скачать книгу бесплатно
Я лихорадочно огляделся. На песке валялось несколько разбитых водяных велосипедов и дырявые лодки. А это что там, за будкой лодочника? Сделав несколько шагов, я увидел небольшую пробковую посудину, когда-то красного цвета, а теперь коричнево-розовую, всю в мелких трещинах. Схватил ее за борт, легко приподнял, бросил днищем на песок, обежал, приглядываясь…. Нет, не дырявая, кажется. А весла где?
Тем временем зверье затопило берег. На краю реки живая лавина слегка задержалась, но задние напирали, и среди волн уже мелькали крысиные головы, ну а по мосту, который я только что пересек, бежали псы. Толкнув лодку ближе к воде, я бросился к будке, вломился в нее, но того, что мне было нужно, не нашел. Выглянул сквозь широкое окно в другой стене… Вот оно! Прямо из песка торчало весло. Я выпрыгнул в окно, едва коснувшись ногами подоконника, схватил весло и, видя, что крысы и псы уже добрались до острова, метнулся в обход дома.
Лодочка была совсем легкой. Спихнув ее в воду, бросил автомат под скамейку, налег, отталкиваясь ногами от дна, пока вода не дошла до середины бедер, и перевалился через корму. Течение тут же подхватило нас – в Припяти оно сильное, куда быстрее, чем в Днепре. Лодка сразу начала поворачиваться, но я, встав коленями на носовой доске, схватил весло и погреб.
Цевье в моих руках сломалось.
– Твою мать!!!
Лишь в последний миг я успел схватить нижнюю часть, а верхушка бултыхнулась в воду и поплыла, обгоняя лодку. Теперь в моем распоряжении осталась овальная лопасть с «рукоятью» длиною сантиметров сорок. Что за день такой? С утра не задался! Как при помощи этого управляться с лодкой?!
И все же я стал грести, потому что звери уже плыли через Припять: сотни их течение уносило прочь, но другие сотни, скатываясь с холма, падали в реку, и постепенно расстояние между ними и мной сокращалось. Стало темнее; солнце исчезло за холмами, приближался вечер. Я греб что было сил, но от берега удалялся медленно, течение сносило лодку куда быстрее. Кроме того, я устал, а орудовать обломком было гораздо тяжелее, чем нормальным веслом. Сердце колотилось, грудь тяжело вздымалась, руки ныли… Оглянулся: между волнами мелькали головы. До парома дотяну как-нибудь…
Даже для Зоны он был очень уж странным, этот несоразмерно огромный паром, поросший мхом и мелкими кустиками, со свисающими в воду лохматыми тросами, с кривым деревцем на крыше рубки. Он много лет стоял здесь, посреди Припяти, не двигаясь с места, а ведь никаких якорей там не было. Стоял, постепенно зарастая, плесневея, напитываясь влагой, и говорили, что по ночам сквозь щели между досками рубки пробивается тусклый мертвенный свет. Сколько себя помню, на барже никогда никто не бывал, никто не пытался приблизиться к ней даже посреди яркого дня – про ночь или вечер и речи не шло.
Я вновь стал грести, потом отложил весло. Перекинул ремень автомата через голову, чтобы оружие оказалось за спиной. И когда течение понесло лодку мимо парома, ухватился за свисающий с борта ржавый металлический трос.
Глава 3
Отбежав, я присел за бортом и выставил над ним автомат. Смеркалось, но звериные головы среди волн были еще хорошо видны. По нависающему над рекой берегу гуляло зарево: в городе начался пожар. Я перегнулся через борт, щурясь в полутьме, вглядываясь… Ага! Они не приближались к барже. Те звери, которым хватило сил противостоять течению и добраться сюда, проплывали мимо, не пытаясь вскарабкаться. Псы и не смогли бы, но крысы – запросто. Что же это за место такое заколдованное, раз они боятся, даже рискуя утонуть… Облившись холодным потом, я резко обернулся, подумав вдруг, что все это время находился спиной к опасности, что именно сейчас нечто приближается ко мне сзади, – обернулся, двигая стволом из стороны в сторону, готовый стрелять.
