banner banner banner
Грегорианец. Четвёртый
Грегорианец. Четвёртый
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Грегорианец. Четвёртый

скачать книгу бесплатно

– Нет, ну что вы в самом деле, – возразил Басс, – и я могу засвидетельствовать, что заплатил за нее двенадцать сотых кредита.

Восторженные возгласы усилились, но сомнение оставалось.

– Разве не правда, Барсис? – спросил Басс, обращаясь к другому легионеру.

Этот Клерик, являлся прямой противоположностью тому, который к нему обратился, назвав его Барси. Это молодой человек лет двадцати двух или двадцати трех, с простодушным и несколько слащавым выражением лица, с черными глазами и румянцем на щеках, покрытых, словно персик осенью, бархатистым пушком. Тут у героя вкрались обоснованные подозрения.

Тонкие усы безупречно правильной линией оттеняли верхнюю губу. Избегал опустить руки из страха, что жилы на них могут вздуться. Время от времени пощипывал мочки ушей, чтобы сохранить их нежную окраску. Говорил мало, медленно, часто кланялся, смеялся бесшумно, обнажая красивые зубы, за которыми, как и за всей своей внешностью, по-видимому, тщательно ухаживал. На вопрос своего друга он ответил утвердительным кивком.

Это подтверждение устранило, по-видимому, все сомнения насчет великолепной перевязи. Ею продолжали любоваться, но говорить перестали. Разговор, постепенно, подчиняясь неожиданным ассоциациям, перешел в другую тему.

– Какого вы мнения о том, что рассказывает техник господина Вьена? – поинтересовался другой Клерик, не обращаясь ни к кому в отдельности, а ко всем присутствующим одновременно.

– Что же он рассказывает? – с важностью парировал Крош.

– Он рассказывает, что в Сееле встретился с Лау Шарелом, этим преданнейшим слугой кардинала. Шарел пребывал в одеянии придуря, и, пользуясь таким маскарадом, этот проклятый Адепт провел господина де Эга, как последнего идиота.

– Как последнего болвана, – вторил Крош. – Но правда ли это?

– Я слышал об этом от Барсис, – заявил легионер императора.

– Да ладно?

– Да! Ведь вам это прекрасно известно, Крош, – произнес Барсис. – Я рассказывал вам об этом вчера. Не стоит к этому возвращаться.

– «Не стоит возвращаться»! – повысил голос Крош. – Вы так считаете? «Не стоит возвращаться»! Черт возьми, как вы быстро решаете!.. Как!.. Кардинал выслеживает дворянина с помощью предателя, разбойника, висельника похищает у него письма и, пользуясь все тем же шпионом, на основании этих писем, добивается казни Вьена под нелепым предлогом, будто бы Лау Вьен собирался убить императора и женить герцога Роклэндского на имперетрице! Никто не мог найти ключа к этой загадке. Вы, к общей радости, сообщаете нам разгадку тайны и, когда мы еще не успели даже опомниться, объявляете нам сегодня: «Не стоит к этому возвращаться»!

– Ну что ж, вернемся к этому, раз вы так настаиваете, – терпеливо согласился Барсис.

– Будь я технарём господина Вьена, – продолжил Крош, – я бы проучил этого Шарела!

– А вас проучил бы Красный Герцог, – спокойно заметил Барсис.

– Красный Герцог… Великолепно сказано! Красный Герцог!.. – закричал Крош, хлопая в ладоши и одобрительно кивая. – Красный Герцог – это восхитительно. Я постараюсь распространить эту остроту, будьте уверены. Вот так остряк этот Барсис!.. Как жаль, что вы не имели возможности последовать своему призванию, дорогой мой! Какой очаровательный церковник получился бы из вас!

– О, это только временная отсрочка, – заметил Барсис. – Когда-нибудь я все же буду кардиналом. Вы ведь знаете, Крош, что я в предвидении этого продолжаю изучать богословие.

– Он добьется своего, – заявил Крош. – Рано или поздно, но обязательно добьется.

– Скорее рано, – ответил Барсис.

– Он ждет только одного, чтобы снова облачиться в сутану, которая висит у него в шкафу позади одежды Клерика имперского легиона! – воскликнул один из легионеров.

