скачать книгу бесплатно
Глава 9
Уилл вошел, отряхивая одежду. Шляпа на нем сидела криво.
– Ах ты сукин сын! – благодушно воскликнул он. – Везет же некоторым! Это была она?
Чад, сидевший на постели, которую он вынужден был делить с кучером, поднял задумчивый взгляд.
– Кто «она»?
– Сам знаешь кто! Красавчик вроде тебя не стал бы размениваться ни на горничную, ни на серую мышку.
– Эй, придержи лошадей. Знаю, что ты себе возомнил, но было совсем не так. Она перепутала комнаты, только и всего. Почему, ты думаешь, она вылетела отсюда как ошпаренная? Кстати, ты ее разглядел?
– Не очень-то. Но по роскошной фигуре можно сразу понять, кто это был. И потом, наверняка из троих только одна носит тонкие сорочки и кружевные панталончики!
Чад поднялся, взял со столика очки и в задумчивости покрутил в руках.
– Все, что осталось от беглянки.
– Да ну? – удивился Уилл. – Ну, значит, под одеждой все женщины одинаковы! Хоть убей, не пойму, как можно свернуть столько волос в такой крохотный узелок. Я мог бы побиться об заклад, что по коридору убегает известная нам обоим золотая шевелюра!
Чад и сам не знал, что подумать. Неполадки со зрением или шутки мерцающего огонька лампы? У него было лишь несколько мгновений на то, чтобы разглядеть профиль беглянки, отчасти скрытый волосами. Он мог бы поклясться, что это Аманда, если бы пару минут назад, в полной темноте, не разговаривал с Мэриан.
Если бы еще он не повернулся ей вслед… но он повернулся, с лампой в руке, и свет заиграл на каскаде золотистых локонов. На беглянке была коротенькая (чуть ниже талии) воздушная сорочка и панталоны, не столько скрывавшие, сколько подчеркивавшие восхитительную округлость ягодиц и бедер и выставлявшие напоказ обольстительную нежность и белизну подколенных впадин. Точеные икры и лодыжки мелькнули, как сладкое видение, во тьме за порогом. И исчезли. Все эти прелести просто не могли принадлежать старой деве в круглых очках. Все-таки это была Аманда.
Вот почему до появления Уилла Чад сидел на кровати в полном смятении, тщетно сопоставляя факты и не находя объяснения случившемуся. Очки являлись неоспоримым доказательством тому, чего просто не могло быть. Еще чуть погодя на полу обнаружилось бесформенное платье.
Итак, в его постель по ошибке забралась старая дева, в эту ночь совсем непохожая сама на себя. Словно по мановению волшебной палочки она стала точной копией своей прекрасной сестры. Но если они в самом деле настолько похожи, как ей удается так менять свою внешность? Ведь днем она просто кикимора! При свете дня в них нет ни капли сходства… хотя, если хорошенько подумать, кое-какое сходство все-таки есть. Цвет волос и глаз, например. Мешковатая одежда отлично скрывает фигуру, а толстые очки могут изуродовать самые красивые глаза.
Чад повертел очки в руках. В жизни он не видел ничего более уродливого. Попытка глянуть через толстенные стекла заставила его содрогнуться: окружающее совершенно расплылось. Острая жалость к Мэриан заставила Чада вздохнуть. Бедняжка, должно быть, почти слепа – неудивительно, что ей пришлось обзавестись такими окулярами.
Жалость, однако, ушла так же быстро, как и нахлынула. Зрение зрением, а характер характером. Не будь очков, с тем же успехом мужчин отпугивала бы из ряда вон выходящая сварливость Мэриан. Кому нужна мегера? Да никому! Не больше, чем кикимора.
Хорошо, что она показала свою истинную суть в первый же день знакомства. Теперь между ними стена, и пусть оно так и остается. Он напомнит ей об этом на случай, если она вздумает возомнить себе что-нибудь только потому, что побывала в его постели. Возвращая очки, он будет учтив, но холоден как лед.
