скачать книгу бесплатно
– Ты поаккуратней со словами, малой! – строго осёк его Гена. – Эти мордовороты простой народ грабят. Работяг грабят! Таких, как мы с тобой! Вот и приходится нам выживать как можем.
– Так ваше воровство порождает воровство! Потому и живём, как собаки! Потому что только и делаем, что друг друга надуть и обворовать пытаемся.
– Антоха, пойми, что не мы такие, а жизнь такая! – парировал Колян.
– Хватит! – закричал Нетёсов. – На всё одно оправдание у нас! Это жизнь! Хочешь жить – умей вертеться! Не мы такие, а жизнь такая! Они такие! Да как же вы не видите, что жизнь «такая», потому что мы «такие»? Просто оправдание собственной наглости, собственной алчности! Что такое «жизнь» в вашем понимании? «Жизнь» – это и есть мы! Какое у нас понимание жизни будет – такая жизнь и сложится. Соглашусь, что, может быть, рыба гниёт с головы и начинать нужно именно с верхов. Но что, если власть такая – потому что другой мы не заслуживаем? И вот эти вороватые, наглые, безголовые чиновники вышли из такого же вороватого, наглого и безголового народа. Ведь это не какие-то ужасные пришельцы нас захватили! Там сидят такие же люди, как мы с вами. Точно так же не упускают возможности отхватить кусок. Загребли кучу денег и теперь не знают, что с этими деньгами делать! Строят себе по пять коттеджей и покупают по десять яхт просто потому, что есть деньги и надо их хоть куда-то деть. Но не понимают, что они нищие. Нищие, как голодранцы на улице. Отличие чиновника от бомжа только в том, что у одного есть деньги, а у другого нет! Но головы, мысли, поступки – точно такие же нищие. Вся страна нищих! Медицина разграблена, но кто её грабит, кроме чиновников? Все те же начальники на местах, главврачи, взяточники! Кто детсады разграбил? Чиновники или заведующие, которые погрязли в коррупции и взятках? Школы! Голодные учителя со своими ртами заточенными. Всё жалуются, что учителям копейки платят, а потом эти же самые учителя на выборах вбросы делают за чиновников, которые продолжают их обворовывать! И всё ради чего? Чтоб себе машину купить, ведь хотят на «лексусе» разъезжать! В Таиланд на две недели с семьёй сгонять! Себе натяжные потолки сделать «как у людей»! А потом пройтись по разбитому вдребезги асфальту, в свою шаткую, покосившуюся больницу или школу или сесть на прогнившую от старости посудину «Плутон». Ведь мы все нищие от мала до велика. У нас нет понятий «добро – зло», но есть понятия «свой – чужой».
Нетёсов замолчал, в горле пересохло. На его крик пришли несколько мотористов и боцман. Всё это время они слушали его, и каждый глядел на него, как на сумасшедшего. Нетёсов проглотил вязкую слюну, в горле встал ком. Антон достал ещё одну сигарету и молча закурил.
– Антошка опять своих книг перечитал, теперь тут Геннадию с Пистолетом лекции взялся читать, – усмехнулся боцман.
– Геннадий с пистолетом! – загоготал моторист.
– Ты, Антоша, может, в чём-то прав по поводу этих чиновников, – сказал Гена. – Вот только не надо обычных людей с этими ворами сравнивать. Они, бесы, простых работяг грабят. Ты ещё пацан, не понимаешь, как жизнь устроена. Вон Колян уже женат и с ребёнком. У него взрослая жизнь, считай, началась. Он кое-что понимает. Ты тоже поймёшь, когда вырастешь и поумнеешь.
– Как я поумнею, Гена? – спросил Нетёсов. – С возрастом пойму, что нужно лгать и воровать? Тогда спасибо, я лучше останусь глупым ребёнком!
– Да, Антоха, не горячись. Послушай Гену, – сказал Колян. – Жизнь она такая сложная, так что не надо всех под одно грести.
Антон выдохнул горький дым, сплюнул резиновую слюну себе под ноги и оглядел душную курилку. Перед ним стояла стена непонимания. С каждого присутствующего лица на него смотрела пара ухмыляющихся глаз. Он сделал ещё одну нервную затяжку, после этого молча встал и в спешке выбежал из курилки на палубу.
– Антоха что-то сегодня не в духе, – сдержанно проговорил Колян.
– Антохе надо за базаром своим следить! – прорычал Гена. – Это мы его ещё знаем и прощаем, а в другом кругу за такое и по роже отхватить можно! Куда там святой нашёлся! Будто всё он лучше нас, стариков, знает! Сопляк чёртов!