– Чего же он ждет? – спросил другой.

– Он ждет, чтобы императрица подарила стране наследника.

– Незачем, господа, шутить по этому поводу, – заметил Крош. – Императрица, слава богу, еще в таком возрасте, что это возможно.

– Говорят, что лорд Роклэнд в Гранжире!.. – подметил Барсис с лукавым смешком, который придавал этим как будто невинным словам некий двусмысленный оттенок.

– Барсис, друг мой, на этот раз вы не правы, – перебил его Крош, – и любовь к остротам заставляет вас перешагнуть известную границу. Если б господин Лау Вельер услышал, вам бы не поздоровилось за такие слова.

– Н-да! Не собираетесь ли вы учить меня, Крош? – хмыкнул Барсис, в кротком взгляде которого неожиданно сверкнула молния.

– Да! Друг мой, – ответил Басс, – будьте Клериком или кардиналом, но не тем и другим одновременно. Вспомните, Шосс на днях сказал вам, что вы едите из всех кормушек… Нет-нет, прошу вас, не будем ссориться. Это ни к чему. Вам хорошо известно условие, заключенное между вами, Шоссом и мною.

Вы ведь бываете у госпожи Лау Дильён и ухаживаете за ней. Вы бываете у госпожи Бу Аси, кузины госпожи Лау Шез, и, как говорят, состоите у этой дамы в большой милости. О, господа, вам незачем признаваться в своих успехах, никто не требует от вас исповеди. Кому неведома ваша скромность! Но раз уж вы, чёрт возьми, обладаете даром молчания, не забывайте о нём, когда речь идет о её императорском величестве. Пусть болтают что угодно и кто угодно о императоре и кардинале, но императрица священна, и если уж о ней говорят, то пусть говорят одно хорошее.

– Крош, вы самонадеянны, заметьте это, – произнес Барсис. – Вам ведь известно, что я не терплю поучений и готов выслушивать их только от Шосса. Что же касается вас, милейший, то ваша чрезмерно роскошная перевязь не внушает особого доверия к вашим благородным чувствам. Я стану аббатом или кардиналом, когда сочту нужным. Пока что я Клерик и, как таковой, говорю все, что мне вздумается. Сейчас мне вздумалось сказать вам, что вы мне надоели.

– Барсис!

– Крош!

– Уважаемые!.. – послышалось со всех сторон.

– Господин Лау Вельер ждет господина Лау Дартина! – их перебили, распахнув дверь кабинета.

Дверь кабинета, пока произносились эти слова, оставалась открытой, и все сразу умолкли. И среди этой тишины молодой грегорианец пересек приемную и вошел к командующему имперским легионом Клериков, честно радуясь, что так своевременно избежал участия в развязке этой странной ссоры.

Глава 3. Знакомство

Господин Лау Вельер пребывал в самом, что ни есть, дурном расположении духа. Тем не менее, уважаемый муж учтиво принял молодого человека, поклонившегося почти до земли, и с улыбкой выслушал его приветствия. Грегорианский акцент паренька напомнил молодость и родные края, воспоминания, способные в любом возрасте порадовать человека. Но тут же, подойдя к дверям приемной и подняв руку типа в знак того, что он просит разрешения у Дартина сначала покончить с остальными, а затем уже приступить к беседе с ним, он трижды крикнул, с каждым разом повышая голос так, что в нем прозвучала вся гамма интонаций от повелительной до гневной:

– Шосс! Росс! Басс! – он исказил имена по непонятной причине.

Оба Клерика, с которыми мы уже успели познакомиться и которым принадлежали два последних имени, сразу же отделились от товарищей и вошли в кабинет, дверь которого захлопнулась за ними, как только они перешагнули порог. Их манера держаться, хотя они и не были вполне спокойны, своей непринужденностью, исполненной одновременно и достоинства, и покорности, вызвала восхищение Дартина, видевшего в этих людях неких полубогов, киберов и техноморфов в одном лице, а в их начальнике властелина вселенной, готового разразиться громом и молнией.

