скачать книгу бесплатно
– Если бы все в Австралии так считали, ты бы сейчас не пила жирные сливки, – отозвалась Марион.
– Не считая тех людей с открытым экипажем, мы, возможно, единственные существа во всем мире, – продолжила Эдит, беззаботно забыв о царстве животных.
Солнечные склоны и затененный лес, казавшиеся Эдит такими неподвижными и безмолвными, в действительности полнились неслышными шорохами и легкими взмахами незаметных крыльев. Листья, цветы и травы сияли и подрагивали под пологом из света; когда отступали облака, было видно, как золотистые пылинки пляшут над ручьем, где скользят по поверхности воды жуки-плавунцы. Среди камней усердные муравьи, не переставая собирать и запасать еду, пересекали целые пустыни из песка и настоящие джунгли из травы. Меж громадных человеческих фигур были разбросаны спасительные крошки, семена тмина, кусочки засахаренного имбиря – странная, экзотическая, но вполне съедобная добыча. Батальон сахарных муравьев, согнувшихся пополам от усилий, трудолюбиво тащил кусок глазури с торта в сторону некой тайной кладовой, расположенной в опасной близости от светловолосой Бланш, прислонившей голову к скале. Ящерицы грелись на горячих камнях; неуклюжий жук-броненосец перекатился на спину в сухих листьях и теперь беспомощно дергал лапками; толстые белые личинки и плоские серые мокрицы предпочитали надежную сырость гниющей коры. Змеи замерли, свернувшись кольцами в ожидании сумерек, когда они выползут из секретных нор, чтобы напиться у ручья. Птицы прятались в кустах от дневной жары…
Огражденные от естественных контактов с землей, воздухом и солнцем корсетами, пышными юбками, хлопковыми чулками и кожаной обувью, наевшиеся девочки с сонным видом отдыхали в тени, будто позируя для альбома на фоне пробковых скал и картонных деревьев. Насладившись редкими лакомствами до последнего кусочка, сполоснув чашки и тарелки в ручье, они стали думать, чем бы развлечь себя в остаток дня. Некоторые разошлись группками по два-три человека, получив строгий наказ не уходить далеко от повозки; другие, одурманенные солнцем и плотным обедом, дремали и погружались в мечты. Розамунд достала вышивание, Бланш уже спала. Две прилежные сестры из Новой Зеландии делали карандашные зарисовки. Мисс Макроу наконец-то сняла лайковые перчатки, когда они помешали ей нормально съесть банан. Всем своим видом она так и напрашивалась на карикатуру – сидит с прямой спиной на упавшем бревне, острый нос уткнулся в книгу, на глазах очки в стальной оправе. Рядом с ней Мадемуазель вытянулась во всю длину на траве, светлые волосы прикрывают лицо. Ирма позаимствовала у матери перочинный ножик с перламутровой рукояткой и теперь, словно Клеопатра, изысканно чистила им спелый абрикос.
– Почему так вышло, Миранда, – шептала она, – что это прекрасное создание решило выбрать печальную участь школьной учительницы?.. О, идет мистер Хасси – так жаль ее будить.
– Я не сплю, ma petite, просто мечтаю, – ответила воспитательница с рассеянной улыбкой, приподнявшись на локте. – В чем дело, мистер Хасси?
– Извините за беспокойство, мисс, лишь хотел убедиться, что мы двинемся в обратный путь не позже пяти. Может, и раньше, если лошадки будут готовы.
– Хорошо, как скажете. Я позабочусь о том, чтобы юные леди собрались ко времени. Который сейчас час?
– Как раз хотел у вас спросить. Мои старые часы именно сегодня остановились – показывают двенадцать.
Так вышло, что маленькие французские часики Мадемуазель были в ремонте в Бендиго.
– У господина Монпелье, мисс?
– Да, по-моему, так и зовут часового мастера.
– На Голден-сквер? Тогда позвольте сказать, вы поступили правильно.
– Думаете? – спокойно отозвалась француженка, хотя на ее щеках при этом загорелся румянец.
Мистер Хасси крепкой хваткой вцепился в Монпелье, как собака в кость, и никак не желал менять тему.
– Я вам скажу, мисс, господин Монпелье и его отец – лучшие в своем деле во всей Австралии. К тому же, он настоящий джентльмен. Вы не ошиблись.