Никого там не было. На середине палубы возвышалась рубка с деревцем на крыше, вокруг стояли ржавые машины. Ни одной иномарки, сплошь «Жигули», «Москвичи» да «Запорожцы», а еще белая «Волга» и пара грузовичков. Паром остановился здесь, посреди реки, когда совершал очередной рейс, самый обычный; по широкому дощатому пандусу на него заезжали машины и заходили люди, желающие переправиться через Припять (с человека, должно быть, двадцать пять копеек, за автомобиль рубль), – он плыл, у противоположного берега прижимался к отвесному бетонному скосу бортом, обвешанным для амортизации старыми шинами… На нем даже не было якорей, насколько я мог судить, только причальные канаты. Я вновь посмотрел на воду: псов почти не осталось, хотя крысы еще мелькали среди волн, впрочем, теперь едва различимые. Приближаться они по-прежнему не пытались. Достал ПДА из кармана, глянул. Пять меток были прямо передо мной.
– Витек, Стечкин! – громко позвал я, припоминая имена и клички тех, кого Курильщик отправил с Медведем. – Копытыч, эй! Горбун, Серый, Дроля! Это Химик, слышите? Нас с Пригоршней Курильщик за вами отправил…
Тишина. Не опуская автомата, я в полуприсядку засеменил через палубу, миновал проржавевший «Запорожец», добравшись до небольшого микроавтобуса-«уазика», кое-как на него вскарабкался. Выпрямился и огляделся. Пара десятков машин стояли вокруг, из щелей между досками палубы росла трава. Ближе к носу находился грузовик с землей. Задний борт проломлен, кузов приподнят, так что значительная часть содержимого высыпалась наружу. Там проросла трава и несколько кустов.
И никого вокруг, ни единого движения не угадывалось в полутьме, разве что ветви иногда покачивались на легком ветерке. Я сел, сложив ноги по-турецки, достал из сумки кусок шоколадной плитки, все, что у меня оставалось из съестных припасов, и принялся жевать.
Со стороны кормы донесся приглушенный треск, и я упал на бок, чтоб не подстрелили из-за какой-нибудь машины. Чуть шоколадом не подавился. Черт! Надо было обойти всю баржу, прежде чем залезать сюда и торчать на виду у… У кого? Кто мог обитать здесь? К тому же очень уж я устал после всей этой беготни, глаза слипаются. Но спать нельзя еще. Хотя, скорее всего, это просто палуба скрипнула или ветка того дерева, что на крыше рубки росло. Откуда оно там взялось, кстати? Ветер, что ли, за все эти годы земли туда нанес? Да нет, что-то не верится, скорее уж чернозем специально кто-то притащил на крышу… Только зачем?
Я достал ПДА – и обомлел. Опять эти штучки: ни одной метки, все исчезли! Но тут же на краю экрана, за широкой полосой Припяти, возник фиолетовый кружок, мигнул и погас. И что толку от всей этой техники, если ничего понять невозможно? Дьявольский район, век бы сюда не заходил!
На животе я сполз с «уазика», приседая, обогнул его, перебежал к темно-зеленым «Жигулям», стоящим ближе к борту. Оттуда, выглядывая и вновь прячась, – к «Яве» с коляской. И увидел позади мотоцикла еще один грузовичок со спущенными шинами и откинутым бортом. Внутри были разломанные ящики. К тому времени уже совсем стемнело, но от берега лился свет пожара, так что я сумел разглядеть среди досок консервные и стеклянные банки. Еще там солома была да бумажные обрывки, остатки упаковки, должно быть, в которую стекло заворачивали. Ага, это он продукты перевозил, но потом кто-то содержимым кузова занялся… Я выпрямился, быстро осмотрелся, вновь пригнувшись, побежал дальше, к корме.
Перебираясь от машины к машине, обошел весь паром, а под конец заглянул в рубку. Никого здесь не было, ни внутри, ни снаружи, пусто и тихо. И предчувствия меня никакие не посещали, дурно не становилось, как тогда, на холме возле водонапорной башни. Вот тебе и таинственное место – ничего загадочного, ничего зловещего. Но ведь стоит паром на одном месте. Давно уже. Значит, что-то держит его, какая-то сила… Стоп, а если… Я бросился к борту.
