Дом в небе

скачать книгу бесплатно

Мы сняли однокомнатную квартиру в грязной многоэтажке в центре. Кроватью нам служил матрас на полу. Джеми покрасил стены в ванной желтой краской, я расставила на подоконнике горшки с цветами. Жизнь в один момент переменилась – стала городской, взрослой. Но и чертовски дорогой. Я нашла работу в магазине одежды, в той же сети, где работала, будучи ученицей старших классов. Джеми, который хотел устроиться на стройку, временно пошел мыть посуду в «Джой Томатоз» – модный ресторан в молле «Ю-Клэр Маркет». Наших совместных доходов едва хватало на оплату квартиры.

В один из дней, вскоре после нашего приезда в Калгари, я надела зимнее пальто – то есть винтажный кожаный пиджак с огромным меховым воротником – и вышла на улицу, держа под мышкой конверт с кучей резюме. Я хотела попытать удачи в должности официантки. Я никогда не работала в ресторане, но, увидев девушек из «Джой Томатоз», почувствовала смешанное чувство зависти и восхищения: они рассекали по залу на шпильках. Джеми говорил, что они зарабатывают много денег.

День был холодный, дул пронизывающий ветер, и первое место, куда я зашла – просто думая немного согреться, – был японский ресторан с черным блестящим суши-баром и люстрами в виде фонарей. Стояло послеобеденное затишье. В динамиках тихо пульсировала музыка техно. В дальнем углу сидели несколько человек, собравшихся, по-видимому, на деловой ланч. На столе перед ними были разложены бумаги.

Я робко подала свое резюме грациозной японской официантке, промычав, что я в городе недавно, поблагодарила ее и повернулась, чтобы уйти, уверенная, что мне откажут.

– Эй, постойте! – вдруг окликнули меня.

Ко мне подошел один из мужчин, сидевших за столом в углу, лет тридцати на вид, с выдающейся челюстью и квадратным подбородком, как у Супермена.

– Вы ищете работу? – спросил он.

– Э-э… да, – ответила я.

– Считайте, что нашли.

Это был Роб Свидерски, менеджер ночного клуба «Дринк», который находился в нескольких кварталах от японского ресторана и принадлежал тому же ресторатору. Роб предложил мне разносить коктейли. Я заколебалась. Нет, я была польщена его предложением – друзья, бывавшие в Калгари на вечеринках, говорили мне, что «Дринк» – дорогое и модное место, – но я хотела работать в ресторане, а не в клубе. Считалось, что ресторан престижнее.

Когда я отказалась, Роб рассмеялся:

– Выходит, деньги вам не нужны? Попробуйте поработать хотя бы неделю, даже одну смену. Не понравится – уйдете.

Мы договорились, что я приду на следующий вечер. Он даже не спросил у меня резюме.

«Дринк» занимал угол квартала, с рестораном и пятью барами, предлагавшими сорок видов мартини. С высокого потолка свисали горящие, как созвездия, люстры. Посреди бара был деревянный танцпол и лестница, ведущая в огороженную бархатными канатами ВИП-зону. Посетителей обслуживали двадцать официанток, все красотки в туфлях на высоких каблуках и в стильных платьях. Они разносили напитки на маленьких круглых подносах с резиновыми накладками, чтобы стекло меньше скользило. Несколько девушек представились, прочие лишь взглянули на меня довольно холодно. Вскоре я узнала, что тут конвейер из официанток, потому что многие не справляются с выполнением заказов, проливая напитки, а другие не способны соответствовать имиджу заведения, который Роб определял на рабочих собраниях раз в неделю как «стиль и секс».

– Если вы выглядите дешево, то до свидания.

Под командой Роба «Дринк» превратился в самый модный клуб города. По вечерам сюда стремился весь корпоративный Калгари, смешиваясь с более гламурной, отвязной публикой, активно практикующей пикап. Сюда после матчей приходили игроки НХЛ, заезжие рок-звезды, нефтяные бароны швырялись тут деньгами. По выходным у входа образовывалась очередь пятеро в ряд, длиной в целый квартал.

