скачать книгу бесплатно
Легенда о друге и враге
Ирина Семеновна Левит
Военные приключения (Вече)
Дмитрий Сафьянов – крупный бизнесмен, Павел Кисин – мелкий аферист. Но когда Кисина убивают, у Сафьянова возникает серьезная проблема. Большой враг бизнесмена утверждает, что убийца – одна из близких Дмитрию женщин. Однако у Сафьянова есть и большой друг, он уверяет, что способен помочь. И враг, и друг посылают своих тайных гонцов, которых Дмитрий должен ждать в пансионате «Легенда», где собираются весьма своеобразные отдыхающие. Кто из них друг и кто враг? Каковы их истинные цели?.. Все это берется выяснить неугомонный детектив-любитель Аркадий Казик.
Ирина Семеновна Левит
Легенда о друге и враге
© Левит И.С., 2021
© ООО «Издательство «Вече», 2021
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2021
Глава 1
– …Вот что я тебе скажу, Дима. Дело скверное. И это я еще мягко выражаюсь, потому что оно просто отвратительное. Пашу Кисина нашли в номере Президент-отеля с дыркой в горле – маленькой такой дыркой, но ему хватило. Чтобы перерезать сонную артерию, совсем необязательно иметь нож, вполне достаточно обычного шила. Да-да, именно шила, потому что его и воткнули в горло. Занятное орудие убийства, не правда ли? То-то и оно. Чтобы с одного раза попасть аккурат в сонную артерию… это надо быть либо суперпрофессионалом, либо большим везунчиком. Но профессионал наверняка выбрал бы что-нибудь понадежнее.
Кисина обнаружили в восемь утра, когда горничная принесла ему завтрак. А эксперты утверждают, что он провалялся часов десять. То есть прикончили его накануне вечером. Конечно, Кисин – сволочь редкостная. По его пакостной жизни можно заплакать, если только лук перед глазами тереть. Я, даже головы не напрягая, могу назвать тебе несколько десятков человек, которые будут плясать на его могиле. Но… для тебя это все равно не облегчение. Потому как Пашина погибель кое для кого не просто радость, а радость в квадрате, поскольку для тебя это большая беда. Ты догадываешься, кого я имею в виду? Догадываешься, куда как не догадаться. Баклану надоели выверты Паши и еще больше надоел ему ты. А теперь у него появилась замечательная возможность взять тебя за холку и вытряхнуть всю душу. Вот именно душу, за спасение которой ты вытряхнешь весь кошелек. Вернее, отдашь свой бизнес, по крайней мере московский филиал, и будешь сидеть в своей Сибири, как белый медведь в тундре.
Расследовать убийство в гостинице – дело, конечно, муторное. Народу полно, все уезжают – приезжают, менеджеры за репутацию фирмы трясутся, а потому костьми лягут, чтобы все было шито-крыто. Опять же это не советские времена, когда людей строго по пропускам пускали. Да и само время, когда Пашу пришили, – не ночь глухая, считай, почти вечерний час пик. Так что замаешься вычислять, кто к нему в номер входил – выходил. Полиция, конечно, суетится, но для нее это дело – почти верный «висяк».
А вот для Баклана это дело – самое надежное. Эксперты сразу определили, что в Пашу шилом ткнули, но самого шила не нашли. А вот Баклан его нашел. Да и не искал даже – просто взял. Не сам, разумеется, но его человек это сделал. Интересуешься – как? Да очень просто. Человек тот за твоим Ангелом следил и выследил, что с утра Паша в гостиницу заселился, а вечером к нему Ангел и прилетел. Да причем в таком состоянии, будто в него все демоны вселились. Уж какие там разбирательства в номере приключились, мне неведомо, а только Ангел шило из раны даже не вынул, потому и кровью не облился, и умчался в полной невменяемости. Человек же Баклана следом в номер зашел, добычу прихватил и прямиком к хозяину.
Откуда я все это знаю? От самого Баклана. Он мне позвонил и сообщил, что шило у него, на самом шиле кровь Кисина, а на рукоятке пальчики Ангела. Но он, Баклан, в полицию бежать не собирается, а собирается попросить меня, чтобы я тебе все эти скверные новости передал, а заодно предложение сделал: орудие убийства – в обмен на московский филиал. Вот так, Дима.
Погано, да?
Но ты пока не сильно печалься.