Ну точно! Когда я с лодки перебирался, то не обратил на это внимания, только сейчас вспомнил. Не все тросы просто свешивались в воду, один был туго натянут, уходя в реку под углом. Да он привязан к чему-то на дне! Или к нему прицепили какое-то подобие якоря. И к этому тросу, и к другому, который свешивается, наверное, со второго борта. Вот тебе и тайна – я аж махнул рукой разочарованно. Конечно, с берегов их и в бинокль не заметишь, а подплывать люди боялись.
Подумав обо всем этом, я даже осмелел: узкие проходы между машинами казались теперь не такими опасными, и все окружающее меня темное безмолвие посреди тихо плещущейся реки будто предстало в другом, истинном свете.
Но все же – почему-то ведь люди не плавают сюда, откуда-то дурная слава у баржи взялась. Или кто-то намеренно все эти слухи распустил, чтобы отпугнуть народ? Но зачем?
Еще раз осмотрев палубу, я так и не нашел люка, ведущего в трюм, и забрался в рубку. А ведь у такой дуры обязательно трюм должен быть, и вместительный. Выпив минералки из фляги, я уселся в углу под стеной, положил автомат на колени, прикрыл глаза. Зачем кому-то создавать вокруг парома ореол зловещей таинственности? Чтобы устроить схрон, ясное дело, склад. То есть это работа скупщика вроде моего Курильщика. Ладно, но где склад? В трюме. Так почему я люка не… Или он в борту? Где-то там, сбоку, немного выше поверхности воды? Может, через него четверо внутрь и забрались, может, они все это время подо мной находятся? Хотя ведь исчезли метки… Если сейчас, кроме меня, на пароме никого нет, значит, склад запертый стоит. То ли пустой, то ли с товаром. Утром надо пошарить, вдруг ценное что найдется. Это здравая мысль! Если скупщик зажиточный, то будет чем поживиться. Я зевнул. Спать хотелось ужасно. Эх, Никита! Жалко парня, молодой еще… Или все же жив? Я ведь выжил, а напарник боец получше меня. Надо утром вернуться в город, если там все успокоилось, и попробовать Никиту найти.
Хотя пожар все еще бушевал, сквозь разбитое окно вместе с ночным ветерком в рубку проникали отблески пламени, мне даже чудилось, что я слышу гудение огня, доносящееся с берега. Конец Чернобылю, да… Где ж там теперь Никиту искать? Тем более его, может, крысы загрызли с псами… Нет, надо за ним… Утром… Надо…
Что-то дернуло меня за ногу, потянуло и тут же ударило по голове, да так, что темное пространство вокруг взорвалось искрами и поплыло, поплыло, поплыло…
* * *
Я еще смог заметить, что меня проволокли мимо мотоцикла с коляской и втащили под грузовик с обломками ящиков в кузове, увидеть там пролом – вот тебе и люк в трюм, – а после сознание окончательно оставило меня.
Не знаю, сколько времени прошло, – может, минут десять, а может, и пару часов. Главное, что меня даже не связали! Я понял это, двинув ногами, а после пошевелив рукой. Вскоре стало ясно, что я лежу лицом в холодный шершавый металл, что здесь полутемно, но все же не полный мрак…
Голова болела, а особенно ныл лоб – должно быть, по нему стукнули в рубке. Выходит, размышляя о Никите, я незаметно для себя заснул, чем и воспользовались те, кто скрытно наблюдал за мной все то время, пока я находился на пароме. Сталкер называется! Бывалый обитатель Зоны, осторожный и хитрый!
Я сморщился, приподнявшись на локте, коснулся пальцами лба, услышал позади сопение и резко обернулся.
Передо мной сидел, вытянув широко расставленные короткие толстые ножки, странный человечек. В первый миг я даже решил, что это псевдоплоть, таким он казался расплывчатым, аморфным, но потом в тусклом свете, льющемся из-за поворота коридора, смог получше разглядеть незнакомца. Снизу до поясницы – почти нормальный, разве что ноги короткие совсем, а выше тело было покрыто пузырями, жировыми буграми, висели складки бледной кожи… Казалось, еще немного – и оно потечет, пузырясь и пенясь, сползет с ног и разольется по полу, как жидкое тесто. У существа были руки – пухлые, с толстыми пальцами без ногтей – и бесполое лоснящееся лицо, лишенное бровей и ресниц. Человечек сжимал сломанный черенок из-под лопаты с узким ржавым наконечником. Копье то есть.
