banner banner banner
Тризна
Тризна
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Тризна

скачать книгу бесплатно


Воронцов встал, подхватил рюкзак и направился к двери. Краем глаза заметил, что старушка тоже засобиралась – сунула голову петуха поглубже за пазуху и начала складывать котомки. Отлично, будет у кого дорогу спросить.

Выйдя на перрон, он остановился, ожидая старуху.

Наконец та появилась в дверях.

– Давайте помогу, – протянул руки Воронцов. В одну взял её котомки, другой подхватил под локоть.

– Спасибо, сынок, – крепче придерживая петуха под курткой, она ступила на перрон.

Двери с шумом закрылись, электричка, свистнув на прощание двум одиноким пассажирам, умчалась дальше.

– Скажите пожалуйста, бабуль, а вы случайно не из Анфимово?

– Оттуда, сынок.

– Можно я вас провожу? Первый раз приехал, дороги не знаю.

– Проводи, милый. Только я туда сейчас не пойду. До развилки доведу тебя, а оттуда уже близко будет, сам дойдешь.

– Хоть так, – мысленно согласился Воронцов.

Они двинулись по перрону в сторону касс, где находились выходные ворота. Бабулька, несмотря на возраст, двигалась достаточно шустро. Да так, что Воронцову приходилось нехило ускорять шаг, чтобы оставаться с ней наравне.

–Сынок, ты к кому приехал-то? – Бабуля резво перепрыгнула огромную выбоину в неровно уложенном асфальте.

Так. Сказать ей, что приехал погостить к родственникам? Бред. Она спросит к кому, а тут уже врать бессмысленно. В деревнях люди друг друга знают в лицо. Сказать, что приехал ночевать в доме ведьмы потому, что проспорил по пьяной лавочке? Тоже не вариант – либо дурку вызовет, либо милицию.

– А я студент бабуль, на филологическом учусь. Вот приехал дипломную работу писать, про деревенский фольклор, – ложь была достаточно правдоподобной. Воронцов действительно студент, хоть и не имел никакого отношения к филологическому, но не будет же она требовать студенческий билет.

– Фольклор, говоришь, – бабка улыбнулась, хитро взглянув из-под ресниц, – это про какой именно фольклор ты собрался писать?

– Ну, разный. Сказки там какие, байки деревенские.

– Байки, – эхом повторила она, больше для себя, а не для продолжения диалога и на пару минут задумалась.

Это хорошо, значит небольшая ложь прошла и приставать с расспросами она не будет.

– Меня Маришкой зовут, – подняла она голову, – вообще я Мария Павловна по батюшке, но все зовут меня Маришкой. И ты так зови.

– Очень приятно, – растянулся в улыбке Воронцов, – Сергей.

– Надолго к нам?

– Дня на три, не больше.

– Если захочешь, приходи ко мне. Мы с петушком моим Митькой одни живем, одиноко иногда бывает, хочется поговорить с живым человеком. Я и вареньица из подпола достану, сама закрывала.

– Спасибо, – немного замялся Воронцов. Отказывать приветливой старушке не хотелось.

– Ты как в деревню войдешь, магазин продуктовый увидишь, мимо не пройдешь. Спроси Катьку продавщицу, она тебе покажет мой дом. А сейчас тебе туда – махнула она рукой вперёд.

Воронцов повернулся. Ну, надо же, как быстро они дошли до развилки. Одна дорога, на которую указала Маришка, уходила прямо и очень скоро уткнулась в первые домики. Вторая уходила в лес.

– Давай, – ещё раз махнула рукой. Это был прощальный жест.

– Вечером заходи, – и, развернувшись, направилась в лес.

Приятная женщина. Немного странная и смелая – приглашает в дом совершенно незнакомого человека.

– Может и зайду к ней как-нибудь, чаю попить, – проводил Воронцов ее взглядом, – Всё лучше, чем сидеть одному в заброшенном доме.

Бросив последний взгляд на быстро удаляющуюся фигуру, он поправил рюкзак на плечах и двинулся в сторону домов.

Войдя в деревню, мужчина словно ощутил прозрачность и свежесть воздуха. Небо нежно-голубое – бездонная синяя глубина. Поднимешь голову, а по нему, словно кудрявые барашки, плывут пушистые белоснежные облака. Зелёные поля, раскинувшиеся по обе стороны деревни, радовали глаз. Воронцову хотелось сбросить рюкзак с плеч и побежать изо всех сил. Бежать, насколько хватит дыхания, а когда лёгкие «закончатся», упасть в траву и кожей почувствовать прохладу росы. Пришлось подавить в себе этот мальчишеский порыв и Воронцов бодро зашагал вперёд.

