скачать книгу бесплатно
Новенький осторожно, но уверенно поднял руку, и все взгляды устремились на него.
Глава IV. Память прошлого
После ухода Драгомира Новака, Марина оглядела дверь. Никаких замков! Она подперла дверную ручку стулом, неприязненно посмотрела на лежащие на полу книги и принялась раздеваться. Завтра уедет в гостиницу, но уверенности в этом не было. Драго не ответил ни на один из её вопросов, касающихся матери. Также она не узнала, кто именно написал ей странное письмо на электронную почту. Не разгадала ни одной тайны, а лишь запуталась в новых. Начинала чувствовать, что это ей просто не под силу. Да и ещё угрожала основателю Братства!..
Осторожно взяв керосиновую лампу, Марина оглядела скромное убранство спальни и рассмотрела светлую дверь в углу, слева от входа. За ней обнаружилась ванная комната с ледяной водой и без выключателя. Умывшись, Марина забралась под одеяло, дрожа больше от напряжения, чем от холода. Хотела разложить в уме по полочкам произошедшие события, но от усталости провалилась в тяжёлый сон.
Утро принесло в Прагу лёгкий туман, после которого начался дождь. Глядя в окно, Марина сомневалась, что даже за сто евро какой-нибудь таксист довезёт её отсюда до Вацлавской площади к гостинице «Богемия», где остался неразобранный чемодан с вещами. Надев вчерашнее платье, она привела себя в порядок и заплела волосы в косу. Видимо, придётся задержаться в этом месте…
Здесь, в Праге, она остро чувствовала себя чужой. Но это ощущение казалось привычным, словно вторая кожа. До недавнего времени Марина нигде не была как дома. Она росла со знанием того, что с детства являлась нежеланной гостьей везде, где появлялась. Квартира вечно погружённой в себя матери на Комендантском проспекте. Дом отца во Всеволожске, где он поселился со второй семьёй. Школа. Университет. Мастер-классы, кружки, музыкальная школа. Марина знала, что у неё не было дара заводить друзей из-за своей недоверчивости, и не с кем было поделиться своими тайнами и надеждами. Не к кому ходить в гости. Не с кем висеть на телефоне часами. Не с кем переписываться в «аське» по ночам. С тех пор, как окончила СПбГЭУ, она сменила несколько арендуемых квартир, одинаково маленьких и безликих, окружённых панельными девятиэтажками и «хрущёвками», пока не осела в небольшой студии недалеко от станции метро «Проспект Большевиков», чтобы быть ближе к работе. Её Марина выполняла с особым перфекционизмом и прилежанием, часто оставаясь по вечерам, так как дома никто не ждал. И однажды, увидев рекламу в Инстаграме[12 - Instagram принадлежит компании Meta, признанной экстремистской организацией и запрещенной в РФ с 2022 года], решила уйти в отпуск и исполнить мечту – полететь в Италию, посмотреть на Адриатическое море, поесть многослойное мороженое, забраться на вулкан Этну и полюбоваться закатами, сидя на песчаном пляже в Римини. Эта затея показалась Марине сумасбродной, как и всё, что выбивалось из её размеренного ритма жизни. Она понимала, что реальность может оказаться далека от красочной рекламы, но её что-то гнало в сторону аэропорта Пулково, в который она летела на такси, прижимая к груди сумку с документами.
Оказавшись в Римини, она подставляла бледную кожу опаляющим лучам солнца, которое высвечивало скопившуюся внутри тьму. Ледяную стену между ней и мамой. Отсутствие подруг. Глупые и несбыточные мечты о семье и большом доме за городом. Зависть к коллегам, которые с лёгкостью рассказывали о том, как провели выходные в большой компании. Страх нищеты. Страх старости. Страх одиночества. Страх заглянуть в глубину своей души и увидеть там мелочность, капризы, гордыню и накопленный гнев на окружающий мир за то, что он не дал того, чего так отчаянно хотелось. Именно в Италии Марина начала понимать, что «козлом отпущения» она сделала себя сама – и это открытие стало для неё началом цепочки потрясений, с которыми пришлось столкнуться в свои двадцать семь лет.