Боже мой, что за создание? Я приподнялся, когда его увидал, а карлик, коротко взвизгнув, отпрянул. Вскочив на ноги, пригнулся и стал тыкать в мою сторону копьем, настороженно похрюкивая.
– Ты кто? – брякнул я, пытаясь нашарить на поясе пистолет, одновременно скользя взглядом по полу и не находя автомата.
– Хто… – хрюкнул он, пуча маленькие глазки. – Кто… хты хто… хрю… хр… хты хто… Хто? Хрю!
Монстр, как попугай, пытался повторять мои слова, коверкая их на свой лад. И он явно боялся меня, во всяком случае, опасался. Я встал на колени, поглядывая то на него, то вокруг. Коридор с низким покатым потолком… со сводом, выложенным крупными железными плитками. Под ним тянулись трубы. Если выпрямлюсь, легко до них рукой дотянусь. Стены тоже железные и пол.
Коридор плавно изгибался, так что я его видел метров на пять-семь всего, а что дальше – неясно, хотя свет лился именно оттуда. И свет этот… Я моргнул. Ну да – он будто от факелов! Куда это я попал? Откуда факелы в трюме старого парома, откуда коридор этот? И карлик?!
После обморока раздражители из окружающего мира доходили до сознания медленно, постепенно. Воздух теплый и влажный… Голова болит… Пахнет плесенью… В зад упирается что-то острое. Я привстал, оглянулся: там лежала какая-то ржавая железяка. Отодвинув ее, вновь посмотрел на существо. Убедившись, что я не пытаюсь напасть, человечек опустил копье и присел на корточки. Он все еще тихо похрюкивал и посапывал, шевеля несимметричными ноздрями-дырами. Какой-то мутант неизвестный? Как же так! В Зоне бывают всякие существа, много среди них и крайне необычных, фантастических, но почему я никогда не слышал про этих созданий? Новые мутации появляются не так часто, и о каждой слухи тут же распространяются, сталкеры начинают обсуждать повадки монстров, чем те питаются и прочее – ведь от этого зависят наши жизни.
– Тебя как звать? – спросил я.
Мягкие уши по бокам лысой башки шевельнулись.
– Хрять… как… хрю… тебя хря хрять…
Забавно до дрожи. Вдруг мне показалось, что это сон: все вокруг сделалось нереальным, призрачным, словно я не спал двое суток, – в ушах звенит, коридор подрагивает, чуть колышется… Сморщившись, я пару раз хлопнул себя по лбу, повращал зрачками. Ощущение прошло, хотя звон остался – едва слышный, он доносился будто из-за экрана, на котором прокручивалось изображение окружающего мира.
Я попробовал выпрямиться.
– Хря-я! – он вскочил, скаля клыки, яростно тыча в меня копьем. Наконечник был хоть и ржавый, но с виду острый. И зазубренный. Ржавчина если в рану попадет – столбняк или гангрена обеспечены, тем более аптечку с меня сняли вместе с контейнерами и всеми поясными сумками.
Я опять сел.
– Слушай, где мы находимся?
– Нахрюдимся… – вновь принялся обезьянничать он, опустив копье, и тогда я, резко подавшись вперед, почти без замаха сильно саданул его острым концом железяки в лоб над правым глазом.
Карлик, с хрипом вдохнув, повалился на спину, брыкнув короткими ножками и выпустив оружие, а я уселся на него верхом и дважды съездил ему по башке. Череп не пробил, зато рассек шкуру и на какое-то время вышиб из него дух.
Прикосновение к липкой мягкой коже были неприятны: я словно сунул руку в кастрюлю, полную сгнивших слив. Карлик застыл, приоткрыв клыкастую пасть, я же поспешно слез с него, взял копье и наконец выпрямился в полный рост.
