banner banner banner
Осталось придумать название
Осталось придумать название
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Осталось придумать название

скачать книгу бесплатно


Вот хоть ее сейчас и нет, а я реально ощущаю ее присутствие рядом. Она точно не нарушает тишину мыслей, она их гармонизирует. Даже интересно, когда это все началось? Когда стало понятно, что мы уже не можем без того, чтобы не пожелать друг другу доброго утра. Клюет! Эх, задумался, пропустил. Ничего я сегодня не поймаю. Да и Яна права, зачем ловить рыбу, если она мне не нужна, а Ваську кормит весь двор, и иногда мясом. Так он еще может нос отворотит от рыбехи моей. Все же я бы не смог сидеть у воды просто так, удочка придает некую цель. Нет, «цель» – неправильное слово, появляется осознанность происходящего. Сидеть, считать стрекоз, загорать или ругать малышню, как те мамочки? Слушать ветер? Нет, это все можно делать в любом другом месте. А вот закинуть удочку и наблюдать за поплавком получится только здесь.

– А?

– Что-то клюет, спрашиваю? – я и не заметил, как ко мне подкрался совсем скрюченный временем старичок.

– Да вот только что немного дернула, и опять тишина.

– Солнце сегодня яркое, давление высокое, и вода прогрелась, сейчас рыба вся в ямах на дне. Вон там видишь, левее той березы, где тень кончается. Там, как при Андропове воду спускали, мы с Михалычем огромную яму выкопали, – не унимался сердобольный старичок в такой характерной советской белой широкой панаме и с жутко пахнущей папиросой, что больше походило на карикатуру времен СССР, нежели на реального человека. – Туда иди вставай, наловишь рыбы.

– Да я не особо за рыбой пришел, хотел просто у воды посидеть.

– Вот чудная молодежь, к реке пришел, удочку принес, а рыбу не особо. Ну давай, бывай. Если решишь, приходи туда, там место прикормленное, быстро наловишь полведра.

Дед было хотел уйти, но ойкнул, вроде устал, ловко расправил складной стульчик, присел, вроде как передохнуть. Закурил новую папироску и продолжил.

– Виталий Михайлович туда каждый день ходил, пока не перекосило его. Он с войны контужен был, глухой на одно ухо. А к старости, так вовсе половина отнялась, сначала ходить толком занемог, а потом и сам зачах. Но внучка у него бойкая была, не помню, как звали ее уже. Совсем пацанка, сама постоянно накопает червей, наловит рыбы и идет деду жарить, очень он карасей любил. И внучку любил, там для нее сам мостик сколачивал и подбивал его каждый год, пока еще молоток-то в руках держать мог. Сейчас-то, конечно, заниматься некому, сейчас уж покосилось все. И дом его пустует. Я, конечно, приглядываю, но вот калитка совсем худая стала, а подправить уже сил нет.

– Действительно, хорошая внучка. Спасибо дед, так и сделаю в следующий раз, как приеду, сразу туда пойду.

Мы с дедом прикурили по сигарете. Он продолжил историю про пруд и место. Можно бы было пойти с ним, уверен, он знает еще уйму интересных историй, очень классно бы посидели, а рыбу ему можно отдать. Но она же сейчас напишет, и мы снова будем полдня жужжать друг у друга в телефонах. Старик мне этого точно с рук не спустит, как пить дать – обсмеет всего. Эх, я «молодешь», удочку принес, телефон принес, а голову не принес и рыбу не принес. То ли дело раньше! Дед докурил, поднялся, мы попрощались, и он побрел к мостику Михалыча или как он там его назвал… А, точно, Причал Снегирева. Придумают тоже.

[12.25. Артём]       Я сейчас таким дедком познакомился, он мой кумир!

[12.25. Артём]       Вырасту и буду на него похожим. Буду ворчать, что все молодые не такие. И трава раньше была зеленее.

[12.50. Яна]             Ха! Ты и сейчас уже иногда… Не упускаешь возможности поворчать, так скажем.

[12.51. Артём]      Ну ага, есть такое. Нормально ты так в душе посидеть…

[12.53. Яна]            Да подружка позвонила, что-то жаловалась.

[12.53. Яна]            Мы сейчас с ней встречаемся, погуляем немного, я не смогла добиться от нее конкретики по телефону.

[12.54. Яна]            Она постоянно перескакивает с одного на другое, но, кажется, там что-то связано с парнем и какими-то чужими бабами.