В первую ночь я работала с десяти до двух. Я надела туфли на шпильках, длинные золотые серьги и свое лучшее платье. Мне дали поднос, объяснили, как принимать заказы и печатать чеки, и поручили для начала обслуживать тихий уголок у дальней стены бара. Я бегала туда-сюда, между баром и пятью столиками, нося охлажденные мартини и толстые бокалы виски. Мои клиенты – с виду бизнесмены – вежливо благодарили и протягивали свои кредитки. В конце смены коллега по имени Кейт показала мне, как на компьютере вычитать из оплаты мои чаевые. За четыре часа я заработала пятьдесят долларов, в дополнение к жалованью, и была на седьмом небе от счастья. Вот только Джеми, узнав, что я работаю официанткой в баре, разозлился. «Ничего, – думала я, – пусть привыкает. Деньги есть деньги, и не важно, где их зарабатываешь».

– Ну, как успехи? – поинтересовалась Кейт, заглядывая мне через плечо. – Ой, – болезненно поморщилась она, увидев общую сумму выручки, – сурово.

Я не поняла, что это значит.

Так я разбогатела за одну ночь. Во вторую ночь мне снова поручили этот мертвый угол, но вскоре там появилась группа шумных брокеров, которые начали заказывать «Кристал» ценой три сотни за бутылку. Домой я вернулась под утро, заработав пятьсот долларов чаевых. В течение следующих месяцев я выросла до обслуживания крупных секций при большом наплыве посетителей. Я купила красивые туфли и несколько элегантных коктейльных платьев. В хорошую смену я получала семьсот долларов, а в самую лучшую – тысячу. Банкноты я прятала в жестяную коробку в кухонном шкафчике, а когда коробка заполнилась, стала совать их в морозильник. Пока одна официантка не сказала мне, что воры первым делом ищут деньги в морозилке. Тогда я завела счет в банке.

Я подружилась с другими девушками, научилась у них профессиональным хитростям – например, как улыбками и знаками внимания заставить клиента раскошелиться на чаевые. Особенно меня тянуло к Присцилле, которая зарабатывала больше остальных. Деньги она тратила на путешествия в экзотические страны. Когда мы с ней познакомились, она как раз вернулась из Таиланда – мне казалось, что это невообразимо далеко. Присцилла показала мне, как приручить группу постоянных посетителей – хороших клиентов, которые будут заказывать напитки только у тебя, – как обслуживать их по ВИП-разряду, придерживая для них столики и подавая им напитки не в пластиковых стаканчиках, а в тяжелых стеклянных бокалах, принесенных из бара наверху.

Первое время я наслаждалась свободой, которую дарят деньги. Я уволилась из магазина. Джеми изредка подрабатывал на стройках, но чаще оставался дома, чтобы побыть со мной в мое свободное время. Иногда он выступал в соседнем кафе, где был свободный микрофон, и всегда срывал аплодисменты. Он смирился с тем, что я работаю в «Дринке», но не хотел сходить посмотреть на меня.

Наши дни проходили однообразно. Приготовив ужин, я на час зависала перед зеркалом, пока Джеми в соседней комнате читал или музицировал. Я готовилась к рабочей смене, точно мне предстояло выйти на сцену в театре. У меня был целый гардероб черных платьев и не меньше тонны косметики. Это было несложно. Надеваешь самые высокие шпильки, делаешь высокую прическу, красишь глаза и губы. Ты должна выглядеть не просто привлекательно, а сногсшибательно, чтобы все мужчины хотели тебя, а все женщины завидовали, пусть ты всего лишь играешь роль. Дабы набить себе цену, некоторые девушки несколько месяцев откладывали чаевые и делали операцию по увеличению груди, но я прибегала к старому проверенному трюку – я надевала два бюстгальтера: один с чашками на подкладке, а поверх еще пуш-ап. Было ощущение, что грудь мне сдавливает железный обруч, но своей цели я добивалась.

После работы многие девушки отправлялись в другие клубы, где развлекались до утра, а я торопилась домой, лечь под бочок к спящему Джеми. Утром мы выходили на прогулку, чаще всего выбирая маршрут по набережной вдоль Боу. Если Джеми не надо было на работу, мы обедали в дорогом ресторане. Я нашла букинистический магазин неподалеку от нашей квартиры и скупала там дешевые книжки в мягкой обложке. Впервые в жизни у меня появился собственный банковский счет и довольно денег, чтобы оплатить год учебы в университете. Мне было девятнадцать лет. Наверное, следовало начать строить карьеру – составить амбициозный план на будущее и, обложившись учебниками, приступить к его выполнению. Но меня это не интересовало. Я не хотела стать как те типы в скучных костюмах, что каждое утро шагают по нашей улице на работу в офисы, а десять часов спустя собираются в «Дринке». Им едва за двадцать, а они держатся и выглядят как пятидесятилетние. «Боже, ну и дерьмовый день был сегодня, – стонут они, плюхаясь в кресло, – принесите мне скорее «буравчик».

