в коридор: – Вовчик! Проводи!
В каморке возник плюгавый Вовчик, похожий на облезшую и худющую от недоедания крысу.
Женька с трудом удержался, чтобы не протянуть руку, захватывая в кулак тщедушную шею, вывернуть привычным движением, чтобы хрустнуло под запястьем. Словно почувствовав это намерение, провожатый дернулся, как от внезапного озноба, и всю дорогу старался держаться подальше от Евгения, за флегматично шагающим, куда ведут, Дедом.
Оказавшись на платформе, Женя понял, что приступ отступил.
Им отвели каморку в туннеле, мало чем отличающуюся от привычного, «родного» жилья на Баррикадной.
– Здесь раньше жила сумасшедшая портниха, бабой Юлей звали. Нет, шить ничего не шила, кто же ей, психованной, иглы-ножницы доверит? Нет, никто не знает, где она… Сгинула несколько дней назад… Да! Она иногда на поверхность выходила, не удержать было… Зачем? Да кто же ее знает, придурочную…
Вовчик своей манерой без умолку отвечать на незаданные вопросы сам напоминал безумца. К тому же он непрерывно сплевывал через щербину выбитого зуба, отчего еще больше походил на крысу. Рыжую. Припадочную. Больную…
Женька потряс головой, прогоняя видение.
– Человек, это же свой, сталкер, что ты! – прошипел он сквозь зубы, но Серов, кажется, услышал, поднял вопросительно седую бровь. Парень сделал вид, что не заметил.
– Говорят, она со сталкерами из Полиса тусила, – здесь Вовчик прикусил гламурное словечко из прошлого и мерзко улыбнулся.
Опять каморка! Женька отвернулся, потянул на себя рябую от застарелой грязи дверь.
Чудовищная вонь ударила в нос. Запахи протухших помоев, скисшей мочи, немытого человеческого тела, привычные носам обитателей метро, были густо приправлены чуждой химической горечью. Вовчика как ветром сдуло.
Серов поморщился. Сгинувшая, по словам Вовчика, хозяйка никуда не сгинула. Она была дома, стояла на коленях за символической шторкой, отгораживавшей топчан от «гостиной», загроможденной внушительного вида приборами.
Хозяйка упиралась лицом в топчан, выпятив совсем не тощий зад.
– Ацетон… – сказал непонятное слово Максимыч. – Она жива.
Женька пожал плечами – жива так жива. Снова заходить в замкнутое помещение не хотелось, но резкий запах отрезвлял и не позволял брякнуться в обморок. Вдвоем они перевернули старуху на спину. Отекшее синюшное лицо хранило рельеф брошенной на топчан дерюги, кожа на желтой шее свисала дряблыми складками.
– Да дохлая она! – поморщился Женька, но Дед покачал головой.
– Бабка в коме. Судя по запаху, у нее диабет. Давай твой сахар.
Серов разорвал протянутую внуком трубочку с сахаром, аккуратно пересыпал ее в чашку, капнул воды, размешал. Женя приподнял похожую на подгнивший капустный кочан голову хозяйки, а Максимыч влил густой сироп в ее распяленный рот.
– Кажись, глотнула. Обождем. Авось оклемается.
Парень махнул рукой и пошел искать, где бы прилечь. После долгого бдения под аккомпанемент схватки дневного кошмара с ночным он хотел только одного: выспаться. Закрыть глаза и не чувствовать давления близких стен и низкого потолка.
Между приборами обнаружился участок относительно чистого пола, Женька сдернул куртку, бросил ее на пол и моментально заснул.
…Баба Юля оклемалась, но не полностью. Иногда Женьке казалось, что какая-то ее часть так и осталась стоять на коленях в вони нечистот, прижимаясь лбом к грязному покрывалу на убогом топчане.
Большую часть времени старуха проводила, перелистывая исписанные листы толстой тетради, непрерывно бормоча, и то и дело, окуная заостренную палочку в склянку с самодельными чернилами, вписывала очередную строчку непонятных символов.
Женька часто навещал бабу Юлю: у нее было полно пыльных книг, а он пристрастился к чтению. Серов тоже заходил проведать старуху, но по неизвестной причине никогда они не бывали у нее вместе.
Для проживания на Улице 1905 года Виталию Максимовичу выделили каморку по соседству, такую же мрачную, как и все остальные, мало чем отличающиеся друг от друга жилища сталкеров.
Здесь, глубоко под выжженной радиацией землей, не принято, да и незачем было заботиться об уюте. Сегодня ты мастеришь стол из напиленных промышленным резаком досок, а завтра болтаешься в зубах мутанта визжащим мясом, – так зачем? Не лучше ли потратить свободное время на тренировку, чтобы как можно дольше оставлять вичуху с носом?