На Пашу Кисина у меня был большой зуб. А на Баклана таких зубов полный рот. Он давно уже в небесах парит и забыл, где на земле в каких местах нагадил. А я помню. И потому шило у него изыму. Каким образом, не твоя забота. На такой случай у меня неприкосновенный запас имеется. Не люблю я, конечно, свой НЗ вытаскивать, но тут расщедрюсь. Потому что сильно хочется Баклану перья пощипать.
Тебе это, конечно, в кругленькую сумму встанет, но не бойся, не разоришься. Бизнес твой мне не нужен, опять же я говорил, что памятливый и твою помощь тоже не забыл. Так что я и тебе, и Баклану долги раздам и буду со всеми в расчете.
А ты сам не дергайся, в случае чего делай вид, будто в раздумьях пребываешь, и жди от меня известий. Все понял? Вот и ладно, Дима…
Глава 2
Аркадий Михайлович Казик открыл один глаз, затем второй, потом сладко потянулся и замурлыкал.
Эти звуки, напоминающие урчание кота, означали пение. Природа, милостивая по части музыкальных талантов к большинству представителей рода Казиков, на Аркадии Михайловиче отдохнула всласть. Как говаривал его дедушка Рувим Моисеевич, профессор Киевской консерватории, Аркаше не медведь на ухо наступил – ему по ушам прошлось целое стадо слонов.
Вместе с тем тяга к вокалу имелась, особенно под хорошее настроение, но, будучи человеком весьма разумным, Аркадий Михайлович удовлетворял ее исключительно наедине. В крайнем случае – в присутствии сестры Софочки, прожившей с братом много лет и притерпевшейся к его музыкальным извращениям.
На сей раз Казик, настроенный крайне благодушно, пребывал в одиночестве, лежа на широкой постели с мягкими шелковистыми простынями и пуховым одеялом, которые только такими и должны были быть в полулюксовом номере элитного корпуса пансионата «Легенда».
В этот пансионат он приехал вместе с Софочкой вчера и тут же впал в умиление. Зеленые ели с оранжевыми осинами, желтыми березами и красными рябинами, аккуратные тропинки, блуждающие меж зарослей не опавших еще кустарников, прозрачный свежий воздух и благостная тишина. Двухкомнатный номер (Софочка поселилась точно в таком же по соседству), обставленный без вычурности, но с надлежащим изыском. Еда, приготовленная первоклассным поваром. Обслуживающий персонал, услужливый и незаметный одновременно. Право же, все это стоило тех денег, которые заплатил Аркадий Михайлович за отдых в «Легенде».
В дверь постучали, причем довольно решительно, Казик шустро выскользнул из постели и быстро просеменил в гостиную.
– Софочка, это ты? – спросил он с легким подобострастием, и тут же услышал в ответ:
– А кто еще?
– Например, горничная, завтрак принесла, – сказал Аркадий Михайлович, натягивая синий шелковый халат и отпирая замок.
– Ну, конечно, – прошествовав в комнату, фыркнула сестра, – я не побеспокоюсь – никто тебе завтрак не принесет.
Подобные покровительственные отношения сложились у них давно и каждого по-своему устраивали. Софья была старше брата на три года и, в отличие от многих женщин, для кого даже лишние три месяца – неприятная деталь, неизменно любила подчеркивать свое возрастное превосходство. «Я тебе еще мокрые штаны меняла», – говаривала она всякий раз, когда Аркаша начинал вступать с ней в пререкания, и тот покорно умолкал. Это, разумеется, не означало, что он непременно выполнял указания сестры, да и сестра отнюдь не рассчитывала, что брат станет слепо следовать ее наставлениям, однако же таковыми были сложившиеся правила игры, и оба к ним привыкли как к неизменному атрибуту долгой совместной жизни.
Они действительно всегда жили вместе, за исключением одного года, когда Софья Казик отважилась сходить замуж. Вот именно что отважилась, причем исключительно из юношеского легкомыслия, которое никак не вязалось с ее природной рассудительностью.
Яша Шаевич учился у Рувима Моисеевича, который преподавал в консерватории по классу скрипки. Яша, как и прочие ученики, был вхож в дом, где и познакомился с Софочкой, студенткой филфака университета, часто забегавшей к деду. Весьма расхожий способ знакомства для девушки из приличной семьи.