– Я так и поняла. Миранда, у тебя же есть симпатичные часики с бриллиантами – подскажешь нам, который час?
– Простите, Мадемуазель, я больше не беру их с собой. Тикают весь день прямо над сердцем, невыносимо.
– Будь у меня такие, – вставила Ирма, – я бы никогда их не снимала, даже в ванной. А вы, мистер Хасси?
Мисс Макроу неохотно закрыла книгу, потянулась костлявыми пальцами в складки красно-коричневого наряда и достала старомодные часы на цепочке с репетиром.
– Двенадцать. Никогда раньше не останавливались. Папины.
Мистеру Хасси оставалось лишь со знающим видом глянуть на тень от Висячей скалы, которая с момента обеда подползала к площадке для пикника.
– Поставить чайник? Выпьем еще чаю перед отъездом. Скажем, через часок?
– Часок, – повторила Марион Куэйд, доставая бумагу в клетку и линейку. – Я хотела бы сделать кое-какие измерения у подножия Скалы, если у нас есть время. – Так как Миранда с Ирмой тоже желали поближе рассмотреть Скалу, они попросили разрешение на прогулку до нижнего склона. Мисс Макроу снова исчезла за книгой, а Мадемуазель, немного подумав, согласилась.
– Далеко это отсюда?
– Всего несколько сотен ярдов, – ответила Марион Куэйд. – Впрочем, придется идти вдоль ручья…
– Можно мне с вами? – вскочила на ноги Эдит, широко зевая. – Я съела столько пирога, что меня так и клонит в сон. – Девочки бросили вопросительные взгляды на Миранду, и Эдит было позволено присоединиться.
– Не волнуйтесь за нас, дорогая Мадемуазель, – улыбнулась Миранда. – Мы ненадолго.
Воспитательница встала, чтобы посмотреть, как четыре девочки идут к ручью: Миранда чуть впереди скользит среди высокой травы, которая касается ее светлых юбок, Марион и Ирма идут следом, взявшись за руки, Эдит неуклюже топает позади. Когда они дошли до зарослей камыша, где ручей менял направление, Миранда с грустной улыбкой обернулась к Мадемуазель, которая ответила улыбкой и махала им, пока девочки не скрылись из виду за поворотом.
– Mon Dieu![5 - Боже мой! (фр.)] – воскликнула она, обращаясь к небу. – Теперь я поняла…
– Что вы поняли? – спросила вдруг Грета Макроу как всегда настороженным тоном, глянув поверх книги.
Француженка не теряла дар речи, даже когда говорила на английском, но сейчас, к своему стыду, не могла вымолвить ни слова. Ну как объяснить, и уж тем более мисс Макроу, что Миранда – это ангел с картины Боттичелли из галереи Уффици?.. Летним днем невозможно ясно мыслить о важных вещах. Например, о любви, ведь всего несколько минут назад при воспоминании о руках Луиса, ловко поворачивающих ключик в маленьких севрских часах, она едва не потеряла сознание. Мадемуазель вновь прилегла на теплую ароматную траву, наблюдая за тенями от нависающих ветвей, которые сдвигались в сторону от корзины с молоком и лимонадом. Скоро напитки окажутся под палящими лучами солнца; надо подняться и перенести их в прохладу. Девочек не было уже минут десять, может, больше. Томная расслабленность жаркого дня подсказывала, что именно в этот час люди, уставшие от однообразных дел, обычно решали вздремнуть или помечтать, прямо как она в данный момент. В колледже Эпплъярд на занятиях, проходивших ближе к вечеру, ученицам нужно было постоянно напоминать о том, чтобы они держали спину ровно и не ленились. Приоткрыв один глаз, Мадемуазель увидела у заводи двух старательных сестер, которые отложили свои блокноты и заснули. Розамунд клевала носом над вышивкой. Усилием воли Мадемуазель заставила себя пересчитать порученных ей девочек – девятнадцать. Все, кроме Эдит и трех старших учениц, оставались на виду. Воспитательница закрыла глаза и позволила себе вернуться к грезам.
