скачать книгу бесплатно
– Тебе-то откуда знать? – вызверилась на него тётя Тая, хронически недолюбливающая то ли Ваську, то ли Женьку. – Ты же на четвёртом, почти на самой верхотуре живёшь.
– Так оттуда дальше видно. И деревья не мешают.
Интересно. И как это понимать? Что дальше делать? Нам можно выходить на улицу, или всё станет ещё строже? Хотя бы во дворе можно гулять? Я бросился домой и включил телевизор. И тут облом. Местный канал отозвался пустотой. Просто тёмный экран с логотипом в верхнем правом углу. Похоже, местное телевидение накрылось. Я пробежался по другим каналам, мельком отмечая появляющиеся на экранах дымы от горящих шин и автомобилей, разбитые витрины, безобразные, искажённые ненавистью орущие лица и закованные в латы, словно древнеримские (или древнегреческие? Не помню) гоплиты, полицейские, машущие своими дубинками направо и налево.
Вчера умер то ли Васька, то ли Женька. Солдаты в противогазах, закутанные в ОЗК, чертыхаясь волокли его тяжеленную тушу на армейских носилках по узкой неудобной лестнице, а следом под конвоем вели его тощую заплаканную жену и ничего не понимающих сына и дочку. Я как раз открывал дверь, чтобы выйти, но сразу опять закрыл её и наблюдал всю картину через глазок в двери. Было немного стыдно за своё малодушие. Испугался, как пацан, забился в свою норку и подглядываю исподтишка. Правда, я очень быстро себя успокоил тем, что мы никогда не дружили с покойным, и проводить его в последний путь, рискуя подхватить «Тай», а потом ещё передать Ирке, было бы глупо.
Но, всё же, сосед с четвёртого этажа напоследок успел подгадить. Пришлось ждать. Сначала, пока специальная команда дезинфекторов обработает всю лестничную клетку, потом, пока вся эта дезинфекционная гадость не выветрится. Потерял часа три. Вонь проникала, даже, сквозь плотно закрытую дверь, поэтому пришлось открыть все окна и с женой пить чай на балконе.
– Может, не надо сегодня мусор выносить? – попыталась отговорить меня от выхода на улицу Ирина.
– А хлеб? Нам же нужно ещё хлеб купить.
– Лепёшки напечём.
– Лепёшек наедимся ещё, когда последние магазины закроются. А пока, я хочу нормального хлеба поесть.
– Может, мне с тобой сходить?
– Думаю, не стоит. Мне спокойнее будет.
– А мне каково, когда ты там шарахаться будешь? Ты об этом подумал?
– Ничего со мной не случится.
– Ага. Сидеть и гадать, пристрелили тебя там, или загребли при очередной облаве я не хочу.
В последнее время, действительно, военные регулярно проводят облавы, сгребая всех, кого увидят. Вадика с третьего этажа тоже загребли. Рассказывал, что их привезли в железнодорожное депо, загнали в какой-то ангар и по одному вытаскивали оттуда на экспресс-тесты. Потом, правда, развезли по домам, но просидел он в этом ангаре почти сутки без еды. Только воду давали. По пластиковой полторашке на человкека. А стрельба стала уже привычным явлением. Автоматные очереди даже днём не редкость.
Власти, похоже, в городе уже нет. Полиции – тоже. Остались одни военные, а они, как-то, не привыкли церемониться с гражданским населением. Поэтому действовали чрезвычайно жёстко. Это мы с недавнего времени испытали на своей шкуре. Жену удалось уговорить остаться дома, хоть я её вполне себе понимал. Тяжело сидеть сутками в четырёх стенах, имея возможность только изредка прогуляться возле дома в готовности быстро юркнуть в подъезд. Десять шагов направо по дорожке, десять – налево. Вот и вся прогулка. Но брать её с собой и этим подвергать её опасности я не хотел.
Быстро спустился вниз, осторожно приоткрыл подъездную дверь, огляделся, и, уже, смелее вышел на улицу. Двор был привычно пустым, только возле разноуровневых турников, на которых до эпидемии гроздьями всегда висели детишки, расположилась на солнышке стая облезлых бродячих собак. Они подняли головы и ленивыми взглядами проводили меня до мусорных баков. Однако, стоило мне поставить свой пакет с мусором рядом с переполненными контейнерами, как вся стая поднялась на ноги и трусцой подалась проверять, что это такое я выбросил, и нет ли там чего съедобного. Похоже, мусор не вывозили уже несколько дней. Баки завалены так, что их и видно, а в радиусе ста метров ветер гонял бумаги, целлофановые пакеты и ещё какую-то мелочь.