[12.54. Артём]      Та, о которой ты мне рассказывала?

[12.54. Артём]      А, история с чужими бабами стара как мир… Ну удачи вам. Когда начнете слушать «Отпускаю», не пиши мне.

[12.56. Яна]            Нет, та, о которой я рассказывала, уехала, и у нее все хорошо. Я и не планировала писать!

[12.56. Артём]      Ну и славно.

[12.56. Яна]            Я собираться пойду. Ты так ничего не поймал?

[12.56. Артём]      О, я тебе потом расскажу, как меня соблазняли сейчас уловом.

[12.57. Артём]      Как раз тот дедок, но не поддался я!

[12.57. Яна]            Ты сильный ;)

[12.57. Артём]      Спасибо.

[13.03. Яна]            Ну все, давай, хорошо там отдохнуть без меня.

[13.03. Яна]            И вечером не злоупотребляй алко.

[13.04. Артём]      И вам, не злоупотребляйте Максим.

[13.04. Яна]            Гад.

[13.05. Артём]      )))

Вот и мне пора собираться. Автобус через час, а там пока доеду, пока отдохну с дороги, помоюсь. и можно будет уже выдвигаться к Саше. А, да вообще обо всем этом думать не могу, скорее бы завтра. Куда мне ее сводить? Не-не, стой, мужик! Так вы уже знаете друг друга, как облупленные, что переживать, все будет хорошо, даже если вы просидите на лавочке весь вечер. Если бы не те страхи…

– Гони их прочь, дурак, страхи эти, ты же знаешь, что лучше не встречал девушки. – когда-то меня упекут в дурку, если не перестану разговаривать сам с собой.

Да, шагать под хорошую музыку с приятным волнением о предстоящей встрече было просто великолепно. Думаю, совсем скоро мы будем вместе подниматься на этот пригорок, проходить мимо полуразрушенного старинного дома из красного кирпича, который так особенно обжигающе пахнет, когда нагреется солнцем. Зайдем в киоск, возьмем по мороженому. И продолжим неспеша идти на остановку. Она – в топе и легкой юбке. А вот мороженое надо было есть быстрее – все потекло. Обмоемся холодной водой из колодца на выходе из деревни и дойдем до пыльной трассы и небольшой остановки.

Автобус очень лениво подъехал к запекающимся под металлической остановкой пассажирам, как будто опасаясь, что не все еще равномерно пропеклись, чтобы снимать их с этой жаровни. И так же лениво продолжил движение до другой партии печенок, расположенных на следующей одиноко стоящей на трассе остановке, коих по всей стране разбросано бесчисленное количество. Дачники, равномерно размазанные на пыльных сиденьях, хвастались урожаями, щедро раздавали друг другу советы или просто дремали, уткнувшись в объемные сумки. А я сидел у окна и смотрел на разделительные полосы. Скорее бы завтра.

Ужасно пропотел. Были открыты почти все люки, но без толку. Пока на остановке не зашла одна семейка с маленьким ребенком и взрослые не возмутились сильнейшему сквозняку. Мужчины с обреченным видом благородно позакрывали все, что было открыто, и весь автобус сразу понял, что от жары-то, может, они и не спасали, но вот свежий воздух поступать перестал. Автобус наполнили разнообразные запахи вроде смеси свежесрезанных цветов с совсем не свежими носками, машинным маслом, нотками перегара и прочими зловониями аккуратно забрызганными сверху антиперспирантами. Маленькая собачка завыла впереди. Ребенок, ради которого вот это все, заревел.

Доехали. Вылетел из автобуса, прикурил и шагом, почти срывающимся на бег, пустился в сторону дома, под футболкой, за рюкзаком неприятно хлюпало. Первым делом в душ.

– Саня!

– Артём!

– А ты хорошо сохранился, я даже немного удивлен, куда дел круги под глазами и зачем ты расчесал свои волосы? Ты понимаешь, что серьезно рисковал? Я мог тебя и не узнать вовсе.

– Друг, а вот я бы тебя узнал, ты мало изменился, стал лишь чуть старше выглядеть. А у меня теперь все серьезно. Моя благоверная следит за моими кругами, точнее, за их отсутствием, – как бы оправдывался он, – и за всем остальным тоже следит.

– Да, точно, ты ж женат теперь, – эта информация просто не укладывалась у меня в голове. Надо было все увидеть своими глазами, чтобы понять, что это не шутка. – Ну пошли сядем, закажем по пиву, и все расскажешь.