Тем временем четыре девочки шли вверх вдоль извивающегося ручья. От незаметного истока где-то среди папоротников и кизила у подножия Скалы он почти невидимой струйкой журчал к равнинной площадке для пикника, а потом примерно на сотню ярдов становился глубже и чище, быстро сбегал по гладким камням и превращался в небольшое озерцо с травой невероятного бледно-зеленого цвета по краям. Неудивительно, что приехавшие на открытой повозке выбрали для пикника это местечко. Крепкий пожилой мужчина с бородой и в пробковой шляпе, сдвинутой на широкое красное лицо, спал, лежа на спине и сложив руки на животе, подвязанном красным поясом. Рядом, прислонившись к дереву и закрыв глаза, на подушках сидела миниатюрная женщина в изысканном шелковом платье и обмахивалась веером из пальмового листа. Стройный светловолосый юноша – или, скорее, молодой человек – в английских бриджах для верховой езды увлеченно читал журнал, а другой молодой человек того же возраста или чуть старше, крепкий и загорелый в отличие от первого, нежного и розовощекого, споласкивал у озерца бокалы из-под шампанского. Кучерская шляпа и темно-синий жакет с серебряными пуговицами были небрежно брошены на камыши, так что взору открывались густые темные волосы и сильные руки медного оттенка, покрытые татуировками в виде русалок.
Хотя девочки следовали за всеми бесконечными поворотами непредсказуемого ручья и уже поравнялись с семьей на пикнике, Висячая скала по-прежнему дразняще скрывалась за завесой высоких деревьев.
– Надо найти подходящее место, чтобы перейти ручей, – прищурившись, сказала Миранда, – иначе мы вернемся ни с чем.
Ручей набирал ширину и растекался в очередное озерцо. Марион Куэйд достала линейку.
– Как минимум четыре фута и ни одного камня, на который можно было бы наступить.
– Предлагаю прыгать и надеяться на лучшее. – Ирма подобрала юбки.
– Сможешь, Эдит? – спросила Миранда.
– Не знаю. Я не хочу намочить ноги.
– Почему?
– Заболею пневмонией и умру – тогда пожалеете, что смеялись надо мной.
Они с легкостью преодолели быстрый прозрачный поток, чем заслужили одобрительный свист молодого кучера. Как только девочки ушли подальше в сторону южных склонов скалы, юноша в бриджах отбросил «Иллюстрированные новости Лондона» и подошел к озерцу.
– Помочь с бокалами?
– Не надо. Просто сполосну немного, чтобы кухарка не накинулась, когда приеду домой.
– А, ясно… боюсь, я не очень-то разбираюсь в мытье посуды… Послушай, Альберт… Надеюсь, мои слова тебя не обидят, но зря ты это сейчас сделал.
– Что сделал, мистер Майкл?
– Свистнул тем девушкам, которые прыгали через ручей.
– Насколько я знаю, мы живем в свободной стране. Что плохого в свисте?
– Ты ведь отличный парень, а хорошенькие девушки не любят, когда им вслед свистят незнакомцы.
Альберт ухмыльнулся.
– Ничего подобного! Все они одинаковые. Как думаете, они из колледжа Эпплъярд?
– Черт возьми, Альберт, я всего пару недель как приехал в Австралию – мне-то откуда знать? Я и разглядеть их толком не успел, лишь поднял голову, когда услышал твой свист.
– Поверьте на слово, – сказал Альберт, – я немало таких повидал. Девушки из колледжа ничем не отличаются от тех, что выросли в сиротском приюте Балларата, где кое-как воспитали нас с сестрой.
– Извини, – отозвался Майкл. – Я не знал, что ты сирота.
– Почти. Мамка сбежала с каким-то малым из Сиднея, а отец просто бросил меня и сестру. Вот нас и упекли в приют.
– Приют? – повторил юноша, которому казалось, будто он слушал рассказ о жизни в тюрьме на Чертовом острове. – А каково это – расти в таком месте?
– Паршиво. – Альберт закончил мыть бокалы и аккуратно складывал серебряные кружки полковника в кожаный чехол. – Ну, в каком-то смысле там было довольно чисто. Ни вшей, ничего такого, если только не привозили какого-нибудь новичка с гнидами на голове – тогда надзирательница доставала огроменные ножницы и стригла ему волосы.
Майкла завораживали воспоминания Альберта о приюте.
– Расскажи мне что-нибудь еще… Тебе позволяли видеться с сестрой?
