banner banner banner
Черное солнце
Черное солнце
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Черное солнце

скачать книгу бесплатно


Тут Сандра наконец вспоминает, где она видела этого ангельского младенца. Местная продавщица Катька, вчерашняя пэтэушница, родила этого ангела без отца в четырнадцать лет. Она катала его по дорожке в сквере и жаловалась Сандре на жизнь, только это было давным-давно, просто сто лет назад… У мальчика был ДЦП.

– А где сейчас твоя мама? – спрашивает она.

Мальчик снова удивленно смотрит на Сандру своими прекрасными синими глазами.

– Ты и этого не знаешь? Я вижу, ты многого не знаешь. Тетя, ты, видно, не отсюда…

– Что значит – не отсюда? Я отсюда, просто сейчас живу в другом месте.

– Я имел в виду: не из нашего времени. Не из нашего мира… Видишь тот дом? Там дырка посередине. Два подъезда взорвались, когда мы легли спать. Было большое и очень жаркое пламя, очень горячее, очень страшно и очень больно – и маму сразу забрали на небо. Как мученицу.

Сандра смотрит на дом: для нее все подъезды на месте. И вдруг в голове мелькает видение из недавнего сна: оседающие стены, пылающие перекрытия и крики людей – тех, кто выжил, из соседних подъездов. «Это такое место, где показывают картины из прошлого! Или из будущего?» – осеняет Сандру.

– А ты почему остался здесь?

– Так было нужно. Должен же кто-то утешить страждущих и скорбящих и дать надежду тем, кто ее потерял. Я умею врачевать боль. Вот и тебе сейчас стало не больно, да? Потому я в этом городе навсегда. Знаешь, кто такие агнцы Божьи? Но я не жалею, я делаю то, что должен.

– Ты ангел?

– Я не знаю, кто я. Но, кажется, вы, люди, называете нас именно так.

Головка поникла, и мальчик упал на подушку. Теперь это был обычный больной ребенок, израсходовавший все свои силы.

Черная старуха покатила коляску, и оба растворились в красноватом свете садящегося солнца.

Сандра хотела пересмотреть видео, но аккумулятор был безнадежно мертв.

Пора домой, иначе родители просто с ума сойдут от беспокойства. А потом и ее с ума сведут.

Сандра выдернула колышки, собрала распорки и скрутила невесомый шелк палатки, ослепительно зеленый даже в закатных лучах. Посмотрела еще раз на балкон – там, разумеется, уже никого не было. Вот только балконная дверь плотно закрыта. Но Сандра решила не думать об этом, чтобы окончательно не свихнуться.

Она еще раз поднялась к себе на этаж, позвонила в дверь – но теперь звонок не работал. Ключ снова не подошел. За дверью была мертвая тишина – такая же тишина была во всем доме, словно парившем над землей в сгущавшихся сумерках. У Валентины дверь тоже была закрыта, и Джек не скулил под дверью.

Надо зайти в Ольге, оставить палатку – пусть передаст Валентине, а то неловко вышло. Вернуть, что взяла. Но сначала Сандра добежала до соседней Автодорожной улицы, где был продовольственный магазин, и успела как раз к закрытию. Как всегда, в магазине было девственно пусто – только чисто вымытые белые эмалированные подносы. В мясном отделе не было мяса, в рыбном – рыбы. Еще лежали груды черствых батонов, да на соседней полке штабелями стояли банки с килькой в томате. В овощном отделе продавщица в грязном фартуке черными от земли руками в бриллиантовых кольцах перебирала гнилую картошку.