Она не помнила, как начала искать в интернете предложения по аренде недвижимости в Италии. Начала думать об удалённой работе. Можно вести аккаунты магазинов в социальных сетях, работать на маркетплейсах, заняться наставничеством, пиаром… да чем угодно, только не офисной работой! Эти мысли окрыляли Марину, и внутри крепла уверенность, что она ещё сможет что-то изменить в своей жизни. Именно такая, вдохновлённая и лёгкая, она вернулась в Санкт-Петербург, чтобы встретиться с мамой и нормально, как взрослые люди, наконец-то поговорить. Но… та за считанные недели успела распродать квартиры и уехала в Чехию, о чём Марине рассказал отец в телефонной беседе.
Марина помнила, как в душе вновь вспыхнула полузабытая ненависть. Обида снова начала сковывать горло. Страх сжал свои стальные тиски. В тот момент Марине показалось, что мама предала её. Не потому, что не оставила наследства, а потому, что уехала, не попрощавшись. Не поговорив. Не объяснив ровным счётом ничего. Не дав ни единого шанса на восстановление отношений. Уже осенью, когда ей удалось оправиться от произошедшего, она услышала звонок на телефон. Увидев номер, начинающийся с +4202, почувствовала, как в горле застрял ком.
– Ваша мать, Вера Вербицкая, ушла на покой, – пробормотала в трубку женщина, назвавшаяся Катаржиной, но для удобства она попросила её называть Катериной. – Её тело кремировали в Праге, и урна с прахом будет храниться в нашем Братстве. При желании вы можете написать заявление и забрать её.
Марина выронила телефон, и некоторое время стояла посреди квартиры, дрожа от обуревавших её эмоций. Когда до неё донеслись короткие гудки, то, не выдержав, она осела на пол и разрыдалась. Это был последний раз, когда она плакала. Последний раз, когда она проливала слёзы над связью с матерью, которую так и не удалось восстановить…
Когда Марина впоследствии узнала о завещании Веры, то горечь и глухая тоска сменились слепой яростью. Она впивалась взглядом в каждую напыщенную фразу Братства, которое прислало ей официальное уведомление о раскрытии последней воли умершей. Двадцать четыре миллиона рублей. Поставленный диагноз, но никаких отчётов о лечении. Ровным счётом ничего!
Именно эта ярость до сих пор поддерживала силы Марины. Она помнила, что в последний раз поела в аэропорту, намереваясь после заселения в гостиницу тут же отправиться в ISF, чтобы лично вытрясти из Драгомира Новака все ответы. Сейчас она была настолько слаба, что могла бы съесть даже ту колбасу, на которую вчера смотрела с отвращением. Когда в дверь негромко постучали, то Марина с готовностью распахнула её, надеясь, что Драгомир вновь решил прийти к ней и довести вчерашний разговор до конца.
Однако на пороге стояла миловидная черноволосая женщина с округлым лицом и румяными щеками. Её глубоко посаженные глаза светились радушием и нежностью, отчего в душе Марины неприятно кольнуло – гостья напоминала классическую маму из детских сказок. Сложив полные руки на животе, она по-доброму улыбнулась Марине, и вместо того, чтобы отнестись к ней с привычной подозрительностью, та пропустила её в комнату.
– Я Катаржина, то есть, Катерина Кадлецова, – ласково произнесла женщина. – Именно я позвонила вам в начале октября, когда скончалась Вера. Мне до сих пор жаль, что тогда оборвалась связь, и я не нашла в себе смелости перезвонить вам и сказать доброе слово в утешение.
– Я не нуждалась в участии, – сухо ответила Марина. Она прижалась спиной к двери в ванной, продолжая разглядывать гостью. – Да и сейчас я здесь не из-за него.
– Не спорю, – женщина покачала головой. – Время всё рассудит. Только оно имеет значение, только ему посвящены Сатурналии.
– Время? – Марина непонимающе уставилась на Катерину.
– Да. Ведь Сатурн олицетворяет время, и именно он принимает всех, кто с мудростью и терпением покидает этот мир.
– Я не сильна в мифологии, – Марина пожала плечами, – и мне эти рассказы ни к чему. Я приехала сюда, чтобы узнать, от чего и как умерла мама. Вчера я видела достаточно, чтобы составить мнение о том, что здесь происходит.