Надо признать, Чад с нетерпением ждал этого момента. Он надеялся хоть отчасти разгадать загадку непостижимых перемен в Мэриан, увидев ее глаза без этой прозрачной брони. Но когда на другое утро он столкнулся с ней в коридоре, на носу у нее красовалось точно такое же устройство. Он просто не мог, не сумел заглянуть под маску с выпученными глазами и чопорно поджатыми губами. Нос Мэриан был надменно вздернут, подбородок вызывающе торчал, а платье безнадежно скрывало фигуру.
В довершение ко всему она не дала ему времени на созерцание. Вся малиновая от смущения (несомненно, при мысли о ночной суматохе), она выхватила очки из рук Чада, буркнула что-то в знак благодарности и бросилась прочь. За завтраком она держала голову так низко, что виден был только пресловутый узел волос.
Несколько раз во время завтрака Чад испытывал сильное искушение окликнуть Мэриан, чтобы та вскинула голову, и стремительно сдернуть с нее очки. Разумеется, он этого не сделал, не желая в очередной раз стать мишенью для ее ядовитого язычка. И без того он со страхом представлял себе остаток пути. Когда же наконец можно будет спихнуть эту обузу на Рыжую?
Мысли об Аманде носили совсем иную окраску. Накануне за ужином она в конце концов удостоила его вниманием. Самое время – он уже начинал опасаться, что совершенно не в ее вкусе. Три прошедших дня она казалась погруженной в себя и мало интересовалась окружающим, а им в особенности. Это было что-то новое и до сих пор не испытанное. Обычно женский пол находил Чада вполне привлекательным, даже более того. Холодность Аманды интриговала больше любых авансов.
Что ж, еще несколько дней, и они будут в Трентоне, а там уже рукой подать до «Желтой колючки», где можно будет подумать о том, как вести себя дальше с красоткой Амандой.
Чад невольно улыбнулся. В эту минуту Мэриан совершенно исчезла у него из памяти. Он бы ничуть не огорчился, исчезни она и из его жизни.
Глава 10
Когда до Трентона остался всего один день пути, Чад начал ловить себя на мыслях об окончательном выяснении отношений с отцом. Готов ли он? Ведь именно это случится, если он объявится в Трентоне. Если не готов, не лучше ли исчезнуть из виду? «Желтая колючка», можно сказать, рядом. Уилл доберется и сам, если подробно объяснить дорогу.
Однако не может же он просто растаять в воздухе, не простившись с сестрами! Мэриан наверняка устроит сцену, и тогда чем это лучше объяснений с отцом? Нет уж, лучше отцовский гнев. За три месяца он должен был основательно поутихнуть. Не настолько, чтобы отец раскрыл объятия, но достаточно, чтобы согласился сесть и обсудить все спокойно, без крика. Ну а если этот упрямец опять возьмется за свое… ну… тогда посмотрим.
Рано или поздно Стюарт все равно узнает, что сын обретается поблизости, и вот тогда станет ясно, насколько он одержим жаждой создать величайшую в штате скотоводческую империю. Не может быть, чтобы он был готов поставить на карту все, даже личное счастье сына.
* * *
Приближалось время ужина под крышей очередной провинциальной таверны (все они носили гордое звание отелей). Чад не успел проголодаться, поэтому отправился на поиски салуна.
Закат догорал – вскоре с небес на западе должны были исчезнуть последние багровые отблески. Все предвещало грозу, однако можно было надеяться, что она отгремит еще до рассвета.
Если бы Мэриан не шевельнулась, когда Чад пересекал веранду, он бы ее не заметил. Она стояла в самой тени, глядя на тяжелые свинцовые тучи, обложившие горизонт. Один мимолетный взгляд – и она снова отвернулась. Такое откровенное пренебрежение раздражало, но и устраивало: ему совсем не хотелось разговаривать с ней.
– Моя тетушка… что вы о ней скажете?