Зато в кондитерском было странное изобилие. Порывшись в сумке, Сандра неожиданно обнаружила еще несколько смятых бумажных купюр – и купила торт и несколько пирожных, красиво украшенных белыми розочками с малиновой сердцевинкой. Они казались на удивление свежими. Потом подошла к прилавку, где продавали соки, и попросила стакан томатного сока и молочный коктейль. Продавщица с недовольным видом долила в конусообразную тубу темно-красного сока из трехлитровой банки и, повернув краник, нацедила Сандре граненый стакан. Сандра выудила из стакана с водой алюминиевую ложечку, набрала в нее соль из банки, посолила сок и с наслаждением выпила его, пока продавщица взбивала молочный коктейль: половина брикета сливочного мороженого, молоко, сироп… Томатный сок и коктейль были ритуалом Сандры, когда она ходила за продуктами в магазин.

Держа в одной руке мешок с палаткой, а в другой – пирожные и торт, она поднялась на восьмой этаж, к Ольге. К ее удивлению, та оказалась на месте, только выглядела странно и непривычно: вся в синяках и ожогах, лицо худое, даже скулы торчат – а прежде была довольно полной и цветущей. Сандра хотела спросить, что случилось, но наткнулась на колючий взгляд – и проглотила слова. В квартире тоже все изменилось: закопченные стены и потолок покрыты сажей, старинная мебель, которой прежде не было в доме, сильно повреждена огнем. Что тут произошло? Пожар? Пока они разговаривали с Ольгой – если односложные вопросы и ответы можно назвать разговором, – рядом нарезала круги Ольгина мамаша. Она и прежде не была красавицей, сейчас же стала просто чудовищем: седые волосы свисали космами, лицо покрывали жесткие волоски и крупные бородавки, верхнюю губу приподнимали два желтых клыка. Подкравшись, старуха выхватила из рук Сандры торт и сожрала его почти целиком прямо с картонкой.

Сандра опешила.

– А я хотела попить чаю с тобой… – протянула она.

Ольгино лицо перекосилось.

– Ты зачем сюда явилась? Палатку отдать? Давай сюда свою палатку и убирайся поскорее… Что, не видишь? Я ее еле сдерживаю! – Ольга покосилась на мать. – Она же сейчас кинется на тебя! Да, и не вздумай есть свои пирожные, идиотка… смерти захотела…

Ольга выхватила палатку из рук Сандры и грубо вытолкнула ее за дверь. Сандра услышала, как о дверь ударилось тело и клацнули зубы: похоже, Ольга все же не удержала старуху.

«С ума они тут посходили», – подумала Сандра. Или она еще спит и ей продолжает сниться кошмар? Как бы то ни было, пора выбираться отсюда.

Она вернулась на Автодорожную, где на стоянке такси одиноко горела зеленая лампочка свободной машины. Сандра молча открыла дверцу и села. Приготовилась объясняться, что денег нет, но может расплатиться пирожными.

– Северный речной порт? – спросил шофер. Сандра подняла глаза. Водитель был тот же самый, что и утром, только теперь очень милый и дружелюбный. Она улыбнулась и кивнула, прижимая к себе пергаментный кулек с пирожными. Нет, она их не выбросит и никому не отдаст, она привезет их домой – и вечером они всей семьей будут пить чай на кухне.

Тут она вспомнила о Георгии с девушкой на балконе – и запоздало заплакала. Ну какая там лярва, просто любовница. Хотя… если подумать, в каком-то смысле действительно лярва. Сандра рыдала все горше и горше, пуская пузыри из носа, и утиралась тыльной стороной ладони, как ребенок. Таксист молча вытащил из кармана платок и подал ей. Сандра с благодарностью шмыгнула носом. В конце концов, к чему рыдать? Она получила именно то, что хотела.

– У меня нет денег, – с отчаянием сказала она.

Таксист рассмеялся.

– Знаю. Ничего, так довезу, мне все рано по дороге. Я к мосту еду. А ты чего ревешь? Рассказывай. Нам, таксистам, можно все говорить – как на исповеди.

И Сандра вдруг как на духу выложила все-все-все про свою разнесчастную жизнь. Так открыться можно только тому, кого никогда не увидишь опять, никогда. Например, таксисту.