– Сатурналии – лишь дань древним обычаям. Всё, что вас интересует, находится здесь, среди людей Братства. Я приглашаю вас позавтракать с нами. Возможно, кое-что прояснится в ближайшее время.
– Хорошо, – с сомнением откликнулась Марина. – Но я хотела вернуться в гостиницу за своими вещами. И мне нужна помощь, чтобы вызвать такси.
– Не беспокойтесь, – лицо Катерины озарилось понимающей улыбкой, – за вашими вещами съездит кто-нибудь из наших ребят и всё привезёт до обеда.
– Но… мне нужно будет выписаться?
– Не беспокойтесь, – повторила Катерина и вышла в коридор. – Вы идёте?
Вздохнув, Марина последовала за женщиной. Пока они спускались, не удержалась от расспросов:
– А какой была здесь моя мама? Как она болела?
– Неужели вы были не в курсе? – Катерина остановилась и недоумённо покосилась на Марину. Её рука, лежащая на перилах, едва заметно дрогнула.
– В курсе чего?
– Она заболела задолго до того, как приехала в Братство. У неё на руках были документы с обследованиями и заключениями врачей из Санкт-Петербурга. Наши врачи только подтвердили диагноз. Опухоль была уже около шести сантиметров. Рак молочной железы – достаточно агрессивное заболевание. Оно развивается стремительно, и женщина может сгореть меньше, чем за полгода. Как спичка!
Марина вспомнила руку Драго с горящей спичкой, и её передёрнуло. Был ли в этом простом жесте намёк?
– А что было потом? – спросила Марина севшим голосом.
– Потом пошли метастазы в лёгкие и печень. Мы уже ничего не смогли сделать для Веры. Опухоль обычно растёт несколько лет. Те самые несколько лет, когда можно было успеть её обнаружить и начать лечение.
Марина невидящим взглядом уставилась в стену. Получается, мама знала, что больна? Но никому ничего не сказала? Почему?! Или, узнав о последних стадиях рака, она не нашла ничего лучше, чем уехать в Братство, никому ничего не объяснив? В тот самый момент, пока Марина нежилась под лучами солнца на шумном пляже в Римини, мама уже распродавала квартиры и собирала вещи в Чехию?..
– Простите за эту правду, – Катерина повернулась к Марине и робко коснулась её руки. Марина подавила желание отдёрнуть руку. В горле застрял ком. – К нам часто приходят люди тогда, когда сделать уже ничего не возможно. Я работаю в хосписе Братства. И оно, поверьте, нацелено на то, чтобы люди покидали этот мир с облегчением, а не переполненные гневом и обидами.
– Но почему она не сказала мне? – прошептала Марина.
– Мы не имеем права давить. Не имеем права уговаривать или советовать поступить определённым образом. Мы лишь поддерживаем любое решение. У Веры участились боли, которые приходилось снимать лекарствами. Это влияло на её память, и для неё это было слишком тяжело. Она почти не говорила о вас.
– Но ведь… она могла позвонить! Написать! Да что угодно!
Марина сорвалась на крик. Видела, как несколько членов ISF застыли в атриуме, а двое из них тактично отошли в сторону бассейна, который окружали уже погасшие светильники. Катерина смотрела на неё с участием. Наконец, женщина произнесла:
– Когда Вера приехала к нам, то не захотела пользоваться средствами связи. Мы не стали настаивать. Она побывала в клинике, в центре и… даже в хосписе. Подолгу беседовала с пациентами. Сражалась с болезнью, которая не оставляла никаких шансов. Она знала, на что именно уйдут деньги, которые пожертвовала Братству.
– Моей маме не свойственна такая щедрость, – Марину передёрнуло.
– Люди меняются, – уклончиво произнесла Катерина и, взяв Марину за руку, повела вниз по лестнице. – Мы не потратили ни евро из тех денег, но более подробно, я думаю, вам сможет ответить только Драго.
Марина позволила себя увести в столовую – небольшой зал с продолговатым столом, на котором разместились нехитрые закуски и еда: бутерброды с маслом и джемом, рогалики с сыром, яичница, чай с лимоном и кофе.
– Все последователи Братства едят вместе, – пояснила Катерина, отодвигая стул для Марины.