Чад вынужден был остановиться. Вопрос был задан с несвойственной Мэриан робостью. Жаль. Он уже привык отражать нападки, а вот просто беседовать с ней ему еще не приходилось. Как странно, что она расспрашивает постороннего о собственной родственнице.
– А вам зачем? – спросил он осторожно.
– У отца были маленькие странности, а она – его сестра.
– Ваш отец был крутого нрава?
– Скорее двойственного. Все зависит от того, кого вы о нем спросите. Аманда скажет, что это был добрейший и милейший человек во всем мире.
Мэриан слегка повернулась, чтобы хоть краем глаза видеть собеседника. Чад понял это иначе – она считает ниже своего достоинства посмотреть ему прямо в лицо.
– А что скажете вы? – полюбопытствовал он.
– Мне трудно поставить ему в вину что-то конкретное. Он был не из тех, к кому тянутся люди, – только и всего. Однако мы уклонились от темы.
– Вы плохо знаете свою тетку?
– Едва знаю, так точнее. Когда я была еще ребенком, она перебралась на Запад, и связь с ней оборвалась.
– Что ж, могу вас успокоить. Это чудесная женщина. Каждый, кто хоть немного с ней знаком, ее просто обожает.
– Правда?
Чаду вдруг показалось, что перед ним маленькая девочка, перепуганная предстоящим знакомством с чужой и взрослой женщиной. При всей своей неприязни к Мэриан он ощутил желание приободрить ее, дать ей то, чего она так жаждала, – уверенность в завтрашнем дне.
– Правда, правда! Ваша тетка добра и великодушна, порой даже в ущерб себе. Как говорится, отдаст последнюю рубашку тому, кто зябнет. Очень может быть, что и она сейчас с трепетом представляет первую встречу с племянницами. У нее ведь нет своих детей. Ну, не то чтобы вас можно было назвать ребенком…
Чаду вдруг живо представилось роскошное женское тело, едва прикрытое нижним бельем. Как, оказывается, это свежо в памяти! В самом деле, ребенком ее не назовешь.
– А мой… дядя? Я имею в виду ее мужа. Отец как-то упомянул, что причиной переезда было замужество.
Никому не хочется быть вестником печальных новостей, поэтому Чад замялся. Он находил в высшей степени странным такое полное отсутствие родственных связей. Надо же, не знает, что Рыжая овдовела еще год назад! Что им мешало поддерживать отношения? Это не каменный век, почта регулярно ходит даже между разными континентами. Если припомнить, и Рыжая никогда не упоминала о брате. А впрочем, Запад есть Запад. Здесь полно переселенцев, которые сожгли за собой все мосты. Кое-кто как раз за этим и перебирался на дикие земли – чтобы забыть.
Внезапно Чад понял, что сыт разговором по горло, и решил разом поставить на нем точку.
– Фрэнк Данн в прошлом году умер, и с тех пор ваша тетка хозяйничает на ранчо сама.
– Умер, вот как? Я не знала.
Поскольку Мэриан не стала ахать и охать, Чад решил уточнить:
– Вы его совсем не знали?
– Даже ни разу не видела. Помнится… помнится, я что-то такое слышала… – Она порылась в памяти. – Ах да! Мама вскользь заметила, что Кэтлин вышла замуж, лишь бы покинуть Хейверхилл. Помню еще, я истолковала это так, что тетя сгорала от желания повидать свет.
Или от желания убраться подальше от кого-то или чего-то. Чад, однако, не сказал этого вслух.
Все говорило о том, что брат и сестра не ладили. Это, кстати, отлично объясняло их полный разрыв после переезда Рыжей в Техас. Тем не менее после стольких лет она оказалась опекуншей своих племянниц. Кровные узы крепче любой привязанности.
– Скоро у вас будет возможность узнать все из первых рук, – заметил Чад. – Завтра утром мы будем в Трентоне, а еще через день вечером – на ранчо.
