скачать книгу бесплатно
– Подозреваю, подобным образом рассуждает только два процента мужчин на планете. И из этих двух процентов одна треть – мазохисты, другая – импотенты.
– А еще одна?
– Настоящие джентльмены.
– Я не импотент и не мазохист. Да и на звание джентльмена не претендую. Однако не собираюсь принуждать женщину к тому, чего она не хочет.
«Славная тактика, – подумала Мария. – Сейчас, потрясенная его невиданным благородством, я сама попрошу Вепрецкого, чтобы он меня хм-хм».
Она проводила Вепрецкого обратно в прихожую. Он наконец-то облачился в свой плащ.
– До свидания, – сказала Маша. – Не сердитесь. Увидимся как-нибудь.
– А мы опять на «вы»? – спросил Ян.
– Я – да. А что? Думаю, наше кратковременное па-де-де на диване не дает повода для фамильярности.
– Как хочешь, ребенок, – улыбнулся Ян. – Чао.
И поскакал по лестнице совсем не как сорокалетний старикан, а молодым резвым скакуном.
«Ребенок! – умилилась Мария. – Он назвал меня ребенком… Нашел, тоже мне… Надо держаться от него подальше. Что-то я себе не нравлюсь. Совсем распустилась. Куда, блин, смотрит Здоровякин?»
Здоровякин в данный момент смотрел в сторону удаляющегося автомобиля Вепрецкого. Если Ян Николаевич был неудовлетворен, то его ощущения не шли ни в какое сравнение с неудовлетворенностью Здоровякина.
Илья хотел разворотить темно-зеленую пузатую «ауди» Вепрецкого – и не сделал этого. Он хотел измочалить отвратительного Машкиного ухажера – и не сделал этого. Он хотел ворваться в квартиру и залепить пощечину Марии – но ни за что на свете не сделал бы этого.
Инфаркт и язва – радостное будущее человека, позволяющего неутоленным желаниям разрывать его изнутри в клочья. Илюша примерился к осветительному столбу и попытался вырвать его из асфальта. Не получилось. Тогда он ухватил поперек деревянную скамейку на квадратных бетонных ногах и шарахнул ею о фонарный столб…
Глава 5
Глубоким вечером Виктория подъехала к дому на Дебютной улице, где они с Данилой снимали однокомнатную квартиру. Возможно, она сделала это автоматически. Потом так же заторможенно поднялась на свой этаж и попыталась найти в серебряной сумочке ключи. Ключей у нее не было.
– Как глупо! – поняла Вика. – Я не могу попасть в квартиру. Но как же хочется упасть на кровать и отрубиться! Я устала! И у меня все болит!
Внезапно дверь перед ней приоткрылась.
– Что вы тут возитесь? – недовольно спросила у нее женщина, оглядывая с ног до головы. – Что вам надо?
Виктория потеряла дар речи.
– Но это моя квартира! – воскликнула она. – Я снимаю ее за две тысячи в месяц.
– Какие глупости вы говорите, девушка! – сумрачно ответила женщина. – Я уже полгода снимаю эту квартиру. Причем за три тысячи.
Если минуту назад Виктория онемела от изумления, то сейчас она вообще впала в ступор.
– Что? – медленно произнесла она наконец. – Полгода? Но это… это… это невероятно! Я здесь живу! С сыном. Пустите, там мои вещи!
Женщина приготовилась грудью защищать частную собственность.
– Там нет никаких ваших вещей! – отрезала она. – Девушка, не нарывайтесь на конфликт. Вы, часом, не пьяны? А?
– Я не пьяна! – возмутилась Виктория. – Пустите, это моя квартира! Я вам сейчас все объясню!
– Где же ваш ключ?
Виктория попятилась. Да, ключа у нее не было.
– Я объясню!
– Не надо ничего объяснять. Идите отсюда, пока я не вызвала милицию! Да вы, наверное, домом ошиблись, или подъездом, или этажом. Девушка, милая, идите подобру-поздорову, а? Вечер уже, отдохнуть хочется.
– Извините, – пробормотала Вика. – Я просто не понимаю, что происходит.
– Я искренне вам сочувствую, – вздохнула женщина. Сникшая фигура интервентки внушила ей жалость. – Руку, пожалуйста, уберите, чтобы я вам, не дай бог, пальчики не придавила. Маникюр у вас какой шикарный…
И квартиросъемщица аккуратно прикрыла дверь. Щелкнул замок.
– Прекрасно! – вымолвила Виктория. – А мне куда идти?..
Вскоре она уже ехала в сторону улицы Кафки. Там жила собственница жилья.
