скачать книгу бесплатно
Пока наши пехотинцы попытались выстроить пленных в маршевую колонну, я заметил и наших офицеров, пожаловавших откуда-то явно с тыла. Среди них были офицеры и довольно высокого ранга, и даже один генерал. Генерал подошел к нам, излучая дружелюбие, и поблагодарил нас, заявив, что, дескать, наблюдал за ходом боя (хотя лично я так и пролежал весь бой, уткнувшись физиономией в грязь), и добавил, что, мол, все мы, несомненно, достойны Железного креста. Ну да, мелькнула у меня мысль, креста – это точно, только вот какого – железного на грудь или же деревянного сверху…
Тем временем колонна пленных медленно потянулась в наш тыл как раз мимо нас. Солдаты покрепче пытались поддержать легкораненых, а некоторых тяжелораненых даже несли. И вдруг – выстрел! Никто даже толком не понял, откуда он. Один русский лейтенант, выйдя из колонны пленных, выхватил пистолет и в упор выстрелил в нашего генерала. Тот сразу же мешком повалился в грязь. В первую секунду все, опешив, замерли. Но тут же опомнились и перешли к действиям. Несколько сопровождавших колонну конвоиров сразу же бросились к лейтенанту и, по-видимому, решив, что он и пули не стоит, ударами винтовочных прикладов повалили его в грязь и бросили на время, поскольку внимание всех было сосредоточено на пострадавшем генерале. Я подошел ближе к русскому, желая лучше разглядеть этого смельчака. Он был немногим старше меня. Кровь заливала ему лицо, но он был в полном сознании и, как мне показалось, в упор уставился на меня. В его взгляде не было страха, он ни о чем не просил, ибо прекрасно понимал, что его ожидает. Затем он медленно повернул голову и посмотрел туда, где лежал генерал. Тут мне показалось, что я вижу выражение удовлетворенности на его лице. Как раз в этот момент подошел один из конвоиров и сообщил, что генерал мертв. Заметив, что его убийца, русский лейтенант, еще жив, он страшным ударом приклада привел приговор в исполнение. Русский лейтенант свалился в черную жижу, даже не пытаясь защититься».
11 мая 1942 г. 22-я танковая дивизия вермахта достигла северного побережья Керченского полуострова и вышла к Азовскому морю, отрезав 47-й и 51-й армиям пути отхода. Из образовавшегося «котла» с боями, неся огромные потери, стали прорываться разрозненные части советских войск. Командование 47-й и 51-й армий выводило основные части из окружения по дорогам вдоль Азовского моря. 11-го мая на аэродром в районе Марфовки в тыл 44-й армии противник высадил парашютный десант, который помог немцам 13 мая прорвать оборону в центре Турецкого вала.
В сборнике документов «Война глазами военнопленных. Красноармейцы в немецком плену в 1941–1945 гг.» опубликован протокол допроса М. С. Усольцева, заместителя политрука 343-го минометного батальона 44-й армии:
«Вопрос: Где, когда, и при каких обстоятельствах вы попали в плен к немцам?
Ответ: В плен я попал 14 мая 1942 года при обороне города Керчь при следующих обстоятельствах. Я служил в должности зам. политрука в 343-м батальоне 44-й армии. Прибыл в батальон 9 марта 1942 г. В это время 44-я армия была в обороне на рубеже трех курганов под Феодосией. 29 апреля 1942 г. согласно приказу 44-я армия была отведена в тыл километров на шесть или более на отдых и переформирование.
7 мая 1942 г. немецкие войска пошли в наступление по всему фронту и прорвали нашу оборону. Нашей части и вообще всем войскам, которые находились на отдыхе, был дан приказ занять линию укреплений. Мы выдвинулись километра на два в район Керлеут, заняли линию обороны и вели бои в течение дня, а вечером 07.05.1942 г. нам дали приказ отойти на старый рубеж, где мы были на отдыхе. Тут мы боев не принимали, а 8 мая 1942 г. утром получили приказ об отходе в тыл. Во время этого отступления от нашей роты остался один взвод. Где остальные взводы были, я не знаю, и после я никого из личного состава своей роты не видел. Мы с одним взводом нашли только штаб армии в одном хуторе, название не помню, где получили распоряжение сдать минометы и получить винтовки.
После этого наш взвод и другие подразделения, до 300 человек, заняли оборону на берегу Черного моря, а вечером пришел в наше расположение один офицер, по званию лейтенант, из штаба армии и объявил, что наша армия находится в окружении. Выстроил всех и поставил задачу на выход из окружения по направлению на восток, т. е. на Керчь.
При выходе из окружения мы никакого сопротивления не встретили. Только на одном рубеже было дано распоряжение обстрелять немецкий аэродром. Я этот аэродром не видел, потому что все происходило в ночное время. И на этом же рубеже мы продержались в течение суток, числа 11 или 12 мая. Утром 12 мая 1942 года нам снова дали приказ отойти в тыл до Турецкого вала, где мы продержались не больше шести часов. После этого снова были вынуждены отступать до старых укреплений, где нам снова приказали закрепиться и обещали подвезти боеприпасы. Но утром 13.05.1942 г. командования уже в подразделениях не было и приказов никто не отдавал. Отступали в беспорядке до противотанкового рва, где снова командованием из других частей был дан приказ закрепиться и удерживать рубеж. В это время я уже был один и действовал за стрелка, а взвод во время отступления с Турецкого вала потерялся.