– Понимаете, на окнах в те дни были решетки – мальчики в одном классе, девочки в другом. Боже, сто лет не вспоминал про эту дыру.
– Давай потише. Если тетушка услышит, как ты ругаешься, она заставит дядю тебя уволить.
– Не выйдет, мистер Майкл! – улыбнулся кучер. – Полковник знает, что я чертовски хорошо присматриваю за лошадьми и не таскаю у него виски. Ну, почти не таскаю. По правде говоря, воняет ужасно. А вот эта французская шипучка – другое дело. Легкая и приятная на вкус.
Альберт был полон жизненного опыта и мудрости. Майкл им восхищался.
– Слушай, хватит уже называть меня мистером Майклом. Это как-то не по-австралийски, лучше зови меня просто Майк. Когда тети нет рядом.
– Как скажешь! Майк? Сокращение от достопочтенного Майкла Фитцхуберта, как на твоих письмах? Господи, и не выговоришь! Будь у меня такое имя, я бы не узнал его на конверте.
Юному англичанину, который считал свое старомодное имя ценной личной принадлежностью, повсюду следовавшей за ним вместе с чемоданом из свиной кожи и набитым бумажником, потребовалось несколько минут, чтобы переварить это неодобрительное замечание кучера, а тот, на удивление, продолжал:
– Отец частенько менял имя, когда попадал в переделку. Не помню даже, под какой фамилией нас записали в приют. Да мне и плевать. Что одно имя, что другое – какая разница.
– Мне нравится разговаривать с тобой, Альберт. Ты заставляешь меня думать.
– Думать – хорошо, когда на это есть время, – ответил кучер, потянувшись за жакетом. – Пора запрягать Доблесть Прошлого, иначе твоя тетушка мне устроит. Она уже хочет отправляться в обратный путь.
– Ладно. А я слегка разомну ноги перед отъездом.
Альберт посмотрел вслед стройной фигуре – юноша изящно перепрыгнул ручей и пошел к скале.
– Ноги разомнет, как же! Готов поспорить, что хочет снова взглянуть на тех девчушек… Особенно на красотку с черными кудрями. – Кучер вернулся к лошадям и начал складывать кружки и тарелки в индийскую соломенную корзину.
Майк обогнул первый ряд деревьев и глянул на отвесный склон скалы – интересно, как далеко пройдут девушки, прежде чем повернут назад? По словам Альберта, Висячая скала представляла трудности даже для опытных скалолазов. Если Альберт прав, и эти девушки – школьницы того же возраста, что и сестры Майкла, оставшиеся в Англии, как же так вышло, что их отпустили сюда одних, когда дело близится к вечеру? Он снова напомнил себе, что находится в Австралии. В Англии все шло по проторенному пути, ты снова и снова поступал так, как твои предки делали до тебя… Майк присел на поваленное бревно, услышал, как Альберт зовет его из-за деревьев, и понял, что именно в этой стране он, Майкл Фитцхуберт, будет жить. Как же зовут ту высокую девочку с прямыми светлыми волосами, которая скользнула через ручей, будто белый лебедь в пруду дяди?
Глава 3
Едва они пересекли ручей, как прямо впереди за небольшим поросшим травой склоном возникла Висячая скала. Миранда увидела ее первой.
– Нет, нет, Эдит! Хватит смотреть под ноги! Смотри вверх!
Майк потом вспоминал, как она остановилась и крикнула это через плечо маленькой толстой девочке, плетущейся позади.
Устремленные ввысь вершины лишили всех дара речи. Казалось, директриса колледжа Эпплъярд договорилась с самими небесами, чтобы сегодня это величественное зрелище предстало в потрясающем освещении. На крутой южной стороне играл золотистый свет, глубокие фиолетовые тени подчеркивали замысловатую форму длинных вертикальных плит; некоторые из них были ровными, словно гигантские надгробные камни, другие – все в бороздах и выемках, созданных под воздействием ветра и воды, льда и огня. Громадные валуны, некогда появившиеся в виде горячей лавы из недр земли, теперь отдыхали, остывшие, в тени лесного покрова.