Когда оба легионера вошли и дверь за ними закрылась, гул разговоров в приемной, которым вызов Клериков послужил, вероятно, новой пищей, опять усилился, когда, наконец, господин Вельер, хмуря брови, три или четыре раза прошелся молча по кабинету мимо Басса и Росса, которые стояли безмолвно, вытянувшись, словно на построении, он внезапно остановился напротив и, окинув с ног до головы гневным взором, произнес:

– Известно ли вам, милые леди, что мне сказал император, и не далее как вчера вечером? Просто интересуюсь вашей проницательностью и осведомлённостью!

После такого открытия о принадлежности легионеров к женскому полу, наш юноша не то, что удивился, потерял нить повествования и забыл цель своего визита. В голове не укладывалась причина маскарада и вопиющего попустительства командующего. Нанимать девушек в Легион строго воспрещалось во все времена.

– Нет, – после короткого молчания ответствовали обе легионерши. – Нет, нам ничего не известно, – застыли пожирая командира глазами.

– Но мы надеемся, что вы окажете нам честь сообщить об этом, – добавила Росс в высшей степени учтиво и отвесила изящный поклон.

– Он сказал мне, что впредь будет подбирать себе бойцов из Адептов господина кардинала.

– Господина кардинала? Да ладно, вы шутить изволили? – ухмыльнулась Басс.

– Он пришел к заключению, что его кисленькое пиво требует подбавки свежего.

Обе девушки вспыхнули до ушей, а Дартин не знал, куда ему деваться, и готовился провалиться на месте. Неудобство может вылиться боком. Запрсто.

– Да, да! – продолжал Вельер, все более горячась. – И его императорское величество совершенно прав, – сделал паузу, прохаживаясь перед замерзшими, – ибо, клянусь честью, госпожи Клерики играют жалкую роль при дворе! Господин кардинал вчера вечером за игрой в шахматы соболезнующим тоном, который очень задел меня, принялся рассказывать, что эти проклятые легионеры-головорезы, произнося слова с особой насмешкой, которая понравилась мне еще меньше. Эти рубаки, добавил потом он, поглядывая на меня своими глазами дикой кошки, или рептилии, задержались позже разрешенного часа в ресторане на улице Еру. Его Адепты, совершавшие патрулирование, – покосился на проштрафившихся. – Казалось, он расхохочется мне в лицо. Так вот, они были буквально принуждены задержать этих нарушителей ночного покоя. Тысяча инсэктов! Вы знаете, что это значит? Арестовать имперских Клериков! Вы были в этой компании… И да, вы, не отпирайтесь, вас опознали, и кардинал назвал ваши имена. Я виноват, виноват, ведь сам подбираю себе людей. Вот хотя бы вы, Росс, нахрена выпросили у меня плащ легионера, когда вам так к лицу сутана?

– Ну а вы, Басс… вам роскошный подвес нужен, должно быть, чтобы повесить на нём тренировочную шпагу? А Шосс… Я не вижу Шосса. Итак, леди. Где он?

– Господин Вельер, – с грустью произнесла Росс, – он приболел, очень сильно.

– Приболел? Приболел, вы это утверждаете чтобы поиздеваться? А чем, позвольте спросить?

– Опасаются, что у него лунный грипп, – вздохнула Басс, поправляя серьёзную шпагу, стремясь вставить и свое слово. – Весьма печальная история. Эта болезнь может изуродовать его, вы же знаете, как она опасна.

– Грипп?.. Вот так славную историю вы тут рассказываете, Басс! Болеть лунным гриппом в его возрасте! Нет, нет!.. Он, должно быть, ранен… или убит… Если бы я мог знать!.. Тысяча инсэктов! Господа Клерики, – сменил обращение, на диалог как с мужчинами. – Я не желаю, чтобы мои люди шатались по подозрительным местам, затевали драки на улицах и пускали в ход шпаги в темных закоулках! Я не желаю, в конце концов, чтобы мои люди служили посмешищем для Адептов господина кардинала! Эти самые Адепты спокойные ребята, порядочные, ловкие. Их не за что арестовывать, да, кроме того, они и не дали бы себя арестовать. Я в этом уверен! Они предпочли бы умереть на месте, чем отступить хоть на шаг. Спасаться, бежать, удирать – на это способны только имперские легионеры!