Сказав это, он отчего-то вдруг остро ощутил, что беседует с женщиной, которая не так давно – пусть по ошибке – лежала у него в постели. От этой мысли он слегка покраснел. Вечерний мрак постепенно сгустился, и, хотя Чад все еще мог разглядеть ее, так как его глаза привыкли к темноте, очертания ее фигуры и лица потеряли четкость, и он на какое-то мгновение забыл, что разговаривает с дурнушкой, сестрой красавицы.
А в следующий миг разразился ливень такой силы, что брызги с крыльца фонтаном полетели на собеседников и загнали их внутрь. О прогулке можно было забыть. Вот тебе и уютный салун! В тесном вестибюле Мэриан поправила очки и без дальнейших слов удалилась. Она даже не пожелала ему спокойной ночи. Все вернулось на круги своя, и к лучшему. Куда легче, если нет нужды подстраиваться под чужое настроение.
Глава 11
Въезжая в Трентон на другой день после обеда, Чад попробовал посмотреть на него глазами постороннего – глазами Аманды. Это был типичный городок техасской глубинки, довольно большой по сравнению с теми, через которые им пришлось проезжать по дороге сюда. С тех пор как Стюарт Кинкейд обосновался в его окрестностях, Трентон разросся почти вдвое.
Главная улица сильно удлинилась: на два квартала вправо и на три влево. От нее ответвилась пара улиц поменьше, а городок все рос, невзирая на то что железнодорожной ветки к нему пока не планировалось – жители успешно обходились дилижансом. Здесь встречались два важных маршрута: на север, к Уэйко, и на юг, к Хьюстону. Пересадка давала пассажирам шанс познакомиться с городом, и не раз бывало, что кто-то оставался насовсем.
Ранчо Кинкейда внесло свою лепту в процветание Трентона. Его границы начинались милях в десяти от города (так сказать, на отшибе), и у Стюарта был прямой резон обращаться прямо к поставщикам. Но он предпочитал закупать товар и съестные припасы в городе – ради поддержки торговли. Его примеру следовали большинство землевладельцев, равно на ранчо и фермах, и даже хозяин лесопилки в целом дне пути от Трентона.
Городу были свойственны безукоризненная прямизна и ширина улиц, обилие тени от разросшихся деревьев, что прибыли сюда в виде тоненьких саженцев, и аккуратность, но, помимо этого, он мог предложить немногое. Три гостиницы, четыре пансиона с полным столованием, два отдельных ресторана вдобавок к гостиничным, универсальный магазин, торговавший всем подряд: мебелью, обувью, оружием, упряжью и побрякушками, – и наконец, несколько лавок с готовым платьем. Городскую элиту составляли три доктора, два адвоката, дантист и торговцы покрупнее. Поразвлечься можно было в четырех салунах (два из них приличные, с танцами по выходным и праздникам), в местном театре и, если придет желание, в одном из борделей на окраине.
Для техасского городка Трентон был довольно тихим, в основном потому, что большую часть завсегдатаев салунов и борделей составляли работники с ранчо Кинкейда, а он не терпел ни пьяных драк, ни ссор из-за женщин. Потасовки тут бывали разве что дружеские, на пари, и ковбои считали своим долгом время от времени заглядывать в церковь на воскресную службу.
Поскольку Запад оставался Западом, не обходилось без перестрелок со вновь прибывшими, но чаще всего шериф успевал вмешаться, так что обходилось без жертв. К большому сожалению старожилов, человек он был в годах и в самом скором времени собирался уйти в отставку.
Чад приготовился к тому, что его появление произведет в городе фурор – ссора в доме Кинкейдов и последующее исчезновение сына послужили пищей для упоенных пересудов. То, что Стюарт нанял сразу троих следопытов, почти гарантировало, что след в конце концов будет найден. То-то, должно быть, все ждут не дождутся подступить к нему с вопросами!
Однако жители не обратили на него внимания, поглощенные неожиданным въездом в город дилижанса столь крупной компании, как «Конкорд». Когда это средство транспорта (много более вместительное, чем те, к которым здесь привыкли) остановилось перед гостиницей «Олбани», вокруг собралась толпа.