– Здрасте, Тамара Никитична. Почему вы сдали мою квартиру? – выпалила она, едва увидев предательницу.
Тамара Никитична несколько минут молча вглядывалась в лицо девушки, вдумчиво изучала ее наряд.
– Вы, наверное, не туда попали, – выдавила в конце концов она.
– Тамара Никитична, вы что, с елки свалились? – настойчиво двинулась вперед Вика. – Это я, Виктория. Я у вас квартиру снимала четыре месяца. И вдруг вы меня выставили на улицу. Где мои вещи? И вообще, что за хамство так поступать с людьми!
Женщина отпрянула.
– Я вас не знаю! Что вам от меня нужно! – заволновалась она. – Не знаю я никакой Виктории! И вас вижу впервые! Уходите, иначе вызову милицию!
– Только что оттуда, – рявкнула Виктория. – Тамара Никитична, неужели вы меня не узнаете?
Квартиросдатчица скорчила страшную физиономию, означавшую «Отстаньте от меня» и захлопнула дверь.
– Какой кошмар! – прошептала Виктория. – Я схожу с ума. Я ее знаю, я четыре месяца отстегивала ей по две тысячи честно заработанных рублей! А она меня, видите ли, не знает!
Желание принять горячую ванну и расслабиться заставило Викторию проявить чудеса сообразительности. Она пролистала паспорт Алисы, нашла штамп с пропиской и вскоре уже припарковала «рено-символ» во дворе дома в Яблочном переулке. Ключ от домофона и ключ от квартиры нашлись в сумочке. Там же, кстати, лежала целая пачка денег – рубли, доллары, евро, а еще косметика, презервативы, две авторучки, носовой платок с буквами DIOR.
– Даже платок фирменный, – вздохнула Вика. – Комильфо, куда деваться. Эх, если бы у меня перестала болеть голова!
Коробкин приучил ее быть выносливой и стойко терпеть боль. Сколько раз, вся в синяках и ссадинах, она пускалась в путь, вместо того чтобы передохнуть, отлежаться. Она убегала от своего злого демона, схватив в охапку Данилку и вещи, и у нее темнело перед глазами, потому что треснувшие ребра не хотели пускать воздух в грудную клетку.
– Эй, есть кто-нибудь? – не без опаски спросила Виктория, проникая в чужую квартиру. Внутри было совершенно темно.
Нашарив выключатель, Вика замерла. Она отвыкла от подобной роскоши. Интерьер апартаментов был настолько же изыскан, насколько безжизнен – словно сошел с фотографии из глянцевого журнала. Ни одна милая вещица не оказалась здесь случайно – все было продумано и соответствовало твердой руке и своеобразному вкусу архитектора.
Плазменный телевизор огромным гобеленом повис на стене. Диваны, обтянутые пурпурно-красной кожей, упирались серебряными ножками-копытцами в белый паркетный пол, в центре распласталась полосатая шкура зебры.
Вика обессиленно опустилась в нечто, отдаленно напоминающее кресло, и задумалась. Кусочек чужой богатой жизни, таинственным образом перепавший ей, заставил вспомнить время, когда она сама жила в роскоши…
…Не только жюри оценивало девушек, дефилировавших в купальниках по сцене. Из темноты зала «Красавиц Приморья» образца 1996 года вдумчиво разглядывали влиятельные лица города, фабриканты, предприниматели, жадные до хрупкой девичьей красоты.
Шелковая лента победительницы, песцовый полушубок и чемодан косметики были Виктории подарком от организаторов и спонсоров конкурса. А сама она стала живым подарком заезжему бизнесмену Кириллу Коробкину. Обаятельный, с ямочками на щеках, богатый, веселый Коробкин протянул руку и сорвал чудесный цветок так просто и уверенно, будто именно для него он рос во влажном климате Приморья два десятка лет.
В двадцать два года Виктория родила Данилку. Райская жизнь с умопомрачительным Коробкиным превратилась в сущий кошмар. Постепенно Виктория прозрела, каким способом Кирилл заработал деньги на шикарную квартиру, на рестораны, джипы, бриллианты для жены. Он был мошенником, строил финансовые пирамиды областного масштаба, проворачивал разнообразные аферы, которые его мозг генерировал с неистощимой изобретательностью. У него в анамнезе красовались две судимости за мошенничество, о чем Кирилл не поспешил уведомить невесту. Виктория узнала об этом случайно.