Басс и Росс дрожали от ярости. Готовились задушить Лау Вельера, если бы в глубине души не чувствовали, что только горячая любовь к ним заставляет его так орать. Девушки в мужском обличии постукивали каблуками о ковер, до крови кусали губы и изо всех сил сжимали эфесы шпаг.

В приемной слышали, что вызывали Шосса, Басса и Росса, и по голосу уважаемого Вельера угадали, что он сильно разгневан. Десяток голов, терзаемых любопытством, прижался к двери в стремлении не упустить ни слова, и лица бледнели от ярости, тогда как уши, прильнувшие к скважине, не упускали ни звука, а уста повторяли одно за другим оскорбительные слова любимого всеми командующего Имперскими Легионерами, делая их достоянием всех присутствующих. В одно мгновение резиденция, от дверей кабинета и до самой дальней площадки паркинга лайтфлаев, превратилась в кипящий котел. Командующий вновь стал соблюдать девичье инкогнито вызванных Клериков.

– Неужто! Имперские легионеры позволяют алептам кардинала себя арестовывать! – продолжал хозяин кабинета, в глубине души не менее разъяренный, чем его подчинённые, чеканя слова и, словно заряды рельстронов вонзая их в грудь своих слушателей. – Вот как! Шестеро Адептов арестовывают шестерых Клериков императора! Тысяча инсэктов! Я принял решение. Прямо отсюда отправляюсь в Гартман к императору и подаю в отставку, отказываюсь от должности командующего Клериков и прошу назначить меня обычным лейтенантом Адептов кардинала. А если откажут, тысяча инсэктов, я стану аббатом!

При этих словах ропот за стеной превратился в бурю. Всюду раздавались проклятия и богохульства. Возгласы:

«Тысяча инсэктов!», «Бог и все его ангелы!», «Смерть и вторжение в мозг!» – повисли в воздухе. Дартин глазами искал, нет ли какой-нибудь портьеры, за которой он мог бы укрыться, и ощущал непреодолимое желание забраться под стол.

– Так вот, господин полковник! – буквально зашипела Басс, потеряв всякое самообладание. – Нас действительно было шестеро против шестерых, однако на нас напали из-за угла, и, раньше чем мы успели обнажить оружие, двоих убили наповал, а Шосс так тяжело ранен, что не многим отличался от труппа. Он пытался подняться и снова валился на землю. Том не менее мы не сдались. Нет! Нас уволокли силой. По пути мы воспользовались моментом и скрылись на лайтфлаях. Что касается Шосса, то его посчитали мертвым и оставили спокойно лежать на поле битвы, полагая, что с ним не стоит возиться. Вот как было дело. Черт дери, полковник! Не всякий бой можно выиграть. Великий Омеи и тот проиграл Фарскую битву.

– И я имею честь доложить, – добавила Росс, – что одного из нападавших я самолично заколола его собственной шпагой, так как моя сломалась после первого же выпада. Убила или заколола, как вам будет угодно, полковник. Жаль что рельсовики запрещены в столице…

– Я не знал этого, – смягчился Вельер, несколько успокаиваясь.

– Господин кардинал, как я вижу, кое-что преувеличил, – добавили Клерики.

– Но умоляю вас… – продолжала девушка в облике мужчины, видя, что хозяин кабинета смягчился, и уже осмеливаясь обратиться к нему с просьбой, – молю вас, не говорите никому, что Шосс ранен! Он был бы в отчаянии, если б это стало известно императору. А так как рана очень тяжелая заряд разгонника раздробил броневставку и повредил осколками плечо…

В эту минуту край портьеры приподнялся, и на пороге показался Клерик с благородным и красивым, но смертельно бледным лицом.

– Шосс! – вскрикнули обе легионерши. – Какого лешего ты припёрся? Тебе лежать и восстанавливаться в регенерационной капсуле надо!

– Шосс! – повторил за ними Лау Вельер. – Действительно? – перевёл взгляд на девушек.