Я, оглядевшись ещё раз, юркнул между домами и, перед тем, как выйти на тротуар, посмотрел вдоль улицы в одну и в другую сторону. Никого не было. Проклятый вирус! Превратил нас в подобие крыс или тараканов. Сидим по своим норам и боимся высунуть нос. А, если, всё-таки, выползаем, то пугаемся каждого шороха. Даже противно. И никуда не денешься. Мне, как-то, не улыбается сутки в обезьяннике просидеть, или ещё в каком-нибудь накопителе. Ведь, ничего предоссудительного не делаю. Просто иду в магазин, чтобы купить пару булок хлеба на свои собственные деньги.
Супермаркет, кстати, так и не заработал. Зато недалеко от дома открылась торговая палатка, где можно было приобрести всё самое необходимое. Ну, может, не всё, но хлеб, питьевая вода в полуторалитровых пластиковых бутылках, крупы, спички, мука, сахар и соль были всегда. А ещё зубная паста, мыло, стиральный порошок, зубные щётки, одноразовые станки и что-то ещё по мелочи, включая предметы женской гигиены. Выбора, конечно, никакого, но, хоть, что-то. Не знаю, что бы мы делали, если бы не она. Спасибо военным, позаботились о местном населении. Таких палаток по городу много пооткрывали, и возле каждой дежурил пост из трёх автоматчиков. Это были единственные военные, которых мы не боялись. Они ни к кому не цеплялись, а просто стояли немного в стороне и следили за тем, чтобы соблюдался порядок, и не было случаев мародёрства.
Сегодня хлеб давали только по одной булке в одни руки. Я, даже, на секунду пожалел, что не взял с собой жену. Тогда бы две булки купили. Но, всё же, подвергать опасности свою вторую половинку как-то не хотелось бы. Обойдёмся. В крайнем случае, лепёшки напечём. Засунув хлеб, пачку макорон, концентрат горохового супа и баклажку воды в рюкзак, я пробился сквозь очередь и отошёл от палатки. Удивило, что сегодня поста автоматчиков не было. Рокот мощного двигателя услышал издалека. И, судя по нарастающей громкости, машина ехала в нашем направлении. Я оглянулся на звук и увидел армейский «Урал» с кунгом, на бешенной скорости летевший в нашу сторону.
Вид надвигающей огромной машины вогнал в меня в полный ступор. Я просто стоял и с ужасом смотрел, как решётчатая морда, выкрашенная в цвет хаки, приближалась, всё увеличиваясь в размерах. Мир сузился до тёмно-зелёного пятна капота и бледного овала лица водителя за лобовым стеклом. В последний момент, когда я уже попрощался со своей жизнью и приготовился быть размазанным по асфальту тонким равномерным слоем, «Урал», вдруг, вильнул в сторону, позволив мне рассмотреть на расстоянии каких-то пятнадцати-двадцати сантиметров деревянную обрешётку кузова, неряшливо покрашенную в зелёный и местами расщепившуюся и потрёпанный брезент тента, влетел в очередь и, расшвыривая людей, как кегли, смял палатку. Двигатель заглох, и в наступившей мгновенно тишине только были слышны чьи-то слабые стоны, потрескивание где-то в двигателе и, почему-то, журчание. Почему журчание? Откуда тут источник воды? Может, гидрант сбил? А откуда тут гидрант?
Я, ещё не веря, что уцелел, обошёл машину и глянул на разбросанные вокруг тела. С первого взгляда стало ясно, что живых тут не было и не могло быть. Зрелище, вообще, напоминало кадры из фильмов ужасов. Что-то про расчленёнку. Стон и журчание доносилось из-под смятой палатки. Я приподнял жёсткое полотнище и увидел продавщицу, изломанной куклой лежащую на скомканном, словно бумага, прилавке. Она была почти без сознания, в какой-то прострации, мертвенная бледность заливала всё лицо, а из руки, точнее из культи, бывшей, когда-то правой рукой, струёй, с журчанием, вытекала кровь, тут же стекая в канаву тёмно-красным ручейком. Оторванная рука валялась чуть дальше, между рассыпанных по земле пластиковых бутылок с водой, булок хлеба и рассыпавшихся круп. С трудом подавив подкатывающую к горлу тошноту, я подобрался к женщине, но помощи моей уже не потребовалось. Стон оборвался на полуноте, а на меня глянули медленно стекленеющие глаза. Умерла. Журчание прекратилось, и тёмно-красный ручеёк иссяк, тут же, прямо на глазах, подёргиваясь маслянистой плёнкой.
