скачать книгу бесплатно
Проснувшись окончательно и вспомнив события прошедшего вечера, он разрыдался, уткнувшись в плечо матери:
– Ма, я полный кретин! Я всё испортил…. Но я люблю её больше жизни….
Валентина Ивановна успокаивала сына, пытаясь узнать, что же такого могло вчера случиться, что до предела взвинтило нервы её мальчика. Весь вечер она наблюдала за ним: он ни на минуту не оставлял свою рыжеволосую красавицу, не сводя с неё восхищённо-влюблённого взгляда.
Сквозь сдавленные рыдания и обрывки фраз, мать поняла, что её сын сделал что-то, что могло обидеть или оскорбить эту замечательную девушку, с такой чистой, открытой и обворожительной улыбкой.
– Она не придёт…. Мама, мне так стыдно… и больно….
– Ну-ну, мой мальчик, успокойся, – гладя по головке, как в детстве, уговаривала Валентина Ивановна сына . – Она придёт. Ася хорошая девочка и, как мне показалось, умная и добрая. Она обязательно придёт проводить друга, – уверенно говорила мать. – Будет, однако, стыдно, если ты явишься перед ней с красными от слёз глазами. Ты же мужчина – тебе не пристало плакать. И если опоздаешь на сборы, тебе будет не менее стыдно.
....Подойдя к военкомату, Дэн окинул взглядом толпу. Он расстроился, не увидев знакомой фигурки и огненно-рыжей копны волос.
К нему подошёл Вадим:
– Привет. Нет её ещё, дружище.
– Она не придёт, – сказал Дэн. – У меня хватило дури её обидеть….
– Ты? Обидел? – глаза друга округлились от удивления. Он никогда даже предположить не мог, что Дэн способен кого-то обидеть, а уж Аську, которой он надышаться не мог…. У него в голове не укладывалось. – Она не может не придти. А вот и она….
Вадим первым заметил девушку. Дэн рванул к ней навстречу, обнял, и она не отстранилась. Он заметил покрасневшие от слёз или от бессонницы глаза.
Он должен был извиниться перед ней за то, что обидел:
– Прости, родная, я теряю голову в твоём присутствии, а в твоё отсутствие я теряю душу.
Она прямо посмотрела ему в глаза. В бездонных глубинах этих тёмно-синих озёр была неподдельная печаль.
– Я буду ждать тебя, – только и сказала девушка, проигнорировав его извинения.
Он приподнял её от земли и чмокнул сначала в нос, а затем в губы. Потом аккуратно поставил на землю и побежал к автобусу.
Сердце бешено колотилось от мысли, что она пришла – значит, она не сердится. Он, оглянувшись на ступеньках, увидел, что к Асе сзади подошла его мама. Он помахал им обеим рукой.
Первое письмо от Дэна Ася получила уже через несколько дней. Он писал обо всём, что видел; о том, что чувствовал; о том, что безумно её любит, что сожалеет; о том, как повёл себя на проводах.
Ей было жаль этого мальчика, который так и не смог простить себя за ту пылкую страсть, которая так испугала и одновременно так восхитила Асю.
Письма приходили регулярно, пока Дэн находился в учебной части. Потом письма перестали приходить. В этот промежуток времени она очень сдружилась с мамой Дениса. Потом они обе получила очень трогательные и нежные письма, где он извинялся, что долго не писал. Обе, и мать и Ася были встревожены. Письма начинались словами: "Привет из ДРА", а это означало, что их мальчик служит в Афганистане, где было далеко небезопасно, если не сказать большего. Они успокаивали друг друга, ясно понимая, что каждая из них переживает по-своему эту новость, но что обе беспокоятся одинаково за дорогого им человека, сомнений не вызывало.
Он писал ей так часто, как мог; просил простить её за ту безумную ночь. Он скучал по ней, по шелковистым волосам, поразительным фиалковым глазам и сладости её губ.