Бой на противотанковом рву длился до вечера. В результате боя снова наши подразделения отступили. Я каким-то образом остался один, встал во весь рост и направился в порт Камыш-Бурун, где также не было никаких частей. Тогда я пошел на Керчь. На подступах к Керчи все было заминировано. Только были оставлены узкие проходы, где я прошел их и снова встретился с лейтенантом Гладченко, с которым мы потерялись при отступлении от Турецкого вала. Мы с лейтенантом Гладченко 13 мая 1942 года хотели найти в Керчи свою армию, то есть штаб, но на пути снова поступило распоряжение всех собрать и идти в контратаку на немцев.
В результате контрнаступления немцы были оттеснены на 8 километров. Но 14 мая 1942 г. немцы подтянули резерв и снова наши подразделения оттеснили в Керчь. Бои были на окраине города Керчь. Я и л-т Гладченко решили пойти в порт с целью переправы, но в порту один офицер предупредил, что никакой посадки не будет и никого переправлять не будут. Тогда мы решили пойти на сопку недалеко от порта. Там было несколько бойцов, мы залегли, но вскоре начали подходить немцы и за собой вели колонну военнопленных, которые кричали: «Идите сюда!» Тогда я, видя такое положение, вынул из винтовки затвор, бросил в море, а винтовку спрятал за камень, встал из окопа и пошел навстречу немцам сдаваться в плен.
Вопрос: Почему вы не можете назвать ни одного подразделения и части, где вы находились во время боя?
Ответ: Да я кроме своего батальона не знаю ни одной части, которые мы поддерживали и были которым приданы. Причина одна – потому что забыл.
Вопрос: Почему вы, как два офицера, оставшись вдвоем, не могли возглавить сами лично какое-нибудь подразделение, а действовали за стрелков?
Ответ: Причина заключалась в том, что наших подразделений не было и я их больше не видел, а другими подразделениями я не брался командовать, потому что были офицеры старше меня по званию.
Вопрос: Вам известно, что город Керчь был сдан немцам только в августе месяце 1942 г. и у вас была возможность не сдаваться в плен?
Ответ: Мне известно, что окраина г. Керчь и порт были заняты немцами, и мне на выход не было никакой возможности. Оставалось одно – идти в море или в плен.
Вопрос: Кто вас допрашивал в плену? По каким вопросам, сколько раз вызывался на допрос?
Ответ: За время нахождения в плену на допросы не вызывался. При взятии в плен немецкий офицер на русском языке спросил: «Какой части и армии?»
Вопрос: Что вы ответили на вопрос?
Ответ: Я сейчас не помню, что ответил, но знаю, что сведения давал фиктивные.
Вопрос: Кто может подтвердить пребывание вас в лагерях военнопленных? Назовите все лагеря, где вы находились во время плена.
Ответ: Лагерь в/пленных в г. Херсон – до марта 1943 г. Лагерь в/пленных в Германии – лагерь XIII Б. За этим лагерем числился до освобождения английскими войсками.
Вопрос: Будучи у англичан, вызывался ли на допрос или были ли беседы с английскими офицерами?
Ответ: На допросы у англичан не вызывался и ни с кем разговоры не вел, так как мы находились у них всего 3 дня.
Вопрос: Когда и каким образом прибыли от союзников?
Ответ: 9 июня 1945 года я был передан советскому командованию и находился в г. Лааге в проверочно-фильтрационном пункте».
12 мая 1942 года представитель Ставки Мехлис и командующий Крымским фронтом Д. Т. Козлов по приказу Ставки выехали на Турецкий вал в район Султановки, куда вышли части 44-й армии генерала Черняка, включая остатки 276-й сд. Штаб 44-й армии и представители фронта не смогли остановить отступающие войска и организовать оборону на этом рубеже. Немецкие части устремились на шоссе Султановка – Керчь. При активной поддержке люфтваффе с воздуха противник 13 мая нанес удар танками и пехотой по советским войскам на участке Султановка – Новониколаевка. Турецкий вал был прорван.
Из воспоминаний политрука А. М. Слуцкого: «В конце марта 1942 года нам выдали комсоставское обмундирование, новые сапоги и в срочном порядке отправили на Крымский фронт. Комиссарских звезд, нашитых на рукавах гимнастерок, у нас не было.