Пиво принесли на удивление быстро. Прав был когда-то давно один человек, что, чтобы хорошо рассказывать, надо смочить горло, желательно нефильтрованным. Сашу было не остановить.

– Я же тебе реально сказал, что не пью уже очень давно, просто работаю, иногда хожу в зал, ну и еще какое-то здоровое питание, всякая зелень, почти ничего жареного. Ну ты представляешь, я взрослый мужик 90 кг весом, сижу и давлюсь этой паршивой капустой, да на вкус она, как старые шнурки. А как ей об этом скажешь? Да я на работу-то хожу в основном, только чтобы отожраться в обед.

– Слушай, тебя вынудили, что ли, жениться?

– Нет, прикинь, люблю ее, дуру. Ты знаешь, мы долго встречались, и ругались, и расставаться пытались. Но все равно друг к другу тянет сильно. Я без нее как существовать перестаю, – он так многозначительно посмотрел на меня своими грустными зелеными глазами, шмыгнул неоднократно переломанным носом, сделал глоток пива, которым тут же приговорил почти полкружки, и продолжил: – Так после третьего или четвертого расставания увиделись и одновременно сказали, что не хотим больше терять друг друга. И пошли в загс. А то, что я сейчас жалуюсь про еду, это ты сильно не слушай, мне в действительности нравится все это. Я как в юности теперь бегаю. Просто знаешь, что? Я так сильно скучаю по тем старым временам. По нашим гулянкам. Недавно вспоминал то лето в рабочем лагере, эх… Вернуть бы все это хоть на денек…

– Да, нашел ты человека, кто тебя угнетает.

– Э, что значит угнетает, я сам кого хочешь угнетаю, – поперхнулся пивом Саша и уставился на меня горящими и смелыми глазами.

– Да, не об этом. Волны твои угнетает, гасит. Теория такая есть, долго объяснять, – осекся я и, решив сменить тему, добавил: – Я понимаю тебя про гулянки. Не могу сказать, что прямо вот недавно вспоминал, но да, то лето я никогда не забуду. Мы же вроде тогда и подружились? Ну в смысле не просто знали о существовании друг друга, а сблизились.

– Ага, я тоже думал, если бы не та драка.

[23.17. Яна]            Козлы!!!!

– О, шикарная была драка, погоди немного, сейчас отвечу.

[23.19. Артём]      Чта?

– Что-то случилось? – заволновался Саша, как увидел мое серьезное лицо.

– Нет, просто девушка пишет сложнопонимаемую ерунду какую-то. Ну все как они любят.

[23.19. Яна]             ВЫ ВСЕ КОЗЛИНЫ!

– Ааа, ну да, очень любят. Так драка, значит) Я же тебя тогда спас!

– Че? Кто кого спасал еще. Ты давно свой сломанный нос видел?

[23.20. Артём]      Яна, ты пьяная? Все хорошо, может, помощь нужна?

– Вот про нос не надо! Я его на районных соревах хлопнул, когда «споткнулся» и прямо в штангу прилетел, и он зажить нормально не успел. От любого толчка снова трещал. Ух, никогда не забуду эту подножку, найти бы и того из машиностроителя и урода-судью и поколотить одного об другого.

– Время идет, а обида все та же… Сань, кончай уже.

– Ну как кончай? Я же с самого детства тренил, отец до сих пор считает, что я карьеру угробил тогда. Он и не дает все это забыть.

– Родители нас всегда будут считать лучше, чем мы есть на самом деле.

– У тебя-то как? Я так соскучился по пирожкам с печенью. Лучше, чем у твоей мамы, не встречал.

– Веришь – нет, сам по ним соскучился, и по пирожкам, и по маме, не созванивались даже уже целый месяц.

[23.33. Яна]            Все хорошо, Козел! Отпускаю-юююю!

– Ну ничего, я тоже со своими порой месяцами не общаюсь. Главное – они знают, что у нас все хорошо, – тут он переборщил, кажется, или с пивом, или с достоверностью и пустил скупую мужскую слезу на левый глаз, тем забавней, что нос, изогнутый в противоположную сторону, как бы хочет сдвинуться, чтобы не мешать сентиментальной слезе катиться прямо в кружку с пивом.

– Да кто тебе там пишет все?

[23.33. Артём]      )))) Доброй ночи.

– Все норм, я выключу сейчас телефон, уже все написали.