– Я не последователь, – отрезала та, усаживаясь за стол.
– Верно, – Катерина села напротив. Разгладила складки льняной скатерти. – Но ведь вы приехали для того, чтобы узнать наш образ жизни? Посмотреть, как тут всё устроено и на что пойдут средства, оставленные Верой. Чтобы стать последователем Братства, нужно лишь открыть сердце и освободить голову. В переполненный ум не войдёт новое!
– Я приехала, чтобы узнать правду, – ответила Марина. Кто-то из Братьев поставил перед ней чашку с кипятком и положил пакетик чая рядом.
– Разумеется, мы все здесь собираемся именно за этим. День ото дня. Хранители помогут вам во всём здесь разобраться. Каждый из нас отвечает за своё направление развития Братства. Думаю, вам будет полезно пообщаться с каждым из них.
Марине меньше всего хотелось общаться с теми, кто ещё вчера стоял на сцене в тёмных плащах, но выбора у неё не было.
– Думаю, это будет интересно, – после паузы, ответила она, борясь с желанием съязвить. Ей придётся больше слушать, чем она рассчитывала, но это определённо стоило того. – Но вы сказали «каждый из нас», то есть, вы тоже входите в совет хранителей? Но как я поняла, в нём участвуют только мужчины…
– Участвовали изначально, да, когда Братство было основано Драго, – Катерина тепло улыбнулась ей. – Однако Ян весной скончался, и я временно заняла его место.
– Скончался? – Марина недоверчиво прищурила глаза.
– От старости. Ему было семьдесят восемь.
– Понятно. – Марина уткнулась в свою тарелку.
– Всегда держите свои глаза открытыми, – посоветовала Катерина. На её полных щеках показались ямочки. – Это поможет увидеть истину. Даже ту, которая сокрыта между строк.
Глава V. Предчувствие
Драгомир не прогадал, отправив к пани Вербицкой Катаржину. Все в Братстве тянулись к этой женщине за материнским теплом и пониманием, поэтому и гостья оказалась не в силах противостоять ей. Наблюдая за женщинами со стороны кухни, Драго видел, как жёсткая складка в уголках тонких губ Марины смягчилась, а взгляд стал менее колючим. Светлые мелированные волосы девушки были заплетены в длинную косу, которая уже почти распустилась, лёжа на плече. Её худое лицо с впалыми щеками хранило на себе печать горя и сосредоточенности, а узкие плечи добавляли хрупкости в образ Марины. Совершенно не похожа на свою мать! Вера казалась более женственной и впечатлительной, и её ум оставался ясным и любознательным до последнего момента. Драго помнил её тёмно-русые волосы, разметавшиеся на подушке. Тонкую трубку бесполезной капельницы. Простынь, скрывавшую острые ключицы. Мать Марины тихо отошла в мир иной. Там, где обрела долгожданный отдых, прежде всего, от самой себя…
Он всегда держал всех на дистанции. С безразличием смотрел на суету, окружавшую его каждый день. Находил подход к каждому, кто переступал порог Братства. Мог даже заключить пари с Владимиром – единственным из присутствующих, кто знал о нём всю правду, – на то, сколько ему понадобится времени, чтобы подчинить себе пани Вербицкую. Драгомир усмехнулся, оставаясь незамеченным в тени коридора. Он забрал у Марины мать. Забрал её деньги. И Марину тоже заберёт. Он знал, что у него есть месяц – время, пока действует её шенгенская виза.
Когда Драго присоединился к завтраку, то сразу почувствовал, как изменилась энергетика места. Со стороны хранителей ощущал облегчение, со стороны последователей – тихую радость, но со стороны Марины – напряжение и настороженность. Катаржина немного притупила внимательность гостьи, но это было лишь начало.