– Тебе нужно разрыв-траву. Тогда полегчает. Она ведь не только замки открывает… Только об этом мало кто знает. Она душу твою отворит, тоску выпустит. Сейчас отвезу тебя в одно место, там все найдешь. Только не вздумай рвать горе-несчастье, плакун-траву и не трогай аленький цветочек.

Через мгновение они оказались у переправы через Реку. Сейчас там были большие перемены: все течение – и правое, и левое, даже зеленая пойма – было забито трупами. Они оживали прямо на глазах и уходили через мост в Сухой лес. Трупы, годами лежавшие в сфагнумовом болоте, тоже выбирались наружу и шли в сторону Города мертвых, мерцавшего уютными огоньками в вечернем сумраке. Издалека он казался обычным городом, где сейчас люди собирались семьями за столом, чтобы поужинать в этот субботний вечер и выпить чаю с пирожными. Где-то там, в обгоревшей квартире с сумасшедшей матерью, сидит покрытая ожогами Ольга и доедает то, что осталось от торта в коробке. Сандра покрепче прижала к себе отвоеванный сверток с пирожными.

– Видишь, что ты натворила своими снами?.. Ты их всех разбудила. Сегодня ночью здесь будет весело. Да и не только здесь. Нынче ведь ночь такая – темных богов… Так что, девонька, уноси ноги, пока не поздно. Только в лес за разрыв-травой сбегай.

Машина превратилась в плоскодонку на колесиках, а водитель – в перевозчика Харона, в лихо заломленной ушанке.

– Эх, прокачу! – глумливо крикнул он и с бешеной скоростью покатил плоскодонку с Сандрой по шатающемуся мосту. Сандра от страха даже глаза зажмурила. Но посередине моста Харон вдруг резко затормозил и опрокинул лодку. Сандра свалилась с моста прямо в реку – туда, где водоворотом бурлила Вода забвения, образовавшаяся при слиянии мертвой и живой воды.

– За что? – крикнула Сандра и едва успела забросить на мост драгоценный кулек с пирожными.

– Плыви, – ухмыльнулся Харон, – здоровее будешь. Сама мне потом спасибо скажешь. Одна разрыв-трава тебе мало поможет.

В Воде забвения Сандра с трудом увернулась от темных хищных тварей, бросившихся на нее с мертвого берега. Но она пнула их в острые морды и взлетела на мост, сверкая красными горящими газами. Вода забвения превратила ее в ведьму. Харон стоял ухмыляясь.

– Ну, теперь ты совсем наша. Эх, девка, огонь-девка! Оставайся-ка здесь навсегда. Вместе плоскодонку возить будем.

– Прочь, нечисть, – завизжала Сандра, выпуская когти. – И не тронь пирожные, а то горло перегрызу.

Она перелетела в лес и быстро нашла полянку, на которой росли разрыв-трава и еще какие-то кустики, в том числе покрытые малиновыми звездочками цветов и розовато-лиловыми метелками. Это, наверное, и есть горе-несчастье и плакун-трава… Ну да, понятно, почему ей нельзя рвать плакун-траву: она для изгнания демонов – но Сандра сама сейчас демон, а горя-несчастья ей и так хватает…

Рядом цвел сказочной красоты красный цветок, словно вобравший в себя всю кровь мира. Так это и есть «аленький цветочек», про который говорил таксист? Держись от него подальше, иначе вся кровь невинных будет на твоих руках…

Сандра быстро нарвала разрыв-травы и еще травы забвения, утоляющей горе, потом вернулась к мосту и снова искупалась: сначала в мертвой, потом в живой воде. У берега росли «русалочьи цветы» нимфеи, белые кувшинки – одолень-трава, придающая сил. Сандра прихватила еще и их. И снова превратилась в нормальную Сандру: когти втянулись, и угли в глазах погасли. Она вскочила в лодку, Харон с бешеной скоростью повез ее к живому берегу.