Реально изголодался парень по живому общению. Тараторил без умолку. Ну в итоге и я рассказал за свою жизнь, что было в его отсутствие, как я его понимаю про работу и как я сам из всего этого выпутался. Благо местечко выбрали тихое, можно было курить прямо за столом. И потому сигареты прикуривались одна об другую, пиво приносилось по первому зову, и мы совершенно забыли о времени.

Как же болит голова… Где я? С-суукаааа, Саня! ОПЯТЬ! Ненавижу тебя… Сколько-сколько времени? Яна… Где мой телефон?

7. В деревне летом, пристает…

В итоге, тогда в баре, ему пришлось вспомнить совсем древнюю историю с летних каникул. Были они тогда в рабочем летнем лагере при винограднике под Ростовом. Впрочем, почему пришлось, ему очень нравилось это вспоминать, шикарное время, веселое, беззаботное. Самый разгар лета. Жара, стрекочут кузнечики, между рядов виноградников, в тени от густой лозы отдыхают двенадцать горе-работников, они снова не выполнят норму по подвязыванию кустов. Четверо, осознав это, вовсе ушли до оросительного канала искупнуться. Остальным было крайне лениво поднять даже голову, не говоря уже о том, чтобы сходить за водой, бочка с которой стояла в самом начале ряда. Это была безмолвная игра, никто ее не придумывал, никто не оговаривал правила и не договаривался играть честно. Все ждали того, кто первый не выдержит и встанет, чтобы сунуть ему свои бутылки со словами: «Нам тоже захвати!» А работать еще часов шесть. И, как на зло, на небе ни облачка. И нет ветра.

Бригадир, этот особенный человек, знающий о виноградниках вообще все, но не умеющий это объяснить, был просто эпичным в своих высказываниях: «Вы ее берете и, того самое, к верху!», «По этовай ее на части, да и выбрасывай туда, как его там, постепенно», «Смотрите грозди совсем к земле, того самого, лежат, эту, как ее, бечевку в руки и этовайте ее. Поднимайте выше, да на два узла». Сначала вообще не могли понять, что он хочет, ему приходилось почти все показывать. А потом привыкли и даже переняли некоторые слова в шутку.

– Вы какого, мать вашу, этого самого тут совсем ничего… эээ, не делаете?!

Вот же, а они его ждали только через час-полтора. Ладно, дружно встают, начинают ползти к бочке напиться. Вот именно так люди без лишних разговоров могут сплотиться под гнетом одного врага. Та группа купающихся опасливо прячется в лесополосе, вот точно они давно заметили подъезжающий трактор и не предупредили, предатели.

– Я сам сейчас вам, как ее там, воды принесу, работайте уже до, того самого, вечера надо ряд пройти.

Враг – это, конечно, громко сказано, он им очень помогал и спускал с рук их проколы. Знал старик, как тяжело работать на солнце с похмелья. Поэтому утром ребят почти не трогал. Довозил до места в прицепе на тракторе. Этот прицеп обычно использовался в сенокос, да и дорога не для экскурсий была предназначена и очень смахивала на стиральную доску. Что удивительно: поднятая от трактора пыль словно жалела ребят и вздымалась уже далеко за прицепом. Но и стояла потом на дороге почти час, словно ожидая нового путника, что ж она, зря, что ли, встрепенулась? Вот и бригадир жалел их, как та пыль. Вываливал ребят в винограднике и оставлял как есть, правомерно считая, что само это путешествие им уже далось сильно с трудом.

Да, оно самое, похмелье! Куча молодых студентов на юге в винных виноградниках. После этого лагеря Тёма надолго перестал пить вино. Однако сейчас он ждал вечера, когда солнце спустится достаточно, чтобы изредка выглядывать за ними из-за деревьев. Тогда воздух уже перестает обжигать легкие при вдохе и уносить остатки влаги из организма на выдохе. Тогда уже не нужно обливаться потом и постоянно пить. Они сидели, кто на лавочке, кто на ступеньках возле своего барака. И рассказывали друг другу байки. Ждали, когда вернется тот неудачник, кому по жребию выпало бежать за стратегическим запасом пойла вглубь деревни к Бабе Любе.

Сегодня этим неудачником оказался он сам, хотя себя таковым не считал. Идти совсем недалеко, дорога хорошая, везде можно объедать фрукты с деревьев, и Баба Люба ему очень нравилась. Обменную тару он с собой прихватил. Еще две недели назад они все и подумать не могли бы, что будут пить какое-то домашнее вино, еще и из старых полторашек. Но, распробовав и сравнив с другими вариантами, пытливый юношеский коллективный разум выбрал именно Бабу Любу. Причем это удовольствие было очень дешево, если бы не сильное похмелье, ребята бы вовсе не просыхали.