Внезапно накатила злость. Такая ослепляющая, раскалённая, выжигающая все разумные мысли и побуждающая крушить, рвать и уничтожать. Я выбрался из-под остатков палатки, подскочил к машине, рванул дверь в готовности убить этого водителя и осёкся, наткнувшись на, уже вторые за этот день, стеклянные глаза. Мёртвый водитель лежал на руле, повернув ко мне голову. Тактически очки были сдвинуты на лоб, а респиратор съехал вниз, открывая лицо, испещрённое горячечными пятнами. Я отскочил в сторону, огляделся и бросился наутёк. Только возле подъезда появилось запоздалое сожаление, что не прихватил автомат водителя, валяющийся на полу кабины. Хотя, не хватало ещё, чтобы меня забрали за кражу оружия.
Телевидение накрылось окончательно, и теперь то, что происходит в городе, мы узнаём только из слухов. Благо, тётя Тая и сосед со второго этажа имели хороших информаторов. У первой была сильно разветвлённая сеть сплетниц по всему городу, а у второго – его свояк, который сейчас, то патрулирует улицы, то дежурит на блок постах и, конечно, в курсе ситуации, как её видят военные. Так что у нас есть редкая возможность оценить события сразу с двух сторон.
А ситуация не радовала, мягко говоря. Власть куда-то слилась, и сейчас рулит армия. Город вымирает, морги переполнены, а военные хоронят умерших в братских могилах, вырытых экскаватором. Все силы брошены на сбор тел по квартирам и домам и вывоз трупов. Даже количество патрулей снижено до минимума, потому что людей не хватает. Зато мародёрство расцвело пышным цветом. Магазины, склады, рынки, всё подвергалось разграблению.
На центральном рынке мародёров накрыл патруль, и развернулась самая настоящая битва. У гражданских оказалось несколько охотничьих ружей, при помощи которых они надеялись отогнать военных или, на худой конец, перестрелять их. Солдаты оказались, тоже, не робкого десятка. Вызвали подкрепление, заняли позиции и вступили в бой. Говорят, гражданских там около десяти человек погибло. Ну и одного солдатика, вроде, тоже зацепило. Но это не точно. Военные такие данные не разглашают, а гражданские и приукрасить могут. Хотя, они бы человек пять, хотя бы, нафантазировали. Невелика победа – один раненный.
А люди в городе вооружаются. И никого не останавливает даже то, что, если патруль найдёт у тебя оружие, могут расстрелять на месте. Перестрелки стали уже обычным явлением, и я старался вообще не выходить из дома. Не всегда это получалось, конечно. За тем же хлебом в восстановленную палатку, например, раз в два-три дня ходить приходилось. Не именно за хлебом, конечно. Постоянно вылезает что-то нужное. То зубная паста, то станки для бритья, то порошок стиральный. Стирать с этой эпидемией приходилось нереально много. После каждого выхода, в машинку забрасывалась вся одежда, которая была на нас. И ничего не поделаешь. Не хочешь зацепить заразу – соответствуй. А хлеб – попутно. Раз выдалась возможность, почему бы и не купить?
Интернет ещё работал, поэтому о том, что творится в мире, мы были в курсе. Хотя, новости не бодрили, а загоняли во всё более глубокую меланхолию. Испания пропала, Германия и Великобритания распались на множество мелких стран, а Польша вторглась в Калининградскую область, и сейчас там идёт самая настоящая война. Что-то мы катимся, катимся, катимся вниз и никак не можем остановиться. Когда же будет дно, наконец? Хоть какое, лишь бы была стабильность и дальше не было ещё хуже. Хочется, наконец, надеяться на улучшения.
– Ты не обратил внимания, что в последнее время мне приходится успокаивать и утешать тебя всё чаще и чаще? – заметила мне жена как-то вечером, после очередного просмотра новостей в интернете.
– Не понял, – аж подавился я глотком чая.
– А что ты не понял? Может, прекратишь, наконец, ныть, что всё пропало, всё плохо, и вообще, мы скоро умрём?
– Я так не говорил.
– А ты послушай себя, как-нибудь, со стороны.
– Неужели, всё так плохо?
– Опять?
– Нет. Я сейчас про себя.