Потолок и вправду был невысоким, метра два всего от пола. Пригнувшись, крепко сжимая копье, я пошел вдоль стены. Коридор плавно повернул, затем еще раз – под прямым углом и в другую сторону. В трубах над головой что-то едва слышно булькало. Не дойдя до поворота, я присел под стеной, уставившись перед собой. Что-то очень странное присутствовало во всем. Нет, ясное дело, странным было уже само наличие подобного коридора в трюме речного парома и карлика в этом коридоре. Но мне казалось, что пространство, в котором я нахожусь, стены и свод, пол и вот этот поворот, из-за которого я все никак не решался выглянуть, – все это состоит из звона. Он накатывал волнами, и каждый раз, когда становился громче, окружающее начинало чуть дрожать, расплываться, а когда стихал – оно как бы стабилизировалось, уплотнялось. От звона ныли уши, и что-то в моей голове, какой-то участок мозга отзывался на него мелким болезненным дребезжанием.
Я сидел неподвижно около минуты, и в конце концов звон стих. Из-за поворота доносились приглушенные звуки. Они мне совсем не нравились, но делать было нечего, так что я, вытерев рукавом пот со лба, осторожно выглянул.
* * *
В первый миг показалось: это видение, глюк. Не может такого быть, откуда здесь взялся этот зал? Пусть даже с низким потолком, но все равно – он не мог поместиться в трюме парома, к тому же, как и коридор, он состоял из железа, паром бы просто не выдержал такого количества металла…
Но затем пришло понимание: я давно не на пароме! После того как меня оглушили в рубке, дальнейшее было лишь галлюцинацией – никто не утаскивал меня сквозь пролом в палубе, нет, мое тело сбросили в лодку, которая поджидала возле борта, и увезли куда-то…. В глубь Зоны? Не знаю, что это за место, может быть, катакомбы под Агропромом или что-то еще, неважно, главное, я теперь далеко от Припяти.
Это объясняло многое. Железный зал, перекрытый узорчатой решеткой проем в противоположной стене, сквозь который был виден другой коридор, – все это больше не изумляло, не казалось бредом.
Но не объясняло, откуда взялись все те странные существа, которых я видел перед собой.
Жирный человек, голову которого на манер падишахской чалмы обматывало грязное полотенце, босоногий и в драном халате, сидел в колченогом кресле, таком низком, что пухлые колени его находились где-то на высоте плеч. Позади, в углу, сжался кто-то в драном пальто, неподвижный и какой-то блеклый, почти невидимый на фоне остального. Этим «остальным» были четверо грязных людей в рванье, которые стояли на коленях перед здоровяком в кресле и кланялись, повизгивая, стеная, бормоча и кудахча, как взволнованные курицы. Я в первый момент принял их за зомби, но потом понял: нет, обычные люди, хотя такие тощие, будто из концлагеря сбежали. На шеях были веревки… Рабы, что ли?
Слева от кресла высилась аккуратная горка черепов, а на середине пещеры стояла круглая чугунная болванка. Что это у них, алтарь? В центре торчал большой крест, то есть две толстые сваренные трубы, и на них висел полуголый мертвец. Руки с ногами не только привязаны, но и… Я пригляделся. Ну да, их прибили заточенными электродами, пронзив лодыжки и запястья, которые из-за этого превратились в окровавленные мешочки, набитые дроблеными косточками и раздавленными сухожилиями. Наверное, в соответствующих местах в трубах были дырки, куда входили концы электродов. На голове мертвеца был венок из колючей проволоки, со лба и висков стекали струйки крови.
А по другую сторону алтаря, возле третьего выхода из зала, на полу лежали мои контейнеры, сумки, оружие и ПДА.
Это что же такое, а? Куда я попал? В голове пронесся рой обрывочных мыслей, надсадно жужжащих, будто обезумевшие пчелы: тайная лаборатория сумасшедшего ученого, обосновавшегося в центре Зоны… Подземное капище культа мутантов… Бывшая секретная база военных, где монстры, над которыми проводили опыты, вышли из-под контроля…
Толстяк что-то рявкнул, подняв руку-бревно, ткнул в алтарь. Четверо рабов в ответ застонали, стали биться головами о пол и неразборчиво тараторить.
Сквозь рокотание их голосов я услышал сопение над самым ухом, и тут же что-то острое уперлось мне в спину.