…Вечером мы прибыли в Керчь. Это было примерно 7 или 8 мая 1942 года. В городе чувствовалось дыхание фронта, хотя передовая находилась, как нам говорили, где-то в районе Семи Колодезей. А вечером был массированный немецкий налет на Керчь…
Утром 17 мая 1942 г., после нескольких авианалетов и длительной артподготовки, немцы перешли в наступление на нашем участке. На нас пошли танки. Буквально за несколько часов до этой атаки за нашими спинами заняли позиции артиллеристы. Они помогли нам отбить первую атаку и подбили три немецких танка, но потеряли все свои орудия. Потом мы отбили еще одну атаку и пошли вперед, «в штыки», контратаковать. Моряки в бушлатах наступали вместе с нами. Танки уже стреляли по нам издалека. Заняли старую, еще «зимнюю» линию обороны. Я спрыгнул в окоп, а там – «зимний» немецкий труп, еще не успел разложиться.
Нам снова приказали идти в атаку. Мы выползли из окопов и короткими перебежками стали продвигаться вперед. Потом поднялись в полный рост и побежали на немцев. Нас встретили сильнейшим пулеметным и минометным огнем. Мы продвинулись еще метров на сто, но дрогнули и залегли в воронках от бомб и снарядов. И тогда по всему участку на нас снова пошли немецкие танки. Между мной и Шелеховым разорвался снаряд, меня ранило и контузило, и я потерял сознание. Очнулся ночью. Рядом со мной умирал Сережа Шелехов. Ему крупным осколком вырвало брюшину. Он только стонал и просил его пристрелить. Я не мог сделать это. Видел, как из соседних воронок поднимаются уцелевшие бойцы и ползут в тыл, но я не мог оставить Сережку одного, да и сам я еще не мог двигаться. На рассвете Сережа умер у меня на руках. Нас разбили. Так погиб наш выпуск школы замполитов».
Героизм и стойкость отдельных советских частей, мужество бойцов и командиров не в состоянии были переломить общую обстановку. Отход наших войск под непрерывными ударами немецких соединений приобрел неуправляемый характер. Под угрозой оказалась Керчь – место дислокации штаба Крымского фронта. В ночь на 14 мая 1942 года маршал Будённый издал приказ об эвакуации воинских частей на Таманский полуостров.
В результате на небольшом участке в районе переправы, шириной 5 км и глубиной 3 км, скопилось большое количество машин и людей. На подступе к переправе противника сдерживали остатки танковых частей и небольшие отряды из наиболее стойких подразделений 44-й и 51-й армий. Переправа все время проходила под бомбежкой вражеской авиации, а с 15 мая противник смог вести по переправе артиллерийский и минометный огонь. Немецкая авиация, совершая налеты с интервалом 5–10 мин, постоянно бомбила наши войска и переправу. В ночь с 14 на 15 мая 1942 года штаб Крымского фронта переместился в Еникале.
В Аджимушкае для прикрытия эвакуации войск через Керченский пролив был сформирован сводный отряд, который возглавил начальник отдела боевой подготовки штаба фронта П. М. Ягунов. В его подчинении было около 4 тыс. человек. В течение 14–17 мая, ведя ожесточённые бои в районе Аджимушкая, отряд Ягунова сдерживал и отвлекал на себя немецкие войска, что позволило произвести эвакуацию значительной части войск. С 16 по 17 мая с трёх пристаней были переправлены на таманский берег около 41 тыс. человек.
В течение 14–15 мая в Керчи продолжались уличные бои. После того как были исчерпаны все возможности обороны города, защитники Керчи отступили в Аджимушкайские каменоломни, соединились с отрядом П. М. Ягунова и 18 мая ушли под землю, в штольни. Более 10 000 военнослужащих укрылись в Великих катакомбах, около 3000 – в Малых. Заняв оборону в каменоломнях, сводный отряд и жители города продолжали сражаться. Свыше пяти месяцев (с середины мая по конец октября 1942 года) длилась беспримерная в истории борьба подземного гарнизона с многократно превосходящим по численности и вооружению врагом. Воды в каменоломнях не было, её под пулями приходилось добывать снаружи. По воспоминаниям выживших бойцов, «за ведро воды платили ведром крови». Из 13 тыс. защитников «Керченского Бреста» в живых осталось только 48 человек.
16 мая, ведя ожесточенные бои, оставшиеся отряды 44-й армии отошли в район п. Колонка, завода им. Войкова. В ночь с 17 на 18 мая оборона на этом участке была прорвана.
18 мая в течение дня группы и отряды 44-й армии, численностью около 3,5 тыс. человек, отойдя в район Капканы, Еникале, вели ожесточенные бои. Руководили обороной штаб 51-й армии и представитель Ставки Л. 3. Мехлис.
19 мая 1942 года на небольшом плацдарме у Еникале, обеспечивая эвакуацию войск, вели последние бои сводные отряды бойцов численностью около 3,5 тыс. человек, которыми командовали полковники М. В. Волков, М. К. Зубков, И. И. Людников. Сражение на Керченском полуострове было закончено. Десятки тысяч защитников Крыма пали на поле боя и погибли при переправе через Керченский пролив. В ходе яростных боев были убиты многие опытные командиры Красной Армии. Погибли командиры стрелковых дивизий и бригад полковники М. Я. Пименов, П. И. Немерцалов, М. Д. Нечаев, К. М. Мухамедьяров, И. П. Леонтьев. Погиб командующий 51-й армией генерал В. Н. Львов. На Таманский полуостров, по разным оценкам, удалось эвакуировать около 130–150 тыс. человек.