– Дурачок наш Антошка, вот и все хитрости, – прохрипел боцман, покрутив пальцем у виска. – Меньше пусть своей галиматьи читает и больше на палубе работает.
Нетёсов бежал по скользкой палубе, минуя холодные металлические кнехты, трюмы и грузовые стрелы. Поднявшись по трапу на бак судна, он спрятался за брашпиль, чтоб его не было видно с мостика. Какое-то время он сидел неподвижно, наслаждаясь холодным воздухом на разгорячённом лице. Потом снова закурил, встал и подошёл к самому носу судна и через центральный клюз наблюдал, как металлический корпус судна разрезает тёмную воду ледяного Охотского моря. Тут, наслаждаясь одиночеством, Нетёсов просидел около часа. Палубная команда давно отправилась дальше счищать снег с палубы судна, но Нетёсова никто даже не старался позвать помогать. Никто из матросов не хотел его сейчас видеть.
* * *
Шум главного двигателя, словно урчание кошки, успокаивал нервы. Тихо и размеренно одинокое судно брело по спокойному морю. Лишь редкие мелкие волны ударялись о борт «Плутона», заставляя воду пениться и шипеть, будто кобра, услышавшая звуки флейты. На поверхности тёмной воды, точно огромный уличный фонарь, сияла полная луна. Каждую мелкую и колючую звёздочку можно было разглядеть у себя под ногами. Так что терялось ощущение тяги земли: и вот уже «Плутон» не слоняется по ледяному Охотскому морю, а взмыл в небеса и дальше, в космос, на пути разрезая напополам уставшие за день, спящие облака. Нетёсов поднёс ко рту тлевший на конце сигареты уголёк. Тот был точно солнце, неожиданно ставшее таким несоизмеримо маленьким, ведь теперь здесь правила ночь. Антон поднял глаза вверх и увидел над собой море. Такое же огромное, таинственное и пугающее. И облака, точно гигантские льдины, безучастно проплывающие мимо. Нужно только дождаться утра, и на них, если хорошо приглядеться, обязательно можно разглядеть морских котиков. Море над головой раскинулось куполом, уходившим куда-то далеко-далеко, на многие мили во все возможные стороны розы ветров. И где-то там, куда не мог пробраться взгляд маленького человека, море над головой наконец-то встречало небо под ногами.
Нетёсов докурил вторую сигарету подряд. Маленький уголёк вылетел из его пальцев и, пролетев несколько метров над морем, навсегда потух где-то в тёмной пучине. Свет, сопровождаемый пьяными криками, пробивался из иллюминаторов в надстройке. Почти весь рядовой состав собрался в каюте одного из мотористов. Они ели сушёную рыбу, украденную из трюма, и пили дешёвую водку.
– Пистолет, сука, опять нажрался как свинья! – звенел возглас электромеханика.
С трудом пережёвывая слова, что-то кому-то доказывал боцман. Доносился рычащий крик Гены.
Антон совсем замёрз на холодном северном воздухе, лицо покрылось коркой, пальцы сводило. Он добрёл до надстройки и тут же погрузился в обжигающе-горячий воздух. Нетёсов старался незаметно, словно мышь, проскочить мимо шумной каюты, однако ему так и не удалось не поймать на себя пьяных взглядов членов экипажа.
– Антошка, ты чего там мёрз? – закричал пьяный боцман. – Вон у тебя вся рожа красная как помидор! Заходи к нам, выпьем.
– Спасибо, Альбертыч, я спать хотел лечь, – пытался отмахнуться Нетёсов.
– Какой спать, матрос?! – закричал тот ещё громче. – У нас перегруз через пару часов начнётся. Спать он собрался!..
– Заходи, Антошка! – зарычал Гена. – Мы тут Захарыча поминаем!
– Кого? – недоумевающе промямлил боцман. – А, ну да! Захарыча поминаем. Зайди, выпьем.
Антон ещё попытался отвертеться, но под возгласы: «Ты чё, Захарыча не уважаешь?!» всё же согласился выпить рюмку.
Перегруз начался спустя четыре часа. «Плутон» встал на якорь недалеко от покрытой снегом земли Камчатского полуострова. Вдалеке маячили редкие огоньки какой-то рыбообрабатывающей базы. Судно залил свет прожекторов с мостика и судовых устройств. Из надстройки стали появляться члены экипажа с кружками горячего кофе в руках. Боцман занял место в кабине грузового устройства, стёкла которой в ту же секунду запотели из-за перегара. Матросы стали цеплять гаки за крышку трюма. Гена с Коляном были мертвецки пьяны. Руки не слушались, ноги подкашивались, вместо слов изо рта вылетали снежные хлопья бессвязных звуков, больше походивших на коровье мычание.
