banner banner banner
Сделка с демиургом
Сделка с демиургом
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Сделка с демиургом

скачать книгу бесплатно

– Что это?

– Мы их называем маячки. Достаточно отлепить, и вы немедленно вернетесь домой. Своего рода экстренная остановка.

Авдеев протянул руку, но могучий консультант вернул ее на прежнее место.

– Без нужды лучше не трогать, – сказала Зоя. – Знаете, как говорят врачи? Не чешите рану под повязкой!

Роман поневоле улыбнулся.

– Готов?! – спросил Асмодей.

– Готов…

– Доброй охоты, Странник!

– Будет немного тошнить… – издалека прилетел голос консультанта.

Роман Сергеевич успел подумать, что напрасно с недоверием отнесся к Асмодею. Он хотел поблагодарить консультанта, но не успел. В золотистом свете появилась черная тень. Заиграла музыка, тихая, манящая и опасная, словно легендарный Марсий, научившись играть на флейте, вызывал на состязание Аполлона. Тень шевельнулась, преобразившись в подобие человека, оплетенного щупальцами золотого света.

Черный смерч покроет небо,
Ветер гонит пыль в степи.
Ты там был, а я там не был,
Скинь покров и пробудись! —

прочел человек стихотворение, Авдеев застонал, мышцы скрутила судорога. Зеркала обернулись вокруг своей оси, и все исчезло. Неумолимая сила сбросила его с уютного кресла и швырнула в серое ничто. Последнее, о чем он вспомнил, был загадочный пункт в договоре.

«Запрещено вступать в сговор с асарегами и васагами…»

И пришла мгла.

Глава 3

Проснуться в СССР!

Дурманный аромат черемухи окутал город жарким опахалом. Старожилы утверждали, будто черемуха цветет к заморозкам. В этом году городские оракулы ошиблись. К трем часам дня воздух прогрелся до двадцати семи градусов. Вдоль каменных бастионов Петропавловской крепости выстроились поклонники северного загара. Они появлялись здесь обычно в начале марта. По скованной льдом Неве гуляют горожане, а возле каменных стен, как столбики, стоят полураздетые фигурки. К середине мая установилась жара, которая приходит в местные широты лишь в июле.

К зоосаду примыкал парк Ленина – излюбленное место отдыха горожан. Здесь было людно, у автоматов с газированной водой скопилась очередь. На три работающих автомата сохранился только один стакан, который страждущие ленинградцы передавали друг другу, как реликвию. Многие поругивали алкашей, похитивших емкости для своих нужд. За тенистой липовой рощей возвышалось монолитное здание из желтого кирпича – постройка начала двадцатого века, спроектированная в стиле конструктивизма, – знаменитый кинотеатр «Великан», а рядом с кинозалом находился планетарий. У ленинградцев, посещавших планетарий, сохранились в памяти незабываемые впечатления от его посещения! Под куполом на черном фоне рассыпались тысячи звезд, а диктор басовито рассказывал про созвездия Гончих Псов, Большой Медведицы, Кассиопеи…

Нынешним майским днем планетарий пустовал. Горожане брали штурмом кассы кинотеатров. По стране триумфально шествовал новый отечественный боевик «Пираты двадцатого века». За два месяца проката фильм собрал рекордное число зрителей.

Закончился сеанс, распахнулись широкие двери кинозала, пахнуло человеческим теплом. Наружу выбежали трое молодых парней, у русоволосого парнишки на плече висела магнитола. Слабенькие динамики извергли трескучий скрип.

«Все очень просто: сказки – обман… – запел вокалист. – Солнечный остров скрылся в тума-ан…»

Ребята остановились возле гастронома. Коренастый парень, с усеянным веснушками рябым лицом, барским жестом извлек из кармана джинсов пятирублевую купюру.

– Худой, организуй кентам праздник!

– Шементом! – откликнулся высокий юноша. Кличка прикрепилась к нему намертво, он и не возражал.

Почетная кликуха! Подросток ввернул новое жаргонное словечко, привнесенное старшим товарищем с зоны, где тот отбывал срок заключения. Хорошее слово, цепкое, оно символизировало стремительность действия.

Близился вечер, возле прилавка столпилась очередь. Продавщица щелкнула костяшками счетов, нанизала бумажный чек на острый металлический штырь и протянула покупателю кусок докторской колбасы с проступающими на бумаге жирными пятнами.

– Следующий!

Голос у нее был звонкий, молодой, что не соответствовало внешности. Сеть красных прожилок проступила на отечном лице сорокалетней женщины, чахлый хвостик белых волос выбивался наружу из-под косынки. Бабулька в голубом платочке неодобрительно посмотрела на молодых людей, стоящих возле витрины. Паренек втерся к прилавку, оттеснив граждан, протянул купюру.

– Белое крепкое! Два флакона!