Эвакуация с Керченского полуострова продолжалась с 15 по 20 мая 1942 г. По приказу вице-адмирала Ф. С. Октябрьского в район Керчи с ближайших баз и портов собрали баржи, сейнеры, тральщики, боты, баркасы и буксиры, торпедные и сторожевые катера. Всего удалось эвакуировать около 140 тыс. человек. В ночь на 20.05.1942 на корабли под огнем минометов и пулеметов погрузились последние подразделения, прикрывавшие эвакуацию остатков войск Крымского фронта на Таманский полуостров. После захвата немцами города защитники Керчи ушли в Аджимушкайские каменоломни. Директивой Ставки Крымский фронт и Северо-Кавказское направление были ликвидированы. Остатки войск направлялись на формирование нового Северо-Кавказского фронта.
Точно подсчитать истинные потери сторон в Керченской операции не представляется возможным из-за неполноты сведений и утраты многих документов. Манштейн в своих воспоминаниях пишет о 170 000 взятых в плен солдат и офицеров Красной Армии. Франц Гальдер указывает цифру в 150 000 пленных. Федор фон Бок утверждает, что было захвачено около 170 000 пленных. Роберт Фуржик пишет о 28 000 убитых и 147 000 пленных. Максимилиан Фреттер-Пико более осторожен в оценке и утверждает, что было взято в плен 66 000 человек.
С 8 мая 1942 г. Крымский фронт потерял 162 282 человека, 4646 орудий и минометов, 196 танков, 417 самолетов, 10 400 автомашин, 860 тракторов. На Таманский полуостров удалось эвакуировать около 140 тыс. человек, 157 самолетов, 22 орудия и 29 установок PC. Немцами в качестве результата операции «Охота на дроф» было заявлено в документах о 170 тыс. пленных, захвате и уничтожении 258 танков и 1100 орудий (А. В. Исаев, канд. ист. наук).
4 июня 1942 года Ставка ВГК объявила виновным в «неудачном исходе Керченской операции» командование Крымского фронта. Армейский комиссар 1-го ранга Мехлис был снят со всех постов и понижен в звании до корпусного комиссара. Генерал-лейтенант Козлов снят с поста командующего фронтом и понижен в звании до генерал-майора. Командующий 44-й армией генерал-лейтенант Черняк снят с поста, понижен в звании до полковника и направлен в войска с целью «проверить на другой, менее сложной работе». (В боях будет дважды тяжело ранен и закончит войну в звании генерал-майора.)
Сражение за Керчь было крайне тяжелым и кровопролитным. Это подтверждают и немецкий фельдмаршал, и русский солдат. Генерал-фельдмаршал Манштейн в своих мемуарах пишет: «Незабываемое зрелище открывалось с высоты вблизи города Керчь, где мы встретились с генералом фон Рихтгоффеном. Перед нами был берег, на котором стояло несметное количество разных машин. Советские катера предпринимали все новые попытки подойти к берегу, чтобы взять на борт хотя бы людей, но наши отгоняли их огнем. Чтобы добиться капитуляции последних остатков сил противника, отчаянно оборонявшихся на берегу, огонь всей артиллерии был сосредоточен на этих последних опорных пунктах. Все дороги были забиты брошенными машинами, танками и орудиями противника. На каждом шагу навстречу попадались длинные колонны пленных».
Эрих фон Манштейн, вспоминая пленных, почему-то в своих мемуарах умалчивает о том, что во многих подразделениях вермахта, выполняя секретный приказ, поступивший из его штаба в устной форме, командиры за день до наступления отдали распоряжение: «Красноармейцам перевязок делать не следует, ибо немецкой армии некогда возиться с ранеными! Комиссаров и политработников при взятии в плен немедленно уничтожать, применяя оружие!»
В мае 1945 года Манштейн будет арестован офицерами британских оккупационных войск и отправлен в лагерь для военнопленных. В августе 1949 года предстанет перед Британским военным трибуналом в Гамбурге, ему будет предъявлено обвинение в совершении военных преступлений и нарушении законов войны. По девяти пунктам обвинения Манштейна признают виновным (в частности, в том, что он допускал расстрелы военнопленных и санкционировал передачу комиссаров в руки СД). Манштейна приговорят к 18-ти годам тюремного заключения, однако через три года фельдмаршала досрочно освободят.
Западная Фемида, видимо, сочла заслуги Манштейна в расстрелах русских военнопленных и комиссаров безусловным смягчающим обстоятельством. «Немцы, убивая русских, тем самым спасали бесценные жизни англичан и американцев!» – «мудро» рассудили судьи, отменяя свой «несправедливый» приговор и освобождая Манштейна из-под стражи.