Драго обвёл взглядом собравшихся. Видел над их головами еловые ветви с керамическими и деревянными игрушками на кирпично-красной стене. Подрагивающее пламя стоящих на столе свечей в серебристых канделябрах. Покачивающиеся от сквозняка шторы. Повернувшись к своим людям, Драго сосредоточился на том, как они переглядывались, как подносили ложки ко рту, как косились на лежащие перед ними серпы, символизирующие начавшиеся Сатурналии…
Вчера совет хранителей выбрал Ивана Марека, который на предстоящий год становился посвящённым в круг, и Драго ничего с этим не смог сделать. Иван сидел в конце стола в белых одеждах, полагавшихся новообращённому, и, опустив голову, разглядывал сложенные вместе ладони, словно собирался прочесть молитву. Мало кто знал, что в четырнадцать лет парень совершил серию убийств. Отец-охотник, по неосторожности оставлявший ножи в гараже. Старшая сестра, которая хотела отобрать их у Ивана. Не вовремя прибежавшая на её крики мать. Овчарка Рекс, заливавшийся лаем на заднем дворе…
Драго знал, что Иван с той поры остановился в развитии. Его разум словно до сих пор принадлежал бесшабашному подростку, которому стало интересно, как нож входит в плоть. Интересно, как ведёт себя человек, получивший множество ранений. Интересно, как переполошились соседи, вызвавшие полицию. Внутри парня дремала тяга к насилию, и психиатры не могли сойтись во мнении, каким будет окончательный диагноз: биполярное аффективное расстройство или диссоциативное расстройство личности. Он не сочувствовал. Не раскаивался. Ему было интересно.
Заметив взгляд Драго, Иван поднял голову, и его губы тронула мягкая улыбка человека, чей ум был затуманен лекарствами. Хорошая доза антидепрессантов и транквилизаторов держала его инстинкты в узде, как и длительная сложная психотерапия.
Драгомир Новак хорошо знал, что означает убийство. Каждый день он вспоминал тот самый выстрел, после которого началось следствие и стены Панкрацкой тюрьмы. Тогда он видел тёмные кляксы крови на дощатом полу, предсмертные хрипы и металлический привкус во рту. Адвокат, грозившийся дойти до ЕСПЧ[13 - ЕСПЧ – Европейский суд по правам человека, существующий с 1 ноября 1998 года. Международный судебный орган, юрисдикция которого распространяется на 46 государств.]. Сырая камера с заплесневелыми стенами… Драго считал, что Братство поможет не только ему, но он ошибался. И теперь, глядя на собравшихся, он понимал, что в наступающем году должен сложить полномочия. Что будет с хранителями и пациентами – не хотел даже думать.
Он перевёл взгляд на Марину, которая чёрным пятном выделялась среди светлых одежд присутствующих. Слева от неё сидела Катаржина, справа – Патрик, чья деловая хватка опытного администратора сочеталась с острым умом дотошного бухгалтера и аналитика. Драго видел, как Катаржина положила на пустую тарелку гостьи рогалик и вполголоса рассказывала о начинке. Марина слабо улыбнулась женщине, и эта улыбка смягчила резкие черты её бледного лица. Когда она подняла на него глаза, то он уже перевёл взгляд на Ивана, думая о том, что нужно ещё подключить гипноз, чтобы поддерживать в молодом человеке мирное расположение духа. Пожалуй, этим стоит заняться до наступления католического Рождества.
– В Древнем Риме считалось, что пиршество способно удержать смерть на расстоянии, – рассказывала Катаржина Марине. – Поэтому не удивляйтесь, если мы часто говорим о ней. Если вы вчера пробовали вино, то могли запомнить привкус соли: это тоже дань античным традициям.
– Соль тоже относится к смерти? – Марина нахмурилась.
– Соль – это стихия земли, а земля – это наше последнее пристанище, – невозмутимо ответила Катаржина, и при её словах собравшиеся за столом притихли. Драго видел, как Марина заёрзала на стуле, скрывая беспокойство.
– Больше ничего не добавляли в вино?
– Иногда добавляли смолу, – пояснила Катаржина, – это помогало убрать неприятный привкус.
– А в этой еде нет подобных ингредиентов?
– Нет, – улыбнулась Катаржина. – Даже когда мы готовим пироги, то в них обыкновенные фермерские мясо и птица, а не внутренности.
– И больше ничего непонятного вы не употребляете? – допытывалась Марина, и Драго сдержал рвущуюся наружу усмешку. Храбрая девица!
– Некоторые исследователи считают, что в античных мистериях вовсю употреблялся кикейон, чтобы люди могли почувствовать свою причастность к божественному началу.
