скачать книгу бесплатно
Обреченный
Ляудзы Дзень
Жизнь – странная вещь. Сегодня ты жив, завтра заболел, а послезавтра тебя нет. Но что если всё, что у тебя есть, это только сегодня, а завтра так призрачно и неясно, что ты не знаешь, будет ли оно у тебя? В качестве обложки использована фото, сделанное самим автором. Содержит нецензурную брань.
Навсегда расстаемся с тобой, дружок.
Нарисуй на бумаге простой кружок.
Это буду я: ничего внутри.
Посмотри на него – и потом сотри.
Иосиф Бродский (с)
Вместо пролога
«Мне так страшно. Я не хочу умирать. Мне очень страшно. Я столько раз избегал смерти, но сейчас…. Не уже ли это конец? И она не спасёт меня? Никто не спасёт. Нет. Хотя бы ещё один раз увидеть её глаза, в последний раз. Мне нравится её голос и руки, что касаются меня здесь, где сердце и там, где никто никогда не дотрагивался до меня…. До моей души….»
– Давление падает!– Кто-то кричит из медицинского персонала.
– Дыхание! Он перестаёт дышать! Судороги!– «Последний раз увидеть её, услышать, ощутить…»
– Кислород! Адреналин!– «Где же ты? Приди. Прошу…»
– Давление ниже 80! – «Я не чувствую ног, я не чувствую себя…. Где же ты…? Всё как в тумане….»
– Пропустите! – «Это её голос…!»
– Давление поднимается!
– Я нужна ему!
– Ли…! – Шепчу я, хотя хочу кричать, но голоса нет. Веки слишком тяжелые, не могу открыть.
– Я здесь, я здесь.– Говорит она. – «Пальцы прохладные, как всегда…»
– Ли… – Хриплю я и с трудом открываю глаза. Вижу её глаза, они большие и печальные. Она знает, и я знаю. – Ты пришла… – Ели шевелю губами. – «Нет, не то, не то. Я хочу сказать другое, совсем другое…».
– Да. Держись, ты выживешь.– Говорит она и сжимает мою ладонь, сильной и в тоже время такой хрупкой, маленькой рукой.
– Давление вновь падает!
– Я ухожу… – Шевелю губами, не слыша своего голоса. Все суетятся.
– Нет. Нет.– Говорит она, хотя её глаза выдают её. Она тоже это понимает.
– Мне страшно…. – Она сжимает мои пальцы и кладёт другую руку на грудь. Она всегда угадывает, где у меня болит. От её прикосновения становится сначала холодно, потому что её пальцы прохладные, но потом медленно, как если бы солнце было электрической лампочкой, растекается и набирает мощность, тепло.
– Не надо… – Хрипло говорю я.– Не в этот раз.
– Не смей сдаваться! – Не повышая голоса, говорит она, но я слышу в её словах тот же страх, что и во мне самом.
– Взять кровь на кщс!
– Я устал от вечной боли… – Мне тяжело говорить, но я заставляю себя говорить. – Всё, что было в моей жизни лучшее, это ты…
– Прекрати.
– Не надо… – Прошу её. Видно она видит, как мне тяжело и замолкает. – Я знаю, что ты добрый и сострадающий человек… – Я начинаю задыхаться . – «Нет, мне нужно сказать… Ещё немного времени…»
– Лилиан, отходи! Всё это конец! – Кто-то тянет её от меня.
– Нет…! – Хрипло стону я.– Нет…!
– А хрен с вами! – Ругается врач и отбегает от моей кровати. Суета по уменьшилась, во мне опять дырки и провода от капельниц и мониторов, что тикают и шипят вокруг нас.
– Надень. – Просит она, освобождаю руку и надевая мне кислородную канюлю.
– Я должен сказать… – Шепчу я. – Я люблю тебя… – На выдохе произношу я.– Я знаю … ты … не любишь меня.... Калеку любить сложно.… Ты красивая и добрая.… Я говорил…. Но, я.…
– Тише, тише.… Дыши. – Шепчет она в ответ.
– Руку.… – Тянусь я к её руке. У меня совсем не остаётся сил. Не мои измученные легкие и мышцы, они устали, я устал бороться. Она вкладывает свою кисть в мои пальцы, я сжимаю их, не так сильно, как бы хотел.
– Прости….
– Не смей умирать! – Приказывает она мне. – Не смей!
– Прости…
– Не сметь! Сегодня мой день рождения. – Глаза её сухие, она не плачет, в них волнение, возмущение. Нет слёз. – «Это хорошо…. Значит, она не будет долго обо мне плакать».– Думаю я
– Извини…
– Не принимаются! – Сердито говорит она, хотя я вижу, что она совсем не сердится.