Из воспоминаний гвардии рядового К. Балдина: «В ночь на 14 мая 1942 г. заняли огневые позиции в полукилометре юго-западнее Керчи на безымянной высоте. К утру мы были готовы к бою, и вскоре по команде капитана Миносевича орудия открыли огонь прямой наводкой по танкам и мотоциклам, появившимся на гребне ближайшей высоты. Бронебойных снарядов у нас не было. Поэтому, ведя огонь осколочно-фугасными снарядами, мы метили по гусеницам танков. После трех-четырех залпов несколько фашистских танков были подбиты, а мотоциклисты куда-то исчезли. Немецкие танкисты, по всей видимости, еще не успели точно засечь нас, поэтому их снаряды летели через нашу огневую позицию и разрывались за нашими спинами.
Трудно сказать, чем бы мог закончиться этот бой, если бы на нас вскоре не обрушились десятки «юнкерсов», отвесно пикирующих на наши батареи. Через мгновение мы оказались в кромешном аду воя, визга, сплошного грохота от разрывов авиабомб и треска пулеметных очередей. Чудом уцелевшие в окопах батарейцы увидели страшное зрелище: исковерканные орудия, исчезнувшие земляные окопы-укрытия с людьми и иссеченного осколками нашего командира отдельного артдивизиона капитана Миносевича.
По приказанию оставшегося старшим на батарее лейтенанта мы извлекли из орудий клиновые затворы и боевые пружины. Под прикрытием трех ручных пулеметов, взяв раненых, начали отходить к северной окраине Керчи. Тем временем в южную часть города уже ворвались немецкие мотоциклисты. Вечером нам удалось погрузить раненых товарищей на катер в районе поселка Опасное. Переночевав в поселке Маяк, мы на другой день, согласно приказу об эвакуации, попытались сесть на катер. Но, увидев по всему побережью огромное скопление повозок, автомашин, лошадей и потерявших связь со своими подразделениями бойцов, приняли решение вернуться к поселку и дальше действовать по обстановке.
Немецкая авиация свирепствовала, подвергая непрерывным ударам переправы через Керченский пролив, катера и скопления людей. Укрывшись в небольшом овражке неподалеку от поселка Маяк, мы под командованием сержанта заняли круговую оборону. Нас было чуть больше десяти человек. У каждого – винтовка, гранаты-лимонки и по три-четыре обоймы патронов.
Провели около суток на этой позиции, а утром увидели немецкие танки и автомашины с автоматчиками, двигавшиеся в нашу сторону. По команде сержанта стали отходить к поселку Маяк, откуда загремели пушечные залпы: это открыли огонь по гитлеровской колонне наши зенитные батареи. Мы залегли и наблюдали, как танки остановились и попятились под разрывами зенитных снарядов, а автоматчики заметались. Вскоре появился большой отряд наших бойцов, который быстро продвигался в сторону прорвавшихся гитлеровцев. Присоединившись к отряду, под прикрытием зенитчиков гнали врагов назад несколько километров.
На другой день нам пришлось отойти к крепости Еникале. Погрузив на катера раненых, мы переправились через Керченский пролив на косу Чушка. К этому времени гитлеровцы захватили Маяк, Жуковку и Глейки. Оттуда они вели огонь из орудий и минометов по проливу и побережью.
Поздно ночью, добравшись по косе Чушка до поселка Кордон, мы с грустью и скорбью смотрели на объятый огнем пожаров берег Керченского полуострова. На душе было горько и больно. Как могло все это произойти – так трагично и нелепо? Почему? Все мы дрались храбро и честно, до последней возможности, и никто из нас не сделал ни шагу назад без приказа. Подавляющее большинство наших товарище пало в жесточайших боях. Погибли младший лейтенант Мирошниченко, рядовой Свешников, лейтенант Шевченко, младший сержант Огий, рядовой Канжава, капитан Миносевич и десятки, сотни других наших бойцов и командиров. Выводя из окружения своих ездовых, погиб в жестоком штыковом бою старшина Спектор, о чем поведал нам участник этого боя рядовой Кудинов. 9 мая 1942 года погиб в бою командующий нашей 51-й армией генерал-лейтенант В. Н. Львов.
Оставшиеся в живых бойцы отдельного артдивизиона собрались в станице Ахтанизовской. Построившись в одну шеренгу, рассчитались, нас оказалось 43 человека. А ведь совсем недавно нас в артдивизионе было около четырехсот».
В годы войны фронтовая судьба младшего командного состава Красной Армии – взводных и ротных командиров, лейтенантов – была, пожалуй, самой короткой. Их боевой путь часто заканчивался первой атакой, потому что они шли впереди своих подразделений и первыми падали от разрывов снарядов, первыми принимали вражеский свинец. Так было в боях под Керчью и Севастополем в 1942 году, так будет и под Берлином в 1945-м. Но тогда, в далеком 1942 г., никто еще из чудом выживших лейтенантов не мог себе представить, что они будут со скорбью и завистью вспоминать своих погибших товарищей, что их невольное спасение от гибели в кровавой керченской мясорубке обернется для них в фашистском плену таким чудовищным кошмаром, что некоторые из пленных примут жуткую смерть за колючей проволокой как милосердный дар судьбы, избавивший их от земного фашистского ада.