– Что это? Наркотик?
– Наподобие того. Его изготавливали из ячменя, болотной мяты, виноградного сока, смешанного с сыром, сливками, мукой и мёдом. Скорее всего, добавляли в него вино, либо более секретные ингредиенты, например, спорынью. Это грибок, который заражает ячмень.
Марина поёжилась и нервно отпила чай, а Драго почувствовал, что она своим приездом оказалась невольным вестником предстоящих перемен.
Точно так же, как и её мать.
Драго понимал, что это начало конца. Уж Патрик, скорее всего, заметил, что Драго всерьёз озабочен собственными мыслями, и, по всей видимости, уже строит планы, как распределять доходы, если основатель «I Sette Fratelli di Tutte le Cose» решит сложить полномочия. У всего есть своя оборотная сторона. Даже у всех этих людей, мирно завтракавших в столовой. У всего есть внешнее и теневое. Есть добро и зло – та самая дуальность, которая испытывает умы человечества с его первых дней. Именно это придётся познать Марине, раз она решила покопаться в делах Братства.
Глава VI. Южный ветер
Хотя Владимиру исполнилось сорок восемь лет, многие ошибочно принимали его за подростка. Невысокий рост (чуть выше полутора метров), худощавое телосложение, проворные движения, нестареющее лицо и высокий голос. Ему пришлось пройти через многое, чтобы научиться пользоваться внешностью с максимальной выгодой.
Его детство и юность прошли в Ростове-на-Дону, где выжить таким, как он, было не так-то просто. К тому же предки Владимира принадлежали к разным национальностям, и определить, кто он на самом деле, было попросту невозможно. Само собой, за это его недолюбливали. За то, что он, несмотря на русское имя, сочетал в себе армянскую и грузинскую кровь. Его ненавидели за то, что он был не такой, как все.
Просто удивительно, что ему удалось выжить после регулярных побоев, которые он получал дома и на улице, живя в неблагополучном районе, носящем красноречивое название «Нахаловка» – ещё в восьмидесятые его прозвали «Шанхаем». До сих пор Владимир помнил кривые улочки с выгоревшими от солнца тополями, запахи жареного мяса, горелых листьев и мусора. Ребята собирались в группы и травили его всем скопом, едва он выходил за ворота и шёл в школу. Пинали его рюкзак и почтовый ящик, швырялись комьями земли, придумывали хлёсткие прозвища и с каждым годом издевательства становились более изощрёнными. Стиснув зубы, Владимир терпел. Он выживал. День ото дня. После окончания технического колледжа он зарабатывал мелким жульничеством, вроде варки модных джинсов и перепродажи ворованных запчастей на радиорынке, пока к сорока годам не понял, почему его жизнь сложилась так, а не иначе.
В Москве он встретил Драгомира Новака и обрёл покой. Пришёл в этот мир, преодолев крутые повороты судьбы лишь для того, чтобы закалить характер и стать достойным помощником этого чеха. Решать вопросы, связанные с государственными органами, коллекторами и мошенниками. Он достаточно изучил психологию таких людей, став незаменимым в Братстве. Переехав в Прагу, Владимир не испытывал ни тоски по родине, ни угрызений совести. Уже не помнил штабелей охотничьих ружей, превращённых в обрезы, автоматы Калашникова, самострелы и пистолеты ТТ, с которыми не раз имел дело на бандитских «разборках». В его руках порой мелькал милицейский «Макаров» со спиленным серийным номером…
Владимир знал, что Драгомир отсидел срок в тюрьме. Знал его потребности, тайны и планы, о которых никто из Братства даже не догадывался. Знал, где лежат их с Драгомиром отложенные деньги. Знал до мельчайших деталей план ухода из Братства. Люди верили Драго. Видели в нём человека, способного исцелять одним лишь словом. Не догадывались, что этим же словом он подписывал им смертный приговор после того, как пополнялся бюджет организации.
Владимир помнил, как Вера Вербицкая появилась на пороге Братства. Нутром чуял, что с неё начнутся проблемы. С облегчением встретил новость о её смерти, но понял, что это, по сути, не нарушило привычный уклад Братства. И когда среди зрителей зала он увидел её дочь, беспокойно оглядывающуюся по сторонам, то понял, что недооценил угрозу с самого начала.
