скачать книгу бесплатно
Евпольский «завтракал». Лиля оставила ему пару бутербродов с сыром. Он налил крепкий чёрный кофе и выпил его за несколько глотков. Молоко в кофе Евпольский не жаловал из принципа. Лиля обожала капучино и латте. Всегда брала себе их в «старбаксе». Паша брал только чёрный кофе, один пакетик сахара и корицу. «Зачем тебе корица?» «Она придаёт аромата!» – Отвечал он.
Правда, и к корице с сахаром со времен его интерес угас, как свечка на праздничном торте!
К живописи его приучила природа. Ни мать, ни отец, никогда не признавали увлечения сына. Мама пыталась завлечь его точными науками, покупала ему научную литературу, заставляла учить алгебру и геометрию, но он думал только о красках и мольберте. Папа показывал ему, как вбивать гвоздь в стену, как управляться с пилой и дрелью, как сдирать и клеить обои, чтобы всё получалось красиво и ровно, а он думал о Брейгеле и Брюллове.
Отец звал его на рыбалку, звал поиграть в футбол или выпить пиво, это было позже, но всё же. Звал куда угодно, лишь бы занять сына чем-то иным, мужским и взрослым. Но он всегда отказывался, ссылаясь на рисование. «Это пройдёт», – говорила мама. Не прошло.
В школе он рисовал на уроках. Вся его тетрадь по химии была украшена в портретах, пейзажах или фанатичных изображениях человека-паука, халка или венома. Он выходил к доске и пытался быть оригинальным. Рисовал квадрат, высчитывал периметр и площадь, но делал это креативно, пририсовывая уголкам интересные узоры, ставя свои марки по краям и во всячески выделяя обычную геометрическую фигуру.
Евпольский как бы смотрел на типичные вещи под оригинальным художественным углом. Он не видел ночь, не наблюдал тёмное небо и пресные звёзды, не испытывал прострацию из-за мрачности, а наоборот, ждал наступающий рассвет, слушал пение утренних птиц и смотрел за оживающим миром посреди глухой ночной тишины.
Они гуляли с другом, и его товарищ случайно раздавил какую-то букашку на улицу. Ничего необычного. Немного крови вылилось из тела отвратной букашки и получилась картина, в которой некая сущность лежала в небольшой луже крови.
–Ой, тварь! – С отвращением проговорил его друг, внимательно рассматривающий подошву.
–Красивый фон. – Не задумываясь сказал Евпольский, смотрящий на мёртвую тушку букашки и лужицу крови взглядом истинного маньяка.
Но именно таким художник и должен быть! Как можно создать шедевр, если постоянно мучиться от чувства вины и стыда. Умер человек и умер…иногда его нужно нарисовать. Сколько портретов мертвецов нарисовано. Сколько икон с Иисусом пылятся на полках хрущёвских квартир! Неужели их рисовали не маньяки!?
По-настоящему Паша влюбился в живопись, когда начал рисовать портреты одноклассниц. Первой его музой была Лиза Перова. Она ходила в длинных платьях, с косичками, строила из себя настоящую интеллигенцию и не верила в любовь. На тот период времени ей было 9.
Затем он рисовал лик Ани Фроловой. Ей было 11 и тогда Паша первый раз влюбился не в искусство, а в девочку. Она не была красавицей, не строила из себя интеллигенцию и не носила длинных выразительных платьев. Зато у неё была красивая улыбка и необычная для ребёнка внешность.
«Знаете в чём прелесть Джоконды?» – Спрашивал у родителей Паша. «Ты на неё смотришь и ей от тебя ничего не нужно. Тебе от неё тоже ничего не надо. Ты просто смотришь на неё и любуешься. Можешь хоть часами любоваться. Вот то же самое и с Аней».
И, действительно, миллионы людей наслаждаются Джокондой, осознавая отсутствующую у неё женскую красоту. Их цепляет другое. Нарисованная от руки внутренняя девичья харизма и благодушие. Такая же харизма и благодушие, которое было у Анечки Фроловой.