Так, значит, короткие шорты и сланцы, гравий шуршит под ногами. Проходит мимо двора, красивый зеленый забор, собака лает. Старая шавка, боится даже собственной тени. Она сейчас изгаляется только потому, что знает – ворота закрыты и врагу к ней не подобраться. Хозяева сразу видно, что очень добрые. И дом у них красивый. Белый, с покатой крышей, резные рамы окон со ставнями. Так уже давным-давно не строят. На крыше гнездо. Явно пустое, но сам факт его существования поражал воображение. Тёме вдруг захотелось, чтобы крыша была не из черепицы, а из соломы. Тогда бы этот дом словно материализовался неожиданно из рассказов Гоголя.

Она тогда сидела на лавочке в бежевом очень легком сарафане, плавно очерчивающем ее слегка округлые черты. Читала. Странно, ему должна была сейчас броситься в глаза спелая полная грудь, томно вздымающаяся, ровная осанка, а он пытался разглядеть книгу. Ноги одна на другой, лодыжка, аккуратно потянутая чуть вбок и вдоль. Коса, хотелось бы сказать русая, раз уж заговорили про литературу, она бы тут вписалась идеально, но нет. Она была рыжая! Впрочем, ничего так не красит женщину, как перекись водорода, сказал он про себя, вспомнив, что он не в рассказе доисторического писателя. Почему он помнит босые ноги, маленькие аккуратные ручки, держащие, словно сокровище, томик, потрепанный временем, в сером тряпичном переплете. Но не может вспомнить и описать ее лицо? Знает только, что девочка ему действительно очень понравилась.

Пройдя мимо, он почувствовал, как замирает ее дыхание, она всем своим существом готова была провалиться сквозь землю, чтобы он ее не видел. Но сама потом прямо сверлила взглядом его спину. Или не сверлила. Он надеялся это увидеть, резко свернул направо, за угол дома. Вообще-то, ему надо было в другую сторону, но любопытство взяло верх. Смотрит или нет? Кажется только, что отвела взгляд. Хороший знак, если на обратном пути будет еще сидеть, заговорит и спросит, что читает. Только ему придется снова делать крюк, чтобы не заподозрила неладного, и вернуться с этого же угла. План готов, нужно поспешить.

– Баб Люб, здрасте! Поменяете нам пустые на полные?

– А что ж не поменять, поменяю, – лукаво посмотрев, взяла бутылки и ушла в дом.

Красиво у них на югах во дворах. Он зашел в тень, под легкий навес. Им и не надо строить тут тяжелые прочные конструкции, зимой снегом точно не раздавит. И как здорово придумали с лоскутами ткани вместо цельной крыши. Тень дает и тепло не задерживает. Нравилось ему тут. Люди на югах всегда казались добрее. Да почему казались? Они и были такими – более теплыми, добродушными. Вроде как они впитали, сколько могли, солнечного света и тепла и теперь, чтобы впитать еще, надо часть своего тепла кому-то отдать. Ну и как тут грустить, когда столько ярких красок вокруг. Вот и наша снабженка была такой. Она и наливала прямо под горлышко, и постоянно интересовалась, все ли у нас хорошо, даже звала на пирожки, но коллективный разум подумал и решил, что такой толпой было бы не совсем удобно заваливаться к ней в маленький оштукатуренный домик. Артем было подумал, может, ей помощь в работе предложить? Ну а вдруг надо что. Хотя, судя по тому, как приведен в порядок двор, к ней регулярно захаживает кто-то помогать. Сразу видно, когда тяжелую работу по дому делает мужчина. И именно хозяин, а не приходящие шабашники. Может, сын? Такой же добряк с большим пузом. Или зять? Она его постоянно подтрунивает, что он что-то не так делает, а он сносит это с улыбкой. Дома же его ждет умница и красавица жена, коей он обязан Бабе Любе. Или уже внук? Молодой прохиндей, приезжает, когда у нее пенсия, ладно хоть честно старается и поддерживает порядок. А потом раскулачивает бабулю и все спускает на гулянки с девочками. Может, и все они сразу, тогда после тяжелого трудового дня, когда мужчины закончили белить дом и справили теплицу, а женщины пропололи огород и приготовили еду, они садятся за большой стол. Кушают и разговаривают друг с другом, поздравляют, дают советы или журят виноватого…

– Держи, милок, – неожиданно подкралась и прервала его размышления о ней самой Баба Люба. – Вы у меня в этом году почти все бочки осушили, может, умерите пыл?