– Вы звали меня, господин полковник, – с трудом выдал вошедший, обращаясь к Вельеру. Голос его звучал слабо, но совершенно спокойно. – Вы звали меня, как сообщили мне товарищи, и я поспешил явиться. Жду ваших приказаний!

И с этими словами Клерик, безукоризненно одетый и, как всегда, подтянутый, твердой поступью вошел в кабинет. Вельер, до глубины души тронутый таким проявлением мужества, бросился к нему:

– Я только что говорил этим леди, – начал Вель, – что запрещаю моим легионерам без надобности рисковать жизнью. Храбрецы дороги императору, а ему известно, что Клерики – самые храбрые люди в Гранжире. Вашу руку, Шосс!

И, не дожидаясь, чтобы вошедший ответил на проявление дружеских чувств, Вельер схватил правую руку Шосса и сжал её изо всех сил, не замечая, что тот, при всем своем самообладании, вздрогнул от боли и сделался ещё бледнее, хоть это и казалось невозможным.

Дверь оставалась полуоткрытой. Появление Шосса, о ране которого, несмотря на тайну, окружавшую все это дело, большинству присутствующих на базе легионеров было известно, поразило всех. Последние слова полковника встретили гулом удовлетворения, и две или три головы в порыве восторга просунулись между портьерами. Полковник, надо полагать, не преминул бы резким замечанием покарать за это нарушение этикета, но вдруг почувствовал, как рука Шосса судорожно дернулась в его руке, и, переведя взгляд на раненого легионера, увидел, что тот готов потерять сознание. В то же мгновение Шосс, собравший все силы, чтобы преодолеть боль, и все же сраженный ею, рухнул на пол как мертвый.

– Нейростимуляторы сюда и медика! – закричал Лау Вельер. – Моего или императорского, самого лучшего! Медика, или, тысяча инсэктов, мой храбрый Шосс умрет, а я спущу на вас свой праведный гнев!

На крик полковника все собравшиеся в приемной хлынули в кабинет, дверь которого он не подумал закрыть. Люди в броне суетились вокруг раненого, однако старания были бы напрасны, если б лекарь не оказался в самом доме. Расталкивая толпу, он приблизился к Шоссу, который все еще лежал без сознания, и, так как шум и суета мешали ему, он прежде всего потребовал, чтобы больного перенесли в соседнюю комнату. Вельер поспешно распахнул дверь и сам прошел вперед, указывая путь Басс и Росс, которые на руках вынесли своего друга. За ними следовал лекарь, а за лекарем дверь затворилась.

И тогда кабинет, всегда вызывавший трепет у входивших, мгновенно превратился в отделение приемной. Все болтали, разглагольствовали, не понижая голоса, сыпали проклятиями и, не боясь сильных выражений, посылали кардинала и его Адептов.

Немного погодя вернулись Басс и Росс. Возле раненого остались только полковник и врач с полевым медицинским кофром.

Наконец возвратился и полковник. Раненый, по его словам, пришел в сознание. Врач считал, что его положение не должно внушать друзьям никаких опасений, так как слабость вызвана только большой потерей крови.

Затем Лау Вельер подал знак рукой, и все удалились, за исключением Дартина, который, со свойственной грегорианцу настойчивостью, остался на месте, не забывая, что ему назначена аудиенция. Когда все вышли и дверь закрылась, Вельер обернулся и оказался лицом к лицу с молодым человеком. Происшедшие события прервали нить его мыслей. Он осведомился о том, чего от него желает настойчивый проситель. Юноша назвался, сразу пробудив в памяти Вельера и прошлое, и настоящее.

– Простите, любезный земляк, – произнес он с улыбкой, – я совершенно забыл о вас. Что вы хотите! Полковник, это тот же отец семейства, только отвечать он должен за большее, чем обыкновенный отец. Легионеры, это взрослые дети, но так как я требую, чтобы распоряжения императора и особенно господина кардинала выполнялись…

Дартин не мог скрыть улыбку, показавшую Лау Вельеру, что перед ним отнюдь не глупец, и он сразу перешел к делу.

– Я очень любил вашего отца, – сказал хозяин. – Чем я могу быть полезен его сыну? Говорите скорее, время у меня уже на исходе.