Переезды из города в город, возмущенные кредиторы, обманутые жертвы были неотъемлемым антуражем совместной жизни с Коробкиным. К тому же обаятельный, вальяжный Кирилл пользовался непреходящим успехом у женщин и активно дарил им свое внимание, деньги, свободное время. Вике была отведена роль безгласной домашней утвари. Первую оплеуху она схлопотала, когда возмутилась, увидев следы губной помады на его рубашке. Кирилл не собирался ничего объяснять. Вербальным методам воздействия он предпочитал физические. Первая трепка ознаменовала конец Викиной любви к мужу. Теперь она его тихо ненавидела.
Да, она была разодета в меха и драгоценности, к ее услугам был элегантный джип «Тойота-RAV-4». Лучшие бутики города, дорогие косметические салоны, элитные фитнес-клубы ждали в гости vip-клиентку. Взамен она должна была мириться с непостоянством Коробкина, его бесконечными адюльтерами и ясным пониманием того, что она стала половинкой для человека преступного, порочного, жестокого. Каждая копейка, потраченная Викторией на семгу или помидор, имела бесчестное происхождение.
Но и это было не самое ужасное. Страх за себя и сына изводил Викторию. Она и Данила могли заплатить жизнью за опасные игры, в которые играл Коробкин. Он балансировал на острие ножа, жена и сын являлись заложниками его страсти обманом выкачивать из людей деньги. И Виктория сбежала назад к родителям с трехлетним Данилой на руках.
Поступок молодой супруги потряс Кирилла. Арабский шейх был бы менее ошарашен. Как такое возможно! Им – сказочным и невероятным мужиком – пренебрегла белобрысая пустоголовая кукла! Коробкин воспринял уход Виктории как личное оскорбление. Холодная ярость сияла в его глазах, когда он приехал на переговоры. Никогда его еще не бросали женщины – подобная операция являлась его прерогативой.
Следующим потрясением для Коробкина стал развод. Он-то собирался лихо отсудить себе ребенка, используя деньги и знакомство с влиятельными людьми. Судья, простоватая на вид, усталая женщина, как-то очень спокойно наплевала на все телефонные звонки, посулы, записочки от начальства, намеки и угрозы и решила дело в пользу Виктории.
Окончательно добит Коробкин был тем, что из его роскошной квартиры Вика забрала только самую необходимую одежду и несколько детских игрушек. Не потребовав раздела имущества, не заявив прав на джип, шубы, драгоценности, она лишила Кирилла возможности отказать ей. А ему так хотелось, избавив жену от любимых вещей, напомнить бунтарке, из какой убогой бедности он ее вытащил.
Проиграв сражение с упрямой блондинкой, потерпев позорное фиаско, Кирилл пообещал, что превратит жизнь Виктории в ад. И сдержал обещание. Два раза он похищал ребенка из детского сада и увозил его в другой город. Возможно, он не чаял души в сыне. Но к светлому чувству отцовской любви примешивалось страстное желание отомстить Виктории за своенравие и вольнодумство.
Вернув сына после второго похищения, Виктория исчезла. Коробкин метался по городу, оглашая улицы рычанием и проклятиями. Бесполезно – Вика и Данила испарились. Ее родители пожимали плечами – дочь не оставила адреса. Через полгода Коробкин обнаружил беглецов в Новосибирске…
…От нахлынувших воспоминаний Викторию оторвал писк мобильника. Телефон надрывно пищал, как пушистый суточный цыпленок в поисках курицы-мамы и пропитания. Мелодии на мобильнике Алисы Горностай, очевидно, не повторялись. Каждый раз звучал новый сигнал.
– Ну надо же, какие мы изысканные! – сказала Виктория. – Да.
– Алиса Витальевна, здрасте, – быстро затараторила трубка. – Это я. Я сижу в «Лимоне». Тут яйца подвезли, и почти все – нестандарт. Я откажусь. А шоколад с фабрики – ну явно не шестьдесят шесть процентов какао, а ведь заказывали. Утром подъедете, а? Я понимаю, вы собирались в отпуск, но…
– Нет, – отказалась Вика. На мгновение она задумалась: признаться ли, что она не та, за кого ее принимают. Но у ее собеседника явно и так было нелегкое положение – он умудрился залезть в лимон, яйца у него были нестандартными, шоколад – некондиционным. Что могло быть хуже? Виктория решила не грузить мужчину своими проблемами.
– Думаю, вы справитесь без меня.
– Ладушки! – согласилась трубка. – Буду справляться без вас. А когда подъедете?
– Посмотрим, – туманно пообещала Вика.
Ровно через пять секунд мобильник вновь потребовал к себе внимания.
– Так нечестно! – возмутилась Вика. – Я не Алиса! Я не смогу вам помочь. Мне бы с собой разобраться! Считайте, что Алиса Горностай в отпуске.
И отключила телефон.