18 мая 1942 года в районе переправы на берегу Керченского пролива немецкие солдаты подобрали контуженного разрывом снаряда и оставленного на поле боя русского лейтенанта Матвея Лифинского, командира роты 873-го стрелкового полка 276-й сд 44-й армии Крымского фронта. Его не пристрелили на месте, как нередко поступали гитлеровцы с ранеными бойцами и командирами, а отправили на сборный пункт военнопленных. Кровопролитные сражения на поле боя с оружием в руках для лейтенанта закончились, начиналась другая смертельная схватка, оружием в которой были беспредельное мужество, огромная сила воли и безграничная преданность своей Родине. Тяжелые бои, тысячи погибших остались позади. Впереди был плен, людские потери в котором были не меньшими.
Глава III. Плен
А народ, бывший в нем, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи.
2 Цар. 12:31
В плену истинное мужество заключается не в том, чтобы призывать смерть, когда не осталось сил жить, а в том, чтобы остаться непоколебимым перед смертью, когда цена жизни – предательство. Тяжелыми, а для многих смертельными, были первые дни, недели и месяцы плена. Чтобы лучше понять отношение лагерной охраны к военнопленным, достаточно прочитать мемуары немецкого солдата Кёрнер-Шрадера: «На деревянных вышках – охрана с пулеметами. Между вышками парные патрули с собаками. Когда темнело, пленных с помощью собак отгоняли от ограды к центру лагеря. Охранники поднимались по лестнице на вышку и там передавали пулеметы. При передаче часовой, отстоявший свою смену, давал очередь в толпу пленных, согнанных в центр лагеря, как доказательство того, что он сдавал исправное оружие. А в центре лагеря на песке оставалось несколько трупов. После этого заступающий на пост часовой лично сам проверял пулемет, давая очередь по толпе. Затем сдавший вахту охранник спокойно спускался с вышки» (Кёрнер-Шрадер П. Дневник немецкого солдата).
Из приказа по 60-й немецкой мотопехотной дивизии № 166/41, опубликованного в сборнике материалов «Нюрнбергский процесс» (МНП, документ СССР-124/3): «Русские солдаты и младшие командиры очень храбры в бою. Даже отдельная маленькая часть всегда принимает атаку. В связи с этим нельзя допускать человеческого отношения к пленным. Уничтожение противника огнем или холодным оружием должно продолжаться до тех пор, пока противник не станет безопасным… Фанатизм и презрение к смерти делают русских противниками, уничтожение которых обязательно».
Немецкий солдат, выполняя подобный приказ и не желая конвоировать пленных на сборный пункт, мог застрелить каждого из них. Расстрелы безоружных, попавших в плен красноармейцев не были большой редкостью. Расстреливали не только комиссаров и политруков Красной Армии, но и тяжелораненых бойцов, от которых вермахт избавлялся в первую очередь. К февралю 1942 года, по данным немецких источников (Reinhard Rurup), около двух миллионов советских солдат, попавших в плен, умерли от голода, холода, эпидемий или были расстреляны.
«В случае с русскими пленными речь идёт не о военнопленных в обычном смысле, но, как подчеркнул фюрер в своей последней речи, о врагах, которые сплошь состоят из зверей и скотов. Так с ними в первую очередь и следует поступать» (Eugen Kogon. Der SS-Staat, s. 186–188).
1 сентября 1941 г. на территории Крымского полуострова, а также Херсонской и Запорожской областей Украины нацисты создали новую административную единицу – генеральный округ «Крым» с населением около 2 млн человек. Центром этого новообразования был выбран Симферополь. Генеральный округ «Крым» являлся составной частью ещё более крупной оккупационной структуры – рейхскомиссариата «Украина». Помимо округа «Крым», в рейхскомиссариат входили ещё пять генеральных округов: «Волыния-Подолия», «Житомир», «Киев», «Николаев» и «Днепропетровск». Полновластным правителем этих оккупированных территорий стал видный функционер нацистской партии Эрих Кох, который имел резиденцию в городе Ровно.
Высшим органом гражданской оккупационной администрации в генеральном округе «Крым» являлся генеральный комиссариат, который возглавил Альфред Фрауэнфельд.
В административном отношении территория генерального округа делилась на 14 округов, в каждом из которых планировалось создать окружной комиссариат. Как правило, эти новые административные единицы объединяли два-три бывших советских района. К своим обязанностям Фрауэнфельд приступил 1 сентября 1942 г., административный центр был перенесён из Симферополя в Мелитополь, а генеральный округ получил название «Таврия».
На протяжении всего периода оккупации реальная власть на Крымском полуострове принадлежала командующему войсками вермахта в Крыму, который по вертикали подчинялся командующему группой армий «А» (с апреля 1944 г. – группа армий «Южная Украина»). С декабря 1941 г. по май 1942-го на этом посту находился командующий 337-й пехотной дивизией генерал-лейтенант Карл Шпанг.
С мая по июль 1942 года в Крыму развернулись ожесточенные бои, в результате которых гитлеровцы оккупировали полуостров, вся полнота административной власти на его территории перешла к соответствующим органам штаба 11-й армии генерал-фельдмаршала Манштейна.
