скачать книгу бесплатно
Оля тяжело дышала, ноздри вздымались, как у загнанной лошади, в груди хрипело, и она приоткрыла рот, будто силясь что-то произнести. Но вместо слов пленница ринулась на вторженца и размашистым отважным движением положила ему на грудь жадные пятерни.
– Что, – фальцетом выкрикнул Анатолий, – кх, кх, вы делаете? – он отступил назад.
– Живой, – раздалось из сухого молчаливого Олиного горла, и дальше, как угроза, – Откуда?!
Она, роняя неразборчивые слова, тянула вперед руки. По щекам катились слезы. Анатолий вжался, склонил голову (объятий было не избежать), и тут же Оля прильнула к нему и запричитала в ухо.
– Родненький, человечек. Да как ты здесь, да как же это так? О, Господи, живой, живехонький. Анатолий, Толечка! Да неужели этот мир обитаем-то.
– Ну, конечно, тут же много женщин, – Анатолий пытался высвободиться и крутил корпусом.
– Хорошо-то как, с живым человеком поговорить. Так вот дождалась Олька-то. Ох, батюшки мои! Защитник ты мой. Человечище! Толечка.
Она заплакала, уткнувшись ему в шею, и мужчина положил на нее руки. Так они стояли, пока Оля не скользнула назад и села на кровать. Анатолий опустился в кресло, снял очки и провел ладошками по глазам и щекам.
– Грязно тут как-то у вас.
– Что? – Оля отмахнулась, – Откуда ты тут? Как ты здесь оказался? Ха-ха-ха. Я же не поверила, думала галлюцинации начались.
Засмеялась. Провела руками по волосам.
– Сколько я тут всего натерпелась. Да я сначала и думать не могла, что меня того, киборги эти выкрали. Думала бывший. Ох, ну и происшествие. А ты знаешь, у них тут личинки такие, типа их дети, так я нужна для того, чтобы их нянчить. Вот умора! А тут ты. Ох, я не могу.
Замерла, глаза ее сияли. Свет из окна освещал ее грязные слежавшиеся волосы, несвежий в пятнах балахон, но внутренний свет женского горения преображал все несовершенства, и Анатолий не мог отвести глаз. Сковывающая его неловкость отошла, и мягкая улыбка изогнула пухлые бархатные губы.
Оля засмеялась и запустила руки в волосы.
– О, боже, – спохватилась она и начала себя осматривать. – Мамочки, не смотри на меня. Ох, подожди, я сейчас.
Она метнулась к санузлу и вдруг замерла, развернулась к нему.
– Ведь ты же не уйдешь? Ты не исчезнешь?
Она бросилась обратно и упала к его ногам. Она забыла, что свет из окна может высветить все ее морщины и помятое лицо, что такая близость обнажает все ее стыдные запахи, но страх заглушил все остальное.
– Ммм, – промычал Анатолий.
– Иди, иди сюда, постой рядом. Давай ты мне о себе расскажешь, я превращусь в слух, ни словечка не пропущу. Но я это, в душ, срочно, ой, быстро.
Оля смутилась, засмеялась, потащила его за собой и прислонила к загородке у санузла.
Свет за окном бил в комнату. Анатолий мялся на месте. Взглядом он щупал кучи простыней на кровати и рассматривал пятна на полу, то и дело почесывал кончик носа и обтирал тыльную сторону ладони о длинный балахон.
– Ну, расскажи о себе. Ой, я никак в себя не приду. Как это вообще возможно? Как это вообще возможно!
За перегородкой журчала вода и вторила журчанию Оли, легкому смеху и возгласам, произносимым с искренней детской непосредственностью.
– Эм, мэ, ну, как все.
– Что, как все? Не расслышала, – снова смех.
– Как все сюда попал, украли эмм…
– Вот зачем так поступать! Одно слово, нелюди. Ты представляешь, меня как скрутили, чпок, браслетами по рукам и ногам, я думала… отрезали. Ноги и руки имею в виду. Ох, нелюди.
– Ох, Толя, вот и сказала, не думала, что язык повернётся, – усталый голос замер, – Ненавижу!
Грохот, отголоски торопливых движений, и Оля вышла обратно в молочном платье с тюрбаном из полотенца на голове. Она была свежей и помолодевшей, спокойной и грациозной. Стояла, молчала, смотрела на него ласково и безотрывно. Взяла за руки и медленно, как невесту, подвела к кровати. Сели.
Анатолий тоже улыбался. Его радовала исходившая от нее прохлада и женское тепло. Он дышал всей грудью и твердо сжимал ее мягкие кисти.
– Ну, как ты тут оказался? – прошептала она и коснулась его прядки на лбу.
– Меня тоже украли, ничего не помню. Проснулся привязаный, тут, заграяне вокруг стоят. Дернулся раз, два, говорят, не пытайся.
Оля прижала руки ко рту, ее глаза наполнились болью.
– Как же ты?
– Э, ну, пострадал, – монотонно проговорил Анатолий, – Там же все, семья!
Он вырвал руки, ударил себя в грудь, опустил глаза и отвернулся.
Оля уронила голову на ладони и тихонько заплакала.
– С женой хотел помириться, вот шел, никого не трогал. И бац. Очнулся уже тут.
– А что с женой?