Рубаха у молодого человека была расстегнута до пупа, на безволосой груди болтался амулет – имитация костяного зуба на кожаном шнурке. Юноше было на вид лет шестнадцать, а спиртное разрешалось отпускать лицам, достигшим совершеннолетия. Грозное предостережение было вывешено над полкой с консервами, рядом с «Книгой жалоб и предложений», вставленной для непонятных целей в рамку из оргстекла.

– Паспорт с собой?! – нахмурилась продавщица.

– Мне уже восемнадцать! О чем базар?!

Скулы покупателя побелели, пальцы сжались в кулаки. По виду припадочный, решила продавщица. Она машинально дотронулась до мочек ушей, проверив наличие золотых сережек с кроваво-красными камнями. Ну его к лешему, не продашь – подстерегут после смены, ограбят, и то еще чего похуже сделают!

– Рубль девяносто восемь за каждую бутылку!

Очередь дружественно промолчала, только женщина в платке не сдержалась:

– Ни стыда ни совести, прости меня господи!

– Усохни, мамаша! – дружелюбно ответил парень.

– Сталина на вас нет!

– Отвали, швабра! – рассмеялся молодой человек.

Он получил сдачу и, воздевая над головой две темные бутылки, протиснулся к выходу.

«Лишь только весною тают снега-а-а, – пропел вокалист, – и даже у моря есть берега-а-а!»

Компания вывалила на улицу.

– Куда пойдем, Груздь? В сквер или в парадняк?

Молодой мужчина с веснушчатым лицом мечтательно посмотрел на синее небо, ловко сплюнул на землю.

– Погода ништяк! Чё в подъезде толкаться? Пошли в сквер…

В сквере царила благословенная прохлада, две скамейки были скрыты густой листвой от посторонних глаз. Следы голубиного помета заляпали доски. Обладатель магнитофона провел ладонью по гладкому дереву, брезгливо сморщился.

– Чё тянешь, Андрюха! – рассмеялся Груздь. – Делай как я!

Он забрался на спинку скамейки, опустив ноги, обутые в польские кроссовки, на площадку, предназначенную для сидения. Андрей, вчерашний школьник, стройный, белокурый паренек с родимым пятном на скуле, последовал его примеру. Он преданными глазами глядел на веснушчатого альфа-самца. Худой впился зубами в пластиковую пробку на бутылке, от напряжения на его шее вздулись синие вены.

– Побереги клыки, Худой! На киче пригодятся!

Груздь потряс спичечным коробком. С шипением чиркнула спичка, пластик расплавился под дрожащим огоньком, мягкая пробка слетела с горлышка. По праву старшего Груздь сделал два больших глотка, вытер губы тыльной стороной ладони. На средних фалангах указательного и безымянного пальцев синели татуировки.

– Вечный кайф!

Он протянул бутылку товарищу, желтый надкусанный ноготь указал на край бордовой этикетки.

– Вон по ту черту, понял, Худой? Выжрешь полфлакона, как в прошлый раз, – ухо отгрызу!

Шутка была классная, а жадность Худого до спиртных напитков являлась предметом насмешек. Паренек присосался к горлышку, как пиявка, шевельнулся кадык, выпученные серые глаза наполнились слезами.

– Уф, вечный кайф! – выдохнул Худой и благодарно посмотрел на товарищей.

У него были нос с горбинкой, темные густые волосы и от природы смуглый цвет кожи. Привлекательную внешность молодого человека нарушало выражение глаз. В них сквозила ледяная жестокость и цинизм разочаровавшегося в жизни человека.

Бутылка пошла по кругу, опустевшую тару Худой разбил о железный край скамьи. Особое искусство заключалось в умении отбить горлышко таким манером, чтобы образовалась выпирающая зазубрина. Это была известная уловка. Уголовный кодекс строго карал за предумышленные преступления. Говоря проще, взял с собой нож – готов пустить его в дело! Предумышленное преступление! «Розочка», как именовалась разбитая бутыль, могла получиться случайно, в запале. Раны от такого оружия получались кровоточащие, опасные, а статья, как ни крути, выйдет полегче, а влипнешь по малолетке – глядишь, отделаешься условным сроком заключения! Худой любовно потрогал острый край стекла. Острие получилось ровное, гладкое, будто рашпилем отшлифовано. Ребята закурили, едкий табачный дым смешался с ароматом черемухи. Песня закончилась, шумно потрескивал моторчик, перематывая бобину. Андрей аккуратно поставил магнитолу на землю, выпил положенную дозу, надсадно закашлялся. Груздь одобрительно хлопнул его по плечу:

– Не дрейфь, Андрюха! Научишься!

– Гадом буду, научусь! – пытался держаться молодцом юноша. Он искательно заглянул в лицо вожаку. – Груздь, расскажи, что твои перстни означают! Расскажи, будь другом!

– Окунь кильке не товарищ! – улыбнулся Груздь. – Так и быть, малой! Запоминай! Вот эта значит – прошел зону, врубаешься? – Он показал разделительную полосу промеж заштрихованных синих фрагментов. – Этот, стало быть, – в Крестах чалился… Вот чумовой партак! – распахнул ворот рубахи, демонстрируя искусно нарисованную волчью пасть.