…Лодка остановилась. Сандра боязливо открыла глаза. Такси стояло на мосту – на том мосту, что был недалеко от ее дома, – не доехав до съезда с него несколько метров.

Впереди тянулось пустое шоссе, вдалеке по правую руку торчал шпиль Северного речного вокзала. До дома Сандры минут десять быстрой ходьбы. Стояла глубокая осень, и Сандра мгновенно продрогла в своем летнем платьице.

– Эй, девушка, пальто в машине забыли! – окликнул ее водитель, подавая Сандре черное пальто с меховым воротником. Оно пришлось точно впору, будто сто лет его носила.

– А вы куда теперь? – взглядом спросила она шофера.

– А я назад, мне к вам нельзя. Это я тебя утром поджидал. Исключительный случай, – серьезно ответил шофер, развернулся и дал газу.

«Когда же кончится этот сон?.. – удрученно подумала Сандра. – Я что-то в нем совсем заблудилась. Ну ладно, пойду домой, может, там станет яснее».

Она добежала до подъезда, привычно погладила росшую возле него огромную ель. В темноте ей показалось, что дерево стало на пару метров выше за этот день. Взлетела по лестнице на девятый этаж и с удивлением остановилась перед дверью. Решетка была выкрашена не зеленой, а желтой краской… и вместо деревянной, обитой дерматином старенькой двери теперь красовалась солидная бронированная. И когда это они успели все заменить? Ее не было всего день…

Сандра вставила ключ в замок – на сей раз он подошел. Но почему-то ключ не поворачивался. Та же самая история повторилась со вторым, верхним, ключом. Дверь не заперта. Но почему? Родители всегда закрывали ближе к ночи дверь на ключ, даже цепочку накидывали.

Сандра с опаской приоткрыла щелочку. Тишина. Она резко распахнула дверь и застыла в изумлении. Посреди коридора стояла девушка. Ее смутно знакомое лицо распухло от слез.

Сандра не узнавала и прихожую. Раньше здесь были деревянные шкафчики и дешевый линолеум, сейчас же пол покрывала красивая мраморная плитка, а на стенах дорогие тканевые обои. На потолке сияла немыслимой красоты люстра.

«Кажется, ошиблась подъездом», – мелькнуло в голове. С ней это часто случалось. Сандра повернулась, чтобы уйти, как девушка вдруг вцепилась в ее руку.

– Мама! Ты… ты где была? – сквозь рыдания укоризненно проговорила она. – Я тебя с утра жду. Уже и морги, и больницы все обзвонила… Разве так можно?

«Мама?» – растерянно повторила про себя Сандра. Когда она уходила сегодня утром, маленькая Лялька посапывала в своей кроватке. Сколько же времени прошло с этого момента? В самом деле, где она была?

Сандра попыталась сосредоточиться и все вспомнить, но памяти не за что было зацепиться – все вокруг незнакомое: и девушка, и пол, и стены, и люстра…

– А где дедушка с бабушкой? – осторожно осведомилась она.

На лице девушки отразился ужас. Слезы хлынули с новой силой.

– Мама… мама! Ты что, с ума сошла? Они же умерли… очень давно. Ты что, правда не помнишь?

На Сандру напал панический страх. Она действительно ничего не помнила: ни кто она, ни как ее зовут. Такое случалось с ней и прежде, при пробуждении – она словно толчками выплывала на поверхность из глубин океана, из зияющей Марианской впадины, и не могла вспомнить, кто она и как ее зовут, растерянно шаря глазами по стенам, пока взгляд не цеплялся за что-то знакомое…

Она с отчаянием посмотрела на стену, на календарь. И – о чудо! – он был точно такой, как утром: с японкой в кимоно, только теперь оно было с осенним узором – бамбук и желтые хризантемы. И зеленый, в тон бамбуку, пояс. Сандре показалось, что японка подмигнула ей заговорщицки… Тут в голове у нее наконец прояснилось – она вспомнила весь этот день, с самого утра. Вот только на календаре было 31 октября 2014 года.