Деревня оказалась маленькой, всего одна улица – широкая дорога между домами.

Если верить Косте, стоит она минимум сто лет, но выглядит вполне сносно. Дома деревянные, ухоженные, с раскрашенными ставнями – приятно посмотреть. Позабавило, что все заборы выкрашены одинаковой голубой краской.

В памяти Воронцова всплыл деревенский дом почившей бабушки, который всегда пах уютом и пирогами. К сожалению, это единственное оставшееся воспоминание, остальное с годами стёрлось из памяти. Он уже не вспомнит расположение комнат и что росло в огороде, но аромат свежих пирогов и сена неизменно возвращали его мысли туда, где было так счастливо и беззаботно в детстве.

Воронцов крутил головой налево и направо, восхищённо оглядываясь вокруг. После городского, серо-грязного пейзажа, здесь были сочные краски зелени и цветов за заборами.

Из-за немного покосившейся калитки, с веселым лаем, выскочил щенок – рыжая дворняжка с хвостом-бубликом. Сделав несколько кругов вокруг нежданного гостя, он улёгся у его ног.

– Какой хороший! – умилился Воронцов, почесывая теплое пузико, подставленное собачьим ребенком, – Ладно, рыжая, пора мне, – ласково потрепав собаку по холке на прощание, он двинулся дальше.

Скоро он дошел до выцветшего здания с небольшим крыльцом в 3 ступеньки и с косо висящей над входом облупленной вывеской «Продукты». На фоне ухоженных домов и чистой улицы, магазин смотрелся небрежно, как кусочек пазла из другой картинки.

Поднявшись по выщербленным ступенькам, Воронцов вошел в душное помещение. В магазине не было ни одного покупателя. Только продавщица за дальним прилавком листала газету. Увидев Воронцова, она оживилась, отложила чтиво и пошла навстречу со своей стороны прилавка. Воронцов застыл – прямо на него шла огромная грудь, размера, наверное, двадцатого. Если такой существует. Колыхаясь в такт шагов хозяйки, она гипнотизировала, не давая возможности оторвать глаз. Нет, Воронцов не был любителем больших размеров, наоборот, ему нравилась маленькая, аккуратная грудь. Сейчас же он так завис только потому, что ничего подобного ещё не видел.

Продавщица заметила его взгляд и тут же кокетливо взмахнула густо накрашенными ресницами.

– Добрый день, что вам продать?

Воронцову пришлось приложить усилие, чтобы побороть ступор и выдавить:

– Хлеба, пожалуйста. Белого. И консервы, – голос неожиданно пропал, и он, что называется «дал петуха».

– Одну минутку, – бархатным голосом промурлыкала продавщица и, покачивая бёдрами, неспешно двинулась к стеллажу с консервами.

Воронцов выдохнул. Мозг включился, как только из поля зрения пропала необъятная грудь.

–Что-то ещё? – кокетливо хлопала ресницами продавщица.

– Да, водки. Две бутылки.

Около пяти минут Воронцову пришлось ждать, пока коварная соблазнительница дойдёт до полок с водкой, демонстрируя со всех сторон фигуру. Потянувшись на верхнюю полку за бутылкой, аки серна, она бросила соблазнительный взгляд на Воронцова через плечо.

– Сколько с меня?

– Двенадцать рублей, – проворковала она, навалившись на прилавок своей безмерной грудью.

Рассчитавшись, Воронцов было развернулся было уходить, но остановился.

– Вы мне не покажете, как пройти к дому Авдотьи?

Женщина удивлённо вскинула брови.

– Да подскажу, че не подсказать. Идите прямо, до речки. Выйдете, и аккурат по правую руку дом будет. Увидите, он один там.

Поблагодарив, Воронцов вышел из душного магазина, оставив озадаченную продавщицу, и направился к дому.