Согласно приказу Гитлера от 17 июля 1941 г., на рейхсфюрера СС и шефа германской полиции Гиммлера было возложено «полицейское обеспечение восточных территорий». Последний назначал главных фюреров СС и полиции, которые являлись высшими полицейскими чиновниками в рейхскомиссариатах или тыловых районах групп армий. Хотя фюреры СС и полиции формально подчинялись рейхскомиссарам, реальную власть над ними имел только Генрих Гиммлер.
В округах и районах генерального округа «Таврия» находились структурные подразделения аппарата фюрера СС и полиции, которые возглавляли соответственно окружные и районные фюреры. Всего было 14 полицейских округов, фактически совпадающих территориально с округами гражданской администрации. Охранная полиция и полиция порядка были представлены в этих округах соответствующими отделами (Романько О. В. Крым под пятой Гитлера).
Полевые комендатуры создавались обычно в пределах одного или двух бывших советских районов. Им подчинялись местные комендатуры, создаваемые в городах, районных центрах, крупных узлах железных и шоссейных дорог и местах дислокации военных гарнизонов. Комендатуры должны были выполнять в том числе охрану коммуникаций, военных объектов и лагерей военнопленных. В Крыму этим занимались 4 полевые и 23 местные комендатуры.
Подразделения тайной полевой полиции были представлены группами, каждая из которых имела в своём составе от двух до пяти комиссариатов, разделенных на внешние команды. Всего функционировали четыре оперативные группы: «А», «Б», «Ц» и «Д», приданные группам армий. В тыловом районе группы армий «Юг» действовала оперативная группа «Д», штаб которой с ноября 1941 г. по август 1942-го располагался в Симферополе.
После занятия полуострова оккупанты приступили к уничтожению «враждебных» (коммунисты) и «расово неполноценных» (евреи, крымчаки, цыгане) групп населения. Эти функции были возложены на оперативную группу «Д». Её подразделения действовали в Симферополе и крупных населённых пунктах полуострова, уничтожив к началу 1942 года более 20 тыс. мирных жителей. Постоянным местом расстрелов гитлеровцы избрали противотанковый ров в Курцовской балке, в двух километрах от Симферополя, балку у села Дубки и так называемый Картофельный городок. Совхоз «Красный» был превращён в лагерь смерти, в котором находились тысячи заключённых – советских военнопленных и жителей Крыма. Здесь ежедневно совершались расстрелы, за годы оккупации погибло более 8 тысяч человек. В других городах и селах нацисты также устраивали жестокие расправы. Местами массовых расстрелов мирных жителей стали Красная Горка в Евпатории, Аджимушкайские каменоломни и Багеровский ров в Керчи. «По приходу Красной Армии в Керчь в январе 1942 года при обследовании Багеровского рва было обнаружено, что он на протяжении километра в длину, шириной в 4 м, глубиной в 2 м, был переполнен трупами женщин, детей, стариков и подростков» (ЦГАОР СССР, ф. 7445, Л. Смирнов).
Всего за время оккупации Крыма нацисты расстреляли 72 тыс. человек, более 18 тыс. крымчан замучили в тюрьмах и лагерях. Кроме того, на территории Крыма фашисты уничтожили около 45 тыс. советских солдат и офицеров, оказавшихся в немецком плену (О. В. Романько).
«Зверское обращение с военнопленными практикуется немцами и на пересыльных пунктах, при переброске советских военнопленных. В районе с. Демьяновка Украинской ССР пересыльный пункт для военнопленных расположен под открытым небом. Многие пленные умирают от истощения. Во время следования пленных к местам назначения ослабевших пристреливают на месте. При переброске советских пленных из Хорола в с. Семеновка на Украине красноармейцев заставляли все время бежать. Падавших от истощения и усталости пленных немедленно расстреливали» (из ноты НКИД В. М. Молотова. – Москва, 25.11.1941).
Созданный под Керчью лагерь военнопленных представлял собой страшное зрелище. На огороженное колючей проволокой пространство были согнаны десятки тысяч красноармейцев и местных жителей. Раздетые и разутые люди умирали от холода и голода. Рядом с живыми лежало множество трупов, которые не убирали по нескольку дней. Жителей, передававших пленным пищу и хлеб, избивали, а военнопленных, пытавшихся взять передачи, расстреливали. На смену погибшим гнали новых пленных. Жители Керчи в ужасе наблюдали, как конвоиры пристреливали тех, кто не мог идти от истощения и ранений. «Вся дорога от переправы до города, протяженностью 18–20 км, была усеяна трупами красноармейцев» (МНП, документ СССР-63—/6). Такие переходы назывались «маршами смерти».
Перемещение советских военнопленных осуществлялось с большими жертвами, особенно в первый и последний годы войны. Транспорт использовался редко, основной формой их перемещения были пешие колонны. Конвоировали пленных по специальным маршрутам, как правило, вдали от населенных пунктов, по бездорожью и открытой местности. Их протяженность достигала от нескольких десятков до нескольких сотен километров. Переходы длились до четырех недель. Ежесуточный переход иногда составлял около 40 км, причем в колоннах находились раненые, больные и истощенные пленные.