Лишь несколько минут спустя кто-то узнал Чада, и тогда отовсюду посыпались вопросы и подначки:
– Чад, неужто это ты?!
– Где пропадал?
– А отец уже знает?
– Говори скорей, где отсиживался!
– Твоя-то все глаза проплакала! Говорят, неделю выжимала платки, когда ты сбежал!
– Решил, значит, взяться за ум?
– Честным пирком да за свадебку?
– Когда тебя охомутают?
Чад молча спешился, оставил лошадь у коновязи перед гостиницей и, все так же не говоря ни слова, отворил дверцу дилижанса со стороны Аманды. Ее появление мгновенно утихомирило толпу – в точности как и ожидалось. Трентон не мог похвастаться такими красотками. На мгновение наступила полная тишина, а затем по толпе прокатился единодушный вздох.
До сих пор, покидая дилижанс на очередной остановке, Аманда начинала с жалоб. Ее трудно было винить: столь деликатная леди никак не могла привыкнуть к тяготам долгих путешествий. На этот раз, однако, она оставила жалобы при себе и, наоборот, одарила собравшихся улыбкой. Очень возможно, что эта улыбка заставила добрую половину ковбоев ощутить пресловутую любовь с первого взгляда.
Аманда выпорхнула из дилижанса. Чад ни на шаг не отставал, зная, что иначе его забросают вопросами. По крайней мере так он объяснил себе то, что повел Аманду в гостиницу под руку. Ничего общего с правом первенства – просто попытка избежать объяснений. На деле этот поступок был спровоцирован появлением Спенсера Эванса на пороге его салуна. Вот некстати! Проблем хватало и без очередной стычки с давним недругом.
Впрочем, недругами они стали не сразу. Одногодки, Чад и Спенсер знали друг друга всю жизнь и на короткое время сблизились настолько, что стали называться друзьями, – просто потому, что были еще слишком молоды и не могли осознать, до чего они разные и до чего по своей сути чужды друг другу.
Это был тот самый случай, когда дружба рушится из-за постоянного соперничества. Каждый хотел доказать, что он лучше, сильнее, быстрее и сообразительнее другого. Само по себе это естественно для мальчишек одного возраста – главное, чтобы это не заслоняло остального. Увы, так оно и случилось. Вскоре эти двое лезли из кожи вон, чтобы обставить друг друга в школе, на охоте и рыбалке, в стрельбе по мишеням, верховой езде и во всем остальном, в чем только возможно. Постепенно Спенсер начал сдавать позиции, и чем больше сдавал, тем чаще дело кончалось дракой. Драка стала для него более чем просто новым способом доказать свое превосходство – она стала воплощением соперничества, его конечной и абсолютной формой. В такие минуты трещала мебель, рвались книги и бились стекла. Наконец школьный попечительский совет перенес занятия в церковь в надежде, что это окажет умиротворяющее действие. Ничего не вышло – просто драки теперь проходили во дворе.
Бывает, что с возрастом желание быть во всем первым теряет остроту (ведь в конечном счете это издержки роста), бывшие соперники становятся настоящими друзьями и вместе посмеиваются над прошлыми эскападами, но только в том случае, если раньше на сцену не выступит интерес к противоположному полу.
Первой девушкой, а вернее, девочкой, на которую обратили внимание сразу и Чад, и Спенсер, была Уилма Джонс. Шесть драк после того, как однажды под покровом ночи Спенсер вырезал «Я люблю тебя, Уилма!» на каждой доске забора Джонсов, заставили эту семью покинуть город (разумеется, вместе с дочерью).
Вторым объектом яростного соперничества стала Агата Уинстон. Мальчишкам было тогда по шестнадцать лет, и драки их стали более серьезными. Однажды Агата имела неосторожность вмешаться, и дело кончилось разбитым носом. Трудно сказать, чей кулак был виноват, но Чад сильно подозревал, что его. Теперь при виде любого из них Агата отворачивалась – до сих пор, хотя давно уже вышла замуж и стала матерью троих детей.