– Гена, твою мать, ты со своим Пистолетом хоть что-нибудь правильно сделать можешь?! – гремел боцман, вытирая запотевшие стёкла кабины. – Опять нажрались как скотины! – кричал он, видимо, забыв, что ещё пятнадцать минут назад они отдыхали в одной компании.
Гена буркнул что-то в ответ, но, наверное, он и сам бы не разобрал, что именно собирался сказать.
– С кем же меня отправили работать… – с печалью в голосе процедил боцман, сплюнул резиновые слюни себе под ноги. – Вот пьяниц, как вы, терпеть ненавижу!
К борту судна пришвартовали плашкоут, донельзя забитый замороженной рыбой. Палубной команде наконец-то удалось сдвинуть крышку трюма, и бледный лунный свет, тонувший в судовых прожекторах, озарил маленький деревянный ящик, прячущийся под бэгами, частично покрытыми инеем. Экипаж столпился возле трюма, будто в театре, следя за недвижимым гробиком. Они смотрели, как будто не моргая и стараясь не дышать, точно дикие звери на своего павшего сородича. Раздался судовой звонок, отдающий команду экипажу спуститься в трюм и начать погрузку судна.
Спустя пару часов работы трюм частично заполнился брикетами с замороженной рыбой. Моряки вдыхали морозный воздух рефрижераторного устройства. «Майна! Вира!» – гремел крик рефмашиниста, подменявшего старпома на посту тальмана. Со временем моряки и вовсе потеряли интерес к замороженному телу Захарыча и больше не бросали в его сторону осторожные, пугливые взгляды.
Покрытые инеем ресницы прикрывали уставшие, скучавшие по сну глаза моряков. Красные лица устремились к небу, где океан звёзд закрыла собой грузовая стрела, опускавшая в трюм очередную партию рыбы. Волна ударила в борт, судно качнуло, пьяный боцман от неожиданности налетел на рычаг, грузовая стрела устремилась вниз. Паника охватила моряков, на которых сверху полетели брикеты с замороженной рыбой.
– Бойся! – завопил прокуренный голос боцмана.
Члены экипажа разбежались в стороны, и только несчастный Колян не мог понять, куда ему бежать, а потому просто упал на палубу и закрыл голову руками, будто это могло спасти его в случае, если двадцатикилограммовый брикет упадёт на него сверху.
– Прячься, придурок!
– Пистолет, помрёшь же, дурак!
Крики моряков эхом разлетались по трюму. Колян нашёл в себе силы подняться и бежать на голоса коллег, но поскользнулся на инее и на всей скорости влетел в одинокий гроб старшего помощника Захарыча. Колян рухнул на него всем телом, послышался хруст сломанной доски.
– Пистолет, живой? Пьяница несчастная! – ругался из своей будки боцман. – Аккуратней надо быть!
Колян распластался на ящике с Захарычем и стонал от боли.
– Побойся Бога, Колян! Захарыча разбудишь, – тихо сказал электромеханик.
Команда разобрала остававшиеся брикеты с рыбой. Плашкоут отшвартовали, следующая партия должна была подойти через двадцать минут. Моряки разошлись по углам полузаполненного трюма. Нетёсов смотрел на равнодушную луну в просвете. Из окна грузовой кабины в ночной воздух выбивался сигаретный дым из лёгких боцмана. Раздавался хрипящий кашель. Кто-то из членов экипажа курил прямо в трюме, где и так было тяжело дышать из-за хладагента.
– Пистолет, походу, Захарычу гроб сломал, – сказал электромеханик Толик. – Слышали, доска хрустнула?
Гена с мотористами стянул бэги с ящика. Две досочки действительно сломались при падении Коляна. Простыня в районе лица старпома свисала, оголяя серую безжизненную гримасу. Нетёсов посмотрел на ящик, где покоился Захарыч, и только сейчас, в лучах лунного света, заметил, что большие голубые глаза старшего помощника по-прежнему открыты.
– Захарыч смотрит. – В воцарившейся тишине могло показаться, что Антон сошёл с ума.
– Чего? – прохрипел Гена.
– У Захарыча глаза по-прежнему открыты, – тихо проговорил Нетёсов.