Мальчишка восхищенно посмотрел на художества тюремного авангарда.

– За такую наколку отвечать будешь! – сурово сказал Груздь.

– А что она означает?

– Оскалил пасть на советскую власть!

– Антисоветская?!

– Чума ты антисоветская! – отеческим тоном разъяснил Груздь. – Те, кто против Родины прут, на особых зонах чалятся. Это при товарище Сталине все вперемешку срок тянули. Наша братва люто гасила тогда тварь образованную! Вот времена были! – Он мечтательно причмокнул тонкими губами. – «Советы» – это актив, мусора, цырики – так раньше вертухаев называли. Охранников. Врубаешься?!

Андрей ничего толком не понял из туманной речи бывалого уголовника, но поспешно кивнул. Прослыть лохом в среде столь авторитетных личностей, каким являлся на районе Груздев, он боялся.

– А на зоне в натуре страшно? – спросил он.

Его мутило от выпитого портвейна, лицо побледнело, но он скорее бы умер, чем признался друзьям в своей слабости.

– Как себя поставишь! – небрежно ответил Груздь. – У входа в хату на полу полотенце брошено…

– Какое полотенце?

– Обычное, вафельное полотенце. Если поднимешь – хана! Будешь весь срок шестерить!

– А как же быть?! – обеспокоенно спросил парнишка.

– Вытри ноги, полотенце брось в толчок и заходи в хату! Въехал, малой?!

– Толчок – это помойное ведро? – спросил Андрей.

– Ну ты, Андрюха, лошак! – беззлобно рассмеялся Груздь. – Толчком унитаз называется…

– Ага! – поспешно кивнул подросток. – Как же в толчок?! Оно ведь чужое!

– Такие законы! – сурово нахмурил светлые брови Груздь. – Шестерки вынут, постирают. Теперь врубился?!

– Понял… – ответил Андрей, хотя вопросов у него было много, но он благоразумно решил оставить их до следующего раза.

Время за увлекательной беседой и выпивкой пролетело незаметно, приближался вечер. Кинув подозрительный взгляд на компанию, мимо прошел молодой мужчина. Худой свистнул ему вдогонку, человек ускорил шаг. Груздь оценивающим взглядом смерил неуклюжую фигуру прохожего. Молодому человеку было двадцать с небольшим лет. Он был одет в новенькие джинсы фирмы «Вранглер» и вельветовый батник – как называлась модная рубашка в крупную клетку, с отложным воротником. Такую рубашку в «Пассаже» не купишь, шмотки явно были приобретены в валютном магазине, или моряк из загранки привез.

– Фарца? – ухмыльнулся Груздь.

– Я его знаю! – сказал Андрей. – Это Боря Шевченко, возле Татарской мечети живет. У него батя – большая шишка, в райкоме заправляет.

«Татарской мечетью» в народе называли Соборную мечеть, культовое архитектурное сооружение, выстроенное в стиле северного модерна, господствующего в начале двадцатого столетия.

– Точно – фарца! – Груздь хитро посмотрел на Худого. – Видел, как Талгат вертушку лепит? В союзе так никто не может!

Намек касался только что просмотренного фильма. Все знали, что актер Талгат Нигматулин, сыгравший роль пирата-каратиста, прославился как советский Брюс Ли. Худой похвастал однажды, что занимается подпольно карате – так назывался вид экзотической японской борьбы, официально запрещенной в Советском Союзе. Разгоряченный фильмом и выпитым портвейном, он вскочил на ноги. Розочка свернула в его руке.

– Спорим, я жирного вырублю с одного удара?! Спорим?!

– Как хочешь! – зевнул Груздь. – Языком трепать каждый может. Только розочку оставь, нам мокруха ни к чему…

Худой положил орудие на скамейку и быстро догнал удаляющегося человека.

– Стой, сука!

Молодой человек обернулся. Он чувствовал себя в относительной безопасности. За спиной была оживленная улица. Там гуляли люди, ездили машины. Едва ли его станут бить на глазах прохожих!

– Что вы хотите?

Как большинство битых в детстве подростков, он искренне надеялся, что вежливая манера речи является залогом личной безопасности.

– Закурить дай!

Груздь с Андреем неторопливо подтянулись, предвкушая расправу. Супружеская пара средних лет вошла в сквер, мужчина приостановился, но жена требовательно потянула его за руку.

– Коля! – приглушенно зашипела женщина, худощавая крашеная блондинка. – Тебе больше других надо?!

Мужчина что-то ответил, неохотно ускорил шаг, стараясь не оборачиваться на чужаков. Андрей засунул два пальца в рот и засвистел людям вслед.

– Говорю, курить дай! – закричал Худой.

– Я не курю…

– Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет! – рассмеялся Андрей, искоса посмотрев на Груздя.