Глава 4

Хата, сложенная из некрашеных брёвен, потемневших от времени и сырости, стояла покинутая и жалкая. Один бок её просел, отчего заметно съехала крыша. Перевязанные жерди, заменяющие забор, согнулись в поясном поклоне неизвестным гостям. Деревья тянули к небу сухие ветви, больше похожие на узловатые старческие пальцы. Жухлая трава грязными клочьями разбросана по участку. Оглядываясь, у Воронцова всё больше просыпалось чувство жалости. Бедная старуха, одна-одинешенька, некому было даже помочь в хозяйстве – подрезать деревья, подкрасить рассохшийся забор, поправить разваливающийся дом. Участки соседей пестрели ярко окрашенными фасадами, и лишь этот кусочек, словно мертвый остов. Раковая язва на нежнейшей коже. Бедная женщина, ужасная участь – прожить жизнь, а нажить лишь врагов. Страшно осознавать, что ни один человек в этом мире не готов протянуть тебе руку помощи. Тихий выдох, полный жалости и горечи вырвался из лёгких Воронцова.

Дом, с покосившимися ставнями, смотрел пустыми глазницами окон. Пейзаж был настолько унылым, что совершенно не хотелось заходить внутрь.

Обив ноги о порог, Воронцов распахнул деревянную дверь на кованых петлях и вошел в сени. Но стоило только сделать первый шаг, как чувство тревоги завладело им всецело. Всё вокруг, казалось, покрыто налётом необъяснимого траура, да и общая обстановка в доме была похоронной.

Окна плотно зашторены, солнечный свет совсем не проникал внутрь. Пройдя практически наощупь по длинному коридору, Воронцов нащупал и сдёрнул какую-то штору. Свет выхватил половину комнаты из мрака.

Помещение было похоже на кухню. Внутренняя обстановка ничуть не удивила. Старая печь ручной кладки, угол с иконами, простой деревянный стол, такой же стул. Полка с посудой – самая простая деревянная доска, прибитая кое-как. Видимо, даже это ей пришлось делать самой. И сухие травы. Много пучков с различными травами. Они были везде – свисали с потолка, гроздьями висели на стенах, окнах, печке. Из-за них на кухне стоял какой-то терпкий, сладковатый аромат.

Поставив рюкзак на стул, Воронцов не утрудил себя стереть с него прежде пыль и огляделся. Электричества в доме не наблюдалось, а наручные часы показывали четыре часа дня. Скоро наступит вечер, нужно придумать что-то с освещением, чтобы не остаться в полной темноте уже через несколько часов. У печки на полу нашлась коробка с огарками. Уже что-то. Поковырявшись, Воронцов достал из коробки самую большую свечу, прогоревшую лишь наполовину. Нужно осмотреть дом и определиться со спальным местом.

От кухни коридор расходился на две стороны. Недолго думая, он двинулся вправо. Освещая себе путь свечой, пробирался в предполагаемую сторону окон. Пламени свечи хватало лишь для того, чтобы не врезаться в крупные предметы мебели, настолько слабым был её огонек. Под ногами всё время скрипел рассохшийся от времени пол и что-то хрустело. Ощутив, что вытянутой вперёд рукой наткнулся на плотную ткань, Воронцов с радостью дёрнул. Видимо сильнее, чем требовалось, потому что вместе со шторой на голову тут же посыпалась штукатурка и что-то, сильно ударив его по спине, с грохотом упало на пол. Прикрыв голову рукой, он отскочил назад. Дневной свет заполонил комнату, освещая безрадостную картину. Как Воронцов и предполагал, вместе со шторой он оборвал гардину. Она только называлась гардиной. На самом же деле это была старая палка, невесть как крепившаяся над окном. Неудивительно, что она обвалилась, и так на ладан дышала.

Комната оказалась вариантом гостевой, если в этом доме вообще когда-либо были гости, или залой. Во всю стену, противоположную окну, стоял громоздкий шкаф. Такой был, наверное, у всех, кто жил в СССР – крепкий, с кучей полок для книг, отделениями для верхней и нижней одежды, и непонятно для чего маленьких отделений и неизменными вензелями на дверцах. В шкафу лежали вещи бывшей хозяйки. Вещи, которые были ей дороги при жизни, и по сей день лежали на своих местах. На верхних полках сохранились фотографии – хозяйки в молодости и её родственников. Чёрно-белые, уже практически выцветшие, но под стеклом, в аккуратных рамочках.