Девушка – ее дочь Лялька, только ей уже двадцать пять. Мама и папа умерли десять лет назад, муж утонул на охоте, на Пасху, когда дочке исполнилось десять. А дом по улице Муранова взлетел на воздух в девяносто девятом году, тогда от двух подъездов осталась только куча мусора. Террористический акт…

Что же стряслось сегодня и почему она все забыла?.. Сегодня с утра была осенняя прохладная погода, и Сандра вышла погулять, потом купила к чаю пирожных – вечером обещала зайти дочка – и села на лавочку в парке, солнышко пригревало, мысли витали далеко-далеко… Сандра зачем-то стала припоминать былые обиды, а потом оказалась на берегу Реки… вечной реки с двумя несмешивающимися потоками: мертвой водой и живой водой…

Но она, разумеется, не стала рассказывать это Ляльке, а вынула из кармана мужской носовой платок и протянула ей: на, вытри нос.

– Откуда это у тебя? – дочка с подозрением уставилась на платок. Хороший вопрос. Но Сандра не может ответить, потому что дочь запишет ее в сумасшедшие.

– Ты где была? – кипятилась Лялька.

Тоже хороший вопрос, даже еще интересней. Хорошо бы понять, где она в самом деле была, подумала Сандра.

– Но у меня мобильник с собой, – защищаясь, возразила она. – Ты могла бы мне позвонить, а не поднимать на ноги весь город.

– Ах, мобильник с собой?! – взвизгнула дочь. – Да ты его дома забыла! Вон он лежит. Полюбуйся, сколько там неотвеченных вызовов от меня – я тебе обзвонилась, перед тем как приехать, благо ключи от квартиры были.

Сандра перевела взгляд на тумбу под календарем. В самом деле, на ней спокойно лежал смартфон, причем почти с полной зарядкой.

Сандра машинально сунула руку в сумку – смартфона там не было, зато обнаружились кошелек и паспорт. Чудеса… Она побывала сегодня в двух разных мирах, а вот смартфон был одновременно и с ней, и не с ней…

– Ну извини, рассеянная я, – примирительно сказала Сандра, цепляясь за кулек с пирожными как за спасительную соломинку. Это была последняя ниточка, связывающая ее с тем миром, и доказательство здравости ее рассудка. – Сейчас будем пить чай с пирожными. Я их только что купила.

– С какими пирожными? – подозрительно глядя на Сандру, уточнила дочь, показывая на кулек у нее в руках. – Вот с этими?

– Ну да, – уже неуверенно проговорила Сандра и тоже посмотрела на кулек. И с изумлением увидела вместо пергаментного кулька с пирожными сверток с землей, из которой торчали трава и какие-то цветочки. Разрыв-траву и кувшинки она притащила из того мира, а не пирожные… Ну и слава богам, пища мертвых пусть остается мертвым.

– Где ты это взяла? – потрясенно спросила дочь. – И, кстати, почему у тебя волосы мокрые?

– Сидела на лавочке рядом с какой-то старушкой, видимо, перепутала свертки, – неуклюже солгала Сандра. – А волосы… я попала под дождь.

«Вообще я в своем уме?» – с сомнением подумала Сандра. В прихожую вошла кошка и села, глядя на нее нефритовыми глазами. В кошкиных глазах светилось понимание.

Сандра машинально потянулась к смартфону и включила его. Нашла последнее видео и нажала на пуск. На экране возникло изображение: закатные лучи солнца высветили реку, порт, кораблик, потом лоджию белого панельного дома. На лоджии стоял мужчина, он прикуривал сигарету – а его обнимала белокурая девушка. Она была красива, но какой-то неприятной красотой. Тут мужчина щелкнул зажигалкой, затянулся сигаретой, втягивая щеки, – и на глазах у Сандры ткани лица распались, обнажив череп с клоком седых волос, с которых свесились водоросли. А рядом с мертвецом извивалось жуткое существо, принимавшее вид то сгустка энергии с щупальцами, то скелета. Лярва!