Чуть не вскрикнув, я развернулся, наотмашь ударив карлика кулаком, разбив ему морду. Он взвизгнул и опрокинулся на спину, задрав ноги, но не выпустив копье. Ощущая, как по копчику течет кровь, я вырвал оружие из его рук, обернулся, увидел, что находящиеся в зале заметили меня, вскочил и прыгнул к своим вещам.
На ходу, широко размахнувшись, метнул копье и, хотя до сих пор не проделывал этого ни разу, все же попал, правда, не туда, куда хотел: оно вонзилось в жирную ляжку толстяка, вместо того чтобы пробить его грудь или отвисшее брюхо.
Тот взревел, полуголые мужики заверещали на весь зал и бросились ко мне. Упав на колени возле вещей, я схватил автомат, развернулся, моля всех богов и демонов Зоны, чтобы он оказался заряженным, нажал на курок…
Мне повезло и не повезло одновременно. Они не разрядили оружие, но один из рабов, сжимавший в руке заточенный кусок арматуры, оказался проворнее остальных. В рожке оставалось патронов шесть, и все пули вонзились в тело смельчака, вместо того чтобы поразить троих или четверых.
И только теперь я понял: у всех них были одинаковые лица, темные и узкие, с блестящими глазами… Это что, близнецы, аж четверо? А тот, что на кресте?..
Мужчина повалился навзничь, обдавая все вокруг брызгами крови. Перезаряжать времени не было. Швырнув автомат в морду ближайшего раба, я побежал прочь.
Нырнув в проем, помчался по коридору, похожему на тот, по которому я достиг зала, хотя и без всяких изгибов. Он тянулся вдаль, прямой как стрела, тускло освещенный – я не мог разглядеть, что находится дальше пары десятков метров.
Хорошо, я успел съесть шоколад, попить воды и немного поспать – а то бы свалился без сил, слишком много событий пришлось на вчерашний день и вечер. Я и сейчас чувствовал себя неважно, сердце опять принялось колотиться, как сумасшедшее, ноги дрожали. Но все же я бежал, не падал, пока не увидел, что впереди тусклый свет становится ярче. И одновременно до сознания дошло: сзади не доносится топот ног, звук тяжелого дыхания, ничего… Меня не преследуют! Я оглянулся на ходу: так и есть, пусто, – повернул голову вперед и увидел конец коридора, проем, зал, алтарь, кресло с толстяком… Я опять попал сюда?! Но как, ведь коридор шел прямо!
Размышлять не было времени: в то время как один раб, изрешеченный пулями, подыхал, царапая ногтями пол, содрогаясь всем телом, остальные встали слева и справа от проема, поджидая меня. Они знали, что я вернусь, но схватить не успели: в последний момент, сообразив, что происходит, я наподдал и пронесся мимо них, увернувшись от протянутых рук, хотя две или три заточенные арматурины царапнули по плечам. Времени, чтобы остановиться и вытащить из груды вещей пистолет, не было. Увидев прямо перед собой распятого мужчину (лицо было точно таким же, как у остальных), я чуть не налетел животом на алтарь, оттолкнулся от него и прыгнул к другому проему, тому, через который впервые попал в зал.
Под ноги метнулся громко хрюкающий карлик – покатился, размахивая короткими толстыми ручками, и ударил по лодыжкам, так, что я, споткнувшись, рухнул на пол. И через мгновение сверху, вереща, навалились рабы.
Глава 4
Второй раз за эти сутки меня стукнули по голове. Не знаю, чем били тогда, в рубке, а сейчас – куском арматуры. Звон заглушил остальные звуки, превратившись в надсадное дребезжание, от которого содрогалось все вокруг. Сознание то погружалось в беспамятство, то выныривало из него; иногда окружающее темнело, а иногда багровый свет разгорался вновь.
Бормоча и толкаясь, мужчины подтащили меня к толстяку, бросили на спину. Один сел мне на колени, прижав ноги к полу, второй схватил за руки, а третий куда-то ушел.