Третья любовь Паши пришлась на переходный возраст. Ему было 14, и он полюбил девочку из параллельного класса. Лена Денисова. Красивая, для своего возраста фигуристая, с длинными волосами и со скверным характером. «Сука!» – Говорил Паша, но таким влюблённым и заворожённым голосом, что пело сердце, и танцевал мозг на могиле у разума. Любил он её недолго, зато сильно. Лене Денисовой не посчастливилось запечатлеть на холсте Евпольского. Тогда он на пару лет забыл о живописи, увлёкшись видеоиграми.
Вспоминая те отрезки времени, Паша понимает, что любовью это не было. Это был подростковый романтизм и способ пострадать. Человек вообще такое странное существо, такое неоправданно любящее страдание, что иногда становиться страшно. Если человек не страдает, он не живёт. Это, конечно, переосмысление фразы Декарта. Но в наше время она имеет более актуальный смысл, нежели цитата французского философа.
Лиля называла Пашу черепашкой. Он всё делал медленно. Ел медленно, рисовал медленно, думал медленно и даже жил как-то заторможено. Размеренный ритм его жизни совершенно не гармонировал с типологической жизнью в 21 веке. Евпольский мечтал уехать в Петербург. Смотреть в деревянное окно, наблюдать живой и активный Невский, параллельно рисуя шедевр и страдая, как положено любому уважающему себя художнику.
Также медленно он приступил к рисованию. Из шкафчика он достал чистый холст и мольберт. Покурил крепкие сигареты, наблюдая за хаотичным движением дыма. Установил холст на мольберт. Зажмурив один глаз, другим посмотрел на свою установку и всё переставил, противным голосом воскликнув: «неровно!»
Покурив ещё раз, из всё того же шкафчика, в котором ранее его бабушка хранила сервиз, он достал палитру, кисточки, краску, один бокал для промывания кисточек и один бокал для вина. Собственно, красное вино, самоё дешёвое в «красном и белом», он вынул из-под рабочего стола.
Коснувшись кисточкой холста, Евпольский на секунду закрыл глаза, сердце его застучало, и он впал в эйфорию. Впал в такое состояние, когда кисть сама гуляет по листу, время для Паши начинает идти в другом, в своём особенном ритме. В итоге получаются две различные параллельные вселенные. В одной Паша рисует, в другой существуют все остальные люди. Такие мелочные и невзрачные для Евпольского в этот момент!
Уже вечером, когда он допивает третий бокал вина и докуривает пачку сигарет, домой приходил Лиля. В этот раз она вернулась в квартиру грустной и заплаканной. Евпольский сразу это заметил, но не стал её об этом спрашивать. Он волновался за неё, но не хотел показаться бестактным.
Наливая зелёный час в кружки, мысленно он всё ещё был у холста. Мысленно он ещё прорисовывал череп, вспоминал рисунок Ван Гога и восхищался им. Но он не срисовывал и не воровал, считая, что фраза «кради, как художник», была придумана ничтожными бездарями и ворами. Тем более, Паша вкладывал в свою картину совершенно иной смысл.
У Ван Гога – это сатира, ирония, осмеивание консервативных принципов и методов работы Академии, в которой его заставляли сначала изучить полное анатомическое строение человека, перед тем, как начать работать с живыми моделями. Евпольский видел в этом скелете себя: грустного и печального человека, который не может реализовать свои амбиции. Скелет – его тело, его нутро, умирающее от вредных привычек. Роза – последняя надежда, символ любви, любимый цветок Лили.
Наконец, он вынул чайный пакетик и выкинул его в мусорное ведро. Добавил себе две ложки сахара, Лиля пила несладкий чай. Они уселись за стол. Перед этим Лиля умылась ещё один раз, тщательно протерев глаза полотенцем.
–Ты хочешь есть? – Спросила она.
–Немного.
–Что мне приготовить?
–А какие есть варианты?
Лиля отлучилась от чая и открыла холодильник. В нём могла бы повеситься мышь, если бы небольшое количество продуктов на верхней полки.
–Могу сделать салат. Есть позавчерашняя курица.
–Давай салат и курицу! – Воскликнул он. Лиля кивнула.
После ужина они легли в кровать. Лиля взяла в руки собрание сочинений Бунина и начала читать «окаянные дни» под тусклым светом лампочки, которая изредка перегорала. Евпольский лежал вместе с ней и судорожно шевелил пальцами на руках.
–Ты не будешь рисовать?