Особое внимание привлекла книжная полка. Там стояли «Основы ботаники, агрономии и кормопроизводства. Практикум», «Зоогигиена с основами ветеринарии и санитарии», «Справочник ветеринарного терапевта» и ещё целых три полки подобных книг. Воронцов хмыкнул. Вот тебе и ведьма – человек имел за душой образование, а с ней вот так вот. Не по-людски. Особое внимание привлекла большая книга в кожаном блинтовом тиснении[2 - Блинтовое тиснение (нем. blind – слепой) – плоское бескрасочное тиснение надписей или украшений на книжных переплетах, производимое горячим прессом.При блинтовом тиснении плоский штамп («клише») оставляет на поверхности книжного переплета плоское углубление, сглаживающее фактуру ткани или бумаги.]. Смахнув пыль рукавом, Воронцов аккуратно снял её с полки и раскрыл. «Труды по болезням и эпидемиям у рогатого скота и лошадей». Ниже было оттеснено – 1764 год. Глаза полезли на лоб. Да это же настоящий раритет!

Да такая книга сейчас, наверное, стоит больших денег! Повертев её в руках, Воронцов аккуратно убрал на место, но не задвинул до конца, оставив корешок немного выступающим из всего ряда. Сейчас он осмотрится, разберет вещи и после уже можно будет изучить книжную полку детальнее. Все равно ему тут три дня сидеть, будет развлекать себя чтением.

Вторая комната оказалась гораздо меньше по размерам. Открывать шторы Воронцов старался аккуратнее – саднящее место между лопатками призывало быть осторожнее.

Как и в основной зале, в этой комнате было самое простое убранство – аккуратно заправленная кровать, две подушки на которой аккуратно сложены друг на друге и сверху накрыты вышитым тюлем. Воронцов улыбнулся. Точно также складывала подушки бабушка.

У кровати тумбочка, очень похожая на комплектную от шкафа – тёмно-коричневого цвета с вензелями. На ней – красиво вышитая салфетка и фото в рамке. Воронцов взял рамку и подошёл ближе к окну, разглядеть. Красивая, улыбающаяся девушка в светлом платье держала под руку угрюмого мужчину в простом костюме. Вынув фото из рамки, он обнаружил на обороте надпись простым карандашом – Авдотья и Иван, свадьба.

Хоть фото и выцвело с годами, но счастье, лучащееся в глазах Авдотьи, никуда не пропало. Улыбнувшись, Воронцов вернул фото в рамку и поставил обратно на тумбочку.

Эта комната больше всего подходит для сна. Принеся рюкзак из кухни, он принялся разбирать вещи. Вещей было мало – комплект сменной одежды и нижнего белья убрал в тумбочку, зубную пасту, щетку, расчёску, мыло и помазок для бритья поставил сверху на тумбочке. Пару минут подумал и, взяв рамку с фото хозяев дома, отнёс в зал. Хоть он и не был суеверным, но не очень хотелось спать и чувствовать на себе взгляды почивших хозяев. Вот и все, вещи разобраны, вопрос со светом хоть временно, но решен. Огарков в коробке точно хватит до завтра, а завтра уже купит в магазине новые свечи.

Поскольку электричества в доме так и не обнаружилось, портативное радио отправилось обратно в рюкзак. Делать было совершенно нечего и Воронцов отправился на перекур.

Первое, что удивило его с самого порога – чистота и порядок. Все вещи аккуратно сложены на своих местах, словно хозяева ненадолго отлучились и скоро вернутся. Только слой пыли на мебели и окнах говорил о том, что дом пустует уже давно.

Обычной практикой было, когда хозяин дома умирал, а дом оставался пустовать, не проходило и трёх дней, как его разворовывали чуть ли не под основание. Причём свои же, деревенские. Мол, хозяина нет, чего добру пропадать, так хоть вещи ещё на пользу послужат, а не сгниют впустую. Тащили всё, что не приколочено. А здесь все на своих местах и полный порядок. Суеверный деревенский народ не решился брать вещи из дома ведьмы даже после её смерти.

Покурив прямо на кухне, Воронцов потушил окурок о печку, бросил его туда же и решил, что пора бы и перекусить. Съеденный ещё на завтрак омлет давно переварился и желудок настойчиво потребовал к себе внимания, издав урчание, больше походившее на рёв умирающего кита.

Смахнув наконец рукавом пыль с кухонного стола, он выставил купленные в магазине консервы и хлеб. Эх, сейчас бы картошки, да с луком, как у бабушки в детстве. Воронцов оглядел печь. А почему бы и нет? Растопить её, кажется, несложно. В коробке с огарками лежал коробок спичек и рядом небольшая стопка газет для растопки. Вот и отлично.

В дровнице на улице он вытащил пару поленьев, загнав себе занозу. Чертыхнувшись, подцепил её зубами и вытащил.