Имелась, впрочем, одна деталь. Яша, не отличавшийся особо выдающимися музыкальными способностями, имел тем не менее достаточный талант, чтобы с успехом подрабатывать в ансамбле, который играл в самом популярном киевском ресторане. Делал он это втайне от учителя (такие приработки у консерваторской профессуры крайне не приветствовались) и отнюдь не каждый день, однако и этого хватило, чтобы Яша приобрел достаточно скверную привычку регулярно потреблять коньячок. Спиртное подносили благодарные слушатели, да и без них обязательный выпивон был своего рода традиционным завершением ресторанной ночи.
Что такое еврей-алкоголик? Это примерно такая же редкость, как снег в Иерусалиме. И этот «снег» обрушился на семейство Казиков. Если бы они заранее знали «прогноз погоды», то всем своим дружным семейством встали на пути стихии, то бишь брака Софочки с милейшим Яшенькой. Но молодые умудрились влюбиться почти в одночасье, а с учетом того, что Софочка отнюдь не слыла первой красавицей, скорый брак посчитали удачным стечением обстоятельств.
Поселились юные супруги у Рувима Моисеевича и первые месяца три прожили достаточно безоблачно, чему, как стало понятно впоследствии, немало способствовал грандиозный ремонт, затеянный в ресторане. Именно в те трезвые месяцы и был зачат Давидик – чудный мальчик, радость семьи, единственный продолжатель рода. А потом понеслось…
Через год после свадьбы Яша Шаевич был изгнан из дома. Спустя еще пару месяцев ресторанный музыкант бросил консерваторию и отбыл в неизвестном направлении, получив денежные отступные взамен на документ, где он отказывался от права отцовства. Софья же с сыном вернулась к родителям и любимому брату Аркаше.
В течение десяти лет Софья, а вслед за ней и Аркадий окончили университет и защитили кандидатские диссертации. Она – по филологии, он – по психологии. Краткое замужество напрочь отбило у Софьи желание продолжать подобного рода эксперименты, однако и на Аркадия это повлияло совершенно определенным образом. Нет, он отнюдь не чурался женщин, но и в семейное лоно не стремился. Даже такой, казалось бы, завлекающий момент, как способность обзавестись собственными детьми, не вдохновлял Казика – ему вполне хватало племянника Давида, который любил дядюшку никак не меньше, чем родную маму.
А потом случилось несчастье – в автомобильной катастрофе погибли родители. Не выдержав горя, спустя полгода умер от инфаркта дед. И они остались втроем.
Давид не унаследовал семейных талантов к музыке, равно как и к гуманитарным наукам, зато непонятно от какой генеалогической веточки у него пророс математический дар. Мальчик прекрасно закончил физматшколу, затем университет, а вскоре к нему проявила большой интерес одна крупная американская компания, специализирующаяся на информационных технологиях, в результате чего Давид переехал в США. И тут в нем проклюнулась еще одна способность, а именно – к предпринимательству. Через два года жизни в Америке Давид организовал свою фирму – небольшую по численности, но весьма значительную по нарастающему капиталу, – и достаточно быстро превратился в состоятельного человека, после чего принялся усиленно переманивать к себе маму и дядю.
Но те уперлись. Не поехали за океан даже тогда, когда в один ужасный день поняли, что оставаться в родном Киеве для них почти смертельно опасно. К счастью, Казики смогли удачно продать всё свое внушительное добро, нажитое несколькими поколениями, и, сказав Киеву последнее прощай, уехали в Сибирь. Давид воспринял это известие со свойственной ему эмоциональностью – кричал с противоположного края земли так, что телефонные провода лопались. Потом смирился и принялся слать денежные переводы, которые обеспечивали маме и дядюшке весьма сытую жизнь. И это при том, что и сам Аркадий Михайлович, довольно быстро обжившись на новом месте, вполне мог заработать и себе, и сестре не только на кусок хлеба с маслом, но даже с икоркой.
Впрочем, сегодня утром в пансионате «Легенда» икорка не предполагалась, а полагалась овсяная каша, сыр и яблочный сок, о чем заранее позаботилась Софья Михайловна.
– И не смей возмущаться! – заявила она. – Ты опять поправился. В конце концов тебя хватят инсульт и инфаркт, причем одновременно, а все потому, что у тебя слабая воля и лишний вес. Дома ты, как вороватый кот, ухитряешься втихаря стащить что-нибудь из холодильника, но здесь ничего не выйдет! Здесь, слава богу, режим, а я уже попросила на кухне, чтобы тебе без меня ничего съестного не давали.
Софья Михайловна боролась с комплекцией брата долгие годы, правда, без особого успеха.