– Поцелуй меня… ещё раз… в последний… – Прошу я. Она наклоняется и целует в щеки, её губы теплые и немного шероховатые, как язык у кошки.
– В губы… – Прошу я. Она смотрит в мои глаза, я вижу своё отражение в её глазах: худое, бескровное, почти лицо, палые щёки и синева под глазами, всклокоченные волосы на голове, большие затравленные глаза, мои глаза.
– Пожалуйста… – Она наклоняется еще ниже, наши носы соприкасаются, я слышу, как часто она дышит, как пальцы руки, что сжимают мою руку, напряжены, как бьётся венка на её виске и как расширены зрачки. От неё всегда исходит такой приятный аромат карамели или может эта ваниль… Вот её губы касаются моих потрескавшихся губ, и она проводит языком по моей нижней губе. Мои губы открываются её губам навстречу, и я прикрываю глаза.
Её поцелуй нежный и не глубокий, я понимаю, она боится причинить мне боль, но я хочу в последний раз ощутить всю полноту её губ и без предупреждения врываюсь в её рот своим языком, шарю по её губам как безумец. Возможно, я и есть безумец, но я так хочу чувствовать себя живым в этот миг, в эти секунды. Мои губы становятся тверже, она это чувствует и не сопротивляется. Она слишком хорошо всё понимает и позволяет мне делать в эту секунду всё, что я захочу.
В конце я смягчаю свои напор и ласково отстраняюсь от её губ, я почти в полу оброчном состояние, это забрало все мои силы, перед глазами мушки и в ушах шумит. Она отстраняется от моих губ, но соприкасается со мной носом и лбом.
– Спасибо…– Ели слышно шепчу я.– Теперь не так страшно у… – Меня пронзает боль, которую я ещё никогда не испытывал и я понимаю, что это мой конец. Я хочу кричать, но не могу, я судорожно сжимаю её ладонь. Мониторы пищат, а я смотрю в её лицо, в её глаза и вижу в них слёзы, а затем я перестаю быть… Последнее, что я слышу, этот как стучит её сердце в моей руке…
Трагедия человека отчасти заключается в том, что его развитие никогда не завершается; даже при наиболее благоприятных условиях, человек реализует лишь часть своих возможностей, ибо он успевает умереть, прежде чем полностью родиться.
Эрих Формм (с)
Глава 1
Она влетела как вихорь в палату, со словами:
– Доброе утро!– В шапочке и в маске, что была спущена и открывала её лицо. Цветастый костюм и на ногах не по форме, хотя я не разбираюсь в медицинской обуви, но кажется это точно не медицинская, так как на ней была изображена парочка Микки и Минни Маус, тапочки.
– Мелов? – Спросила она. Я кивнул.
– Ну – с, колоться. – Продолжила она так же бодро, как и открыла дверь, чуть её не снеся с петель, впоследствии я привыкну к её манере входить, но сначала меня это немного испугало или может, удивило, подходя к кровати и ставя на неё коробочку или как это у них там называют. Я приподнялся с кровати, глядя на неё. Она видно не заметила моего взгляда, обрабатывая перчатки антисептиком и готовя всё для забора крови.
– Палец. – Скомандовала она. Я протянул ладонь, предоставляя ей самой выбрать, какой палец колоть. Почему-то она всегда колола только безымянный или мизинец. Наверно у них там по правилам, это что-то означает, раз другие не колют.
– У вас дырявка есть? – Спросила она, обращаясь ко мне. Я сначала не понял, поэтому смолчал. Она, недолго думая уколола меня скарификатором, признаюсь честно, было неприятно, но не так больно, как я ожидал. Железные скарификаторы – это вообще такая брр…
А она тем временем, проворна, набрала кровь и, поместив её в какую-то пробирку с прозрачной жидкостью, приложила к моему пальцу ватку смоченную спиртом, встряхнув свою ношу, поместила в коробочку. Взяв её в руки она, почти отвернувшись от меня, сказала:
– Усё до двенадцати, – и прикрыв дверь, так же громко, как и открыв её, ушла. Я безмолвно сидел на кровати. Всю свою жизнь я только и делал, что разъезжал по больницам и госпиталям. Меня почти постоянно докучает дискомфорт и одиночество, хотя со вторым я справляюсь легче, так как есть – интернет, я так этому рад. Но первое меня мучает чаще, чем второе.
Конечно же, я не один всю мою жизнь рядом со мной мама и из-за этого я тоже порой себя чувствую ужасно, потому что без неё не могу. Я так беспомощен иногда, что даже не могу пошевелить рукой или ногой и это меня убивает сильнее, чем тот дискомфорт, что почти всегда со мной.