Под половиком на кухне обнаружилась небольшая дверь, ведущая в погреб. Приподняв её за кольцо, Воронцов заглянул внутрь. Темно. Опустив свечу, он поводил ею из стороны в сторону. Хозяйка была женщиной запасливой – с одной стороны стояли ящики с овощами, с другой банки с заготовками на зиму. Пламя свечи лишь отражалось на их пузатых боках, но что внутри – понять с такого расстояния невозможно.

Погреб оказался неглубоким. Воронцов в принципе никогда не отличался высоким ростом, но сейчас, встав на пол погреба, он умещался там ровно по пояс. Согнувшись практически пополам и держа одной рукой свечку, он старался второй набрать картошку из ящика и ругал себя, что не взял ёмкость для овощей. Много в одну руку не наберёшь, а вылезать, искать таз и лезть обратно не хотелось, поэтому Воронцов просто брал несколько картофелин и бросал себе под ноги. Когда набралось количество, необходимое для приготовления, он переместился к банкам и взял первую попавшуюся. Спина ныла от неудобной позы и разглядывать содержимое не было желания. Что бы в ней не было – он съест. Дотолкав тяжёлую трехлитровую банку к ногам, Воронцов не без усилий вылез из погреба, тут же лёг на пол и уже руками вытащил сначала банку, а потом картофель. Она подвяла от долгого хранения и местами проросла, но все ещё была пригодна для готовки.

Столовые приборы стояли прямо на столе, в металлической подставке. Консервного ножа в ней не оказалось и банку пришлось открывать обычным. Внутри, в прозрачном рассоле, лежали плотно уложенные помидоры, один из которых Воронцов тут же, поддев пальцем, вытащил и сунул в рот. Стон удовольствия как-то сам по себе вырвался. Казалось бы – обычные помидоры, обычный рассол. Все так делают. Но, почему-то именно деревенские особенно вкусные. Оторвав руками кусок от булки, Воронцов сунул его в рот и вытащил ещё один помидор. Но съесть не успел. Три тяжёлых стука в дверь заставили его вздрогнуть всем телом.

Воронцов замер. Стараясь не издавать лишних звуков, он даже перестал жевать. Кто это мог быть? Может продавщица рассказала о приезде любопытного незнакомца участковому и тот пришел проверить личность?

Стук повторился. Громкий и настойчивый он заставил Воронцова поежиться.

– Выходь! – скомандовал низкий, хрипловатый голос из-за двери.

Колени Воронцова подкосились. Если это действительно участковый, настроен он недоброжелательно.

– Выходь, кому говорят, погань! – повторили из-за двери.

Сердце провалилось. Ну всё, сейчас местные его убьют, закопают в лесу, и никто никогда его не найдёт.

Пройдя на полусогнутых ногах по длинному коридору до входной двери, он осторожно приоткрыл дверь и выглянул. Угрюмый старик в фуфайке стоял у первой ступени крыльца и целился в дверь двустволкой.

– Не стреляйте пож..ж.. жалуйста.

– Хто такой? Чего забыл тута?

– Я тут случайно! Правда! Я просто переночевать хотел, а дом пустой стоит, вот я и решил, – Воронцов, скороговоркой протараторив, судорожно выдохнул.

Старик, прищурившись, внимательно посмотрел на Воронцова, но двустволку не опустил.

– Покажись весь, чего кочерыжку одну высунул.

Воронцов открыл дверь пошире и шагнул вперёд, втянув немного голову в плечи. Ему было некомфортно под суровым взглядом старика. Но ещё больший дискомфорт причиняла двустволка, теперь направленная прямо в грудную клетку. Сам того не желая, Воронцов весь подобрался, чтоб казаться меньше и незаметнее. И чтобы чёртова двустволка не смотрела в упор.

Неожиданно старик рассмеялся – низко, зычно, и опустил, наконец, оружие.

– Ну что ты сжался весь, как воронёнок под дождём? Вижу, что грабитель из тебя, как из меня балерина. Пойдем в дом.

Закинув оружие на плечо, старик бодрым шагом поднялся по ступеням крыльца, отодвинув одной рукой все еще трясущегося Воронцова и по-хозяйски вошёл в дом. Вытерев пот со лба рукавом свитера, наполненный чувством собственной ничтожности, Воронцов засеменил следом.

– Так что ты говоришь тут делаешь?

Старик обходил весь дом, внимательно оглядывая хозяйское добро.