Конечно, он думал о ней постоянно. Слишком часто, может быть, если учесть, что он не видел её всего полгода. Это не такой большой срок, чтобы перестать о неё думать.
Когда Дэн был переведён из "учебки" в ДРА, он долго не мог насмелиться написать. Даже, когда написал, очень боялся её реакции.
Здесь и воздух был другой, и земля другая, и небо казалось другого цвета. Но лазоревые глаза милой девушки не заменила бы ему вся небесная лазурь.
Он вспоминал её глаза, губы, руки, ласкающие его тело. Когда он предавался воспоминаниям, брюки становились ему слишком тесными в определённом месте.
Всем известно, что хорошие новости доходят дольше, чем плохие. Плохую новость сообщили Валентине Ивановне по телефону: Дэн был ранен и лежал в госпитале. Валентина Ивановна сообщила Асе, и они вместе вылетели в Термез.
....В голове его несколько прояснилось, в ушах всё ещё звенело, до плеча и бока было не дотронуться, его бросало то в жар, то в холод, когда тело корчилось от физической боли. Его било крупной дрожью от лихорадочной горячки. А потом были руки, поправлявшие подушку. Он сощурился и увидел перед собой в невероятном каком-то отдалении её лицо. Нахлынувшая тьма мгновенно растворила светлый образ, но он успел ещё почувствовать на губах прикосновение мягких нежных губ, её губ.
"Я брежу…" – с этой мыслью он провалился в небытие.
Постепенно кошмары отступили, оставив неприятное ощущение беззащитности. Он ощущал боль, чувствовал, как его приподнимали, чтобы умыть, напоить, кривился от горечи лекарств, которые ему вливали в рот, но большей частью просто лежал, наслаждаясь мыслью, что стоит ему открыть глаза, рядом окажется ОНА. И, в конце концов, когда он заставил веки подняться, глаза так и остались открытыми:
– Ты? – она была похожа на фею. Солнечный луч коснулся её волос, и они вспыхнули точно пламя.
Он лежал неподвижно, вытянув руки и стараясь приподнять с подушки свою тяжёлую, точно налитую свинцом, голову. На лбу его блестели капельки пота, волосы прилипли к вискам.
– Лежи, лежи, – она наклонилась к нему, вытерла со лба пот, убрала волосы, поправила подушку.
– Прости…,прости, – шептали его воспалённые губы, – я не хотел… я не думал....
– Успокойся, милый, – она провела рукой по его щеке, его щетина колола пальцы.
Он разрыдался: рыдания переходили в истерику; его трясло так, сильно, что стучали зубы, раны горели адским огнём, заставляя тело корчиться в судорогах.
Доктор распорядился сделать больному успокоительное. Видя, что черты лица больного принимают спокойное выражение, рыдания переходят во вздохи и с уст срываются только неясные звуки вместо безумных и страстных речей, доктор сказал:
– Милое дитя, вам тоже необходимо отдохнуть. Он проспит ещё час-полтора.
– Доктор, – начала она таким печальным голосом, что он тронул до глубины сердца её собеседника и не позволил усомниться в чувствах, заставивших её сказать следующее:
– Вам не удастся обмануть меня, потому что я сумею отличить правду ото лжи. Сознайтесь, ему, действительно, очень плохо?
– Ну что вы? Он очень крепкий парень. Он борется за жизнь. И я очень понимаю почему….
– Простите, доктор, я сама не понимаю, что говорю и что делаю…. Но мне ещё надо проведать Валентину Ивановну.
– О, я-то знаю, что вы делаете: вы собираетесь упасть в обморок.
Действительно, она холодная и бледная, как смерть, едва не упала без чувств. Доктор привел её в чувство. Ася сделала над собой усилие. Эта непреклонная душа, которую не могло сломить ни физическое, ни нравственное страдание, напрягла свою волю. Чувствуя, что готова закричать, сдавила себе горло и глубоко вонзила ногти в тело, чтобы этой телесной болью немного заглушить муку, раздиравшую её сердце.