–Сегодня я нарисовал всё, что хотел.
–Хорошо.
–Тебе завтра на работу? – Спросил Паша.
–…У меня выходной. – Ответила Лиля после долгой паузы.
–Мне казалось, что у тебя рабочий день.
–Идеадулин раздобрился! – Она неестественно закивала головой.
–Тебе понравилась картина?
–Необычно! – Ответила Лиля. – Но слишком мрачно.
–Понимаю. Это значит, что понравилась?
–Да! – Она улыбнулась. При улыбке, на её лице возникали милые ямочки.
Наконец Евпольский перестал судорожно шевелить пальцами и успокоился, встав ступор.
–Ты ведь из-за этого волновался?
–В каком смысле!?
–На месте усидеть не мог.
–Пожалуй. Мне очень важно твоё мнение. – Евпольский посмотрел на неё, и она вновь улыбнулась, правда, вспомнив, что она ему врёт насчёт работы, резко отвернулась в сторону, прикрыв лживые глаза цвета моря.
Они погасили свет через 30 минут. В комнате стало темно. Укрывшись двумя одеялами, они обнялись, поцеловались с языком и отвернулись друг от друга.
3
Сегодня она проснулась чуть позже, чем обычно. Даже утренний марафон Евпольского не смог её разбудить.
За окном падал снег. На календаре красовалось 26 декабря. Это значило, что ещё всего лишь 5 дней осталось до наступления нового года. Раньше Лиля ждала новый год. Ждала его с замиранием в сердце, отсчитывала дни, часы, минуты и секунды. Представляла, как они соберутся всей семьёй и выпьют шампанское в 12 часов. Сейчас она даже запуталась во всех этих числах и днях недели. Будь то 26 число или 21, ей было всё равно.
Она проснулась и не обнаружила возле себя Пашу. Посмотрев на время, она поняла, что происходит что-то странное. Было всего 10:56. В такое время он ещё видит сновидения. Лиля надела тапочки и халат, выскочила в маленький коридор и боковым зрением увидела Евпольского в своём кабинете для рисования. Он сидел раздетый на диване и смотрел на голый холст.
Лиля поправила короткие волосы и шмыгнув носом, направилась к нему.
–Почему ты не спишь?
–Звонил Самойлов. – Проговорил он.
–Он сегодня припрётся?
–Верно.
Самойлов, Фёдор Иванович Самойлов или просто толстый кусок говна, как они называли его, был их арендодателем. Противный, душный и дотошный. Три главных качества, которыми он обладал в полной мере. Паша и Лиля сняли у него квартиру 3 года назад и трижды пожалели, что это сделали. Он часто наведывался к ним, часто доставал их и всегда требовал отдавать деньги в срок.
–У нас ведь нет денег, чтобы заплатить ему? – Спросил Паша. Он закурил сигарету.
–Деньги…, – задумчиво протянула Лиля. – У меня будет зарплата через пару дней.
–Надеюсь, он согласиться перенести срок.
–Никогда не соглашался. – Сказала она, проведя рукой по волосам.
–Я с ним поговорю. – Небольшая партия пепла упала на пол.
Весь день Евпольский просидел в кабинете. Самойлов оповестил его, что придёт ближе к вечеру. Весь день Паша смотрел на холст и что-то бормотал себе под нос, закуривая сигарету за сигаретой. Данное действие было похоже на стабильный конвейер, выпускающий упаковки с табаком на регулярной основе без каких-либо опозданий. Говорят, что Бродский курил даже на занятиях во время своего преподавания в американском университете. Паша курил всегда, делая исключения только для сна.
Лиля весь день была на кухне. Она убрала всю квартиру, разобрала вещи в ящиках и отмыла ванную. Во время утренней уборке в спальне, у неё сломалась швабра, поэтому оставшуюся часть очистки помещения пришлось выполнять руками и половой тряпкой.
Она налила чай и нарезала бутерброды с сыром.
–Ты весь день сидишь на одном месте. – Сказала она и поставила еду на столик.
–Я думаю, дорогая. – Ответил Евпольский.
–О чём можно думать столько времени?
–О картине.
–Что за картина? – Лиля улыбнулась и подсела к нему на диван. В комнате было накурено, создалась дымовая завеса. Питерский туман обрушился на кабинет Евпольского.