– Но, Софочка! – взмолился Аркадий Михайлович, у которого от перспективы овсяной каши тут же пропал аппетит, что случалось с ним крайне редко.
– Не хнычь! – отрезала сестра. – Лучше посмотри на себя в зеркало. Ты похож на индюка.
Доля истины в подобном утверждении, конечно, имелась, хотя сравнение с индюком было удачным лишь отчасти – той самой части, которая именуется носом. Во всем ином Аркадий Михайлович скорее напоминал плюшевого мишку – маленького, круглого, мохнатого, с большими черными глазами-пуговицами. Недаром Давид с малолетства называл его Винни-Пухом.
В отличие от брата Софья Михайловна, будучи на голову выше Аркадия Михайловича, была похожа на жирафа в период бескормицы. Ее тощая фигура с подчеркнуто прямой, как жирафья шея, спиной венчалась гордо вскинутой головой с тщательно прилизанными волосами, затянутыми на затылке в тугой узел. Брату явно не мешало бы поделиться с сестрой не только весом, но и густотой шевелюры, но природой не командуют. Единственное, что внешне сближало родственников, – это выразительные, чуть навыкате глаза и большие характерные носы.
В дверь снова постучали, на сей раз робко, и в комнату вошла хорошенькая девушка с каталкой, на которой стоял заказанный Софьей Михайловной завтрак.
– Приятного аппетита, – мило улыбнулась девушка и тут же удалилась.
– Ничего приятного, – сморщился Аркадий Михайлович, обнаружив под крышкой фарфоровой мисочки серую массу без малейших признаков молока и масла.
– Зато полезно. Может, хоть немного сберегу твое здоровье, – изрекла Софья Михайловна.
– Я лишусь здоровья не от еды, а от нервного стресса, – попытался припугнуть Казик, но тут же умолк, вмиг почувствовав, как нехорошо кольнуло в сердце и как судорожно дернулось обычно величественно-спокойное лицо Софочки.
Право же, это не стоило поминать всуе.
Дело в том, что буквально несколько дней назад Казики пережили такой стресс, какой они переживали только один раз – когда погибли родители. И хотя на сей раз все обошлось, лучше бы подобных часов в их жизни никогда не было.
Ночью им позвонила из Нью-Йорка секретарша Давида и, захлебывалась от рыданий, сообщила, что самолет, на котором летел Давид, разбился где-то над Аризоной. Правда, списки погибших пассажиров еще не уточнены, а значит, все в воле божьей.
Полночи и еще полдня Казики находились в состоянии, близком к помутнению рассудка. Это были страшные часы, прерываемые звонками из Америки, в которых не было никакой новой информации. А потом в телефонной трубке вдруг раздался голос Давида. Взбудораженный, напуганный, но счастливый, он сообщил, что буквально за двадцать минут до вылета сдал билет ради одного приятного свидания.
– Бог есть, – тихо произнесла Софья Михайловна и заплакала. А плачущей ее Аркадий Михайлович видел от силы пару раз.
– Все, – сказал на следующий день Казик, – закрываем все дела и едем отдыхать.
– Хорошо, – согласилась сестра. – Но только куда-нибудь рядом. Никакой дальней дороги я сейчас не вынесу.
И уже через несколько дней они заселились в пансионат «Легенда».
…«Эка невидаль – овсяная каша. Такая ерунда!» – подумал Аркадий Михайлович.
«Он наверняка припас себе какое-нибудь лакомство. То ли я его не знаю?» – подумала Софья Михайловна.
И они сели завтракать.
Глава 3
«Боксерчиком Васечкой» его прозвали еще в грудном возрасте. Как рассказывала мама, был он маленьким, хлипеньким, но при этом чуть что принимался неистово махать кулачками, которые, вопреки общей тщедушности мальчика, оказались на редкость крепенькими.
С годами особого тела Василий Бабыкин не нарастил – к 24 годам дорос до 162 сантиметров при весе 53 килограмма, однако имел удостоверение мастера спорта именно по боксу.
Когда он пришел записываться в боксерскую секцию, тренер Сергей Николаевич, критически осмотрев мальчишку, вынес заключение:
– Возьму для общего развития, но на шибко высокие результаты не зарься. Понял, Васечка?
Васечка, однако, не понял. Уперся своим крутым, как у теленка, лбом в боксерскую грушу и дал себе зарок: умотаюсь, но всех побью.