Но лежать долго и придаваться бренным мыслям о том, что я болен и это не лечится, точнее не лечилось в прошлом веки, даже несколько десятками лет ранее, мне не дали, так как в палату зашла процедурная медсестра, не так громко и рьяно, как до этого незнакомка, и сказала:
– Мелов, в процедурный на кровь. – Я сполз с кровати и, сунув ноги в шлепки поплелся в туалет. Здесь я недавно, всего пару дней и меня уже успели исколоть и запретить и так половина того, чего я не ем. Открыв кран и плеснув прохладной воды в лицо, я стал умываться. Прохладные капли стекали с моего лица и падали вниз в раковину. Я уже давно не смотрю на себя в зеркало, ибо не хочу видеть себя.
Закрыв кран и осушив лицо и руки полотенцем, я выполз из санузла, мама уже ждала меня в палате.
– Тебя звали. – Сказала она мне.
– Да. Я иду .– Чуть раздраженно отвечал я, хотя сам не знаю, почему так ответил. Я давно заметил за собой, что я грублю без причины и отвечаю резкостью, на слова матери, да и не только её слова. И самое печальное, что я ничего не могу с собой поделать. В процедурном Наташа, так зовут женщину, ей где-то за сорок точно, по батюшки её не знаю, как всегда уколола мою тощую руку и сказала:
– Э, Мелов куда всю кровь дел?– Крови, правда не было пару секунд, но вот струйка брызнула в пробирку с фиолетовой крышкой, и та медленно стало заполняться.
– Я жадный. – Хрипло ответил я.
– Да, заметно.– Отвечала Наташа. Она была женщиной боевитой и в карман за словом не лезла. Наверно так и надо с нами, ведь и мы не такие уж ангелы. Когда кровь взяли я вновь вполз в палату, мама принесла, как обычно безвкусный завтрак – овсяная каша, чай и хлеб с маслом. Как я устал от этой еды и от того, что у меня скачет этот долбанный сахар.
Поев без удовольствия и без наслаждения, я поплелся вновь в процедурный за инсулином. Получив дозу, как наркоман, я вновь вернулся в палату, в 11 или около того, пришёл мой лечащий врач и сказал, что мне нужно пройти. Он сказал, что я ещё молодцом, что обхожусь без кислородной маски или канюли. Может, конечно, он просто преувеличил, а может, нет, но в любом случае я так долго не протяну, если мне не пересадят легкие.
Наше общество – это общество хронически несчастных людей, мучимых одиночеством и страхами, зависимых и униженных, склонных к разрушению и испытывающих радость уже от того, что им удалось «убить время», которое оно постоянно пытаются сэкономить.
Эрих Фромм (с)
Глава 2
Время пролетело незаметно, вообще иногда в больницах оно тянется либо слишком долго, либо слишком быстро. И вот без пяти двенадцать, вновь влетела она. Эта её манера входить в палату очень странная, такое ощущение, будто она куда-то бежит или кто-то за ней бежит, а она убегает.
– Мелов. – Говорит она звучным голосом, свет из окна дня освещает ее, и я рассматриваю её лучше. У неё худое, но не аскетичное лицо, в отличие от меня, большие карие глаза, темные брови и волосы. Сейчас она без шапочки и всё с также припущенной маской, кажется она шатенка, но я не уверен. Сама фигура её тонкая и почти нет груди, хотя она не кажется тростинкой.
Как и с утра, она подходит ко мне, и тут я понимаю, что не хочу, что б она меня колола железякой. Тянусь к тумбочке и достаю футляр с глюкометром и ланцетом.
– О, у вас свой! – Говорит она. – Отлично. – Протирает палец спиртом и добавляет:
– Колите. – Я повинуюсь. Она делает всё быстро, и я не успеваю даже ничего сказать.
– До трех. – Как и в прошлый раз, она разворачивается и уносится прочь, а я сижу и смотрю в пространство напротив себя. Всё что мне остаётся это только ждать и больше ничего. Я знаю, что мне может и не повезти, что донора на легкие может не быть и что тогда я…. Нет, я не умру от старости, я умру раньше, с моим диагнозом, живут как максимум до 30лет, может больше и, однако мне не хочется умирать, хотя и то, как я живу…
Я могу погружаться в интернет и общаться с такими же, как я там и с нормальными людьми, которые не нуждаются в пересадке или которые не родились с этим, но иногда это надоедает. Надоедает бездействие, то, что я не могу никуда пойти, мне в любую секунду может стать хреново и я где-то упаду. Мне иногда становится жалко себя, хотя я живу с этим всю сознательную жизнь, но мне жалко себя. Я – эгоист.