Каморки! Женя обнаружил, что приступы удушья накатывают на него именно в тесных станционных помещениях, палатках и на лестничных пролетах. А на платформе, где потолок уходил ввысь почти на шесть метров, дышалось легко. Потому он спал прямо посередине платформы.
Наставлять парня на истинный путь сталкерский взялся Богдан, старший команды «Пятого года», тот самый, что проверял у них с Дедом бумаги. Невзрачный на вид мужик с седым ежиком волос, наползающим на низкий лоб, под который глубоко прятались колючие глаза с расплывшимися во всю радужку зрачками, оказался бойцом от бога. Женька первое время диву давался, как удается учителю бить в три места одновременно, потом привык, научился уворачиваться два раза из трех.
Учитель казался довольным результатами, а Евгений с нетерпением ждал «экзамена», по опыту Баррикадной зная, что без испытания не обойдется. День «Х» приближался. Юный сталкер ждал его и боялся, но случившееся превзошло все ожидания.
Началось все, как обычно: Женька отбил косой в челюсть, увернулся от двойки в живот, крутанул «хвост» и почти зацепил верткого Богдана. Тот на миг потерял равновесие, Женька, обрадовавшись, ударил головой в корпус, но тут же поплатился за щенячий энтузиазм: учитель легко пропустил его, влекомого инерцией, и еще вдогон припечатал локтем, чтобы уж наверняка.
– Ну, скорее более, чем менее, – ухмыльнулся Богдан и протянул руку, помогая ученику подняться. Встал строго напротив и впился взглядом в лицо Жени так, словно готовился к новому спаррингу, но нападать не спешил, и Женька понял, что – вот оно, началось.
– Реакция хорошая, технику подтянули чутка, мышцу? со временем наберешь. Сейчас будет главный тест. Индиго ты или муравей, тварь дрожащая? – Богдан зло хохотнул, видимо, забавляясь таким делением обитателей станции «Пятого года». – Запомни, в реальной жизни спаррингов не случается и честных поединков – тоже. Враги всегда нападают кучей и одновременно, но это полбеды. Иногда они атакуют парами и по очереди, и надо быть волшебником рукопашного боя, чтобы такой натиск отразить. Ты – не волшебник. Ты должен определить среди нападающих лидера, главного врага. Уложишь его – появится шанс смыться от остальных. Понял?
Парень кивнул, обтер потной ладонью разбитые губы и приготовился.
Богдан хлопнул в ладоши, и со всех сторон на Женю бросились сталкеры. Он завертелся среди них, едва успевая ставить блоки, потом скользнул вниз – в сторону, взвыл, поймав спиной ногу в увесистом ботинке, но дотянулся до болтающегося на чьем-то поясе ножа и, не разгибаясь, метнул его в лицо Богдану. Подвиги даром не проходят: Женька тут же пропустил короткий снизу в солнечное сплетение, зашелся в бесконечном вдохе и рухнул на холодный пол.
– Плохо!
Берцы наставника остановились напротив лица.
– Слишком в лоб, и координатора атаки ты не вычислил. Даже не стал вычислять! Завтра повторим.
Парень не решился спросить, муравей он теперь или индиго, просто отдышался и пошел домой, к деду.
На следующий день повторили. И через день – тоже. Однако и через неделю повторов все заканчивалось одинаково: Женька оказывался на полу, то придавленный неделикатной сталкерской ступней, то плывущий в грогги, то плюющийся осколками собственных зубов.
От тренировки до тренировки ходил он сомнамбулой, вяло реагируя на попытки Деда завязать разговор. Женька словно чувствовал, что Дед ему не помощник, сам, только сам должен он решить задачу. Евгений понимал: ответ рядом, а он топчется вокруг да около и никак не может ухватить за хвост новый смысл. Вцепиться в него и втащить, вплести в ткань реальности, в которой он станет по-настоящему сильнее и крепче многих.
Ответ пришел сам собой, когда очередной пропущенный удар хлестко впечатался в затылок. Женька тряхнул головой, прогоняя рябь из глаз, и вдруг понял, что эта серая рябь сродни видению, открывшемуся ему на поверхности.
Только люди воспринимались скорее как графики, которые учительница рисовала углем на исцарапанной доске учебного класса на Баррикадной.
Двигающуюся на первый взгляд хаотично толпу нападающих словно пронизали силовые линии, закручивающиеся и кое-где пересекающиеся, но в массе своей тянущиеся к невысокому рыжему мужику с мощными руками и нависающим над широким армейским ремнем животом.