– Ты что там смотришь? – с тревогой спросила дочь. – Там же пустой кадр. Все темно, ничего не записалось.

– Ну вот и славно, что не записалось, – с облегчением вздохнула Сандра и на всякий случай удалила запись. – А знаешь что… у меня в шкафу хороший коньяк. А в холодильнике – пирожные. Настоящие. Сейчас мы зажжем с тобой свечи, будем пить чай и вспоминать наших предков. Я тебя никуда сегодня не отпущу. Ты помнишь, какая сегодня ночь?

– Ну, Хеллоуин.

– Нет, не Хеллоуин. Это не наш, не славянский праздник. У нас Велесова ночь. Ночь темных богов. Время открытия перекрестков и перехода в новую жизнь. Когда Навь сближается с Явью и духи гуляют среди людей, а людям доступен мир духов… Мы должны помнить об ушедших, но не нужно встречаться с призраками. Этой ночью запросто можно попасть в их мир, ненароком.

«А особо одаренные умудряются побывать там заранее», – усмехнулась про себя Сандра.

Поздно ночью, когда почти догорели свечи и были загаданы все желания, Сандра подошла к окну. Дочь устало сопела под одеялом, а за окном бушевал ветер, вихрь гнул деревья и раскачивал провода. Сандра, вглядываясь в просветы между несущимися низкими рваными тучами, видела диких всадников тьмы, крупы темных коней и копыта, рассекающие тьму: чужие боги и демоны тоже выехали на охоту за ежегодной добычей. Сандра рассмотрела мелькнувшие в окне огромные копыта, подковы были подбиты алмазными гвоздями, сверкавшими точно звезды, а конские хвосты растянулись черными полосами тумана вполовину неба. Но на окне горели белые свечи, а еще раньше Сандра запечатала окна заклятием – от недобрых духов. Сегодня никто не проникнет в ее дом – ее крепость.

Все мы живем на берегу Реки, где мешаются два потока. У устья клубится туман вечности, под мостом бурлит Вода забвения, души мертвых переправляются через ветхий мост и уходят в Сухой лес. А за Затокой в Городе мертвых живут тени умерших или просто ушедших в прошлое. Сегодня Сандра там побывала. Но не нужно торопить события, и пусть мертвое остается мертвым, а живое – живым.

Черное солнце

Разбудите меня среди ночи и спросите: что такое счастье?.. В детстве я сказала бы, даже не открывая глаз: лето, дача, веранда, стакан с апельсиновым соком.

Разбудите меня сейчас, по прошествии стольких лет, – и я отвечу вам в точности то же самое. Потому что счастье и детство, в их обобщенном виде, – это стакан с апельсиновым соком на залитой утренним солнцем веранде, с крыши которой спускаются по бечеве тугие спирали дикого винограда; зелень прихотливо вырезанной листвы просвечивает бледно-зеленым, образуя на белой-пребелой скатерти фантастические узоры…

Еще счастье – это когда на землю спускаются голубые сумерки и весь воздух гудит от полета майских жуков, от мощных взмахов их лакированных крыльев… Счастье – разморенный июльским солнцем полдень на соседнем пруду, где на зеленой ряске, на листьях глянцевых желтых кувшинок сидят разомлевшие от жары лягушки, подрагивая белыми жирными брюшками… Счастье – перевернутая донышком кверху синяя чаша неба, под которой умещается весь твой маленький мир: бескрайний луг, сплошь заросший полевыми цветами со сладким до одури ароматом и мохнатыми черно-желтыми шмелями. Счастье – карьер за лесом, темные мрачные ели и корабельные сосны со звенящими от жары золотыми стволами, мхи и пружинящие лишайники, лесная тропа, по которой тянутся рыжие муравьи… Но самое главное счастье – это, конечно, стакан с апельсиновым соком ранним солнечным утром.