Сейчас Марина Вербицкая сидела среди членов Братства, и Владимир видел, какими глазами на неё смотрел Драгомир. Он хотел эту женщину. Он был готов пойти в самую тьму души, чтобы получить желаемое.
Задача Владимира заключалась в том, чтобы этого не случилось.
У него давно не осталось щепетильности в вопросах жизни и смерти. Он делал лишь то, что считал нужным. И в этот раз поступит точно так же.
Глава VII. Горький кофе
Оказавшись в предоставленной ей комнате, Марина села на кровать и обхватила голову руками. Видела лежащую спичку рядом с керосиновой лампой, которую накануне зажёг Драгомир Новак. Вспоминала его вкрадчивый голос с бархатными нотами, от которых у неё бежали мурашки по коже. Его пристальный взгляд за завтраком. Он лишь однажды посмотрел на неё, но этого хватило, чтобы её сердце пропустило два удара. Она порывалась встать и уйти, но, мысленно обругав себя за трусость, осталась вместе со всеми за столом. Пыталась вслушиваться в то, что рассказывала Катерина, но не могла сосредоточиться на её словах, испытывая смесь тревоги, досады и злости. Из всех собравшихся именно Катерина вела себя с ней по-матерински мягко и дружелюбно, от неё веяло искренним теплом и участием, что сбивало с толку Марину, лишённую в детстве подобного отношения.
Патрик Чермак, сидевший рядом, напоминал типичного петербуржца преклонных лет – интеллигентный, расслабленный, начитанный и меланхоличный. Его вполне можно было представить сидящим в парке с томиком Булгакова и с пакетом проса для птиц. Его картавый голос успокаивал слух своей размеренностью и мягкими нотами. С этим хранителем можно было обсудить всё – от политики до молодых авторов, пишущих в стиле фэнтези и young adult. Он казался сдержанным, дипломатичным и рассудительным – этот образ не вязался с фигурой в сером плаще и в серебристой маске на сцене. Этот образ не вязался с тем, кто поддерживал обнажённого парня под руку…
Остальные хранители также выглядели вполне буднично, словно большая семья собралась на завтрак в Рождественское утро. Они оставались любезными и участливыми, хотя изначально Марина представляла их заносчивыми, высокомерными и лживыми до мозга костей. Она вновь перевела взгляд на Драгомира, но в его облике не смогла рассмотреть ничего такого, что указывало, что перед ней – мошенник, играющий жизнями и большими деньгами других. В нём удивительным образом сочетались проницательный взгляд и лукавая улыбка, вдумчивость и умение одной фразой поставить собеседника на место. Каков же он на самом деле? Каким его видела её мама? Как ему удалось уговорить её пойти на тот роковой шаг?
Рядом с Драгомиром она видела мужчину, чей возраст оставался загадкой. У того был цепкий взгляд тёмных глаз на смуглом лице, он словно сканировал присутствующих, отчего Марине стало не по себе. Может быть, это он прислал то странное письмо на электронную почту? Или это сделал кто-то из хранителей? Катерина? Божена? Марина терялась в догадках.
Перед обедом ей привезли чемодан с вещами. Переодевшись в свитер и джинсы, она мерила шагами небольшую комнатку. Не знала, с чего начать поиски. Не знала, к кому обратиться с расспросами и скорее уехать отсюда. Понимала, что сидеть здесь днями напролёт – дурная затея, поэтому, набравшись решимости, вышла в коридор, надеясь найти Катерину или Божену, сносно говорящих по-русски.
– Хочешь кофе? – от звука голоса Драгомира Марина застыла на месте. Он остановился в коридоре, преграждая ей путь. Правое крыло за его спиной было пустынным – вчерашние охранники покинули свой пост.
– Здесь пьют кофе? – поддела она, стараясь оставаться невозмутимой.
– Разумеется, – усмехнулся он. – Мы же не дервиши, а вполне цивилизованные люди.
– Я уже убедилась в этом, – Марина удержалась от колкости. – Иначе люди, лишённые кофеина, становятся раздражительными и грубыми.
– В твоём случае разница не ощутима.