– Ты раскис. Раскис и опустил руки. Встряхнись, наконец! Вспомни, каким ты был до всей этой эпидемии! Где мой муж, который никогда не падал духом и в любой ситуации говорил: «Прорвёмся»?
Ощущение было такое, словно на меня вылили ведро холодной воды. Внезапно, всё, что происходило со мной в последнее время, предстало передо мной совершенно в ином ракурсе. Что я делал для того, чтобы нам было легче пережить нынешнюю катастрофу? За хлебушком ходил, трясясь, словно осиновый лист, перебегая от угла до угла и паникуя, как только услышу звук автомобильного двигателя? Или сидел и плакался на кухне, как тяжело нынче стало жить? Хотя, жить, действительно стало тяжело. Деньги на исходе, а источника доходов нет и не предвидится. Но это не оправдание. Вместо нытья нужно думать, как выживать дальше. Доллары, которые мы отложили на поездку в Черногорию, превратились в бесполезные бумажки, и сейчас никакой ценности не представляют. Даже обидно. От себя отрывали лишнюю копейку, в обменник бежали, покупали, а тут такое. Лучше бы ни в чём себе не отказывали. Но, всё же, что делать? Как изменить ситуацию, хотя бы в отдельно взятой семье? Наверное, для начала перестать ныть и выглядеть бодрячком, как бы погано ни было на душе.
Опять вспомнился тот автомат, который валялся на полу в кабине у мёртвого водителя «Урала». Всё-таки, нужно было его забрать. В такие времена Калашников с тридцатью патронами в магазине – серьёзный аргумент. Хотя бы для того, чтобы обезопасить свой дом от грабителей. А то, они, уж очень сильно, распоясались. Только вчера обнесли четыре квартиры в соседнем подъезде. Причём, жильцов не пощадили. После себя одни трупы оставили. Действовали нагло, не торопясь. Машину подогнали к подъезду, чтобы побольше вывезти. Пользуются тем, что патрулей очень мало сейчас. Все солдаты брошены на утилизацию трупов. В принципе, военные правильно делают. Ещё не хватало эпидемии ещё какой-нибудь заразы из-за разлагающихся тел. Но о порядке на улицах остаётся только мечтать. Как и о собственной безопасности.
Разговаривали с сыном. У них, как и обычно, всё протекает гораздо спокойнее. Количество заражённых, конечно, тоже выросло, но порядок есть. Они собираются уезжать из города, пока это ещё можно. Родня Татьяны, его жены, живёт где-то в горах, в небольшой деревушке, и они решили переждать эпидемию там. Здравое решение. Вряд ли «Тай» туда доберётся. Мы порадовались за них от всей души. Всё-таки, приятно осознавать, что, хоть, детей минует то, что мы сейчас переживаем. Сын по интернету переслал нам карту, на которой обозначил эту деревню.
Жена тут же распечатала её на принтере, хоть я и не понимаю, для чего. Но, если хочет, почему бы и нет. Во время всего разговора меня не покидало ощущение чего-то неправильного. И только потом, когда отключились, до меня дошло: в первые за всё время никто из нас не выразил сожаление о том, что мы тогда не послушались сына и не поехали к нему. Тема закрыта. Хотя, именно сейчас, пенять мне за это было бы самое время. Вот, ехали бы вместе по Алтаю, всё дальше и дальше удаляясь от этой страшной эпидемии. И природой бы любовались, наслаждаясь пьянящим горным воздухом. А сейчас – всё, время упущено. И, случись так, что мы соберёмся туда, шансов добраться – ноль. И это, если, даже, не считать блокпосты и прочие кордоны, которых по всей стране натыкано, как блох на собаке. Тут, только за город выскочишь, мигом деревенские на вилы поднимут.
Лето в этом году выдалось жарким. Необычайно жарким даже для нашего тёплого климата. Военные задыхались от обилия трупов, но, только их усилия спасали нас от той же холеры, чумы или тифа, а, может, их всех вместе взятых. Деньги давно уже ушли в прошлое и, даже, если они у кого-то остались, купить на них что-то стало невозможно. Живём только благодаря продуктовым пайкам, которые каждый день в десять утра раздавали с армейских грузовиков в строго определённых местах.
Я привычно натянул на лицо респиратор, на парочку которых ещё месяц назад наткнулся в разграбленном хозяйственном магазине. Удобная вещь в нынешней ситуации. И, как мне кажется, гораздо надёжнее, чем стиранные-перестиранные самодельные маски. С фильтрами, правда, никак, но мы с женой приноровились использовать вату, зашитую в бинт. Я оттуда ещё и строительные пластиковые очки притащил, но нам они не понадобились. Мы с Иркой оба очкарики, так что обходимся своими, с диоптриями.