Счастье всегда начиналось так: в большом доме все спят, и даже кузнечики не стрекочут, только мухи сонно ползают по окну… На белой скатерти ярким пятном желтеет хрустальный стакан с апельсиновым соком, ледяным, прямо из холодильника. Я сижу в кресле-качалке на веранде флигеля и сквозь просветы в виноградных листьях слежу, как бледные еще лучи скользят по лужайке… От лужайки плывет густой дух скошенной накануне травы, в высоком небе застыли далекие, безразличные к земным делам облачка… Постепенно солнечные лучи обретают силу и наливаются огненным цветом и наконец ложатся на скатерть и на кресло-качалку, в которой сижу я. Жидкость в стакане вспыхивает, обретая янтарный оттенок, потом меняет цвет на яичный и начинает светиться изнутри. Я рассматриваю сок на свет, делаю первый глоток и только потом выпиваю залпом, до дна. Я стараюсь не нарушать ритуал. Потом слегка раскачиваюсь в кресле, время от времени касаясь ногами струганых досок пола, – и от теплого дерева по телу прокатываются волны блаженства…

В ту пору меня донимала мысль, какой все-таки цвет у апельсинового сока утром, – после того как мама прочитала мне лекцию о традиционных японских цветах. Порой ее сильно заносит, и она задвигает такое, что мозг буквально вскипает, но тут все было неожиданно интересно. Короче, в давние времена японцы напридумывали столько разных цветов и оттенков, что куда уж нам, европейцам. У японцев мозг устроен не как у нас, они сами так говорят. И с цветом они просто «уровень Бог». Ну как вам, к примеру, оттенок «щегольская хурма» – бледней «промытой хурмы», но темней «отбеленной хурмы»?!

Однако же угадать по японской системе цвет моего апельсинового сока не удалось! Пришлось смешать бледно-желтый с красноватым оттенком «цвет птенцов», добавить туда тускло-желтого «цвета золотистого воробья» и загустить все это желтым с зеленым отливом «цветом масла из рапсового семени». Зеленый отлив особенно пригодился, так как тень виноградной листвы неизменно добавляла в желтизну сока капельку зелени…

Но я отвлеклась.

О чем я?.. Ах да… о том, как хорошо мечтать о наступающем дне, когда покачиваешься в кресле и твои босые ноги легонько касаются струганых досок пола…

…Я качнулась в кресле, оттолкнувшись пальцами ног от шероховатых некрашеных досок. Сегодня можно успеть переделать кучу дел! А под вечер приедет мама, и можно будет повиснуть на ней – потащить ее «на охоту», наловить лягушек сачком, потом запустить в бочку, а еще лучше – в аквариум, а наша кошка будет ходить вокруг и с мявом совать туда морду, а лягушки – вопить от ужаса человеческими голосами. Мы с мамой будем кататься от смеха, а бабушка – нудно брюзжать, что мы живодерки и так нельзя портить ребенка. Мама, конечно, опять привезет с собой кучу бумажек и словарей, но я все равно утяну ее на болото… Ну а дальше пускай ваяет свои переводы, не сильно расстроюсь, ведь для забав всегда есть Волк!

Кто такой Волк? Соседский мальчишка, мой неразлучный дачный друг. Вообще-то он Вовка, просто Вовка, но я в детстве коверкала кучу слов, и выходило «Волк», прозвище так и прилипло. Даже родная бабушка теперь зовет его Волком… А меня Волк зовет Леей, принцессой Леей, потому что повернут на «Звездных войнах», и говорит, что я копия Леи. Хотя принцессой назвать меня можно с натяжкой, с моими торчащими ребрами и вечно ободранными коленками… А еще, начитавшись в детстве Сетона-Томпсона, Волк иногда начинает звать меня Бланкой, белой волчицей Бланкой, но быстро снова переключается на Лею. Я не возражаю. Настоящее имечко-то у меня не очень, так что и Лея, и Бланка намного красивей.