Доктор не мог прочесть на её лице этой мучительной внутренней борьбы и не знал, к чему она прибегала, чтобы не выказать своей острой сердечной боли.
"Я не психолог, – сказал себе доктор, – а только хирург".
Вот уже неделю, как он наблюдал за этой, хрупкой на вид, но очень сильной духовно, девушкой. Приехала она с женщиной, приходящейся молодому человеку, находящемуся в его хирургическом отделении, матерью. Валентина Ивановна, едва увидев своего сына после операции, схватилась за сердце и была отправлена в кардиологию с диагнозом – инфаркт. А это рыжеволосое ангельское создание чуть ли не на коленях умоляло разрешить ей ухаживать за Денисом; тоже же самое она проделала и в кардиологии.
Врачи удивлялись, откуда берутся силы в этой хрупкой девочке, которая умудрялась ухаживать за двумя тяжелобольными людьми, находившимися в разных отделениях госпиталя, ничуть не мешая основному лечению.
Она сама лично обмывала и меняла бельё; ей немного помогал санитар. А как очаровательно краснела её сосредоточенная мордашка, когда она впервые, пытаясь обмыть молодого человека в интимных местах, вызвала своими прикосновениями полную эрекцию. Она вздрогнула, покраснела и, потупив взор, продолжала с таким упорством, что доктора это поразило. Её замешательство могло бы показаться вполне естественным, если бы не длилось так долго. Она просто опешила оттого, что увидела.
– Кто он вам? – задал ей тогда вопрос доктор.
– Я люблю его… – был ответ.
– А эта женщина?
– Это его мама….
Доктор разрешил ей спать в "дежурке", выдал ей халат и тапочки.
Девушка была доброй и отзывчивой. Помимо этих, казалось, родных для неё больных, она находила время и доброе слово и для других ребят, лежащих на излечении в госпитале.
– Я только что от него, – говорила она Валентине Ивановне после разговора с доктором, – ему уже лучше, он сейчас спит. Доктор говорит, что организм молодой и борется за жизнь.
– Бедная моя девочка, – протянув к её лицу руку и коснувшись щеки, сказала женщина. – Ты такая бледненькая. Досталось тебе, а я вот лежу здесь, вместо того, чтобы находиться рядом с сыном.
– Валентина Ивановна, вы не должны волноваться. Вы сейчас ничем не можете помочь своему сыну, но вы обязаны выздоравливать и не расстраиваться. К тому времени, как он начнёт приходить в себя и задавать вопросы, вы должны поправиться. Для этого вы обязаны выполнять все предписания врачей.
Врач-кардиолог, вошедший в палату во время этого диалога, был поражён мудростью этой семнадцатилетней девушки.
– Ну, всё, я побежала к Дэну, а вас оставляю в добрых руках доктора.
На пороге она обернулась и сказала:
– Дэн узнал меня…. Он уже в сознании.
– Спасибо, дочка, – по щекам матери скатилась слеза.
– Если вы не прекратите плакать – я больше к вам не приду, чтоб вас не расстраивать. Дэн жив. И это главное.
– Правильно, девочка, – поддержал её доктор.
Она шла по коридору, когда услышала разговор двух медсестёр в дежурке:
– Денис Волков? Это тот обалденный черноволосый красавец, к которому приехала мать и эта рыжеволосая пигалица, которая всюду суёт свой нос.
– Виктор Васильевич говорит, что он потерял много крови, прежде, чем его доставили к нам в госпиталь. Может и не выживет.
При этих словах, при имени Дэна по всем членам молодой девушки пробежала дрожь, и она почувствовала, как началась истерика.
Когда подошел доктор, она не заметила. Мертвенная бледность покрыла её черты, по спине струился холодный пот; она подумала, что теряет сознание; неимоверным усилием воли взяла себя в руки.
Доктор вошел в дежурку, горя негодованием, сделал соответствующие нарекания по поводу несоответствующего профессиональной этике, поведения.