Экипаж переводил взгляд то на гроб Захарыча, то на Антона.
– Даже сейчас продолжает следить, чтоб мы работали. – Улыбка выступила на лице Коляна, но, заметив, что больше никто не смеётся, он тут же поспешил спрятать её подальше.
– Как будто его гробницу тут расхищать пришли! Да, Антоха? – сказал Толик.
– А может, это и есть гробница? – ответил тот. – А мы тут соседствуем с Захарычем.
– Только не начинай опять, мужик, – уставшим голосом промямлил Колян. – Это у Антохи из-за четырёх месяцев в море крышак немного поехал. Тебе бы в отпуск, может?
Нетёсов замолчал.
– Так почему мы-то соседствуем? – спросил Гена. – Мы вроде как пока ещё живы. А вот у Захарыча дела похуже.
И снова тишина. В прямоугольном просвете трюма ветер гонял по небу спящие облака. Звёзды, будто нарисованные на небе вокруг белой луны, блистали над «Плутоном», точно огоньки на кончиках сигарет в руках моряков. А люди здесь, внизу, всматривались в просвет, будто хотели разглядеть в ночном небе кого-то, кто точно так же пристально рассматривает их где-то там.
– Антоха дело говорит, – высказался Толик. – Тут своё отмотаешь, потом домой возвращаешься, как будто с того света. А все вокруг тебя так и живут своими жизнями, просто ты из неё выпал.
– Как Захарыч из нашей выпал, – буркнул Колян.
– А чё, сильно что-то поменялось за сегодняшний день? – продолжал Толик. – Вчера вечером был старпом, сегодня его нет. Работаем дальше, по расписанию. Даже в компании ничего не поменяли, рейс продолжается.
– А может, мы и не живём вовсе? – сказал Нетёсов. – Вот поэтому для нас жизнь от смерти особо и не отличается. Упал бы на Коляна брикет с рыбой – завтра загружались бы без Коляна.
Колян молча осматривал трюм стеклянными глазами. Нетёсов продолжал:
– Появились на свет и не знаем, что теперь с этим делать. Смотрим, что все вокруг в таком же недоумении. Потом люди начинают просто зарабатывать деньги, чтобы продлить эту бессмысленную карусель жизни ещё на один денёк, вот и мы берёмся за это дело. Так проживаем день за днём, потом что-то случается, мы умираем и выходим из игры. Нас всем жалко до поры до времени, но завтра всё забывается, и снова надо продолжать свою карусель.
В оледеневшем трюме «Плутона» повисла такая же печальная и холодная тишина. Моряки не смеялись над словами Нетёсова, как это бывало ранее. Почему-то сейчас любые шутки застревали в горле першащим комом. Кто-то смотрел себе под ноги, думая о чём-то своём, кто-то, наоборот, поднял глаза к небу, хладнокровно смотрящему вниз, через просвет трюма, на таких мелких и глупых людишек, застрявших посреди моря на этом нелепом железном острове. Нетёсов смотрел в голубые, будто лёд на переборках трюма, глаза старпома. Они будто смеялись над живыми своим равнодушием. Будто кричали оставшимся морякам: «Ждите, глупцы! Ждите и бойтесь меня! Прячьтесь от меня за своими важными делами. Придумайте их ещё больше, получайте за них ещё больше бумаги, которой придаёте так много ценности. Вы лишь смешите меня своими играми, где победитель пересекает финишную черту одновременно с проигравшими. Но что важней всего? Главное – усложнить путь до финала как можно большему количеству участников. Лгите, мухлюйте, подставляйте подножки остальным, но не забывайте спотыкаться сами, иначе какой смысл в этой гонке? Ведь вам и за отведённый век жизни так и не придумать, чем себя занять, чтоб раньше времени не умереть от скуки. И вы знаете, что каждый день врёте самим себе о собственной важности. А ваша жизнь, а ваши ценности, а ваши срочные дела не более чем попытка оправдать хоть как-то своё рождение. Не более, чем бегство от меня, ибо Я – сама Смерть. Ждите, глупцы! Ждите и бойтесь меня!»
– Антошка, – нарушил тишину уже порядком протрезвевший в морозном трюме Гена, – ты книгу свою дочитал?
– Почти дочитал, а что?
– Так интересно же, кто «герой нашего времени»?
– Именно нашего? – улыбнулся Нетёсов.
– Ну конечно!