–Я пока не знаю, но мне кажется это будет успех! – Воскликнул он. Паша зажёг новую сигарету.
–Хватит. – Лиля слабо схватила его руку. Они встретились взглядами и выдохнули.
Евпольский потушил сигарету, не сделав и пары затяжек. Это самое грустное, что может случиться в жизни профессионального курильщика.
–Знаешь, в детстве мне нравилась одна девочка, – начал Паша. – Она была страшненькой, девочкой не от мира сего! Никто по ней не сох, никто не хотел с ней сидеть за одной партой и всё в этом духе.
Лиля внимательно слушала, попивая горячий чай.
–Но я видел в ней что-то особенное, что-то необычное. Харизма. Улыбка и загадочность. И да, я говорю о ребёнке, но это всё было присуще ей. Я её не любил, но она притягивала меня своей таинственностью и в тоже время своей открытостью. Она была настолько удивительной, что я решил её нарисовать. – Паша сделал паузу и сглотнул.
Евпольский подошёл к холсту и окинул его взглядом. Чистый холст для художника, как и чистый листок бумаги для писателя – это всегда страшно, всегда волнительно и захватывающе. Прозаик, написавший первое слово или даже первую букву, начинает пыхтеть он волнения, ведь понимает, что дал старт своему произведению. От первого слова зависит сюжет всего рассказа. Также и художник боится сделать первый мазок.
Евпольский смотрел на чистый холст и тоже боялся. Он тревожил его. Тревожит его всегда. Когда он подходит к нему, то лишь одна мысль кружится в его голове, как птица. «А если я не смогу!» Неоспоримо, подобные мысли присущи каждому творческому человеку. Правда, талантливый человек с ними справляется, а бесталанный откладывает всё на потом, так и не беря себя в руки.
–Продолжай, – наконец сказала Лиля, уставшая ждать продолжения истории.
–Да. Понимаешь, когда я рисовал её портреты, то не мог понять, чего же в ней такого особенного. Что так сильно тревожит мою душу! А потом я вдруг понял. – Евпольский облизнул губы. – Я смотрел на неё и был спокоен. Я смотрел на неё и понимал, что мне больше ничего не нужно в этой жизни. Только её портрет!
–К чему ты всё это ведёшь? – Лиля вновь поправила короткие белые волосы.
–Ты не подумай…Просто я понял, что хочу нарисовать что-то подобное вновь.
–Ту девочку?
–Да, нет же! – Крикнул он. Лиля испугалась. – Прости.
Евпольский выдохнул и, дотронувшись до холста рукой, вернулся на своё место, на котором просидел весь день.
–Я хочу написать полотно, на которое люди будут смотреть. Просто смотреть. Не восхищаться, не восторгаться образом, смыслом или посылом, а просто смотреть и ничего не требовать!
Лилия окинула взглядом холст. Она всмотрелась в него так, будто на нём уже была написана картина, будто приведение Шишкина расписалось на нём, поставив подпись.
–Ты меня понимаешь? – С его лба упали капли пота.
–Понимаю. – Лиля посмотрела на него глазами, которые ничего не понимали.
Подходил вечер. Самойлов должен был явиться в ближайшее время. В честь его прихода, скрипя зубами, Лиля достала из шкафа своё фланелевое платье и туфли с выпускного. Пашу она заставила надеть пиджак с рубашкой и чёрные классические штаны. Он надевал его дважды. Первый раз на выпуск из школы. Второй раз на похороны.
–Зачем этот маскарад, – спросил он, поправляя тугой галстук.
–Надо произвести впечатление.
–На кого? – Паша усмехнулся. – На Самойлова?
–Даже аборигена можно удивить! – Воскликнула Лиля.
–Мы покажем себя полными дураками, – бубнил он.
–Главная сила умного человека – иногда казаться полным идиотом. – Сказала она ему прямо в лицо.
–Видимо Фёдор Иванович самый умный человек на земле! – Саркастично проговорил Паша.
Снег за окном продолжал валить. Окна в квартире Евпольского замёрзли. Конденсат, скапливавшейся на окнах, падал на подоконник. Там могло образоваться небольшое море. А где море, там курорт и туристы…