Всех не всех, но со временем побивать стал многих – в своем, разумеется, весе. Оказалось, что парнишка вынослив, прыгуч, обладает великолепной реакцией, а самое главное – исключительными бойцовскими качествами, которые на ринге подчас и обеспечивают победу.
К семнадцати годам Бабыкин уже ходил у тренера в любимчиках, однако Сергей Николаевич был человеком мудрым и не эгоистичным. Поэтому к окончанию школы он составил с Васечкой серьезный разговор, суть которого сводилась к следующему: жизнь в спорте скоротечна, а судьба бывших боксеров нередко печальна, если хочешь себя не потерять, приобретай нормальную профессию и по возможности высшее образование.
Куда мог поступить Васечка, не имеющий никаких особых склонностей к наукам? Туда, куда тренер его и пристроил, – в педуниверситет на факультет физического воспитания.
Учился он, как и тренировался, – упершись лбом. В результате педагогический закончил без «троек», но долго размышлять, куда пойти работать, не пришлось, потому как тут же получил повестку в армию, где он и отбыл положенный срок в очень даже приличных условиях – защищал спортивную честь Сибирского военного округа.
Демобилизовался нынешней весной, и тут же вновь попал в руки Сергея Николаевича. Разговор тренер начал вполне конкретный:
– Большого спортсмена из тебя не вышло, а, выражаясь языком наших эстрадников, в подтанцовках тебе участвовать – дело поганое. В тренеры или учителя школьные – тоже не советую. Тут и талант свой нужен, и платят не ахти. Можешь податься в охранники – тебя туда без вопросов возьмут. Но, уж поверь мне, в твои малые годы на такую работу позариться – считай, что ничем другим заниматься уже не сможешь. Мускулы с кулаками сохранишь, но башкой отупеешь. А самая большая опасность – бандиты. Им боксер завсегда пригодится, и деньги они хорошие дадут, но тогда тебе полная крышка, да причем железобетонная. Так что выбор у тебя хоть и есть, да весь – от плохого до очень плохого.
– Это что ж, я ни к чему другому и не способен? А мое высшее образование, сами же толкали? – обиделся было Васечка, но Сергей Николаевич чувства его тут же утоптал:
– Образование получил правильно, без диплома сейчас трудно. А что касается конкретного дела, то ты покуда нулевой, так что стойку не принимай. Тебе еще учиться и учиться. Опять же связей у тебя никаких, да и у меня негусто, потому сильно теплого места предложить не могу. Но к толковому человеку пристрою. Конечно, поначалу будешь на побегушках, однако мужик этот с пустого места себя здесь сделал, и, если сноровистость и разум приложишь, многому научишься.
Так боксерчик Васечка попал к Гамлету Карапетовичу Тасуняну, совладельцу и директору пансионата «Легенда».
Почему-то Вася думал, что Тасунян – такой толстый пожилой мужик, весь черный, шумно-говорливый и с масляными глазками опытного базарного торговца. В действительности Гамлет Карапетович был в возрасте далеко не старом, невысокий, худой, с сильной сединой, тихим голосом и глазами скорее печальными, нежели веселыми.
Уже позже Васечка узнал, откуда и седина, и печаль в глазах даже тогда, когда Тасунян пребывал в замечательном настроении. В 1988 году Гамлет Карапетович потерял при землетрясении в Спитаке отца, мать, двоих братьев и сестру. По счастью, сам он в те дни вместе с бабушкой оказался в Новосибирске. Приехал на юбилей бабушкиной фронтовой подруги (родители еще сильно недовольствовали, что мальчишка школьные занятия пропускает), где и остался, похоронив бабушку через восемь лет. С тех пор минуло достаточно лет, чтобы начать жизнь заново, с традиционной армянской предприимчивостью раскрутиться в бизнесе, организовать парочку коммерческих фирм и стать совладельцем и директором отнюдь не дешевого пансионата.
Узнал Васечка позже и другое. Что персонал, дабы не ломать язык на отчестве, называл между собой директора просто Гамлетом, что мужик он хоть и строгий, но добрый, и что армяне на базарах не стоят (по крайней мере, так утверждал сам Гамлет Карапетович).