Антон оглядел красные от синего мороза лица моряков и сказал:
– Наверное, в чём-то правы были те чиновники и предприниматели с фестиваля, о котором говорил Колян. Ведь они действительно «герои».
Колян поднял глаза на Нетёсова.
– Они герои нашего времени, – продолжал Антон, – те, кто думают о том, как и где сэкономить на людях. «Герои» – предприниматели, чей жизненный путь – это беговая дорожка с привязанной на ниточке купюрой перед лицом. Важно открыть больше бизнесов в тех сферах, которые совсем не интересны. Ведь интересны только деньги. Боже, как же скучно. А скучному времени – скучные герои. И тут появляются «герои» – чиновники, этим повезло меньше всего в жизни. Ведь на них лежит проклятие делать деньги из ничего. Проклятие бомжей, нашедших сундук с золотом. Первая мысль – накупить как можно больше дорогих штуковин, чтоб за бриллиантовой маской никто не разглядел на их лицах подвальной грязи. Жаль, что от нищеты в головах не поможет даже самый дорогой шампунь стоимостью всех денег планеты. «Герой» владелец нашей судоходной компании, который рискует нашими жизнями на почти затонувшем судне. Он «герой», отправляющий в плаванье мертвеца, чтоб не срывать планы заработка. Но не стоит расстраиваться, ведь мы тоже «герои»! «Герои», готовые рискнуть быть съеденными ледяными водами «Плутона» ради лишней копейки в кармане. Герой нашего времени – собирательный образ общества. А вечно голодные земляне бесконечно ненавидят и бесконечно обожают тех, кто умудряется наживаться на их собственном горе. Потому что в душе мы все те самые нищие чиновники, предприниматели и владельцы судоходных компаний, просто им повезло больше, чем нам. Мы все – герои-нигилисты, отметающие все устои, которые не приносят лишнего рубля в карманы.
Спустя несколько минут к «Плутону» пришвартовали очередной плашкоут, гружённый замороженной рыбой. Погрузка продолжилась в обычном режиме. Моряки больше не перекидывались словами и шутками друг с другом. Только усталость и безнадёжность рисовались на их измученных лицах. Кладя брикет за брикетом, они наконец добрались до единственного не забитого угла в трюме, где оставалось замороженное тело Захарыча. Но спустя совсем немного времени и его несчастный ящик был похоронен под грудой замороженной рыбы.
Через час плашкоут отшвартовали, судно снималось с якоря. Они прощались с заснеженной Камчаткой и отправлялись на юг, к острову Сахалин. Усталые моряки разбредались по своим каютам, падая без сил на тёплые шконяры. «Плутон» отправлялся дальше в путь, оставляя за собой лишь морскую пену, точно следы зверя, на тёмной воде Охотского моря.
Птицы падают с небес на землю
Спать было совершенно невозможно. Я чувствовал, как по комнате гуляет холодный ветер, точно я спал на улице. Глаза смотрели в тёмный потолок, потихоньку привыкая к отсутствию света. Бессонница взяла своё, и я поднялся с постели (если так можно назвать старый матрас, лежащий на холодном полу). Кошка Сесси тихо урчала на уголке матраса. Она открыла свой единственный уцелевший зелёный глаз и уставилась им на меня. Сесси была маленького размера, тем не менее каким-то образом умудрялась занимать большую часть постели, по крайней мере, именно так казалось ночью. Вся Сесси от хвоста до ушей была покрыта смолисто-чёрной шерстью, будто она изо всех сил старалась полностью раствориться и стать частью этой бессонной ночи. Свой мокрый розовый нос она прикрыла когтистой лапой и продолжала упорно играть со мной в «гляделки». Так мы просидели минуты две-три, затем она наконец-то сдалась, закрыла свой глаз и как будто снова погрузилась в глубокий сон.
Я побрёл к противоположному концу комнаты, там лежали мои вещи. Пол был настолько холодным, что мне казалось, это и не пол вовсе, а заледеневшее озеро или что-то в этом роде. Каждый раз, когда я наступал ребром стопы на холодный пол, раздавался оглушающей силы скрип старинных досок. В этой давящей тишине скрип в секунду разнёсся по квартире, как торнадо, разрушающее всё на своём пути. Клянусь, в тот момент не мог поверить, что до сих пор умудрился не разбудить соседей, живущих на пару этажей выше. Путь в три шага показался мне путешествием на край земли. И вот свершилось, в моих руках была домашняя одежда. Теперь марш-бросок до окна. Повернул голову в сторону матраса – опять за мной следит этот зелёный глаз, словно взгляд надзирателя.