Из архивных документов и свидетельств очевидцев известно, что в лагерях и в ходе марша царили произвол, издевательства, переходившие в зверство: раненых убивали, сжигали, подвергали пыткам, вырезали на теле звезды, отравляли газом в каменоломнях, топили в море, забрасывали гранатами помещения, где находились красноармейцы. Полно и ясно по этому поводу высказался один из очевидцев крымской трагедии 1942 г.: «Земля была полита кровью и усеяна трупами умерших и убитых в пути следования колонн военнопленных».
Людей, прибывших в лагерь, окруженный колючей проволокой, в первые месяцы войны размещали под открытым небом на голой земле. Они были незащищены от ветра, дождей и холода. У большинства пленных не было даже шинелей. Они жили в норах, пещерах, землянках, шалашах, спали на холодной и сырой земле. Это значительно увеличивало смертность. Насилие и издевательства лагерной охраны были обычным явлением. Особенно жестоко с пленными обращались лагерные охранники из украинцев (Ерин М. Е. Советские военнопленные в нацистской Германии 1941–1945 гг.).
Первые немецкие лагеря в прифронтовой полосе чаще всего представляли собой открытое пространство в поле, овраге, или же это были карьеры, на дне которых размещали пленных. Склоны служили естественной преградой для побега. Нередко, размещаясь под открытым небом, пленные вынуждены были ночевать в вырытых ими ямах. В 22-м армейском пункте сбора пленных большая их часть располагалась в землянках и «только с помощью ручных гранат их удавалось выгонять на свет божий» (К. Streit). С наступлением темноты все пленные должны были лежать, по каждому поднявшемуся открывался огонь без предупреждения.
Иногда пленных размещали на скотных дворах, складах, фермах, стадионах, в разрушенных казармах и церквах. Лагерная территория огораживалась несколькими рядами колючей проволоки, некоторые лагеря обносились дощатыми заборами высотой до 3 м. Для длительного пребывания, как правило, использовались уже имеющиеся постройки: полуразрушенные здания, бараки, конюшни, сараи, все малопригодные или вовсе не приспособленные для жилья помещения. Пленные сами строили бараки и лагеря, используя примитивные средства, вся территория огораживалась колючей проволокой и сторожевыми вышками.
Согласно справочнику Федеральной архивной службы (Росархив, 1994) в Керчи военнопленных содержали в лагерях, расположенных:
– ул. Аджимушкайская (концлагерь);
– район бочарного завода (концлагерь);
– Вокзальное шоссе (концлагерь);
– клуб ИТР (лагерь);
– школа им. Войкова (лагерь);
– здание гестапо (тюрьма);
– городская тюрьма (военнопленные и гражданское население);
– ул. Чкалова, здание детских яслей (лагерь);
– здание средней школы № 24 (лагерь);
– п. Самострой (лагерь);
– п. Аджимушкай, клуб им. Энгельса (лагерь).
Гражданка П. Я. Булычева, 1894 г. р., уроженка Керчи, показала: «Я была свидетельницей того, как неоднократно гнали наших военнопленных красноармейцев и офицеров, а тех, которые из-за ранений и общего ослабления отставали от колонны, немцы расстреливали прямо на улице. Я несколько раз видела эту страшную картину. Однажды в морозную погоду гнали группу измученных, оборванных, босых людей. Тех, кто пытался поднять куски хлеба, брошенные проходящими по улице людьми, немцы избивали резиновыми плетками и прикладами. Тех, кто под этими ударами падал, расстреливали. В период второй оккупации Керчи в мае 1942 г. они с еще большим остервенением стали расправляться с пленными.
…Военнопленные были загнаны в большие здания, которые потом поджигались. Так были сожжены школа им. Войкова и клуб инженерно-технических работников. Ни одному из пленных не удалось выбраться из горящего здания. Всех, кто пытался спастись, расстреливали из автоматов. Зверски были замучены раненые бойцы в рыбацком поселке Маяк» (МНП, документ СССР-63/6).
Другая свидетельница, жительница этого же поселка А. П. Буряченко, показала: «28 мая 1942 г. немцы расстреляли всех оставшихся в поселке и не успевших спрятаться мирных жителей. Фашистские изверги издевались над ранеными советскими военнопленными, избивали их прикладами и потом расстреливали».
В районе Керчи имеются Аджимушкайские каменоломни. Жительница деревни Аджимушкай Н. Н. Дашкова рассказала: «Я лично видела, когда немцы, выловив красноармейцев в каменоломне, подвергли их издевательствам, а потом расстреливали».
В 1942 г. фашисты бросили живьем в колодец деревни Аджимушкай около 100 пленных красноармейцев, трупы которых впоследствии были извлечены жителями и похоронены в братской могиле.
В клубе им. Энгельса во время оккупации был расположен лагерь военнопленных, в котором находилось свыше тысячи человек. Немцы издевались над ними, кормили их один раз в день, гнали на тяжелые, изнурительные работы, а тех, кто от истощения падал, расстреливали на месте.