Из дома пришли хорошие новости: последний мамин бойфренд – садист по имени Эдди, с которым она жила в Ред-Дире, – получил тюремный срок за вымогательство. Я и братья восприняли это известие с облегчением. Рассела мама бросила, еще когда мне было двенадцать, но ее по-прежнему тянуло к неуравновешенным мужчинам. Поэтому я, учась в старших классах, почти все время жила у отца и Перри, купивших дом в Силван-Лейк. Марк снимал жилье в складчину с друзьями, и только Натаниэл оставался с мамой. Мы все ее любили, и всякий раз, когда у нее появлялся новый друг, очень волновались.

Маме было уже за сорок, но в ее темных волосах не было и намека на седину. После того как Эдди посадили, я раз в несколько недель навещала ее, приезжая из Калгари на автобусе. Она сняла небольшой домик в Ред-Дире и нашла приличную работу в приюте для трудных подростков, опекаемым одной из благотворительных католических организаций. Она читала книги по самопомощи и училась медитировать. Говорила, что копит деньги на путешествие, что начинает новую жизнь. Мы с Джеми, бывало, шутили, что мое детство – идеальная тема для ток-шоу Джерри Спрингера: мать, которую тянет к мужчинам дурных наклонностей, отец – один из первых открытых геев в городе, верующие бабушка и дедушка, склонные впадать в религиозный экстаз, братья, имеющие проблемы с наркотиками. Тут хватит сюжетов не на одну передачу, а на целый сезон. У меня тоже были проблемы. Я часто морила себя голодом, чтобы оставаться стройной. Помешалась на подсчете калорий. Делила порцию на две части, на четыре части и съедала только половину. Так продолжалось довольно долго, но потом я срывалась и наедалась до отвала, после чего приходила в ужас и искусственно вызывала рвоту. Типичный случай из учебника по проблемам неблагополучных семей.

И все-таки мы старались. В тот год, когда Эдди упекли в тюрьму, папа решился позвонить маме и пригласить ее к себе на Рождество. Они стали терпимее относиться друг к другу, смягчившись за годы вынужденного общения по поводу школьных уроков и покупки одежды и обуви для детей. Кроме того, отец и Перри были, можно сказать, давно и счастливо женаты, как обычная семейная пара, и мама наконец смирилась.

И вот утром накануне Рождества она переступила порог их дома, где над дверью был венок из мишуры и атласный красный бант, и стала с улыбкой извиняться, что не смогла купить нам подарки. Но она принесла кое-что другое. Это были письма, старательно набранные на компьютерной почтовой бумаге, с цветными рождественскими гирляндами на полях. И каждому, включая отца и Перри, она дала по письму. Я развернула свое письмо и стала медленно читать. В письме мама вспоминала несколько лучших моментов своей жизни, счастливых беззаботных мгновений, например, когда мы с ней дурачились перед зеркалом, лохматили друг другу волосы в нашей подвальной квартире в Силван-Лейк. Она выражала свою любовь и надежду на то, что мне в жизни повезет и что меня ждут большие приключения. Не знаю, что она написала остальным. Но только все мы молчали, и кое-кто даже всхлипнул.

С тех пор мы стали на Рождество собираться вместе. Мы не были дружной семьей, но, несомненно, по-своему любили друг друга.

Глава 3. Путешествие

– Джеми, давай куда-нибудь съездим? – предложила я однажды летним вечером, когда мы валялись у реки на одеяле.

Мы жили в Калгари уже девять месяцев. Я издергалась и устала. Каждое воскресенье я просматривала объявления от турагентств в рекламной газете: вокруг света за восемьсот долларов, дешевые путевки «все включено», авиабилеты со скидкой в самые дальние страны, в города, о которых я и слыхом не слыхивала. И все в таком роде.

Джеми молча лежал на спине, демонстрируя мне свой безупречный профиль, и созерцал плывущие в летнем небе облачка. Я любовалась им, его ровным носом, гладкостью кожи, медовым цветом глаз. Но я не понимала его. Он был для меня загадкой. Он порой неделями не работал, мог бесцельно слоняться по городу, пропадал в музыкальных магазинах и секонд-хендах, и это меня раздражало.