Но хуже всего вышло с Клэр Джонсон. Она была из тех, что созревают позднее других, поэтому позже удостаиваются мужского внимания. Еще в детстве Клэр любила возиться с отстающими и всерьез готовилась стать учительницей.
Чад увлекся этой тихой и кроткой девушкой через год после истории с Агатой. Надо сказать, это было его первое серьезное увлечение (к сожалению, и последнее). Он пригласил Клэр один раз на пикник, дважды на рыбалку и, наконец, на вечеринку по поводу завершения крыши на амбаре Уилксов. Танцы сменились долгой прогулкой под луной, причем Чад был уверен, что первым сорвал у Клэр поцелуй – так она была смущена. У него и в мыслях не было добиваться большего: за такими, как Клэр, долго ухаживают и в конце концов женятся.
Чад приложил все усилия, чтобы скрыть расцветающие отношения с Клэр от Спенсера. Он избегал мест и мероприятий, где тот любил появляться (вечеринки у амбара были не из их числа). Но усилия пропали даром, потому что Спенсер и без того втихомолку приударил за Клэр. Когда это выяснилось, было уже слишком поздно: Спенсер не признавал никаких правил там, где речь шла о том, чтобы обставить соперника. Он не только соблазнил Клэр, но и повсюду об этом раструбил, чтобы у Чада не осталось и тени сомнения. Его нисколько не беспокоило, что он губит репутацию хорошей девушки, возможно даже, он наслаждался этим как свидетельством победы.
После этого драки превратились в побоища. Эти двое не могли пробыть и пяти минут в одном и том же помещении, чтобы не сделать попытки вытрясти друг из друга душу. Это продолжалось до тех пор, пока отец Спенсера, Том Эванс, сытый по горло как дурной славой сына, так и тем, какой урон это наносило его кошельку, отправил его заканчивать школу к родственникам на побережье.
Поначалу городок вздохнул с облегчением, но месяца через три начались жалобы на то, что жизнь чересчур пресна без такой пикантной приправы. Оставалось лишь с тоской вспоминать о постоянных стычках Чада и Спенсера.
Несколькими годами позже Том умер. Спенсеру пришлось вернуться, чтобы вступить во владение салуном. Городок затаил дыхание, полный надежд и опасений, но бывшие мальчишки возмужали и, поскольку салунов в Трентоне было теперь несколько, получили возможность избегать друг друга. Правда, если им все же случалось сталкиваться, не всегда дело кончалось мирно, однако теперешние потасовки не шли в счет по сравнению с прежними.
Клэр никуда не уехала из города. Пока был жив отец, жестянщик, она помогала ему в работе. Осиротев, она продала дело и пошла работать в салун Спенсера, где развлекала клиентов как певица и не только. После этого Чад окончательно запрезирал Спенсера.
Поскольку Аманда была в Трентоне лишь проездом, можно было надеяться, что обойдется без сцен. Кроме того, Спенсер не мог стать желанным гостем на ранчо Рыжей (та никогда не стала бы привечать беспринципного обольстителя), так что шансов у него было мало.
Глава 12
– Вы отпустили дилижанс? Наш личный дилижанс?
Чад сдвинул шляпу на затылок, как всегда в минуты замешательства, и начал мысленно считать до тридцати. Похоже, в этот день Аманда взялась всерьез испытывать его терпение. К счастью, терпения у него хватало.
Дамы, все втроем, стояли у дверей гостиницы. Мэриан делала вид, что рассматривает свои ногти, Элла Мей, по обыкновению, скучала, зато Аманда метала громы и молнии.
Чад только что вернулся с городской конюшни, где нанял трех лошадей с намерением продолжить путь верхом, причем добрых полчаса расспрашивал владельца, достаточно ли кротких и вышколенных животных тот ему выделил. Вообще говоря, следовало заранее предупредить дам, что в Трентоне Уилл повернет назад, но Чаду просто не пришло в голову, что с этим будут проблемы: в Техасе все и каждый, в том числе женщины и дети, умели ездить верхом.