– Сударь, – произнес Дартин, – отправляясь с Грега на Гранжир, я надеялся в память той дружбы, о которой вы не забыли, просить у вас плащ легионера. Но после всего виденного мною за эти два часа я понял, что эта милость была бы столь огромна, что я боюсь оказаться недостойным её.

– Это действительно милость, молодой человек, – ответил полковник. – Но для вас она, может быть, не так недоступна, как вы думаете или делаете вид, что думаете. Впрочем, одно из распоряжений его императорского величества предусматривает подобный случай, и я вынужден, к сожалению, сообщить вам, что никого не зачисляют в Клерики, пока он не испытан в нескольких сражениях, не совершил каких-нибудь блестящих подвигов или не прослужил два года в другом подразделении, поскромнее, чем наш.

Дартин молча поклонился. Он еще более жаждал надеть экзоброню и плащ легионера, с тех пор как узнал, насколько трудно достичь желаемого.

– Однако! – продолжал Вельер, вперив в своего земляка такой пронзительный взгляд, словно он желал проникнуть в самую глубину его сердца, – из уважения к вашему отцу, моему старому другу, как я вам уже говорил, я все же хочу что-нибудь сделать для вас, молодой человек. Наши грегорианские юноши редко бывают богаты, и я не думаю, чтобы положение сильно изменилось с тех пор, как я покинул родную планету. Полагаю, что денег, привезенных вами, вряд ли хватит на жизнь…

Дартин гордо выпрямился, всем своим видом давая понять, что он ни у кого не просит милостыни.

– Полно, полно, молодой человек, – продолжал Лау Вельер, – мне эти повадки знакомы. Я прилетел в Гранж с четырьмя сотыми от полноценного кредита в кармане и вызвал бы на дуэль любого, кто осмелился бы сказать мне, что я не в состоянии купить Гартман.

Юноша еще выше поднял голову. Благодаря продаже лайтфлая он начинал свою карьеру, имея на четыре сотых больше, чем имел на первых порах полковник.

– Итак, – продолжал Вельер, – вам необходимо сохранить привезенные, как бы значительна ни была эта сумма. Но вам также следует усовершенствоваться в искусстве владеть оружием, произвести обновление баз нейросети с новыми тактическими корректировками и вообще, это необходимо дворянину. Я сегодня же напишу письмо начальнику Имперской академии, и с завтрашнего дня он примет вас, не требуя никакой платы. Не отказывайтесь от этого. Наши молодые дворяне, даже самые знатные и богатые, часто тщетно добиваются приема туда. Вы научитесь виртуозному управлению лайтвариором, фехтованию, и даже танцам. Завяжете полезные знакомства, а время от времени будете являться ко мне, докладывать, как у вас идут дела и чем я могу помочь вам.

Как ни чужды были Дартину придворные уловки, он все же почувствовал холодок, которым повеяло от этого приема.

– Увы! – вздохнул он. – Я вижу, как недостает мне сейчас послания на карте памяти с рекомендацией, данного мне отцом.

– Действительно, – отреагировал Вельер, – признаться, я удивлен, что вы пустились в столь дальний путь без этого единственного волшебного ключа, столь необходимого нашему брату грегорианцу.

– Оно у меня было, и, слава богу, оформленное как полагается! – воскликнул юноша. – Но у меня коварно похитили его!

И парень рассказал обо всем, что произошло в отеле при космопорте, описал незнакомого дворянина во всех подробностях, а речь его дышала жаром и искренностью, которые очаровали полковника.

– Странная история… – задумчиво произнес командующий легионом. – Вы, значит, громко называли мое имя?

– Да, это естественно. Я был так неосторожен. Но что вы хотите! Такое имя, как ваше, должно было служить мне в жизни щитом. Судите сами, как часто я прикрывался им.

Лесть была в те дни в моде, и Лау Вельер был так же чувствителен к фимиаму, как любой император или кардинал. Он не мог поэтому удержаться от выражавшей удовольствие улыбки, но улыбка быстро угасла.

– Скажите мне… – продолжил он, сам возвращаясь к происшествию, – скажите, не было ли у этого дворянина легкого рубца на виске?

– Да, как бы ссадина от прикосновения заряда разгонника.