В три часа дня она не пришла, пришла другая женщина. Я потом уже узнал, что она работает каждый день с напарницей, а вечером ходят суточные лаборанты. Ночами в больницах тихо. И в этом мести не было исключений. Я сплю иногда хорошо, но чаще плохо, сто раз проснусь. А иногда бывает меня охватывает беспричинная паника и я начинаю задыхаться или сердце заходится так быстро, что всё темнеет в глазах.
Вообще у меня диабет, на фоне моего заболевания, а мое заболевание это муковисцидоз, генетически обусловленное и лечится только пересадкой легких, которые я и жду. Нет, я пока могу дышать своими легкими, но с каждым годом или даже месяцем, состояние моё ухудшается.
Я мало ем, потому что мне и не хочется и потому что все, что я ем это не всегда вкусно, и мне иногда не хочется есть. Приходят в голову мысли: «А что если подождать или пропустить инъекцию инсулином или наоборот…?» – Но, почему-то меня всегда, это останавливает. Наверно я трус, потому что как бы я не страдал и не говорил, тут сейчас, что моя жизнь меня не устраивает, я не хочу её лишиться. Плюс я бы не был сейчас в этом учреждение и не ждал бы с надеждой, что кто-то по факту умрёт и его легкие достанутся мне, если бы, в самом деле, хотел умереть и не продолжать ныть, грубить и трепать нервы своей матери. Да и она тоже не согласилась бы меня отпускать, ведь я её сын, единственный ребенок…
Просто немного свети…
Автор неизвестен.
Глава 3
На следующий день, она вновь пришла, но не была такой веселой, как вчера. Хотя конечно это не моё дело и у меня своих хлопот хватает. Хотя каких хлопот? Сидеть и ждать пока кто-то издохнет: я или то кто подойдет мне в качестве донора? Сарказм. Да я ужасный человек, ещё и нервный и язвительный.
– У тебя что-то случилось? – Спросил я у неё. Она делала всё как обычно, чётко, но не так быстро, как вчера.
– Нет. – Ответила она мне. – А у вас?
– Норм. – Отвечал я.
– Ну, хорошо. – Сказала она и посмотрела на мою голую грудь. В отличие от её рук, они всегда у неё чуть прохладные, как я позже это приметил, мне было жарко. Был конец сентября и погода была не совсем отвратной. Хотя может так препараты действовали, но мне было всегда ужасно жарко, поэтому я спал без футболки.
И так бросив мельком свой взгляд на моё голое тело, она взяла коробочку и ушла, я вновь остался один в палате, не считая, мамы. Иногда мне очень хочется, что б мама не была так часто в палате. «О чём я думаю?» – Подумал я тогда, когда дверь за ней закрылась. Вторая проблема всех больниц это время, которого либо завалом и оно тянется очень долго или наоборот и скука.
Скука просто не выносимая, когда устаешь сидеть в интренте, переписываться, смотреть видюшки на ютуби, тогда начинается ад. Да можно почитать книжку, статью, но и это скоро надоедает, особенно когда ты лежишь, как полено и тебе лень перевернутся или встать.
Но первую или может вторую неделю моего пребывания в этом мести, я ходил, меня обследовали, я сидел в очередях, было по своему «весело» и скучно. Познакомился с другими, кто лежал в легочном отделении. И я понял тогда, что я могу не дождаться легких, страх, вот ещё одно зло, что преследует меня. Мне страшно умирать, хотя об этом я тоже уже говорил, но это совсем иного рода страх.
Страх не дождаться никогда органа. О, я еще тогда не знал, что бывает и страх и после того, как пересадку сделают, что и после неё умирают. Хоть наш лечащий врач это говорил мне с матерью, что вероятность и того, что мне может не повести и того, что я буду ждать годы своего донора, но и то, что может быт отторжение органа, велика и никто не поручится за 100% эффект и гарантий не даст… Что можно потерять и новые легкие, этот страх сильнее.
Но, сейчас я просто сидел и ждал возле кабинета, время шло, неделя подходила к концу и она больше не заходила ко мне. Я уже забыл о ней, этих лаборанток, много в институте, каждый день вечером, кто нибуть новый, да и придёт, это я потом их уже стал узнавать, а сейчас они мне были все на одно лицо, что молодые, что среднего, что пожилого возраста.
Кажется, была середина октября, когда она вновь, как-то утром, к часикам к 10 пришла и сказала:
– Мелов, колоться. Не на сахар.
– А на что? – Спросил я, причём я вновь был голышом, мама была в палате и тоже спросила этот вопрос.
– На кислород.– Ответила она. Сегодня она была спокойна и даже немного скучная. Вообще она была не особо разговорчива, и она всегда обращалась ко мне на «вы».