Глава 6
Два созданья славно трудились в офисе «Поможем!» ранним апрельским утром. Одно было Машей, другое – пирожным с шоколадным кремом.
Да, сегодня Аполлинария точно превратилась в пирожное, иначе как объяснить плотоядные взгляды, постоянно посылаемые в ее сторону Марией?
Маша стукнула по клавиатуре, вздохнула, подвигалась в кресле и вновь с вожделением посмотрела на подругу. Ей ужасно хотелось поговорить. С тех пор как Лиза Виноградова[3 - История Лизы Виноградовой – в книге «Девушка без недостатков».] уехала во Францию, Мария лишилась аудитории для обсуждения сердечных вопросов. А в последнее время столько всего произошло!
С Полиной тоже можно было обсуждать сердечные вопросы, но с уклоном в чистую физиологию, как с врачом-кардиологом. Маша знала – буквально через неделю Полина улетает с Николашей в Мюнхен. Тревога за ребенка и страх перед операцией мрачной тенью отпечатались на лице Полины. Приставать к подруге накануне этапного события в ее жизни, грузить рассуждениями о взаимоотношениях полов было негуманно.
Тени под глазами не портили Аполлинарию. Каждый раз оглядывая единственного наемного работника, Маша пыталась представить, какой была Полина семь лет назад, когда победила в конкурсе «Красавица Приморья».
– У тебя есть фотография с конкурса красоты?
– Да. И плакат.
Полина оторвалась от компьютера и улыбнулась Марии. В уголках шикарных губ затаилась горечь. В отличие от начальницы приморская красавица не выходила из дома без обязательного минимума косметики, хотя выразительные черты лица Полины нуждались в макияже гораздо меньше, чем заурядная мордочка Маши Здоровякиной. Да и одевалась Аполлинария в духе героинь О.Генри: у нее было всего два костюма, однако отменного качества и дизайна. Маша, занимая в материальном плане выигрышное положение по сравнению с Полиной, не вылезала из джинсов.
Когда-то она сделала попытку начать новую жизнь: сходила в косметологический салон, закупила центнер модной одежды, покрасила волосы, выщипала брови, сделала эпиляцию. Через два месяца регулярных экзекуций пыл Марии угас. Чтобы гвоздями вогнать себя в противоестественный образ «девушки с обложки», требовалась масса денег и грандиозное количество времени. Времени было безумно жаль. «Тратить на коррекцию акриловых ногтей четыре часа каждые две недели могут только люди, которые собираются жить вечно!» – решила Мария и позволила себе вернуться в естественные рамки. Бриллиантовая краска постепенно смылась с ее волос, туфли на шпильках были задвинуты в угол шкафа-купе, джинсы, джинсы, вечные джинсы одержали победу над костюмами от «MaxMara».
Но тут появился усмехающийся Ян Вепрецкий, элегантный, как торшер, посмотрел на Марию сверху вниз и заставил ее заволноваться. Именно персону Вепрецкого мечтала сегодня обсудить с подругой Мария.
– Фотографии, конечно, тоже есть, – добавила Полина.
– Какие фотографии? – не поняла Маша.
Ее мысли неслись вскачь газмановским эскадроном, и она уже забыла о вопросе, заданном минуту назад Полине.
– С конкурса красоты.
– А… Увидеть бы. Как ты там выглядишь?
– Довольно сносно.
Полина опять уставилась в монитор, не дав Марии шанса развить диалог и довести его до желанной темы.
– Сильно волнуешься из-за операции?
– Невероятно.
– Иди домой, Полина.
– Дома еще хуже. Здесь я хотя бы отвлекаюсь от мыслей.
Мария взглянула на себя глазами Аполлинарии и ужаснулась: как ничтожны и надуманны все ее проблемы!
Приятное волнение, охватывавшее Машу в обществе Вепрецкого, настырный Здоровякин, удвоивший в последнее время сексуальные притязания, – глупо и несерьезно занимать время размышлениями на эту тему. Или нет! Наоборот, необходимо основательно все обдумать. Имеет ли она, Маша, моральное право флиртовать с Вепрецким, когда в спину дышит ненасытный и неизбежно родной Здоровякин? Или она обязана заботиться о своем нравственном облике, как мать троих маленьких детей? А нельзя ли элегантно спихнуть с себя материнские обязательства, как она отделалась от функции жены? Отдать пацанов на месяц свекрови и…
– Так, – тихо сказала себе Маша, – приплыли. Меня несет, как «Титаник» на айсберги!
– Что ты там бормочешь? – улыбнулась Полина. – Маша, ты странная. Ты помнишь наш разговор по дороге в аэропорт?