– Куда ты хочешь поехать? – спросил Джеми.

– Куда угодно, мне все равно. Главное – поехать.

На его лице расцвела задумчивая улыбка, которую я так любила, и его длинные пальцы нежно сжали мое плечо.

– Давай, – сказал он, – куда угодно – это здорово.

На следующий день я отправилась в большой букинистический магазин «Ви Бук Инн», чтобы покопаться в старых выпусках «Нэшнл джиографик». На самом деле я хотела поехать в Африку, но для начала это все-таки было далековато. Я еще ни разу не бывала за границей, если не считать поездок в Диснейленд в детстве, один раз с папой, второй – с мамой после их развода. Джеми никогда не выбирался за пределы Канады. Я вытащила толстую подшивку журналов, села с ними на пол и стала выбирать направление.

Что же нам посмотреть? Иерусалим? Тибет? Берлин? «Нэшнл джиографик» имеет одну интересную особенность. Каждый его сюжет представляет что-то потерянное, неисследованное, мистическое или дикое. Вы там, а мы-то здесь, – как бы говорит журнал. Но не с целью раздразнить домоседа-читателя, а с целью послужить его представителем в этих далеких землях. Оформив подписку или купив журнал, человек тем самым отдает дань уважения внешним границам мира и всем, кто его населяет. «Спасибо, я посмотрел, что это существует на свете, и мне нет нужды убеждаться в этом лично», – думает читатель, переворачивая последнюю страницу.

Но только не я. В одном выпуске была статья о Боливии и Мадиди, маленьком заповеднике в верхнем бассейне Амазонки, где попугаи порхают среди махагониевых деревьев. В другой статье я увидела водопады под белым туманом в джунглях Парагвая. Я нашла старый экземпляр, который читала в детстве, с рассказом о таинственном высокогорном плато Рорайма, покрытом кварцевыми кристаллами, где-то в Венесуэле. Одни названия чего стоили! По пути домой они звучали у меня в голове, как стихи, заставляя забыть скучные привычные наименования мест, где я живу и где выросла. Мадиди. Венесуэла. Парагвай. Все, решено! Не город, не страна, не побережье. Целый континент. Мы едем в Южную Америку!

Бюро путешествий «Адвенча Трэвел» находилось в паре кварталов от «Дринка». Две женщины сидели за компьютерами, окруженные миниатюрными колизеями из туристических проспектов в блестящих обложках. Дешевле всего из Калгари было добраться до Каракаса, столицы Венесуэлы. Шел сентябрь 2001 года. Я забронировала два билета на январь туда и обратно через шесть месяцев, расплатилась наличными и вздохнула с облегчением. Будущая поездка постоянно возникала в наших разговорах. Мы с Джеми все время повторяли: «Вот когда мы поедем в Южную Америку…» или «Вот когда мы отправимся в путешествие…». В букинистическом магазине я купила путеводитель «Лонли плэнет» («Одинокая планета»), толстый, как Библия, выпущенный пять лет назад, и мы с Джеми, страница за страницей, принялись изучать его. Мы воображали, как пробираемся сквозь заросли в джунглях, идя к снежным пикам под ослепительным солнцем, и дорогу нам указывают проводники из племени кечуа. В одном разделе говорилось о змеях и насекомых, например, плотоядных мухах, которые могут пробуравить кожу где-нибудь на ноге и прогрызть дальше целый тоннель, и о питонах, свешивающихся с деревьев. Брр! Мы слегка занервничали. Еще был раздел об опасностях, подстерегающих туристов в городе. Нас предупреждали, что на улицах мы можем стать жертвой карманников, наш номер в гостинице могут ограбить, нас могут развести на деньги мошенники от благотворительности, собирающие средства в помощь какому-нибудь несуществующему сиротскому приюту. Малярия, лихорадка, бандиты с большой дороги, жулики всех мастей, автомобильные аварии – об этом нам приходилось выслушивать от родителей, которые сочли своим долгом хорошенько напугать нас перед поездкой. Словом, мы готовились к худшему, – к тому, что мы почитали за худшее, – потому что это казалось нам необходимой частью подготовки, по причине врожденного авантюризма.