На ноги верные кроссовки, документы в левый карман брюк-карго, и всё. Я готов к выходу за продуктами. А, нет. Не готов. Чуть не ушёл без монтировки. С недавних пор я без неё за порог не выхожу. Вообще, каждый день меня жена, как на войну провожает. И это не метафора. Походы за продуктами, действительно, таят в себе опасность. Человек с продуктами в нынешние времена – заманчивая цель. Это, наверное, так же, как, если бы ты в те, далёкие времена, прогуливался по криминальному району, с ног до головы увешанный золотом. Да ещё и с айфоном самой последней модели в руке, выставленным на показ.
На лестнице столкнулся с Витьком, бывшим прапорщиком с пятого этажа. И как он там один живёт? Кроме него на пятом в живых уже никого не осталось. Сосед был одет в старый полевой камуфляж и, даже, на ноги напялил стоптанные берцы. В такую-то жару!
– О! Костян! – обрадовался он мне, словно родному. – Тоже за пайком?
– А куда же ещё? За ним, родимым.
– Пошли. Вместе веселее, – потряс перед моим лицом видавшим виды вещмешком Витёк.
Вместе, действительно, веселее и не так опасно. Мне, вообще, пришла в голову мысль, что мы все ходим к машине каждое утро, но, как-то поодиночке, хмуро здороваясь в очереди. А, ведь, можно скооперироваться всем подъездом, и тогда ни одна сволочь не посмеет покуситься на наши продукты. Нас, правда, немного осталось, но, случись что, отбиться реально можно.
– Слушай, а почему мы раньше толпой не ходили? – поделился я с соседом своими мыслями. – Толпой же безопаснее.
– Не очень-то большая толпа получается, – погрустнел Витёк. – Пятый этаж – только я. Четвёртый – дядя Гриша с женой и Мишка. Но Мишка не в счёт. Он уже неделю в запое и уже, по-моему, словил белочку. Так что не боец.
– Странно. Откуда он столько бухла взял?
– У него родственники неподалёку в частном секторе жили. Дядя с семьёй. Умерли. Так он, типа, в права наследования ходил вступать, и самогонку у них нашёл. Не знаю сколько, но много. Несколько дней всё домой перетаскивал. У него дядя, оказывается, знатный самогонщик был. Вот он и подсел на эти запасы. А дядя Гриша тоже, как боевая единица – скорее, минус единица. На третьем – ты. И всё.
– Как всё? А остальные?
– А остальные – бабы, которых нам защищать нужно будет, если с ними ходить.
– Ну, не скажи. Та же тётя Тая, чувствую, ещё тот танк, если на её кровное покуситься. И, потом, ты про того парня со второго этажа забыл.
– Про Серёгу, что ли?
– Наверное.
– Так, нет его.
– Как нет? Умер?
– Не знаю. Он четыре дня назад жену с детьми в труповозку сдал. А позавчера ушёл куда-то и больше не возвращался. Может, подался куда.
– Куда подался? Вокруг города блок посты, а за ними деревенские, которые убивают всех, кто за границу умудрится выскочить.
– Ну, тогда убили. А, может, заразился и сам умер.
– Умеешь ты успокоить.
– Правда жизни. Не вижу смысла приукрашивать действительность.
– Но и сгущать краски тоже не стоит.
– А я и не сгущаю.
– Слушай, а откуда ты столько про всех знаешь?
– С людьми общаться надо, а не как ты. Мимо пробежит, буркнет приветствие, вот и всё общение.
Стоило только выйти из подъезда, как летнее солнце с яростью набросилось на нас, жатно впиваясь в тело раскалёнными щупальцами. Я натянул козырёк кепки поглубже на глаза и вслед за Витьком нырнул в спасительную тень деревьев.
Машина уже пришла. Большой, трёхмостовый армейский КамАЗ, гружёный картонными коробками, из кузова которого сейчас два солдатика сгружали простую обшарпанную парту. Рядом уже клубился народ, сдержанно гудя разговорами и с вожделением поглядывая в кузов. Крупный пожилой старшина огромной ручищей, поросшей рыжими волосами, извлёк из кузова стул, поставил возле парты, уселся на него, не обращая внимания на жалобный скрип, раскрыл перед собой толстую папку и извлёк пачку списков, распечатанных на принтере.