– Заходите, милочка, – пригласил доктор, – не слушайте трескотню этих сорок-белобок.
Она улыбнулась, открыто и смущённо.
– Я знаю. Нет! Я просто уверена, что он выживет. Он знает, что я здесь.
– Выпейте, – доктор протянул ей бокал с вином, – я не сторонник спиртного, но вино, в чисто оздоровительных целях даже советую. Вы слишком бледная.
Доктор был приятным мужчиной с густой седеющей шевелюрой и военными усиками. У него был грудной низкий, грубоватый голос, этот успокаивающий и такой проникновенный голос окрашивал весёлый волжский выговор.
– Откуда у вас столько силы? Вы успеваете и в хирургии и в кардиологии побыть и остальным больным помочь. Молодые люди думают, что вы санитарка или медсестра, и все требуют вас, – он рассмеялся низким баском.
Она опустила глаза и стала рассматривать рисунок ковра.
– Виктор Васильевич, я так вам благодарна за то, что вы разрешили мне остаться. Я даже не знаю, что я бы стала делать одна в чужом городе…. – в её глазах появились слёзы.
Доктор столько раз видел слёзы, что, казалось бы, мог уже к этому привыкнуть, но ещё ни разу слёзы не оставляли его безразличным, а уж слёзы на этой очаровательной мордашке….
– Ну-ну…. Успокойтесь. Вы же сильная. Я это видел, я знаю.
– Я не сильнее, чем все русские женщины в трудные минуты. Вспомните, какие сильные женщины были во время отечественной войны. Как маленькие худенькие медсёстры вытаскивали с поля боя раненых.
– О, вы не только сильная, но ещё и умница, – подначивал её доктор.
– Полно, доктор, вы меня смущаете….
– Она ещё и скромная…, – не унимался доктор.
– Ну, ладно, я пойду, а то вы меня совсем захвалите, – рассмеялась девушка.
– Пойдемте, проведаем вашего Дениса.
Нездоровая сероватая бледность кожи, столь тревожившая её в прошлое посещение, сменилась слабым румянцем; глаза, всё ещё запавшие и обведённые тёмными кругами, уже не казались тусклыми и остекленевшими.
Ася подошла к нему, присела на кровати, обняла его, прижав голову к своей груди, и приложила холодную, как лёд, руку к сердцу молодого человека.
Любовь сделала чудо: он открыл глаза и увидел невыплаканные слёзы в её глазах и выражение боли на любимом лице.
– Ну-с, молодой человек, вы идёте на поправку, – констатировал доктор. – Да и не мудрено, с таким-то ангелом-хранителем.
Неужели это он? Застенчивый, но всегда бодрый и улыбающийся товарищ её юношеских лет. Неужели это он, сентиментальный юноша, который ей всегда симпатизировал? Тот самый добрый и благородный….
Лицо его не казалось ни бледным, ни излишне осунувшимся, руки были сухими и тёплыми, дыхание ровным, глаза чистыми, вот разве взгляд их – растерянный и озабоченный – беспокоил её поначалу, но и эти болезненные симптомы исчезли, стоило ему заговорить:
– Это у неё в крови – быть заботливой и великодушной по отношению ко всем…. – едва шевеля губами, ответил парень доктору.
– А ты бы лучше помолчал, философ…. – пошутила Ася, – только очухался, а всё туда же философствовать.
Он полным нежности взором взирал на свою фею. Их глаза встретились, и что-то в его глазах напомнило ей о том давнем вечере. Она поспешно отвела взгляд, чувствуя, как порозовели её щёки.
– Ася, помогите мне осмотреть больного, – попросил доктор.
– Но, доктор…, – пытался возразить Дэн, – может сестру позвать?
– А что вы так смутились, молодой человек? Она же целую неделю от вас не отходила. Так чем же вы собирались её удивить? – подшутил доктор.
– Что? – глаза парня округлились, он потрясённо смотрел на неё. – Так значит, это был не сон?