Как во сне, мутном ночном кошмаре, я видел человека в кресле, который выдернул из бедра копье, скалясь, сопя и гримасничая. Он что-то повелительно рявкнул. Я лежал боком к нему и, для того чтобы видеть кресло, должен был скосить глаза влево, – а теперь, разглядев движение с другой стороны, скосил их вправо.
Раб пытался стащить крест с чугунного алтаря. Тот накренился, чуть не упав, мужчина что-то залопотал, закряхтел, но все же удержал его. Перевернул горизонтально и принялся выдирать электроды, которыми мертвец был пригвожден к трубам. Потом сорвал веревки с его запястий и лодыжек – тело плашмя упало на пол.
Только тут я понял, что? они собираются сделать со мной, и, дернувшись, сбросил того, что сидел на моих коленях. Раб тут же вскочил, но я согнул ногу и сразу резко распрямил, лягнув его пяткой во впалую грудь с выступающими ребрами. Раздался приглушенный хруст, мужчина полетел на пол.
Высвободив правую руку, я приподнялся, вцепился в грязные волосы на затылке второго раба, что было сил дернул и опрокинул, со стуком припечатав затылком о пол. Извернувшись, схватил выроненный кем-то кусок арматуры, сел и попытался вонзить в шею третьего, как раз подскочившего ко мне от алтаря, но промахнулся, попал в плечо. Толстяк в кресле заухал, забасил что-то, и все трое одновременно набросились на меня. Размахивая арматурой, я прикрыл лицо, отворачивая голову: удары сыпались градом по голове, плечам, груди. Потом кто-то вмазал мне в живот, и я чуть не задохнулся. Воздух улетучился из легких, как из пробитого надувного шарика; бросив арматуру, я согнулся, поджав ноги к груди, чтобы умерить боль.
Они потащили меня к кресту. Я наконец смог вдохнуть и вновь начал отбиваться, но на этот раз вырваться не сумел: меня уложили на спаянные трубы, руки развели в стороны и вместе с ногами стали привязывать лохматыми промасленными веревками.
– Вы что делаете?! – засипел я, все еще ощущая ноющую тяжесть в животе и не в силах кричать. – Отпустите, уроды!
Конечно, ни к чему мои стоны не привели. После того как конечности оказались прикрученными к трубам, рабы подняли крест; двое забрались на алтарь, третий стал подталкивать его снизу. Наконец его приподняли и вставили основанием в отверстие на середине алтаря.
Я повис, извиваясь и дергаясь. Привязали меня неумело, освободиться – не проблема, но на это требовалось время, а его-то как раз и не было. Крест был повернут так, что жирного в кресле я видел лишь краем глаза. Помахав копьем, он ткнул наконечником в мою сторону. Двое встали перед алтарем; сквозь бормотание донесся звук шагов, я извернулся, глядя за правое плечо: третий приближался ко мне с пучком заточенных электродов и большим молотком.
Звон, звучащий все это время приглушенно, всколыхнулся и будто разросся, набух, заполнив все вокруг. Я пытался вырваться, выпученными глазами глядя на приближающегося человека, чувствуя, что веревки уже ослабли, еще немного – и сумею освободить правую руку. Но времени не осталось совсем: мужчина положил электроды на край алтаря и стал залезать.
Остальные опустились на колени, а этот, взяв один электрод, выпрямился. Скрипнув зубами, я что было сил дернул плечом. Веревка треснула, будто надломленная палка, прогнившие волокна уже готовы были порваться, но тут заточенный, как игла, конец электрода уперся в рукав куртки на левом запястье. Бледная худая рожа, лишенная и подобия мысли, с затянутыми пеленой зенками, оказалась прямо передо мной. Крепко сжимая электрод за середину, раб поднял молоток высоко над головой, примериваясь. Я дернулся вновь, да так, что предплечье пронзила боль. Молоток резко опустился, ударил по электроду, и тут стена зала за спиной раба проломилась.
Во все стороны полетели обломки; вместе с серым утренним светом внутрь хлынула вода.
И одновременно веревка на правой руке лопнула. Локтем я оттолкнулся от трубы, резко подавшись вперед, нагнув голову, словно бык, в ярости бросившийся на врага. Лоб врезался в лицо мужчины, одновременно молоток ударил по тупому концу электрода – второй, заточенный, со скрежетом пробил мои наручные часы, в которые упирался, соскользнул, пробороздил ржавую поверхность трубы, оставив на ней серебристый зигзаг.