При встрече с монументальными природными творениями человеческое зрение, как ни печально, не способно охватить всю их прелесть. Много ли чудес Висячей скалы сумели рассмотреть, осознать и запомнить четыре пары изумленных глаз? Заметила ли Марион Куэйд горизонтальные выступы, пересекающие основной вертикальный рельеф скалы, о геологической формации которых надо будет в понедельник написать в сочинении? Осознает ли Эдит, что ботинки растаптывают сотни нежных, похожих на звездочки цветов, пока Ирма принимает мелькание ярко-красного крыла попугая за пламя среди листвы? А Миранда, чьи ноги будто сами выбирают путь среди папоротников, чувствует ли она себя не просто восторженным наблюдателем, когда смотрит, склонив голову набок, на великолепные вершины?.. И вот они молча идут друг за другом к нижним откосам, каждая запертая в мирке собственных ощущений, не обращая внимания на давление и напряжение расплавленной массы, которой скала скрепляется со стонущей землей, на скрипы и подрагивания, на дуновения ветерка и потоки воздуха, воспринимаемые лишь проницательными летучими мышами, что висят вниз головой в сырых пещерах. Никто из девочек не видит и не слышит, как змея сворачивается в медные кольца на камнях, как пауки, черви и мокрицы в панике суетятся в гниющей листве. На этой части Скалы нет никаких следов, а если когда-то и были, то давно уже исчезли. Многие годы ни одно живое существо не ступало в засушливое сердце окрестных склонов, не считая случайно пробежавшего кролика или кенгуру-валлаби.
Марион первой нарушила завесу молчания.
– Эти вершины… им, наверное, миллион лет!
– Миллион. Какой ужас! – воскликнула Эдит. – Миранда, ты слышала? – Что такое миллион лет, когда тебе четырнадцать? Миранда, чье лицо было озарено спокойной безмолвной радостью, просто улыбнулась в ответ. – Миранда! Не может ведь такого быть, да? – не унималась Эдит.
– Мой папа однажды заработал миллион на руднике в Бразилии, – сказала Ирма. – Купил маме кольцо с рубином.
– Деньги – это совсем другое, – подметила Эдит.
– Нравится Эдит или нет, – добавила Марион, – ее маленькое толстое тельце состоит из многих миллионов клеток.
Эдит закрыла уши руками.
– Хватит, Марион! Не хочу ничего подобного слышать!
– А еще ты, маленькая дурочка, уже прожила многие миллионы секунд.
Эдит побледнела.
– Перестань! У меня голова кругом.
– Не дразни ее, Марион, – попробовала успокоить девочек Миранда, заметив, что обычно непробиваемая Эдит расстроилась. – Бедняжка устала.
– Да, – подтвердила Эдит, – и противные папоротники ужасно колются. Давайте сядем на бревно и поглядим на эту уродливую старую скалу отсюда?
– Ты сама увязалась за нами, а мы старше, и мы хотим увидеть Висячую скалу поближе.
Эдит захныкала.
– Тут плохо… Если бы я знала, какое тут гадкое место, я бы не пошла…
– Всегда знала, что она глупый ребенок, а теперь уж убедилась, – размышляла Марион вслух, будто доказав теорему о равнобедренном треугольнике. Говорила она беззлобно, ею двигало лишь одно – жгучее желание познать истину.
– Не бери в голову, Эдит, – утешила ее Ирма. – Скоро пойдешь домой, съешь немного вкусного праздничного торта и будешь счастлива.
Простое решение не только нынешних проблем Эдит, но и горестей всего человечества. Даже в детстве больше всего на свете Ирма Леопольд хотела видеть всех радостными, с куском любимого торта. Впоследствии это нашло выход в щедрых пожертвованиях от всего сердца и кошелька, несомненно поощряемых на небесах, но не юридическими советниками Ирмы: огромные суммы ушли на пропащих людей – прокаженных, разорившихся театральных постановщиков, миссионеров, священников, проституток с туберкулезом, святош, хромых собак и бездельников по всему миру.
– По-моему, раньше здесь была тропа, – сказала Миранда. – Помню, отец показывал картину – люди в старомодных нарядах на пикнике у Висячей скалы[6 - Миранда вспоминает картину Уильяма Форда «Пикник у Висячей скалы», написанную в 1875 году. Сейчас картина находится в Национальной галерее австралийского штата Виктория. (Примеч. авт.).]. Интересно, где именно ее рисовали?