И вот одним холодным зимним утром в январе 2002 года мы с Джеми улетели в Южную Америку. К тому времени мир стал значительно более опасным. Тысячи людей погибли 11 сентября. По телевидению говорили о джихадистском подполье, об угрозе эпидемии сибирской язвы, об оси зла. Перед Рождеством террорист захватил самолет в Париже и безуспешно пытался взорвать свой ботинок. Несколько недель спустя журналист «Уолл-стрит джорнал» по имени Дэниэл Перл отправился в Пакистан, планируя расследование, связанное с финансированием обувного террориста. Его похитили и обезглавили. То, что несколько месяцев назад невозможно было себе представить, стало ужасной реальностью.

Но нас ничто не останавливало. Хотя, сидя в аэропорту Калгари, я гнала прочь мысли о смерти и несчастьях, которые так и лезли в голову. Южная Америка – это не Ближний Восток, убеждала я себя. Это даже не Америка. Наш маршрут пролегал через Венесуэлу в Бразилию и затем в Парагвай. Одежду мы упаковали в специальные безвоздушные пакеты, отчего она стала плоской и твердой, – чтобы взять больше других вещей, необходимых в тропическом климате, – спрея от москитов, крема от солнца, противогрибковой жидкости для обуви и огромную бутылку кетчупа плюс пакетики соли и перца, которые мы собирали в фастфудах не один месяц.

Перед отъездом я съездила навестить бабушку и дедушку. Бабушка дала мне огромную банку антибактериального геля и несколько пластиковых коробок «Тапперуэр», которые я тоже, кажется, впихнула в чемодан. На прощание она жизнерадостно осудила мои планы на путешествие и мою любовь к коротким юбкам и высоким каблукам.

– Надеюсь, ты понимаешь, что там нельзя одеваться так, как здесь? – спросила она, когда я поцеловала ее в щеку.

Из гостиной, где по-прежнему стояло старое пианино и бабушкины алые керамические розочки, раздался голос дедушки, сидевшего в кресле с откидной спинкой:

– Надеюсь, ты понимаешь, что если с тобой что-нибудь случится, то денег, чтобы помочь тебе, у нас нет.

Но я пропустила его замечание мимо ушей.

Глава 4. Она существует

Ночной Каракас мало походил на город в тропиках, который рисовало мне воображение. Таксист говорил по-английски, называл местные достопримечательности, если таковые попадались по пути. Большинство зданий были закрыты на ночь. Вдоль широких бульваров росли пальмы с тяжелыми, низко свисающими листьями. На первый взгляд город был спокойный, зеленый, необычный.

Наверное, был подходящий момент, чтобы влезть под мышку к Джеми, чмокнуть его ладонь и промурлыкать что-нибудь вроде «как я рада, что мы наконец добрались, преодолев за один день этот немыслимый земной изгиб, который начинается в ледяной Канаде и заканчивается во влажной жаре другого полушария». Но я не решилась. Потому что все-таки это был неподходящий момент. Признаться, я была напугана тем, что произошло.

Наутро мы проснулись в номере трехзвездочного отеля, который нам заранее заказал агент, самом дорогом месте, где мы когда-либо останавливались. Я раздвинула шторы и выглянула в окно. Прямо напротив торчал огромный рекламный щит «Пепси». Дальше были небоскребы, в небе летел самолет. Внизу на улице сидели в машинах люди и тупо глядели вперед, ожидая, когда на светофоре зажжется зеленый. До ужаса знакомая картина… Ни тележек, запряженных ослами, ни попугаев, ни тростника, ни очаровательных старушек в блузках с рюшами и кружевами на голове. Разве что воздух был незнакомый – тяжелый и влажный, отдающий болотом.

Я раскрыла окно и посмотрела вниз. На тротуаре смуглые мужчины в бейсбольных кепках продавали фрукты: апельсины, персики, папайю и еще что-то неведомое.

– Джеми, взгляни, – позвала я.

Он подошел и посмотрел мне через плечо.

– Может, купить?

Джеми был вечно голоден.

Я вспомнила, что говорилось в путеводителе насчет фруктов и овощей, как тщательно нужно все мыть и чистить. Бактерий я боялась не меньше, чем террористов, бандитов и одиночества. Я планировала есть в путешествии только хорошо проваренный рис и бобы, приправляя их привезенным с собой кетчупом, и тщательно мыть руки.

– Давай не будем, – сказала я.