– Я людей с улицы не беру, разве что сам их на этой улице найду, – сказал Васечке при первой встрече Тасунян. – Но за тебя Сергей Николаевич просил. Для меня просьба Сергея Николаевича – это просьба с большой буквы, так что считай, на работу принят. Это первое. Теперь слушай второе. Будешь у меня в помощниках. Не в охранниках-мордобитах – они у меня без тебя есть, хоть и не мастера по спорту, как ты, но тоже кулак приложить могут нормально, – Гамлет Карапетович критически оглядел Васю, – а именно в помощниках.
– В мальчиках на побегушках, что ли? – От этого взгляда Васечке стало обидно, впрочем, он вообще легко обижался, правда, обычно ненадолго.
– А ты думал сразу замом моим стать? – ухмыльнулся Тасунян.
– Да нет, я так… Просто…
– Просто только дураком быть. Да и то, если Бог совсем умом не наградил. – Ухмылка с лица Гамлета Карапетовича мигом соскользнула, и стал он очень серьезным. – Сергей Николаевич просил тебя делу научить. Научу. Но сколько ты науки осилить сможешь, только тебе решать. А пока, считай, ты в начальную школу пошел.
Первые три месяца жизни в пансионате (а поступил Бабыкин на работу в конце мая) показали, что помощник у Гамлета – это своего рода порученец. Поначалу поручения были по преимуществу мелкие, директор, похоже, приглядывался, да и Вася к обстановке приноравливался, а на втором месяце пошли посерьезнее и свелись они к одному, как объяснил начальник, важному моменту.
Дело в том, что в пансионате было два корпуса. Один – большой, трехэтажный, весьма комфортабельный, но рассчитанный на так называемых обычных клиентов. Другой тоже трехэтажный, но маленький, расположенный на противоположной части территории и предназначенный для клиентов особых. На третьем этаже здесь находились четыре «люкса», на втором – девять «полулюксов», а на первом – столовая с отдельной кухней, гостиная с баром, бильярдная и помещения для персонала. И поручения Тасуняна в основном сводились к обслуживанию клиентов именно элитного корпуса.
В определенной мере это действительно была пока работа мальчика на побегушках, однако довольно быстро Васечка понял: директор решил взяться за него всерьез, а потому и дал возможность осваивать науку сервиса сразу на птицах высокого полета. И Бабыкин старался, часов не считал, сил не жалел.
Через месяц с небольшим Гамлет Карапетович призвал Васю к себе в коттедж, где обитал круглый год, несмотря на квартиру в городе, и спросил:
– Живешь с родителями? Машины у тебя нет? Приезжаешь спозаранку? Уезжаешь поздно? А выходной у тебя только один. Тяжело, да?
Спросил, впрочем, то, что и сам прекрасно знал. Вася, однако, прибедняться не любил, а потому ответил:
– Я без претензий.
– Что без претензий – хорошо, – одобрил начальник. – И что стараешься – вижу. И так скажу: хочешь – живи в моем доме. На втором этаже комната пустая есть для гостей, ход туда отдельный, ни ты мне не мешаешь, ни я тебе не мешаю. Потому думай.
На раздумья у Васи ушли полторы минуты. Каждодневные поездки в город и обратно изматывали, жизнь с родителями не вдохновляла, а в пансионате нравилось – природа, воздух… Опять же комнату предложил директор отдельную.
Эта комната была хоть и небольшая, но уютная, с санузлом и душем, а самое главное – полностью изолированная от других помещений. Дверь из комнаты выходила в маленькую прихожую, а оттуда на первый этаж шла лестница в нечто, напоминающее предбанник с отдельным выходом на задворки дома – в сторону леса и берега реки. Такое автономное существование Васю вполне устраивало. Это с одной стороны.
А с другой стороны, его очень устраивала жена Гамлета Маша. Нет, совсем не в том смысле, о каком подумать можно, – ничего плотского он и в голове не держал. Пышнотелая, белокожая, с румяными щеками и толстой русой косой, изогнутой «баранкой» на затылке, Маша так и просилась на картину, изображающую деревенскую красавицу XIX века, однако же никак не вписывалась в Васины представления о женском идеале. По правде говоря, идеала у него вообще не было, с ним он как-то еще не определился, но точно мог сказать, что это не Маша. К тому же она была не только заметно старше, но в первую очередь – женой начальника и наставника, человека, впустившего Васю в свой дом, и тут уже срабатывали определенные моральные принципы.
Однако чисто по-человечески Маша Васе, что называется, на душу легла. Хоть и не сразу. Сразу несколько по иному вышло.
– А ты и вправду боксер? – спросила при первой встрече Маша и недоверчиво оглядела его с ног до головы.