– С женой? – помолчал, – Жили плохо. Сын остался неприкаянный. И я не успел ничего ей сказать.
Оля кивала:
– А что хотел сказать?
– Ну, что хотел. Хотел да не сказал. Сейчас, наверное, что-то другое бы сказал. Может и к лучшему, что не сказал.
– Почему?! Надо обязательно было сказать!
– Да что я мог ей сказать, дуре! – Анатолий вспылил. – Да и сам выпил.
Он замялся, потупил глаза.
– Кх, я ж чего тогда у этих молчал, думал, с перепоя кажется, – мужчина засмеялся.
Оля улыбнулась, взгляд не отрывала.
– Я принял для смелости, думал приду, надо же говорить что-то, перед сыном стыдно, она зыркает. Ну я и напился. В собственной квартире чая не нальет, – он поправил очки, интеллигентно отставляя палец.
– А чего же живешь с ней?
– Так ведь сын. Парень хороший растет. А с женой все нелады.
– Может ты чего не делаешь, может не помогаешь?
– Я не помогаю!? Всю душу наизнанку вывернул. Дома грязища, борща не сварит. Да ладно, – он махнул рукой, – домой не хочется.
Гость сопел.
– Может она обижается на что-то? – опасливо предложила Оля.
– А мне каково, а я не обижаюсь? – мужчина брызнул слюной и обтер глянцевые губы.
Помолчали.
– У меня тоже дома такое осталось. Даже думать больно.
Оля встала и подошла к окну, долго стояла, едва касаясь стены. Свет обводил контуры ее тела под легкой тканью, Анатолий замер в неудобной позе, ждал.
Оля перебирала в уме отрывочные слова, готовые, словно реченька, излиться в откровенную исповедь.
– Кх-кх, – гость неловко откашлялся и сел ровно, – Надо как-то тут устраиваться.
– Что? – вырвалось у женщины.
– Ну, тут надо устраиваться. Кто нас обратно отпустит.
– Но они же сволочи! – Оля подошла к собеседнику и уставилась на него.
– А как по-другому.
– Они нас семьи лишили! Боли сколько, – она схватилась за грудь. Давило от невысказанных слов.
– Дак, жизнь-то идет, моя по крайней мере, – Анатолий опустил голову и стряхнул невидимую пылинку с коленей.
– И что? – Оля замерла.
– Как-то устраиваться надо. Отрабатывать хлеб-соль. Чтобы хуже не стало.
Оля поджала губы, отшатнулась.
– А что. Новые условия, конечно, непривычны. Но и заграяне не такие и плохие.
– Заграяне? – переспросила Оля. Она начала ходить по комнате, как привидение.
– Да, заграяне. Одна женщина тут говорит, что еще на Земле слышала о них, ну, типа они представители высшей цивилизации.
– Одна женщина? – ее голос дрогнул.
– Да, здесь же много женщин.
– А мужчины есть? – кокетливая нотка не укрылась от Анатолия, но ее взгляд стал холодным и циничным.
– Не знаю, – неловким движением он поправил очки, встал, будто собрался не уходить, а отползать.
Оля загородила путь.
– А ты зачем приходил, Толечка? – пропел металлический голос.
– Ах, да, – он снова поправил очки, – Я пришел, чтобы передать послание от заграян.
Он снял очки, сильно сжал близорукие глазки и с силой, будто бы отчаянной и обреченной, произнес:
– Заграяне всегда готовы дать шанс землянам на жизнь. Шанс, если они будут служить на благо отведенной им цели.
– Да неужели. А если я не собираюсь служить их цели?
– Тогда они лишают шанса.
Оле не спалось. В голову лезли неприятные мысли. Сердце болело за сына, но она почему-то представляла его маленьким, смешливым дошколенком, с которым они по долгу миловались и свято хранили свои наивные традиции.
Потом из темноты выползал Анатолий, и его корявая тень дрожала на стене и стонала. Невнятные звуки превращались в обрывки слов, заграянские угрозы и голос бывшего: «Я ухожу от тебя, поняла? Ты мне больше никто». Она вскакивала, вытирала холодный пот и плакала от обиды.
Конечно, наивно было полагать, что внезапное появление Анатолия изменит ее положение. Но все же принять, что его подослали, что он ходит ко всем, как проститутка, чтобы оглашать приговор, а не спасать ее, конкретно ее – Олю, она не могла. И бесконечное эхо «конечно, здесь же много женщин», резало и жгло, словно ее снова бросили, как надоевшую, скучную, навязчивую школьницу.
Время текло, время утекало. Оля растворялась в нем и слабела умом, уставшая от постоянного бегства от боли и страха за себя.
И вдруг Анатолий появился снова. Возник на пороге и молча смотрел, как неспешно она разворачивает к нему оторопелое лицо и беззвучно шевелит губами.
– Извините, я снова к вам, – невнятно проговорил он и вцепился в очки, то поправляя их, то разминая красные глазки.
Вместо слов Оля прохрипела долгое «ооо» и закашлялась.
– Вы извините. Можно я сяду.
– А у вас что, своего бункера нет?
– Ха, бункера. Да есть.
– Чего не сидится?
Анатолий замешкался и раскраснелся.
– Да ладно, говорите. Хоть тишину разогнать.
– Вы думаете?
– Хуже не будет.