Получив удар по носу, мужчина вверх тормашками полетел с алтаря. Он упал, опрокинув двоих коленопреклоненных рабов, но я лишь краем глаза видел, что там происходит, потому что был занят – рвал освободившейся рукой веревки.
Бьющая сквозь пролом вода омывала алтарь, быстро наполняя зал. В широкое отверстие, сквозь которое она вливалась, просунулся железный нос катера, украшенный станиной с гранатометом. Рядом возникло лицо Пригоршни; стоя на палубе, он наклонился вперед, заглядывая.
– Никита! – заорал я и, высвободив наконец правую руку, нагнулся.
Надсадный звон будто разросся, заполнив собою окружающее пространство, сам стал этим пространством, каждым предметом в нем, стенами зала, сводом и полом – а после лопнул.
Будто пелена спала с моих глаз: я увидел, что нахожусь в помещении с низким потолком, вокруг дерево, а не железо… Я был в трюме баржи!
Толстяк в кресле обернулся зомби, необычайно жирным, распухшим, с отечной серой рожей и мертвыми глазами. Лица рабов поплыли, смазались… Я увидел Витька, Стечкина и Серого. Крест так и остался крестом из сваренных труб, зато чугунный алтарь превратился в большой, сбитый из бревнышек поддон.
Сорвав веревки с ног, я сделал шаг, и правая ступня провалилась в щель между досками. Вода прибывала, плескалась вокруг, покачивая тело мертвеца, раньше распятого на кресте, где чуть было не распяли и меня… Это был Копытыч! Я узнал его сначала по непомерно огромным ногам – должно быть, он носил обувь пятьдесят шестого, если не пятьдесят восьмого размера, потому-то его и прозвали Копытычем, – и лишь затем разглядел знакомые черты в грязном, заросшем щетиной лице.
Раздался крик, мимо плеча пролетел кусок арматуры. Пригоршня, упав на одно колено, поднял «беретту» и выстрелил несколько раз подряд. Высвободив ногу, я спрыгнул с поддона в воду, обернулся: всех сталкеров из группы Медведя первая волна отнесла к стене, теперь Серый неуверенно топтался там, пялясь перед собой пустыми глазами, а Стечкин с Витьком шли ко мне.
Очередная пуля из пистолета попала в зомби, но это не произвело на страшилу особого впечатления. Кряхтя, он уперся в подлокотники кресла широкими лапищами, встал и сделал шаг. Пригоршня повернул гранатомет, я выкрикнул: «Не в него!» – но было поздно: Никита выстрелил.
Граната, с шипением пролетев через весь трюм, ударила в распухшую грудь и взорвалась. Массивное тело раскрылось, как чашечка цветка, распустилось дрожащими темно-красными лепестками, брызнув во все стороны кровавым нектаром. Зомби отбросило назад, опрокинув кресло, он врезался в Серого.
– Не в него! – проорал я, с трудом пробираясь вперед, навстречу потоку. – В контролера стреляй! Вон он! Под стеной!
Никита заморгал, прищурился и наконец увидел того, кого я сумел разглядеть лишь за пару мгновений до взрыва гранаты.
Контролер – спутанные темные волосы, пухлая морда, поросячьи глазки. Сильная тварь, раз могла столько времени удерживать под пси-контролем четверых, заставила их распять товарища, навела иллюзию железного подземелья, а после сумела подчинить и меня, да так, что я не только с самого начала ничего не заметил, но и потом, на протяжении всего времени, пока находился под ментальным колпаком, даже не подумал о контролере, о вероятности того, что окружающее – галлюцинация… Он был тем серым кардиналом, кто направлял действие безумного спектакля и создавал декорации, – но когда выстрел из гранатомета разрушил борт парома, даже эта тварь не смогла противостоять нахлынувшей реальности.
Однако и теперь он еще мог управлять тремя мужчинами и при этом прятаться от нас, наводя морок. Серую фигуру, притаившуюся в дальнем углу трюма, скрывала блеклая пелена, тени клубились вокруг нее, наползали, то густели, то становились разреженнее…