Первый урок мы усвоили быстро: если вашему путеводителю пять лет, то рано или поздно он вас обязательно подведет. В то время как «Хилтоны» и «Шератоны» с их шведским столом и бассейными вечеринками по пятницам, с живой музыкой марьячи останутся на своем месте до скончания веков, гостиницы вроде «Эрмано» и «Посада Гуаманчи» на улице, где номера сдаются по восемь долларов ночь, как появились, так и исчезнут.

Хозяйка, которая когда-то подавала на завтрак гостям чуррос с ломтиками манго и горячим кофе, уезжает на неопределенное время в гости к внукам. Старик, владелец «безукоризненно чистого и гостеприимного» мини-отеля у автобусной станции, передает дело своему сыну, которого мало волнуют пауки, тараканы и плесень в ванной, гораздо меньше, чем загорелые молодые туристки, с которыми надо еще где-то устроиться на ночь.

Первые недели в Венесуэле мы с Джеми проходили целые мили, истекая потом под рюкзаками, в поисках обменников с низкой комиссией и двухзвездочных гостиниц, которые давно превратились в массажные салоны или мастерские по ремонту мотоциклов. Мы могли два часа прождать на автобусной остановке, успевали изругаться и обгореть лишь для того, чтобы выяснить, что автобус, ходивший здесь во вторник днем, теперь ходит в пятницу утром.

Потом мы поняли, что самую достоверную информацию можно получить от коллег-путешественников, британцев, немцев и датчан, которые рады были рассказать о своих злоключениях, пожаловаться на неудобства за кружкой холодного пива. Мы сидели где-нибудь, отбиваясь от москитов, и обменивались ценными сведениями. Анна из Португалии знала хорошую прачечную. Австралиец Брэд с восторгом рассказывал о посещении Ангельских водопадов и всем советовал своего проводника. Мы стали более равнодушно воспринимать трудности. Когда не было автобуса, когда в номере не работал душ или вентилятор, я понимала, что такова наша судьба. Путешествие определенно шло на пользу моей страждущей душе, успокаивало нервы.

Однажды ночью мы, поддавшись на уговоры знакомой шведки, согласились примкнуть к группе из девяти туристов, едущих на яхте в Тринидад. Всю дорогу нас страшно мутило. Под утро, когда мы, изнемогая от качки и рвоты, еще затемно добрались до Порт-оф-Спейн, Тринидад, и сошли на берег, портовые власти прямо на пристани арестовали нашего капитана. Нас всех отправили в КПЗ для нелегальных иммигрантов, потому что у нас не было визы. Признаюсь, в этот момент я чуть не разрыдалась.

Но зато я, постоянно находясь в движении, чувствовала небывалую беззаботность и легкость. Я даже отменила запрет на фрукты, которые продавались тут на каждом углу. Мы ели мясистые бананы и сладкие зеленые гуавы. Мы вспарывали ножом толстые дыни, вырезали сладкую желтую мякоть и отправляли в рот. Еще мы начали избавляться от лишнего багажа. Бабушкины пластиковые коробки «Тапперуэр» я раздала женщинам в одной деревне, а бутылку антибактериального геля оставила в грязной гостинице. Также мы раздарили кучу одежды. Темные волосы Джеми на солнце сделались медными, кожа покрылась ровным шоколадным загаром. Я тоже загорела и ощущала во всем теле гибкость и легкость, будто была рождена для этого теплого воздуха. У меня снова появились веснушки, как в детстве. Домой мы с Джеми отправляли самые красивые открытки, дополняя виды Венесуэлы восторженными посланиями. «У нас все отлично», – писали мы. На острове Маргарита у северного побережья мы нашли широкие и белые песчаные пляжи и стройные пальмы, шелестящие листьями на ветру. Свою желтую двухместную палатку мы поставили на задворках дешевого отеля, договорившись с администратором, что будем пользоваться их ванной и туалетом – меньше чем за полцены обычного номера. На сэкономленные деньги мы покупали сэндвичи с акульим мясом и ели их на обед, запивая дешевым ромом.

Мы подружились с местной девушкой, регистратором отеля, которая принимала у нас ежедневную ренту. Она хранила наши паспорта в гостиничном сейфе, чтобы их не украли, продавала нам бутылки с водой и румяные эмпанадас – морковные пироги с сыром, привозимые из деревни в бумажных пакетах. На вид ей было лет двадцать. Звали ее Пегги. У нее были круглые щеки, пышный бюст и застенчивая улыбка. Она носила тесные майки и длинные юбки в пол. Бегло щебетала на ломаном английском. Деревня, где она жила, находилась в шести милях от гостиницы. Однажды вечером, когда я вошла в фойе с зубной щеткой и футляром для контактных линз, Пегги предложила:

– Поехали к нам? Познакомитесь с моей семьей. Мы вас накормим.