– Подходим по одному, – пробасил он. – Паспорта готовим заранее.
Толпа взволновалась, забурлила, хлынула к столу и, наверное, снесла бы его, если бы у ней на пути не выросли четыре солдата с приготовленными к бою автоматами.
– Так! – загремел в воздухе голос старшины. – Все в очередь! В очередь, я сказал!
– Ты пайки нам выдавай! – донеслось откуда то из народа. – Не тяни!
– Это кто там вякает?! Если такие умные, почему строем не ходите? Прекратить все разговоры! А ну организовались! Если сейчас не будет очереди, я сворачиваю всю эту долбанную лавочку и уезжаю. Можно подумать, что мне нечего делать кроме вас.
Как бы то ни было, а угроза подействовала. Люди зашевелились и стали выстраиваться в неровную колонну, вяло переругиваясь. Громко ругаться опасались и постоянно косили краем глаза в сторону военных. С них станется. Им-то, что? Каша три раза в день гарантирована. А нам без их ежедневных подачек – просто край. Долго не протянем. Мы с Витьком тоже встали в общую очередь, причём, получилось так, что оказались в самом конце.
– Ну, вот, не меньше часа стоять придётся, – сокрушённо вздохнул я.
– Если возиться на получении не будут, обойдёмся в полчаса, – не согласился сосед.
– Когда, без эксцессов обходилось? Вечно, или бабка тупая попадётся, или тётки подерутся.
Я, как в воду глядел. Очередь двигалась достаточно споро, пока дедок в толстенных очках не упёрся у стола, пытаясь прямо тут раскрыть коробку.
– Ты чё, дед? – вызверилась на него какая-то тётка. – А ну освобождай очередь!
– Ага! Счас! – дед оказался не робкого десятка. – Отойду, а там чего-то хватать не будет. Как потом докажу?
– Когда там чего-то не хватало? – обиделся старшина. – Всё, как в аптеке.
– А ты сам фасовал?
– Нет.
– Что, тогда, так уверен? Небось, солдатики в коробки раскладывали? А то я сам солдатом не был? Вот так грамм по сто у каждого отсыпят и за забор, у населения на самогонку менять.
– У тебя совсем мозги склерозом разъело, пень старый?! – в голосе тётки появились истеричные нотки. – Какой забор? Какое население? Какая самогонка?
– А мало ли?
– А ну, дед, забрал корбку и марш отсюда! – рявкнул старшина. – А то вообще без пайка останешься!
Старик вздрогнул, что-то пробурчал, сгрёб коробку и отошёл в сторону, дожидаясь высокого крепкого парня, стоящего следом. А он не дурак! Понимает, что представляет лакомую и лёгкую добычу для любого гопника. Обзавёлся телохранителем. Наверное, сосед. Стоило этой колоритной парочке удалиться между домами, как две женщины средних лет вцепились друг другу в волосы выясняя, кто из них раньше должен получить продукты и оглашая огрестности душераздирающими визгами. Бедные солдатики впали в ступор, и только повидавший многое в своей жизни старшина не растерялся.
– Смирно!– заорал он так, что с дальних деревьев сорвалась стая ворон, а женщины вытянулись в струнку. – А ну обе в конец очереди!
– Но… – попыталась возразить одна из скандальщиц.
– В конец очереди, я сказал! Ещё одно слово, и я вас лишу пайка! И я не шучу.
Судя по голосу, старшина точно не шутил. Очередь затихла, и только потревоженная стая ворон нарушала своим карканьем тишину. Дальше очередь двигалась без остановок, словно хорошо отлаженный конвейер. Вскоре подошёл и мой черёд. Я предъявил свои и Иркины документы, получил две коробки и расписался в ведомости. Пока Витёк получал свои продукты, я рассовал коробки в рюкзак и взял в руку монтировку. Вот теперь она как раз нужна. Витёк тоже, засунув свой паёк в вещмешок, закинул его на плечи и приготовил обрезок трубы.
– Ну, что, домой? – улыбнулся он и подпрыгнул, поудобнее устраивая поклажу на спине.
– Пошли.
Троих мутных личностей, старающихся быть незаметными, мы заметили сразу, как только завернули за угол дома. Помятые мужички проводили нас тоскливым взглядом и опять уставились на очередь.
– Смотри, падальщики, – процедил Витёк сквозь зубы. – Жертву себе по зубам выбирают.
– Ага, – согласился я. – Твари.