– Знаешь, Баб Люб, мы к себе вернемся и, может, больше никогда такого вкусного вина не попробуем, хотим напиться вдоволь.

– Эх, ну и плут! Знаешь же, как надо разговаривать. Держите! Думаю, запасов хватит до вашего отъезда. И ты это, перед тем как уехать, забеги-ка ко мне, хочу кое-что тебе с собой в дорогу завернуть.

– Ой, спасибо, – расплылся весь в улыбке он, – как раз думал мамке привести немного, уж очень она «Изабеллу» любит. Ну побежал я, хорошего вечера!

Наконец, обратный путь. Он порядком уже объелся черешней, в изобилии свисающей с деревьев у тропинки. Вот этот поворот, ну… Конечно, он увидел пустую лавочку, на что он надеялся. Присел типа отдохнуть, ну вдруг выйдет. Вдруг просто за водой в дом пошла. Откинулся на забор и словно почувствовал ее рядом…

– Привет, я Артем. Что ты читаешь? О, я тоже читал. Но давно, сейчас в основном детективы беру или триллеры. О, тоже любишь, круто! А что последнее читала из детективов? Не читал такое, тебе понравилось? Тогда я, как приеду домой, тоже возьму почитать, – опять вслух… Жарко сидеть, ему вдруг понятно стало, почему она ушла солнце выглянуло из напротив растущего раскатистого ореха и уставилось прямо на скамейку, прямо ему в лоб, словно допрашивая, – ладно, ладно, не сделал я тебе ничего, пошел я своей дорогой.

Он встал и тихонько пошагал по уже знакомой гравийной тропинке в лагерь, теперь не нужно было никуда плутать. Пять минут – и он у корпуса, и да начнется веселье. Может, удастся с Машкой замутить? Она тоже ничего, улыбается ему постоянно, в телеге рядом часто устраивается. И вроде даже не против, если ее немного, совершенно случайно, при сильной качке полапать. С утра они это не делали, конечно. Утром, как было выше сказано, в поле выдвигалась армия полуразложившихся зомби, что подтверждали нечеткие движения и хрипы со стонами. А вот вечером с полей ехали весьма весело. Ну как минимум они высыпались, заброска была очень ранней, пока солнце еще не начинало палить, а у ребят было что-то вроде аллергической реакции на пробуждение в 5.30. Ко всему этому вечером проходило похмелье, но и отдыхать – конечно же, не работать.

С веселыми шутками, издевательствами: «Танька, а Танька, че ты в этом году парня-то найдешь себе? А может, двух сразу? Надо ж прошлый год наверстать!», «Как не пробовала? Серьезно?! Надо исправить срочно, давай щас найдем тебе кандидатов, вот Иваныч вроде не против». Бедный бригадир, его приплетали почти везде, благо шум трактора не позволял ему расслышать, что они несут. Зато Танька слышала все очень хорошо и готова была спрыгнуть под колеса телеги, чтобы не сгореть со стыда… И не она одна – накидывались в случайном порядке почти на всех. Одну девочку не трогали, она прямо очень болезненно реагировала. И парень один, Артём помнил его как Степана, но это не точно, сильно злился, прыгал чуть ли не с кулаками. Их коллективом было решено оставить в покое, по крайней мере в их присутствии. Все решили, что, когда раздавали чувство юмора, этих двоих забыли внести в списки.

– Эй ты, зеленые шортики, а ну, стой!

– Ты это сейчас меня ни с кем не спутал? – произнося эти слова, он резко обернулся и сразу понял, что из этой переделки он целым не выберется. Человек семь или девять местных шли на него с очень серьезными намерениями, явно им нужен был он и явно не помочь вино до корпуса донести.

– Спутаешь тебя, как же. Ты че тут шлындишь? – вышел чуть вперед один долговязый поц с немного потертым видом. – Что тебе у третьего дома надо было?

Ну убежать Тёме точно не удастся, придется бить сначала этого и молиться, чтоб остальные потом его не сильно запинывали. Ладно, чего тянуть, поехали, ноги трясутся, но с первым ударом это пройдет. Потом все перестает существовать – и страхи, и боль.