Оглядываясь назад, кажется, что наша поездка в гости к Пегги – это мелкий незначительный эпизод, но тогда мы были другого мнения. Мы добрались на такси. У Пегги была огромная семья – дядьки, тетки, орава босоногих кузенов и племянников. Она показала нам местный пляж – пять минут пешком по узкой тропинке среди кустарника, – где мы поставили палатку. Пляж был изумительный: огромный полумесяц белого песка у входа в пещеру, обрамленный изогнутыми пальмами, и никаких следов пребывания человека – ни крышек от газировки, ни прочей дряни, что волны обычно сносят к берегу, ни яхт на горизонте. На ужин Пегги принесла нам корзинку свежих эмпанадас и ананас, нарезанный дольками, и ушла. Мы остались одни. Небо окрасилось в малиновый цвет, крепчал вечерний бриз. Одиночество пугало и будоражило нас. Мы бродили по щиколотку в теплой воде, наблюдая, как на мелководье резвятся стайки голубоватых рыбок. Сейчас, в ретроспективе, мы бы сами себя не узнали: юноша и девушка, внезапно оказавшиеся среди канонического первобытного рая, в полном уединении, проводящие время бесцельно и счастливо. Потом мне пришло в голову, что в случае чего помощи отсюда не дозовешься. Деревня, где живет Пегги, находится в стороне от туристических маршрутов. Наверное, ее и на картах-то нет. Никто не знает, где мы, мы никого не предупредили. При этих мыслях моя радость мигом испарилась. Что-то ужасное обязательно должно случиться! Я похолодела от страха. Рано или поздно нас, конечно, хватятся. Копы прочешут местность вокруг отеля, допросят нашего таксиста, приедут в деревню, и Пегги отведет их на пляж, где они обнаружат наши бездыханные тела. Мы погибнем одновременно от удара молнии либо нас смоет в океан гигантской волной, а потом вынесет обратно на берег. Либо нас ограбят и убьют местные бандиты, а трупы зароют в песок. Но сначала они отконвоируют нас куда-нибудь подальше, чтобы наши тела никто никогда не нашел.

В ту ночь я спала, вцепившись в Джеми, и вскакивала от каждого резкого порыва ветра, шуршащего в пальмовых кронах, и крика лягушки в лесу. Наверное, так спят солдаты на передовой, на острие ножа между экстазом и ужасом.

Мы проснулись, когда утреннее солнце начало поджаривать нашу палатку. Внутри было влажно и душно. Джеми поцеловал меня в лоб.

Мы выжили. На этот раз все обошлось.

Мы продвигались в глубь Венесуэлы, следуя нашему довольно хаотичному плану. Автобусные переезды следовали один за другим. Дорога действовала на нас как наркотик. Кустарники сменялись густыми зарослями тропического леса, где в ветках пестрели алые попугаи-ара. Иной раз мелькала деревушка возле плантации какао.

Последний автобус довез нас до городка под названием Санта-Елена-де-Уайрен, на границе с Бразилией. Ночью мы спали под москитными сетками в комнате хостела, выкрашенной в ярко-бирюзовый цвет. Наутро, после небольшого торга, мы наняли в проводники индейца из племени пемон и пешком отправились в джунгли.

После двух дней беспрерывного подъема по извилистой, точно американские горки, тропе нашим глазам наконец предстало зрелище, ради которого затевалась поездка: вид с вершины горы Рорайма. Это даже не гора, а скорее огромное плато, каменная платформа длиной в шесть миль, такой ширины и высоты, что даже климат там особый. Стены плато отвесно падают вниз с высоты в несколько сот футов, курятся белые водопады, облака бегут над зелеными долинами. Пять месяцев открытка с этим видом стояла у нас на кофейном столике в Калгари. Выпуски «Нэшнл джиографик», где были фотографии Рораймы, мы хранили как самое большое сокровище. И вот мы попали в Зазеркалье, точно герои фантастического рассказа, мы ползаем по картине, приобретшей третье измерение. Здесь и россыпи розоватых кварцевых кристаллов, и голубые, изумрудные птички колибри, и крохотные доисторические черные лягушки, которыми мы любовались на снимках.